Александр Фральцов: Поэт не профессия, а способ мышления

 

 

— По социотипу — «Габен», по психотипу — «Эйнштейн» (это названия типов с определенным набором характеристик — очень интересно, вообще-то), соционика дает возможность описать себя одним словом, и это вполне хорошо для первого приближения. Работаю инженером в космической отрасли, дальше, наверное, нельзя говорить. В университете занимался художественной самодеятельностью, мы делали целые полуторачасовые спектакли. Даже в КВН довелось поиграть в городской лиге, но я быстро разочаровался в структурах лиг и в системах отбора (зато теперь совершенно не удивляюсь, почему КВН уже не тот). А на вопрос не знаю, что отвечать — разве что «не знаю», как Бодхидхарма, но не по той же самой причине.

 

 

— Мой первый ник использовался на Стихире и Термитнике — «Активированный уголь». Мне было 15 или 16, хотелось чего-то оригинального, а эти таблетки я использовал в то далекое время довольно часто, и словосочетание крутилось на языке, ничего удивительного, хотел еще взять ник «Ъ» но он был занят, и я понял, что это не очень оригинально. Когда регистрировался на решете [видимо, имеется в виду Решетория, — ред.], хотел взять тот же ник, но AktivirovanyiUgol кошмарно смотрится в латинице, слишком длинно и часть букв теряется. С другой стороны мне понравилась эта утрата, и столь же случайно набрались буквы нынешнего ника, я тогда был не намного старше, хотелось того же. Возможно, ник перекликался с какими-то образами из моих стишков того времени или был прямо заимствован из них, но я их, вроде, удалил уже отовсюду, надеюсь.

 

 

— Не очень понимаю смены ников, игру с никами. Мне он не мешает, как-то не задумывался, что он может вызывать анатомичные ассоциации; скорее, думал, что он должен вызывать игру воображения перед чтением текста, как яблоко вызывает аппетит перед едой.

 

 

— Изменения точно произошли бы, но вот с писаниной завязать не получилось бы.

 

 

— У меня не было подобных желаний в детстве; мне кажется, меня все в нем устраивало — кто-то хотел быть космонавтом, кто-то солдатом, а я не хотел быть никем, кроме себя, я хотел быть ребенком, пока был ребенком, хотел быть подростком, пока был подростком. Проблемы совпадения желаемого и действительного появились позже, когда я стал инженером.

 

 

— Реальность иногда утомляет, конечно, книги и фильмы спасают от замкнутых мирков, но жизнь интересная штука, любопытно наблюдать, как наши действия производят импульсы и колебания вокруг. Так что, наверное, лучше как есть, зависнуть с книгой навсегда это не мой выбор.

 

 

— Многократно, только если меня нет, то никаких последствий из этого не вытекает. Да и человеческое существование ничем сущностно не отличается от существования муравья. А знаете, вчера один муравей умер, он правда родился неделю назад, но прожил довольно интересную жизнь — носил веточки и песчинки, и даже (!) помогал нести жучка. У него было целых три маршрута, по которым он перемещался (да, они отличались незначительно, но всё же), и он отдавал все свои силы для процветания муравейника. А сегодня пришли мальчишки и палкой весь муравейник разрыли, всех личинок спичками пожгли и королеву палкой зашибли. И вот я уже сомневаюсь, был ли тот муравей.

 

 

— Наверное, нет, хотя иногда очень даже. Почему не люблю рисковать? Хочется еще походить, подумать над своим существованием. Но иногда так все надоедает, что хочется предпринять какую-то глупость.

 

 

— Ну, относительно. Невероятных лидерских качеств у меня нет, но эта функция меня не смутила. Я много копаюсь в себе, своем поведении, чтобы понимать мотивации моих поступков. Потому что как можно понимать других, если даже в себе черт ногу сломит.

 

 

— Оружие бы исчезло, все рождались бы со знанием кунг-фу и, конечно, динозавров вернул бы, чтоб можно было кататься. (Но если что-то одно — то последнее.)

