|
Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара (Михаил Лермонтов)
Мейнстрим
22.05.2010 На костер к Чуковскому23 мая начнется майский этап IV Московского фестиваля детской литературы имени Корнея Чуковского... В воскресный полдень 23 мая начнется майский этап IV Московского фестиваля детской литературы имени Корнея Чуковского, проводимого при поддержке Правительства Москвы, сообщил пресс-секретарь Союза писателей Москвы Александр Герасимов.
Одним из главных мероприятий фестиваля, уточнил он, станет традиционный костер «Здравствуй, Лето!», который, как обычно, будет торжественно разожжен на территории мемориального дома-музея К. И. Чуковского на улице Серафимовича в подмосковном Переделкино. Все желающие попасть на праздник и окунуться в атмосферу детства должны принести с собой еловые или сосновые шишки, которые будут являться пригласительными билетами. «Между прочим, — рассказал Александр Герасимов, — разжигать костры на лужайке у своей литфондовской дачи в начале и в конце каждого лета Корней Иванович начал сам ровно 55 лет назад, в 1955 году. Так что нынешний костёр — особый, юбилейный! “На костры” к Чуковскому с удовольствием ходили дети из Переделкино и ближайших поселков, к ним нередко приезжали специальные гости из столицы — именитые друзья Чуковского. Эта добрая традиция возродилась в конце прошлого века силами энтузиастов из дома-музея Чуковского, а с 2007 года, благодаря Союзу писателей Москвы, костры были введены в обязательную часть Фестиваля детской литературы».
В воскресном литературно-музыкальном представлении примут участие самые известные современные детские писатели, лауреаты премии имени Чуковского и других престижных наград в области детской литературы включая Эдуарда Успенского, Григория Гладкова, Марину Бородицкую, Юрия Кушака, Андрея Усачева, Александра Тимофеевского, Петра Синявского, Станислава Востокова, Михаила Грозовского.
Председатель оргкомитета Фестиваля детской литературы имени Корнея Чуковского Сергей Белорусец обещает гостям театрализованное представление с участием Мойдодыра, Мухи-Цокотухи, Тяни-Толкая и многих других героев произведений патриарха отечественной детской литературы, а также веселые стихи, пение под гитару и литературные викторины с обязательными призами. «После торжественного зажжения огня все — взрослые и дети, писатели и юные читатели со своими родителями — возьмутся за руки и станут водить большой хоровод, — рассказал он. — Имейте в виду: ближайшее воскресенье — лучший день для знакомства и дружеского общения с писателями, пишущими для детей и подростков; все авторы будут готовы общаться и отвечать даже на самые каверзные вопросы юных почемучек, а также дать автографы и фотографироваться на память».
Сергей Белорусец также отметил, что праздник посетят ученики московских школ и гимназий во главе со своими учителями, приглашены также члены детских столичных литературных объединений, многодетные семьи и активные посетители детских библиотек.
Читайте в этом же разделе: 22.05.2010 В РНБ гостит рыцарь 22.05.2010 Петербург наводит мосты 21.05.2010 На «Аэлите» нарисовали читателя 21.05.2010 В Петербурге отмечают юбилей Бродского 21.05.2010 «Потерянный Букер» испытывает «Проблемы»
К списку
Комментарии Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
|
|