Искусство — поэзия в разных формах

(Василий Жуковский)

Авторское Я

Дмитрий Чернышков: «Жить стоит ради того, ради чего не жалко и умереть»

«Внутри меня живут два разных человека: не «плохой» и «хороший», а скорее «сильный» и «слабый»...

 Поэзия как встроенная функция

Песня: Я, пожалуй, и начну. Дим, вот как сложение стиха случилось в первый раз? Просто пришла мысль, "а не написать ли что-то этакое", или строчечка какая запала в душу и трансформировалась в стих?) Кстати, а когда это случилось в первый раз?

— У меня стойкое ощущение, что я сочинял всегда, хотя это, конечно же, не так. По всей видимости, писание стихов для меня – в каком-то смысле «встроенная функция». Скажем так, мне было бы очень странно (и трудно) этого не делать. Первое стихотворение сочинил в 5 лет, оно сложилось само, до сих пор его помню: «Вот сидел я на окне, // Банку мёда ел, // Вот медведь пришёл ко мне: // Мёду захотел… // Прилетела пчёлка, // На окошко села: // Тоже, видно, тоже // Мёду захотела!» (В посмертное собрание сочинений прошу не включать.)

Volcha: Дмитрий, есть ли в творчестве некая кульминация, после которой наступает спад вообще? Например, тот же незабвенный АСП умер на пике своего творчества и не узнал, что стало бы с ним, проживи он долгую (что весьма сомнительно) мещанскую жизнь.

—Думаю, если с человеком физически всё в порядке (он не пьёт водку по литру в день, не очень донимают болячки, родные и близкие душу не выматывают), то верхней планки нет, двигаться вверх можно бесконечно. Конечно, самый плодотворный период – физическая молодость, но тот же Пастернак, как Вы знаете, лучшие свои вещи – кристально ясные, разошедшиеся на афоризмы – написал под занавес жизни… А такой поэт, как АСП, всегда умирает вовремя.

Volcha: Поэзия – это болезнь, творчество, нормальное состояние человека, Ненормальное состояние, божественная искра?.. Что есть поэзия?

— Как-то давно на одной литературной студии я предложил аудитории вопрос: «Что для вас поэзия, творческий процесс вообще?» Ответы получил примерно такие: это изменённое состояние сознания; приобщение к «силовому полю» культуры, к единому духовному пространству; подключение к «базам данных» информационного поля; доставляющий удовольствие выход за пределы обыденного состояния; выход из монотонного состояния, душевное созвучие с чем-то внешним; преодоление состояния, когда «чего-то не хватает»; момент высшего эмоционального проявления; «седьмое чувство»; «вспышка». – В общем, как у собачек: понимаем, чувствуем, а сказать не можем…

Поэзия – единственный способ сказать то, что по-другому выразить невозможно, когда возникает внутренняя потребность высказать своё отношение к миру и к себе. То есть поэзию рождает некоторое внутреннее противоречие, быть может не всегда очевидное самому автору. Стихотворение – способ восстановления такого равновесия, правда почти всегда иллюзорный, недолговременный. Главное – чтобы послевкусие оставалось. А если повезёт, то в идеале стихотворение станет «шкатулкой», приоткрыв которую можно почувствовать боль или счастье автора. Парадокс в том и состоит, что когда ты пишешь «для всех» – ты пишешь ни для кого, а когда пишешь для себя – пишешь для всех. На этом и зиждется искусство, в частности поэтическое.

Volcha:  Любимые поэты? Непоэты?

— Очень люблю Тютчева и Георгия Иванова. Арсений Тарковский и Пастернак тоже всегда со мной. В ранней юности обожал Маяковского. Потом разлюбил. Но его вступление к поэме «Во весь голос» до сих пор считаю гениальным. И часто повторяю про себя: «Товарищ жизнь, давай быстрей протопаем, // протопаем по пятилетке дней остаток…»

Прозаики – прежде всего Бунин, Чехов и Юрий Казаков. Ценю прозу Паустовского (один рассказ «Снег» чего стоит!), Юрия Коваля, Анатолия Кима, раннего Маканина. Ещё могу всем порекомендовать книгу Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», – она того стоит.