 

 

 

— Вопрос в том, что значит состояться. Если состояться = научиться писать настоящие стихи, то почему нет-то? Но если состояться = стать широко известным, то абсолютно точно — нет, лежачий камень не интересен. Столько хороших поэтов было во времена Пастернака и Слуцкого (да и в любые другие), такие потрясающие стихи они писали, а знают о них только те, кто копается в архивах, да те, кто копается у тех, кто копается в архивах, и чем дальше, тем более поверхностно. Состоялись ли они как поэты-создатели? Да, безусловно, а слава обошла стороной. Стремились они к ней? Возможно, но явно не так, как Гумилёв, Пастернак, Блок, Маяковский и другие.

 

 

— Я написал первый стишок в 14 или в 13 лет, и в тот момент я думал о том, что неплохо бы научиться чему-нибудь такому, чем можно тешить свое тщеславие. Рисовал я преотвратно, родители убеждали меня в том, что музыкальный слух — это не про нас, поэтому меня особо и не тянуло к музыкальным инструментам (хотя сейчас я считаю это упущением). А вот стихи Пушкина показались мне такими простыми, что я решил: да это ж легко! (Потом я узнал и о других поэтах, о Бродском, например, он меня шокировал.) Хотя я долгое время ничего не показывал никому, но жажда славы точно была двигателем. Так что начальным импульсом должна служить именно она, я другого не представляю (но и не исключаю). А вот после длительного молчания и еще одного я пересматривал свои импульсы. Сейчас я пишу для того, чтобы ощущать язык, чтобы он обновлялся и варьировался — мне нравится, когда мысль предстает в голове в разнообразии форм, а произносится всегда одна из самых. Это как личная сокровищница, которую не отобрать, не отделить от сознания.

 

 

— Это один из множества факторов, но в моменты самых невероятных эмоций мои стишки были хуже всего или их не было вовсе, потому что, собственно, зачем? Разлука — вещь более продуктивная в этом плане, но я ничего такого не стал бы делать ради стишков.

 

 

— Первые мои стишки никто не читал, кроме меня (да и никому я их не показал бы — кстати, я их нумеровал, сейчас смешно вспоминать, там даты еще были, дошел, наверное, до 250-ти, когда бросил нумерацию), потом я что-то выкладывал в интернете, но там был почти полный штиль — удивительнее было б, если все происходило б иначе. Первый более-менее удачный текст случился лишь в конце 2005-го, когда я узнал, что такое поэтический образ, и пока ехал в маршрутке набросал целый ряд образов и зарифмовал, на Термитнике номинировали, меня это до сих пор удивляет.

 

 

— От нечего делать в метро. Раньше мной двигала жажда славы, теперь ее нет. Вот даже не знаю, зачем, чтобы был повод поговорить, я сам себя толкаю, иначе ничего бы не писал. В основном я доволен своими стишками, хотя часто вижу моменты, которые лучше бы сделать иначе, но ничего уже не поделаешь. Написание стиха иногда доставляет удовольствие, это да. Но не заменить, а заместить. Наоборот точно нет, не в метро же.

 

 

— Да, иначе бы не выкладывал стишки. Не думаю, что это измеримо, могу говорить только о степени реализованности своего таланта, она не высока. Прокрастинация, гибель свободного времени, праздность — это мешает не только мне. Море информации, в котором мы плаваем, носит нас на своих пустых волнах, чудо найти в ней доску, не говоря уже об Атлантиде.

 

 

— Уже было, я этого не заметил даже, поэтому и сейчас не боюсь — не будет стихов, буду читать книги, делать те дела, которые необходимо сделать, может в буддизм подамся :)

 

 

— «Великое идет рядом с Малым без боязни. Среднее — держится в стороне» (Рабиндранат Тагор). Я не то чтобы претендую, просто после того, как познакомился с этой мыслью, желание кого-то сталкивать отпало само собой. Но и без того я не был сторонником успеха любой ценой, наверное, восток мне ближе запада.

