Приспособляясь, люди хотят сохранить себя и в то же время теряют себя
(Михаил Пришвин)
«Прости за почерг...» (ikki)
Ничё нипонил ((( может, потомушта мне знака не было? ikki
Признак эпохи: покидая этот мир, мы оставляем после себя все меньше бумаги — провожать ушедших теперь принято виртуальными свечками в цифровых комментах. На интернет-страничках, о существовании которых лет через десять мало кто и вспомнит. На сайтах, существование которых зависит от наличия электричества в розетке, питающей сервер, и настроения владельцев. Что, увы, лишь усиливает ощущение бренности мира и нашего в нем существования.
О Саше Мудрике, известно, в общем, не так уж много. Родился 17 февраля 1975 года. Жил в Медногорске (Оренбургская область). Руководил бюро экономического планирования. Сочинял славные стихи, замечательные экспромты, мастерские пародии и виртуозные оборотки — смешные и грустные. В совершенстве владел олбанским. Публиковался на старом Решете, на Решетории, на поэтическом форуме «RC-MIR.com» и, наверное, где-то еще. В Сети известен в основном как ikki и hm. Ушел незаметно — 26 апреля 2016-го. Фото не обнаружено.
Здесь мы попытались собрать то, что осталось из его стихов. Даты под каждым из них являются датами опубликования на сайте-источнике. Коллекция далеко не полная, поэтому если у кого-нибудь из зашедших в этот раздел есть что добавить, будем рады.
в моей семье народу куча — три таракана, мухи, мышь. народ немножко зло*бучий, но, в основном, всё гладь да тишь. и всё б отлично, но в кошмарах я извожусь и в прах и в пух — что мухи съели тараканов, а мышь потом сожрала мух. я вызываю неотложку, включаю свет везде и жду. и тараканам сыплю крошки а мышке свежий сыр кладу. и вот, загнавши страх в ломбарде, сижу, курю — ласкает слух сильней, чем музыка вивальди, настырное жужжанье мух.
Я напишу тебе письмо, слегка горчащее обидой, а впрочем, я обид не выдам, но ты увидишь все равно, как сковывает землю лед, хрустящий и не очень чистый, и в прописях избитых истин стоит пометка «идиот». И ты почувствуешь все тот же сладковатый запах серы, которым, бают староверы, укутан город Эсгарот. Да и у нас его полно, в забытых наших палестинах, и голуби несут на крыльях его в открытое окно. А за окном темнеет день, и по привычке входит в ступор. День на событья очень скуп был, и ночью — тоже та же хрень. И жалит скорпион-тоска, как убивает Скарпью Тоска, и, убедительно и просто заходит в душу пустота. И старой-старой сукой месть скулит о выкупах и платах, шагами меряя палату, мою палату номер шесть. Опять я пялюсь в монитор, выискивая в нем кого-то, пока унылая суббота пересекает мой забор, оставив крошки на столе и лужицы обид в прихожей, слегка краснеющие кожей скелетики идей-калек, мечты, засевшие в углу в обнимку на моем диване... Я напишу, но не отправлю тебе письмо. Ну не смогу.
22.03.2008
Sarah. ПИСЬМО В
Эх, была- ни была ;)
«В нашем городе дождь, мон ами. Небо тускло, как плащ сарацина, на подходе запасы глицина, и, наверное, прав Соломон: все проходит. Тогда отчего мелкий зверь, что во мне поселился, этой ночью метался и бился, и скулил непонятно о ком? Я хотела его приручить, подарить на твои именины, но боюсь, что и присно, и ныне, ты не справишься с этим зверьем. Вечереет. Большая луна смотрит в окна невидящим глазом, и обрывки несказанной фразы повторяют дыханье мое. Я могла бы ее написать и отправить постскриптума вместо...
В нашем городе дождь, мон ами. Остальное — неинтересно».