Volcha: О, извечный вопрос. Может ли поэт писать тогда, когда он сыт, доволен и счастлив? Или ему для самовыражения обязательно надо испытывать душевные муки? Что движет поэзией?

Нормой почему-то стало тысячу раз воспетое социально-душевное нездоровье, алкогольно-психическая дисфункция, – хотя логичнее, чтобы поэт был состоявшимся, благополучным человеком. Именно потому, что обязан служить своему дару долго и плодотворно, а не взирать «на современность из-под столика», ибо ничего интересного увидеть из такой гражданской позиции просто не удастся…Поэзией, на мой взгляд, движет безграничное разнообразие возможностей языка, стремящихся к своему воплощению. В этом поэзия похожа на шахматы, где число возможных позиций на доске определяется хотя и вполне конечным, но умопомрачительным числом.

На тонкой грани между звуком и смыслом, музыкой и речью

SukinKot:  Есть ли у Вас серьезные увлечения кроме литературы?

— Профессионально увлекаюсь социальными науками и непрофессионально – шахматами. Шахматы – юношеская страсть, подавить которую мне стоило огромных усилий. Готов был заниматься ими сутками, но, во-первых, приходилось получать образование, а во-вторых, спортивной отдачи не было, чему причиной плохое здоровье и отсутствие выносливости. Но продолжаю нежно их любить – на расстоянии.

SukinKot: Интересна история написания стихотворения "Мне повезло". Такое впечатление, что это реакция на что-то. На какой-то разговор, на обвинения типа: "Мы кровь за вас проливали".

— Все так думают. Я не возражаю против такой интерпретации, поскольку действительно не люблю, когда начинают рвать на груди рубаху. – Помните у Высоцкого? «Капитан, никогда ты не будешь майором…»

Написал я его осенью 2008-го, быстро и легко, безо всякого запала и стремления кому-то что-то доказать. У текста нет «целевой аудитории» (как оно, в общем, и должно быть). В нём ни грамма ёрничества – только горечь. Умирать действительно не так страшно, как убивать. И я не приемлю псевдопатриотизм, замешенный на вечной войне против «америкосов», «духов», «чехов», «грузов» – нужное подчеркнуть. При этом я вовсе не пацифист, просто не люблю массового вознюхивания портянок. «Русский дух», по моему убеждению, – это не портянки и даже не берёзки, обниматься с которыми, пуская хмельную слезу, с тем же успехом можно хоть в Канаде, хоть в Финляндии… Патриотизм – чувство интимное и с войной никак не связанное, вернее, связанное у нас, в России, в избыточной мере.

Песня:  Что для тебя "Илья-Премия"? Отразилась ли она как-нибудь на дальнейшей жизни, творчестве? Оказал ли финал какое-то (позитивное) воздействие?))

— Я сильно Вас разочарую, если скажу, что не отразилась? Единственное, что считаю явной удачей и за что благодарен организаторам «ИП», так это то, что мне довелось съездить в Пушкинские Горы в августе 2008-го. Повезло – потому что вряд ли я когда-нибудь снова окажусь на Псковщине. – Я впервые стоял на земле, по которой ходил неприятель – литовцы, татары, немцы… Это удивительное чувство истории. И почва совсем непривычная – сплошной песок, мелкая галька. Небо – такое низкое-низкое, кажется, рукой достать можно. Всё время дожди, влажность стопроцентная (сколько пробыл там, столько промаялся насморком, который прошёл, стоило только ступить на московский перрон).

Впрочем, и тут не обошлось без некоторого разочарования: как выяснилось, все эти усадьбы – Пушкина, Ганнибала и др. – горели дважды (в 1918-м сожгли благодарные крестьяне, в 1944-м – отступающие немцы), поэтому всё как бы игрушечное, понарошечное, «туристическое»... Но представляю, сколько сил потребовалось, чтобы всё это воссоздать даже в виде «потешных деревень».