 

 

— Конечно, но не вижу такой возможности.

 

 

— Сложный вопрос, слишком широкое поле для выбора, почему-то приходит в голову «Среди миров» Анненского, «Звездный ужас» Гумилёва, «На столетие Анны Ахматовой» Бродского, «Когда-то в утренней земле...» Роальда Мандельштама, не могу выбрать из них, существует, конечно, множество других восхитительных и удивительных текстов, но эти чаще прочих всплывают в памяти. Из моих мне нравится самая моя крупная вещь — «Бумаги, сшитые иглой». Ну и та, которая уже почти-почти готова, чуть менее крупная. Но надеюсь, что дальше мои стишки будут лучше.

 

 

— Какое-то подобие всегда их сопровождает при создании, но записать музыку я не смог бы.

 

 

— Разная — ответ расплывчат, как и вопрос. Раньше, бывало, всплывающая в голове музыка порождала слова, теперь чаще слова порождают музыку, и потом уже она потихоньку вырывается и сама определяет свое развитие и развитие текста. Мне нравится гармония, которая периодически переходит в хаос, чтобы потом снова выстроиться, либо хаос, который переходит в гармоничное состояние, не люблю гладкую и предсказуемую музыку.

 

 

— Николай Гумилёв, Яков Полонский, Сергей Шестаков — это поэты (разумеется, можно было бы расширять этот список на пол-листа, но лучше немного).

 

Владимир Сорокин, Говард Лавкрафт, Андре Жид, Альбер Камю, Франц Кафка, Герман Гессе, Дени Дидро, Михаил Шолохов (и множество других, у которых я прочел по одной книге, поэтому не включаю в список).

 

Музыку слушаю практически постоянно и люблю очень разную (за исключением разве что рэпчика, панк-рока и большей части рор-исполнителей — не мое, хотя слишком тяжелую музыку тоже не особо люблю), в последнее время чаще это иностранный indie-rock или электроника разной степени тяжести. Из нашей музыки очень нравятся последние альбомы Земфиры, «Аквариума» и Арефьевой, но в нее (нашу музыку) я глубоко не лезу — возможно, там есть много хорошего, но почему-то попадается все время какая-то шляпа.

 

 

— Мне сложно об этом рассуждать, потому что страсти-мордасти в реале никогда не приводили меня к удачным строкам, самые удачные мои вещи были результатам полной внутренней гармонии, даже если они донельзя диссонансны и насыщены кардинальными переворотами, я не смог бы это осуществить, если бы переворачивался сам. Не исключаю, что у некоторых людей все происходит по-другому и перед ними действительно стоит подобный моральный выбор.

 

 

 

 

 

— Я ничего и никого не сажал (хотя пару яблонь и абрикосов мы, кажется, посеяли). Люблю Алину (мою жену), маму, сестру, Фил-фил (нашу собаку-лабрадора), лошадь Нерпу и мерина Лужка, которые ждут нас в деревне у родителей Алины. Если говорить вообще, то мне нравятся птицы (у нас есть кореллы, а были амадины, неразлучник, щегол, какарики, волнистики и даже вечно плачущие горлицы) и собаки (крупные и средние, хотя в моем детстве у нас с мамой были только коты, но это же вообще не то, несравнимо блин).

 

 

— Я всегда был совой, но оказалось, что легко перестраиваюсь. И стишки раньше писал ночью, а теперь едучи 20 минут в метро с работы домой. Время суток не имеет особого значения, разве что в темноте я вижу все хуже и хуже, так что, наверное, день. Да, выбираю день.

 

 

— В ближайших планах нет.

 

 

— Не совсем понял вопроса, моя родина достаточно велика. Если он касается города, то горожане не влияют ни на его политику, ни на экономику, ни тем более на отток денег в Москву и республики. Хотелось бы, чтобы хотя бы архитектурный облик администрация пыталась сохранять, но лепнина и уникальная кирпичная кладка замазывается бетоном или накрывается панелями. Когда был в Петербурге, удивлялся, как много там реставрируется архитектурных сооружений, достопримечательностей, у нас они гниют и в лучшем случае превращаются в бетонные коробки.

