|

Ни одно гениальное произведение никогда не основывалось на ненависти или презрении (Альбер Камю)
Книгосфера
05.10.2010 Рубина впала в синдромДина Рубина выпустила в издательстве «Эксмо» свой новый роман... Писательница Дина Рубина выпустила свой новый роман — «Синдром Петрушки».
Для этой генетической аномалии, известной также как синдром Ангельмана, характерны задержка психического развития, нарушения сна, припадки, хаотические движения, частый смех или улыбки, ходьба на негнущихся ногах, из-за которой страдающие данным отклонением дети напоминают марионеток. «В нашем культурном сознании сложилось как бы два лица куклы: одно манит в уютный мир детства, другое ассоциируется с псевдожизнью, мертвым движением, смертью, притворяющейся жизнью, — пишет литературовед, культуролог и семиотик М. Ю. Лотман. — Первое глядится в мир фольклора, сказки, примитива, второе напоминает о машинной цивилизации, отчуждении, двойничестве».
Дина Рубина убеждена, что ее книги можно только читать (не ставить), и это чистая правда. Не пригвожденные конечными, кем-то другим воссозданными образами, ее истории всегда оставляют место для погружения в сумрачное и прекрасное пространство коллективного бессознательного. Понимание сути этих произведений приходит как будто на грани сна и яви. Головокружительная многослойность и доходящая до гипноза метафоричность романов Рубиной затягивают читателя в такие глубины, пребывание в которых может изменить его восприятие мира раз и навсегда.
Новый роман положен на причудливый жанровый ландшафт, совмещающий готический роман, психологическую драму и семейный детектив. Пестрый калейдоскоп трагикомических образов, нарисованных с огромной любовью и состраданием, искусно подсвечивает историю нескольких львовских семей, в которых выросли главные герои книги: молчаливый долговязый Петруша, грузный добродушный Боба, хрупкая неспокойная Лиза... Роковая наследственность, высшая любовь, истинная дружба — в книге найдется все. Центральным же исследованием «Синдрома Петрушки» стала неисчерпаемая, почти мистическая тема взаимоотношений человека и куклы. Кукла как человек и человек как кукла в руках Творца — излюбленное сравнение поэтов всех времен получило новую жизнь в виртуозном обрамлении живописного письма Рубиной. «Этот роман должен стать завершающим в трилогии, как бы насаженной на шампур сквозной идеи: двоящаяся реальность. В “Почерке Леонардо” она двоится в зеркалах, в “Белой голубке Кордовы” — между искусством подделки и просто искусством. В новом романе — между куклой и человеком», — отметила писательница в одном из интервью.
Кукла сопровождает человека с глубокой древности. Именно у куклы просила совета в трудную минуту сказочная Василиса Прекрасная, именно кукла в народном балагане позволяла себе потешаться над сильными мира сего и опрокидывать любые табу. Кукла может вызывать отторжение, страх, любовь, но никогда — равнодушие. Потому что она есть отражение нас самих, позволяющее взглянуть на себя со стороны. Главное, не забывать об этой тонкой грани. Потому что гармония отношений куклы и человека сохраняется лишь до тех пор, пока кукла остается куклой, когда же в ней просыпается человек, происходит трагедия.
Так случилось и с героями «Синдрома Петрушки». Несчастливый в реальной жизни, замкнутый и безнадежно влюбленный в страдающую редким заболеванием Лизу, гениальный кукольник Петр оказался самым счастливым повелителем самой прекрасной на свете империи — империи кукол. Настоящую жизнь, любовь и счастье он обрел в своем бродячем картонном раю с акварельными облаками. Благодаря искусной руке мастера жизнь в его куклах бьет ключом. Их наполняет душа. Этот причудливый танец, высекающий искры чистого творчества, завораживает своей красотой. Искушение сказкой становится так велико, что потасканная реальность начинает сдавать свои позиции и уже невозможно определить, кто кем управляет, кто оригинал, а кто — всего лишь копия, кто живет, а кто симулирует жизнь.
Читайте в этом же разделе: 05.10.2010 Радзинский снимает Маску 16.09.2010 Соловьев ответил на 1001 вопрос 03.09.2010 Панов усовершенствовал Хаос 25.08.2010 Муравьева растит «Барышню» 23.08.2010 Каменская вышла с пенсии
К списку
Комментарии
| 08.10.2010 18:08 | atonilin Слышала, что 15 октября в шесть вечера Рубина будет выступать в Новом книжном на Сухаревской. Обязательно пойду за автографом! | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
I
Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион "Аккадемиа" вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
II
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
III
Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.
IV
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
V
Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.
VI
Рождество без снега, шаров и ели,
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне - ее одну.
VII
Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.
VIII
Гондолу бьет о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
IX
Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
молот в серпе, - и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.
X
Тело в плаще обживает сферы,
где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре и гоек,
и города, где стопа следа
XI
не оставляет - как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю -
не оставляет следов глубоких
на площадях, как "прощай" широких,
в улицах узких, как звук "люблю".
XII
Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
с поясом времени вместо рва.
XIII
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
ноготь, смотрит, объят покоем,
в то "никуда", задержаться в коем
мысли можно, зрачку - нельзя.
XIV
Там, за нигде, за его пределом
- черным, бесцветным, возможно, белым -
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
даже тогда, когда света нет.
1973
|
|