SukinKot: "...она всегда на тонкой грани между звуком и смыслом, музыкой и речью" – а  как Вы относитесь к музыке, живописи и другим искусствам кроме словесного? Есть любимые художники, музыканты, артисты и т. п.?

— К другим искусствам отношусь хорошо, хотя и не очень хорошо в них разбираюсь. Как писал Арс. Тарковский: «Нет для смежных искусств у поэзии слов…»

Из музыки предпочитаю классическую. Любимые композиторы – Иоганн Себастьян Бах, Густав Малер, Антонио Вивальди, Фридерик Шопен. К живописи я вполне равнодушен, но вот какая история однажды со мной произошла…

Я тогда две недели жил в столице, был выходной день, и я решил сходить в Третьяковскую галерею: а то который раз в Москве, и ни разу не был ещё.

В Третьяковке, как вы знаете, 62 зала, но, пробыв там с двенадцати часов до пяти пополудни, я осилил только 40 с чем-то. Замечательные портреты, огромные полотна во всю стену, многие знакомы – как будто ходишь среди иллюстраций к «Родной речи»: «Три богатыря», «Утро в сосновом лесу», «Боярыня Морозова», «Апофеоз войны», «Явление Христа народу»… Про себя отметил, что ублюдочные репродукции, по которым я и опознавал эту роскошь, практически ничего не передают, кроме общего содержания картины. А кругом английская, французская, немецкая речь – делегации водят, показывают… У меня страшно устали ноги, к тому же я был простывший, мучился кашлем, всё время испарина и слабость. Я решил свернуть в ближайший зал и там немножко посидеть на банкетке.

Ближайшим залом оказалась галерея древнерусского искусства. Иконы XI – XV веков под стеклом – Владимир, Новгород… Почерневшие, осыпавшиеся, – на некоторых остались только отдельные кусочки краски в центре доски, но краски – жёлтые, зелёные – необыкновенно яркие… Побродив немного, я увидел табличку, гласившую, что я нахожусь в углу артели Андрея Рублёва. «Наверное, где-то тут должна быть «Троица», – подумал я. Но «Троицы» не было.

Наконец я присел на лавочку в центре зала: ноги чугунно гудели, хотелось есть… Я обернулся почему-то – «Троица» висела прямо за моей спиной. Пересиливая боль в ногах, я подошёл…Я стоял около «Троицы» минут пять или семь. – Удивительно, но в этой облупившейся от времени картине ничего такого особенного не было: разве что предельная простота композиции и концентрированная чистота красок, сосредоточившие в себе гармонию и покой, – больше ничего. И вдруг... я заплакал, как ребёнок. Просто молча стоял и сглатывал слёзы. Это было странно, и трудно, и светло. (Даже сейчас, когда я это пишу, навёртывается влага на глаза...)

После этого дальше ходить разглядывать портреты вельмож было невозможно. Подавленный, я вышел в холл, оделся и поехал к себе «домой» – в общагу, где тогда жил…

SukinKot: Всегда ли стихи должны быть понятны для любого читателя? Как Вы относитесь к "неклассическим" формам поэзии?

— Поэзия – искусство элитарное: определённый минимум аристократизма духа и вкуса должен наличествовать и у автора, и у читателя. Мне кажется, умение получать удовольствие от поэзии – это вообще некий бонус для человека, большое везение, ведь прожить жизнь можно вполне счастливо и без поэзии. – Самое дорогое не продаётся и не покупается, а даруется просто так…К неклассическим формам отношусь хорошо: надо стремиться расширять своё персональное поле допуска.

SukinKot: Всё-таки поэзия – это лучшие слова в лучшем порядке или высшая форма существования языка? (Или ни то, ни другое?)

— Это вид литературного искусства, характеризуемый ритмической организацией речи.  Всё. Точка.