 

 

— Все немножко не так — я всегда знал и видел, что «в стране все не так», но это вовсе не заставляло меня вертеть глобус и задумываться о том, чтобы куда-то убежать. А жить прикольно было б где-нибудь в ирландии или исландии, но, боюсь, меня удаленность от языка угнетала бы.

 

 

— К сожалению, не помню, но знаю о таких (а еще «Беляна» загуглите, любопытная штука, ударение на второй слог). А Волга течет вдоль моей жизни, а не через нее. Бываю не так уж часто, помню года три назад на берег выходила голубая пена и волосатые рыбы с ногами (ну ладно, ног у них не было, и они не выходили сами). После тех событий стараюсь лишний раз не купаться в Волге.

 

 

— Честь — это честность по отношению к себе и окружающим. Человек — существо, которое всех видит через призму себя, отсюда столько субъективных и по-разному трактуемых понятий. Что для одного высокоморальный поступок, для другого — аморальный.

 

 

 

— Да все это вместе, наверное, разве что время отнимается не от творчества, а от всякой повседневной ерунды. Ристалище мне нравится, но у меня только один раз получилось выполнить задание. У меня два метода — долго и непоследовательно что-то вынашивать, либо написать влет на абсолютно непредсказуемую тему. Года 3–4 назад я легко мог писать на заданную, сейчас не могу перестроиться на это, но, может, еще смогу... Рубилище... Мне хватает подобных вещей и в других просторах интернета, вообще я почему-то думаю, что многие вопросы могли быть разрешены так легко и изящно, не перерастай они в выяснения личных отношений, что неправильно ввязываться в подобное, это же снежный ком — слово за слово, и можно навсегда потерять даже дорого человека или потенциально дорогого (а ведь это эмоции — сейчас такие, через минуту — противоположные, вы бы удивились, узнав, сколько раз я оттаскивал себя за воротник от пропасти). Любые доводы и аргументы, за которыми лежат оскорбления — это ложные доводы и аргументы.

 

— Решетория не входит ни в какое число — есть она и всё остальное. Я на разных сайтах бывал и нахожусь, но спокойно мог бы обойтись без них, но не без Решетории.

 

 

— Не знаю, как ответить на первый вопрос, он похож на вопрос «что лучшее в человеке — лицо или руки». Ни от чего не нужно избавляться, ну, может, от баллов.

 

 

— Нет, мой успех на Решетории никого не интересует, но вопрос слишком подковыристый. Мне кажется, кроме пишущих сейчас поэзия вообще никому не нужна, романы, рассказы еще можно почитать, чтобы отдать дань моде, или потому что это действительно интересно, но эти жуткие столбики — извините.

 

 

— Конечно, почему нет? Я даже не могу задаться этим вопросом, потому что его для меня не существует. Для союзписательских организаций характерны, конечно, корыстные и неискренние оценки, но поэтам-то они зачем? (Я опять же не затрагиваю вопросы вкуса, квалификации и личных качеств поэтов, возможна также ситуация такой искренней оценки, которая никогда не будет высказана).

 

 

— Мне кажется, это зависит от конкретного автора, конкретного произведения и конкретного читателя. Вот если кто-то пишет гневный отзыв на Сорокина, значит ли это, что проза сделала этого читателя более чувственным и чувствительным? Есть просто темы и вещи, которые вызывают в человеке бОльшие эмоции (опять же индивидуально, потому что кто-то не испытывает жалости к животным или сиротам, или читает уже 915-ю вариацию на эту тему за сутки, или не считает это предметом для поэзии — все субъективно).

