Страшно выговорить, но люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать
(Анна Ахматова)
Книгосфера
22.08.2008
Во Франции началась книжная осень
Книжный ассортимент осеннего сезона 2008 года во Франции, включающий в себя 676 новинок, несколько уступает поступлениям предыдущих лет…
Книжный ассортимент осеннего сезона 2008 года во Франции, включающий в себя 676 новинок, объявленных к выпуску в период с середины августа по конец октября, несколько уступает поступлениям предыдущих лет. Например, 7-процентное снижение числа новых изданий можно отметить в сравнении с показателями 2007 года, когда за аналогичный период в издательствах страны вышло 727 новинок. То же самое можно сказать и о книгах собственно французских авторов, количество которых упало за год на 5,5 процентов, и о книгах авторов иностранных — новых имен в данной категории стало меньше на 10 процентов. Тем не менее, отмечает новостная служба телеканала «TV5.org», издателей в нынешнем осеннем сезоне по-прежнему представлено более чем достаточно и предложение, как и раньше, остается разнообразным, обильным и интересным.
Лидерами книжного потока текущего сезона являются Жан-Поль Дюбуа (Jean-Paul Dubois), Алиса Ферней (Alice Ferney), Кристин Анго (Christine Angot), Сильвия Жермен (Sylvie Germain), Ясмина Хадра (Yasmina Khadra) или Катрин Мийе (Catherine Millet) — они рассматриваются как наиболее вероятные претенденты на октябрьские литературные премии. Нельзя не отметить и своеобразный бенефис Амели Нотомб, семнадцатый роман которой, «Акт диктатуры», издательство «Albin Michel» выпустило 200-тысячным тиражом (Amélie Nothomb. Le fait du prince).
Крупных имен в нынешнем году немного, зато хватает тех, кто привык завоевывать читательское признание постоянным упорным трудом, регулярно представляя свои произведения в ассортименте если не каждого сезона, то, как минимум, через раз. К таковым можно отнести, например, медиадиву Кристин Анго, которая в изданном «Seuil» автобиографическом «Рынке любовников» (Christine Angot. Le marché des amants) рассказывает о своей связи с певцом Доком Жинеко, поддерживающем Николя Саркози.
Алиса Ферней смакует любовные переживания в своем «Супружеском рае» от «Albin Michel» (Alice Ferney. Paradis conjugal), а франко-алжирского автора Ясмину Хадру интересует «То, что день должен ночи» (Yasmina Khadra. Ce que le jour doit à la nuit, — «Julliard»). Через семь лет после «Сексуальной жизни Катрин М.», бестселлера 2000 года, Катрин Мийе раздвигает жалюзи в «Оконном проеме для освещения» (Catherine Millet. Jour de souffrance, — «Flammarion»). А лауреат премии «Femina» (2004) Жан-Поль Дюбуа увлекся «Справедливыми компромиссами» (Jean-Paul Dubois. Accommodements raisonnables, — «L'Olivier»), которых персонажи романа должны достичь с возрастом.
Как показывает ежегодная практика, самыми соблазнительными становятся произведения тех, кто уже успел заявить о себе. Поэтому к числу вероятных фаворитов начавшегося сезона эксперты относят таких писателей, как Оливье Ролен (Olivier Rolin), Франсуа Валлейо (François Vallejo), Мари Нимье (Marie Nimier), Пьера Меро (Pierre Mérot), Режи Жоффре (Régis Jauffret), Кристиан Отье (Christian Authier), Бенуа Дютёртр (Benoît Duteurtre) и Фэза Гюэн (Faiza Guène).
Определенный сегмент новинок французской прозы отражает настроения нашего смутного времени. Так, на роман «Путешествие сына» Оливье Пуавр д’Арвора вдохновила история китаянки, существовавшей в Париже на правах нелегальной мигрантки и в 2007 году от страха перед полицейской проверкой выбросившейся из окна (Olivier Poivre d'Arvor. Le voyage du fils, — «Grasset»). Другой пример такого рода — роман Дельфины Бертолон «Twist», юную героиню которого похищают при выходе из школы (Delphine Bertholon. Twist, — «Lattès»).
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.