Max: Легко ли тебе дается проза? Спрашиваю потому, что она мне близка. Есть ли разница в работе над стихами и прозой. Вообще любые мысли по этому поводу. Спасибо.

— Главная разница между прозой и поэзией лично для меня в том, что на прозу у меня категорически не хватает времени. Хотя лежит куча набросков, на которые периодически посматриваю с тоской. Скорее всего, я не напишу и половины того, что хотелось бы.

Проза даётся тяжело, и не только дилетантам наподобие меня. – Я как-то спросил у Владимира Маканина, не испытывал ли он чувства косноязычия и бессилия при работе над своими вещами. Оказалось – ещё как испытывал.

Главный герой любой прозы – язык, которым она написана, то есть та ткань письменной речи, которая, как схватывающийся цемент, навсегда запечатлевает в своей структуре «отпечатки пальцев» автора. Степень интереса, который я способен испытывать к писателю, определяется именно этой невозможностью перепутать автора с двух страниц.

Дополнительным показателем хорошей прозы является её, так сказать, «кинематографичность» – когда  мизансцена, люди, их непохожие голоса, перебрасывающиеся репликами, непрерывно задевают меня своей внутренней достоверностью до такой степени, что я начинаю их «видеть». 

Вообще, нет ничего полезнее для поэтов, чем читать хорошую прозу. Так же как прозаикам полезно читать стихи.

Max:  И последнее. Отчего так мало пишешь комментариев на чужие произведения? Нет времени? Желания? Уверен, что многим (мне – точно) они были бы интересны.

— Во-первых, 95 % всей массы литтекстов – в любом виде – меня никак не затрагивают: виной этому мой личный высокий порог чувствительности (назовите это «толстокожесть») и пламенный завет глубоко уважаемого мной Леонида Костюкова, лучшего современного поэтического критика: «Воспитывайте в себе читательскую тупость, чёрствость и невнимательность».

Во-вторых, некоторое время назад я заметил, что чужие стихи, даже хорошие стихи, начинают мне в какой-то степени мешать – «сбивают с волны», что ли. Поэтому я не так много читаю стихов, как раньше, а соответственно – не так много совершаю находок, которыми хотелось бы восхититься и поделиться. Хотя персональные открытия время от времени всё же происходят.

В-третьих, я действительно не уверен, что кому-то что-то нужно говорить по поводу его стихов. Человек – достаточно разумное (хотелось бы в это верить) существо, чтобы видеть собственные достоинства и недостатки. И потом, у любого автора почти всегда есть некая «целевая аудитория» (которой нет у поэзии как таковой), круг предпочтительных читателей, что ли, мнение которых для него важнее, чем точка зрения человека со стороны. Поэтому я предпочитаю говорить, лишь когда моим мнением целенаправленно интересуются, и делаю это в частном порядке.

SukinKot:  Традиционный вопрос: что нравится на «Решетории» и что не нравится? Чего не хватает нашему сайту?

— Нравится демократизм. Не нравится панибратство и амикошонство. Но боюсь, это две стороны одной медали, вернее – одна и та же сторона ленты Мёбиуса. Диалектический закон единства борьбы и противоположности, так сказать…

По-моему, ресурсу часто не хватает по-настоящему сильных текстов: тон задаёт более или менее мастеровитая «попса», корпоративные восторги по поводу которой, как правило, несоразмерны её номинальной стоимости. – Впрочем, это общая беда всех интернет-ресурсов, да и литературных журналов тоже.

Песня: Если бы тебе представилась возможность поменяться местами с кем-то из любимых литгероев (классики, современности – всё равно), с кем бы ты поменялся? Почему?)

— Ни с кем. Потому что это невозможно и не нужно. Но, честно говоря, я всегда с сочувствием относился к «отрицательным» персонажам, сопереживал им. Люблю Илью Обломова, Иудушку Головлёва и чеховского Человека в футляре – они мне близки по духу.