 

 

— Всё, конечно, «уже было в симпсонах», но мы можем не говорить нового, а говорить по-новому, содержание актуально всегда, форма теряет актуальность со временем. А вообще-то, каждый человек индивидуален и видит мир по-своему и, следовательно, по-новому, вот только не всякий способен высказать это так, чтобы в сказанном не увидели чего-то уже неоднократно бывшего, либо вообще хоть что-то увидели (чем дальше автор идет от штампов и банальностей, чем герметичнее становится, тем сильнее теряет читателя, должно быть есть какая-то граница для каждого, за которую он не пойдет, чтобы не говорить с водопадами и облаками, но существует много любителей герметичного, больших эстетов, которые ставят сложность метафоры в первый ряд задач поэзии — но я, например, не всегда получаю удовольствие от набора слов, которым такая поэзия предстает при первых прочтениях, а копанию и углублению в раскрытие метафоричной глубины предпочитаю другие занятия, тем более что результатом раскопок чаще бывают черепки, чем сокровища). Я занимаюсь писанием и чтением стишков в качестве терапии, понять себя через себя или других. Когда стишки выкладываются, они перестают быть моими, это такой акт самоотречения, потому мне трудно дается их правка —я как бы уже сказал это и освободился от этого, может когда-то удастся освободиться от всего))

 

 

— Я бы сказал по-другому: поэт может вообще ничего не писать и не озвучивать, в моем понимании «поэт» — это не тот, кто издает ритмичные зарифмушки огромными тиражами, не профессия, а способ мышления. Другой вопрос, что нам известны только тщеславные, потому что «сам себя не похвалишь...».

 

 

— Смотря в каком авторском тексте, в курсовой по филологии содержание может быть самоценным, а в эссе, философском или политологическом, — уже нет. В поэзии — тем более, даже если она на бумаге, все равно это речь, а речь это то, что надо изречь. А форма, наоборот, может быть самоценной в поэзии, как и в музыке, но для этого ей нужно быть прекрасной. Конечно, лучше, когда они взаимно опираются друг на друга, но как мы можем запрещать появление настоящей музыки?

 

 

— «Того, что есть у нас, хватило бы для больших, чем мы» (БГ)

 

 

— Сейчас я уже не имею определения на этот счет. Два года назад, 5, 7 лет такое определение было. Сейчас в эту область попадает так много всего, что нет никакой возможности обобщать и соотносить. Хотя ладно, поэзия — это волны неизвестной природы, пронизывающие вселенную, и есть среди людей такие, которым иногда удается принимать и частично воспроизводить сигнал. И это не всегда поэты, это могут быть люди совершенно разные, просто поэты тратят много времени на совершенствование средств дешифровки. Смысл есть во всем, что мы делаем, или (если перефразировать) смысла нет ни в чем, что бы мы ни делали — все наши действия абсолютно равнозначны, поэтому правильно заниматься тем, что нравится.

 

 

— К любой критике отношусь хорошо, потому что желание критиковать возникает в человеке, который стремится к развитию, даже если это его вторичное стремление, следующее за желанием потоптаться. Я не обижаюсь ни на какую критику, иногда принимаю во внимание, иногда нет. Любой спор можно прекратить, не продолжая его, поэтому — да, раздражают, но недолго. Наверное, это почти естественное желание, но обычно оно заканчивается прочтением текста/текстов и недоумением. Кстати, возможно отрицательный отклик вызывает даже большее желание посмотреть тексты комментирующего... Ну хотя бы узнать с какой колокольни он кричит.

 

 

— Нет, альтер-эго себя не чувствую, потому что у меня есть свое, к тому же не знаю ни одного абстрактного решеторянина. Вроде, приличные вопросы, чего их бояться.

