|
Сегодня 10 сентября 2025 г.
|
Свободен лишь тот, кто владеет собой (Фридрих Шиллер)
Книгосфера
27.06.2011 «1Q84» вышел на русскомРоман Харуки Мураками «1Q84» («Тысяча невестьсот восемьдесят четыре») впервые выходит на русском языке...  Роман Харуки Мураками «1Q84» («Тысяча невестьсот восемьдесят четыре») впервые выходит на русском языке в издательстве «Эксмо».
Несмотря на свою всемирную известность Мураками долгое время не пользовался столь же масштабным признанием в родной стране — японцы считали его слишком уж нетрадиционным и европейским. Но с появлением этого романа перед талантом писателя склонили головы даже самые придирчивые соотечественники — книга была буквально сметена с прилавков книжных магазинов, молниеносно завоевав статус бестселлера года; за полгода продаж в Стране восходящего солнца разошлось более 3,23 млн. экземпляров двухтомника «1Q84». Впервые с 1990 года такого внимания удостоилось художественное произведение — недоверчивые японцы предпочитают документальную литературу любой другой. Букмекеры и критики уверены, что в ближайшие годы «1Q84» принесет своему создателю Нобелевскую премию по литературе.
Заголовок романа отсылает читателя к написанной более полувека назад знаменитой антиутопии Оруэлла, предупреждающей об угрозе тоталитаризма. По мнению Мураками, сегодня на смену марксизму и тоталитаризму приходят фундаментализм и сектанство. И еще неизвестно, что хуже. В условиях нарастающего глобального хаоса люди оказываются лишенными опоры, а в таком состоянии очень легко оступиться и всем человечеством загреметь совсем в другую реальность...
На фоне рассуждений о химерах социальной эволюции Мураками со свойственной ему оригинальностью и размахом поднимает такие вечные темы, как вера и религия, любовь и секс, свобода и потеря себя.
В основу повествования легли истории двух главных героев, существующих в параллельных реальностях: Токио 1984-го, в котором живет преподаватель математики и начинающий писатель Тенго, и Токио непонятно какого года, в который однажды случайно попадает его возлюбленная Аомамэ. Психологи давно твердят, что мужчина и женщина живут в разных мирах. У Мураками это происходит буквально.
В новой реальности Аомамэ предстоит радикально сменить профессию с фитнес-инструктора на киллера. А Тэнго неожиданно присвоит себе дебютную повесть странноватой студентки Фукаэри, страдающей от дислексии и живущей в мире собственных фантазий. Ну, а главную загадку и точку пересечения всех сюжетных линий романа следует искать в стенах секретной организации, скрывающей под личиной хипповской коммуны жесткую тоталитарную секту, которая пытается установить контроль над психикой людей. Ключом к тайнам этой секты окажется не что иное, как та самая повесть Фукаэри...
Сюжет как обычно лихо закрученный и многослойный настолько, что можно впасть в транс. Автор создал поражающий своим масштабом триллер, пропитанный атмосферой психоделического магреализма. Эффект от прочтения может быть непредсказуем — созданный Мураками мир имеет привычку выплескиваться за пределы книжных страниц.
Читайте в этом же разделе: 27.06.2011 Полякова велит уходить 18.06.2011 Воронеж по Мандельштаму 08.06.2011 Черно-белая сказка о черном блюзе 07.06.2011 Гармаш-Роффе справила лазурный юбилей 06.06.2011 Вестерфельд спасет мир
К списку
Комментарии Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
|
|