Max: Дмитрий, у тебя есть интересный стих про "на том говне, что мы напишем, однажды что-нибудь взрастёт". Это минутное настроение или позиция?

— Полагаю, в конечном счёте – действительно что-нибудь взрастёт. Иначе бы вся наша писанина не имела никакого смысла, ибо в 95 % случаев это простой извод бумаги и потеря времени как для пишущего, так и для читающего. – Но этот «фон» тоже необходим, поскольку без него не возникало бы и шедевров: невозможно ведь всё время создавать шедевры, они слишком штучны… Но каждый текст, если мы говорим о литературе, и каждое произведение, если говорим об искусстве в целом, должны представлять собой именно попытку шедевра – попытку автора превзойти самого себя. Это главное. – Мы отвечаем за свой труд, но не за результаты его и уж тем более не за их оценку другими. А у хорошего поэта хороших стихов всегда будет только на одну хорошую подборку…

SukinKot: Думаю, не ошибусь, если скажу, что Вы – городской поэт. Есть ли у Вас любимый город? Где Вам комфортнее жить, в небольшом городе или в мегаполисе?

— Я всю жизнь прожил в родном Бийске с его 200 тысячами населения. В мегаполисы не тянет: там хорошо бывать в командировках, но и то к концу недели уже тянет домой. Я глубоко провинциальный человек. И не понимаю, что такое «городской поэт», – наверное, это тот, кто не пишет про коров, рыбалку на вечерней зорьке и уборочную страду?..

Volcha: Интересно, какой будет поэзия, скажем, лет через 50 – 100? Прогноз от Чернышкова? То же, но проза?

— Единственное, что я могу сказать наверняка, – это то, что поэзия будет. И проза тоже.

Ни круга, ни квадрата, ни треугольника

— У меня нет «круга». Ни «квадрата», ни «треугольника». Есть точки временного пересечения различных сфер, центрами которых являются мои знакомые и коллеги. – Эта временность и неизбежная распадаемость отношений, неизбежность ухода, расставания, прощания, потери, несмотря на скрытую, но ясно ощутимую трагичность, – увы, нормальна. Скольким людям я сказал «До свидания», точно зная, что уже никогда не увижусь с ними... Никогда – потому что жизнь коротка, а у нас слишком разные орбиты.

И когда я в очередной раз вдруг встречаюсь с кем-нибудь из тех, кто мне по какой-либо причине дорог, я воспринимаю это не иначе как подарок судьбы, ибо всегда помню – это может быть в последний раз… Даже в самых светлых минутах душевного единения присутствует этот неминуемый привкус горечи.

SukinKot: Дмитрий, Вы производите впечатление человека замкнутого, который не очень-то любит общаться, не всегда отвечает. Помнится, кое-кто из наших даже обижался, видимо считая это проявлением высокомерия. В чем причина? Любовь к одиночеству? Нежелание тратить себя на бессмысленное интернет-общение?

— Да, я люблю одиночество, хотя всю жизнь помимо желания меня выталкивает в публичную сферу. В конце концов я научился без особого труда общаться даже с теми, кто мне безразличен или неприятен, но видит бог, как скучно это бывает… К тому же, мне кажется, говорить людям, по большому счёту, вообще не о чем. Ведь говорить стоит только о самом важном: о смерти и о значении жизни в свете неизбежности первой, о человеческом предназначении, о том, что мы действительно чувствуем по поводу того-то и того-то, даже если эти ощущения социально неодобряемы, – а о чём большую часть жизни говорим мы? О тряпках, о деньгах, о болячках, об интрижках, о новом гарнитуре… Экзюпери писал в каком-то письме знакомому: «Неужели вы не понимаете, что невозможно всю жизнь жить ради холодильников и кроссвордов?..» Не понимаем.