 

 

 

— Бывает, конечно, когда приходится мириться с чем-то богомерзким, с чем лучше бы не иметь контактов, но я не специалист в этом деле, хотя порог терпимости ко всяким человеческим штукам у меня довольно высокий — редко кто переступает. Почему-то у нас не берут пример с японцев — неплохо было бы все здания оборудовать комнатой, где можно взять бакен и хорошенько выплеснуть эмоции на манекене. Когда все хреново, я ищу хорошее — зацикленность на проблеме редко ее разрешает. Периоды хреновости время от времени случаются, но очень хреново было довольно давно, когда я зацикливался, жалел себя и считал ситуации безвыходными (сейчас те проблемы кажутся ничтожными, мелкими, но так хреново больше не было). Теперь про виды искусства — каждое трогает по-своему, главное — это удивление, а что вызывает его, не так важно. Современное изобразительное искусство (тут я имею ввиду краски и холсты) меня давно не удивляло, другое дело детские рисунки, когда грибы собирают людей, или лошади всеми шестью ногами отталкиваются от травы, чтобы застрять в деревьях. Есть, конечно, интересные художники, но все больше в дизайнерской среде, чем среди художников-выставочников (когда супермегаультрананотурбоконцепциями пытаются объяснить, почему выставляют мазню, у меня возникает желание потратить время на что-то более интересное). Кино люблю, но не стану называть Такаси Миике, ведь был Акира Куросава («Идиот» — это супер, но почти все его фильмы — шедевры) и Хаяо Миядзаки. Наших режиссеров знаю не очень хорошо, но «Андрей Рублёв» Тарковского — это один из эпичнейших фильмов в кинематографе вообще. Терри Гильям — мой любимый режиссер, а из актеров — Джек Николсон и Мерил Стрип (играют вместе в к/ф «Чертополох» — абсолютно прекрасном кино, там еще Том Уэйтс снимается). Ну, с литературой понятно, это я где-то дальше напишу. А в музыке, как и в поэзии, столько любимчиков, что даже не буду пытаться.

 

 

— Для меня это синонимы, ну не могу я считать просто эрудита умным человеком, хоть убейте. Пусть он хоть раньше Паташова ответы называет. Нет, придумал отличия: мудрость не зависит от возраста, опыта, она трансцендентна, парапсихологична. Мудрый человек обладает чувством жизни, чутьем — он ведает. Умный человек соотносит свою мудрость со своим опытом, анализирует и взвешивает — он знает.

 

 

— Боюсь потерять зрение (ну помимо стандартных человеческих страхов за близких), из фобий — наверное, тараканы и высота. Любовь — это много чего, стремление понимать, узнавать что-то новое о человеке, быть рядом. А ненависть... не знаю, у меня исчезает, почти не появляясь. Зависть растет из сравнения себя с другими — чем я хуже того, у кого всего больше, но от любой зависти можно избавиться, если избежать сравнения. Талантливый или не талантливый человек никогда не ответит вам, трудно ли быть талантливым, потому что он не знает ничего другого. Но бездарных людей нет, есть люди, использующие не лучшие свои способности, либо не развивающие их. Плюсы/минусы таланта — смотря в чем, вот если это талант спортсмена, то плюсы экономические, а минусы гипотетические, если в сфере искусства, то плюсы эфемерные, а минусы фатальные. Я всегда был совой, да и сейчас могу спать все утро и большую часть дня, но у меня не возникает проблем с изменением графика, так что как есть хорошо.

 

 

— Женщина никому ничего не должна, вообще человек рождается не для того, чтобы отдавать кому-то долги (не знаю, для чего, но точно не для того, чтобы быть должником).

 

 

— Замолчу, зачем тратить эмоции.

 

 

— Не знаю, не было прецедентов, наверное, буду действовать, как монах из фильма Ким Ки Дука «Весна, лето, осень и снова весна...».

 

 

— Хм, на др я обычно приглашаю друзей. Милая посредственность вряд ли будет мне интересна, но талантливая сволочь тоже будет интересна лишь на расстоянии. А почему не милая сволочь и талантливая посредственность? Мне кажется, это может быть один человек :)

 

 

— Мало исходных данных. Мне кажется, когда произойдет ситуация предполагающая такой выбор, он будет сделан бессознательно и без оглядки на все предшествующие размышления и события.