Я напишу тебе письмо, что пахнет медом и тоскою почти нездешнею такою, что плакать хочется, ИМХО. Горчит ледок спокойных фраз невысказанной нежной страстью, весенней пьяною напастью... и пыл мой вовсе не угас, я не забыл тебя, красотка! Но такова моя судьба — давить по капельке раба, прыщом вскочившим. Сумасбродка! Твой терпкий запах отдает почти что сернистым, уверен, сам Дон Гуан до смерти верен одной тебе. Я идиот! Зачем на поиски руна златого бросился? Химерой баранья шкура станет. Серый закат стемнеет дыбой сна, выкручивая мне суставы, а сожаленье (мой палач) садистски кожу трет «наждач-кой» обвинений... Пустота... в палате номер шесть зависла вонючим смогом сигарет. И день почти что равен «нет». А в строчках не имеет смысла искать, словами не помочь смягчить убийственную ночь — «оставь надежду...» — крыса сгрызла рожденный только что послед... навязчиво изгиб шнура напомнит твой изгиб бедра, белье, небрежно на столе забыто, совершенство тела... и магнетическую связь, животную рождая страсть... О, как ты истово хотела!.. Хотел забыть бы, память зла — создал же Бог такое чудо, хочу и маюсь, гадом буду! И вижу в зеркале осла...
22.03.2008
Sentyabrina. Я НАПИШУ ТЕБЕ ПИСЬМО...
Спасибо hm, Мау и Sarah за вдохновение...
Я напишу тебе письмо... А ты... ты вправе не ответить...
Опять весна на белом свете пленит стыдливостью мимоз.
Весна с грустинкой на губах. Всего лишь март... Снега по пояс...
А я... я твой забыла голос, и убежал песок в часах.
Я напишу тебе письмо о том, что жду и дни считаю...
В тебя корнями прорастаю, перечеркнув, что было до,
до этой девственной весны... Сыграв с судьбою в чет и нечет,
я буду рада, если встречу нам уготовит серп Луны...
Добра растущая Луна. И снам ее я верю свято.
От глаз твоих с оттенком мяты пьянею, не испив вина...
Ах, да... о снах... Мне снишься ты... И рана снова кровоточит...
Мечтаю под покровом ночи, и льются чувства на листы...
Я напишу тебе письмо, что жизнь, как пустоцвет, бесплодна...
А я, как прежде, старомодна, люблю с ванилью эскимо.
Неровным ритмом полуфраз, прелюдией полупризнаний
не воскрешу воспоминаний... Слезою, хлынувшей из глаз,
оставлю скорбное пятно под тихий траур Альбинони...
Жизнь — всполох, слепок на ладони... Я верю — все предрешено!
Неровной ниткою судьбы нас разбросало не случайно...
Мы пьем до дна Эль-Риша тайну под небосводом голубым.
Я напишу еще про то, что день и ночь молила Бога...
Пусть будет легкою дорога... твоя, и счастье, как итог!
Я напишу... хотя, как знать, быть может, безнадежно поздно...
Уже весна, но так морозно... И я забыла, как летать...
Как мало нот. Их семь всего, но плачет Солвейг на рассвете...
Я напишу тебе письмо... А ты... ты вправе не ответить...
Помню, помню дядю Арли С голубым сачком из марли: Образ долговяз и худ, На носу сверчок зеленый, Взгляд печально-отрешенный – Словно знак определенный, Что ему ботинки жмут. Э. Лир
понимаешь... когда все плохо, когда душу из темноты, извививаясь, щекочут лохмы опротивевшей суеты, когда смотришь предельно тупо в оквадраченное вчера и на вечер похоже утро (вот такие здесь вечера), когда слякоть начала марта словно вытекла из ноября и со страхом встречаешь завтра, понимая, что тоже — «зря», когда призрачный свет просвета если виден, то лишь едва, когда пофиг, что скоро лето и когда каждый год — за два, когда копишь в себе проблемы, не решаясь их разрешить (понимаешь, не то чтоб лень, но... я ведь знаю — получишь пшик), когда пьешь из стакана накипь, успокаивая аппетит, потому что звонили с банка и просили вернуть кредит, когда нет для опоры кисти (а не то чтоб, сказать, плеча), когда очень охота выпить, но на выбор — кефир и чай, когда крепко зажмурив глазья (не влезают в размер «глаза»:), ты мечтаешь все кончить разом, хоть и знаешь, что — нет, нельзя, и спросонок идешь по цеху на работу — опять «за страх», и мечтаешь закончить «веху», а выходит привычный «вах!», когда горечь во рту привычна, когда тушишь подушкой свет, усмехаясь: «вот только с личным... только с личным — сплошной привет», когда бродишь по сайтам, сидя, ногу на ногу положив, понимаешь, что ты обидел этот мир, потому что жив...
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут —
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно…
Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак — старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.