 

 

— Да, и иногда кажется, что если б не было, появилось бы столько свободного времени и пространства, но это заблуждение — нельзя просчитать то, что не происходит.

 

 

 

 

 

— Кошки слышат в большем частотном диапазоне, ну и вкус вискаса, и запах кошачьей мяты мы никогда не сможем ощущать так, как они. А еще мы плохо представляем себе передвижение на 4-х лапах и вес хвоста.

 

 

— Каждое животное в чем-то умнее человека — овцы запоминают до двухсот человеческих лиц, люди не могут запомнить 200 овечьих. Животными управляют инстинкты, люди более независимы и приспособляемы, хотя и среди них всякие бывают, конечно.

 

 

— А кто не любит! Картошка-пюре и свиные отбивные или котлеты. Да, это не трудно, хотя с картошкой не люблю возиться. Я бы питался японской, если б можно было выбирать, а так везде есть хорошие блюда, думается.

 

 

— 1. Равнозначно.

2. Чай.

3. Лучше безалкогольно, но виски тоже хорошо.

4. Прожаренный.

5. Хорошо.

6. Детское питание, а в детстве — шоколад.

7. Готовим, моем посуду, открываем-закрываем форточку, хлопаем холодильником, не пускаем собаку.

 

 

— Синий, серый, не знаю. Цвета не определяют мое сознание, объекты привлекают меня своей формой, всякие мелкие элементы, резко выделяющиеся фактурой. А направление мысли никогда не ждешь, от чего изменится.

 

 

— Люблю кататься на коняшках, но я не занимаюсь конным спортом, так что не знаю. Футбол и хоккей люблю смотреть, потому что нравится, но сам не занимаюсь. В детстве занимался баскетболом, но сейчас он мне не нравится совершенно, нелепый вид спорта... Человеческая красота вещь специфичная, сколько ни видел красивых людей, все красивы по-своему. Насколько она значима? Думаю ровно настолько, чтобы внешний мир не мешал психологически. То есть это может разрушить человека в человеке, который все время переживает, что он некрасив, и думать о чем-то другом не способен. Комфортно может быть в любой обстановке и с любыми людьми, если понимаешь, что все идет, как должно, если все окружающие воспринимают себя, как некую общность. Вообще-то, может быть комфортно, если есть хотя бы один человек, разделяющий твои эмоции, мысли. Наедине с собой так вообще ультракомфорт, социум не является для меня крайней необходимостью, могу очень долго ни с кем не общаться и не чувствовать себя обделенным.

 

 

— Мне нравится умеренная облачность летом — когда не жарко, но и не холодно, и солнечная погода в остальное время года. Дождь не люблю, потому что как ни куплю обувь, она всегда промокает и летняя, и зимняя, и весна-осень — без разницы, проклятие какое-то.

 

 

— Снятся, не помню. Периодически они бывают столь великолепны, что высыпаешься в считанные часы, но пытаешься снова заснуть, чтобы продолжить видеть именно этот сон, но вместо этого просто забываешь его. А вот кошмарные сны запоминаются гораздо лучше, хорошо, что они очень редки.

 

 

— Обычно я вижу очень хорошие сны и просыпаюсь с сожалением... Но у меня не бывает каких-то сильных эмоций при пробуждении — иногда сны передают радостное состояние на первую часть дня, ходишь, светишься, потом его снимают, как наэлектризованность с волос, но чаще просыпаешься и думаешь о том, что ты хочешь сделать сегодня, какие планы собираешься реализовать и для настроения нет места.

 

 

— На многие затруднялся, но глупые и пустые вопросы не обязательно хуже умных и интересных.

 

 

— Но не слово в слово.

 

Песня: Под занавес мои традиционные «лучший вопрос?» и «кто следующий?»

 

— Следующий — link, лучший вопрос — Тим («Что бы вы в первую очередь изменили в мироустройстве, если бы на один день стали Богом?).