Общение, вообще говоря, бывает трёх видов:

1) вы с кем-то разговариваете и тут же находите заинтересованный отклик: «Вася, б…, дай закурить! Прикинь, у меня такая байда вчера случилась…»;

2) немедленного отклика нет, и вам нужно приложить некоторые внутренние усилия, чтобы доказать нужность самого факта общения с вами. – Это самый распространённый случай, область отношений, где господствует тотальное социальное лицемерие: вы на х… никому не нужны, но вам вежливо улыбаются;

3) вы говорите что-то, точно зная, что ответа вам не будет. – Это и есть поэзия. Это и есть молитва. На этом, высшем, уровне общение всегда безответно. Вы же не требуете, например, чтобы Всевышний отвечал на ваши комментарии. (В этом смысле молодцы мусульмане: Бога у них символизирует большой чёрный камень, глухой и слепой.)

Что же касается вашего покорного слуги, то я предпочитаю предметное и квалифицированное (в смысле – качественное) общение, поэтому действительно не знаю, что отвечать на реплики типа: «Ой, как это здорово!» или «Ну вот, опять это унылое г…но». Опять же, думаю, человеку бывает гораздо важнее высказаться, чем получить обратную связь. – Есть, правда, некоторые интернет-товарищи, которые целенаправленно пытаются спровоцировать меня на перепалку. Иногда это остроумно, чаще – не очень. Но у меня такие попытки вызывают только улыбку.

SukinKot: Совсем идиотский вопрос: откуда эта любовь к пиджакам? (Я, например, терпеть не могу на себе "официальную" одежду.)

— Видите ли, в чём дело… Я рос во времена, когда нормой стало повальное быдлячество, в том числе и в одежде. А поскольку я всегда старался находиться в противофазе господствующей тенденции, то терпеть не могу спортивные костюмы, носимые вне стадиона; снисходительно отношусь к джинсе, которую никогда не носил и которая в моих глазах является свидетельством отсутствия вкуса (ведь она внешне равняет гопника и интеллигента – по уровню гопника, разумеется). Так что «любовь к пиджакам» (а ещё причёска на аккуратный пробор) – это, скорее, проявление фронды с моей стороны, вошедшее в привычку. Впрочем, я тоже не люблю чиновного «официоза», поэтому обычно ношу под пиджаком водолазку или просто рубашку с расстёгнутым воротником.

Sarah:  Мой любимый вопрос: Анти-Чернышков – какой он?

— Внутри меня живут два разных человека: не «плохой» и «хороший», а скорее «сильный» и «слабый», каждый из которых  обладает набором положительных и отрицательных качеств: так, «сильный» – он решительный, храбрый, оптимистичный, пробивной, лёгкий, весёлый, циничный, грубоватый… «Слабый» – он тонкий, ранимый, мягкий, вялый, застенчивый, трусливый, эстетствующий… Общего у них – только интеллект, которым они попеременно пользуются.

Честно говоря, оба мне не нравятся. Я вообще не очень себя люблю: человеческая оболочка слишком несовершенна и довольно обременительна… Каким образом один из них сдаёт пост, а второй принимает, не знаю. Возможно, это шизофрения, но так у меня всю жизнь, и по поводу раздвоения личности в лечебницу пока не ложился. Возможно, всё ещё впереди.

— Будешь смеяться, но… Не дали золотую медаль за окончание школы: их количество на город было строго лимитировано, и «золото» раздали практически одним выпускникам лицеев-гимназий (я учился в обычной школе). – Сейчас вспоминаю с иронией, но тогда это стало самым большим унижением, ибо касалось несправедливой оценки моих мозгов, которыми я чего-то уже добился.

Когда тебе не дают какую-нибудь премию, к этому довольно легко относишься: это то же самое, что выиграть в лотерею, ибо решение жюри – это всегда средневзвешенная вкусовщина его членов. А тут – как если бы ты десять лет отпахал на фирму, а при увольнении с тобой не полностью рассчитались… Впрочем, Плющенко вон тоже не дали золотую медаль, так что я не один такой. Хотя к работникам всяких гороно с той поры отношусь как к продажным шкурам, возможно несправедливо.

— Просыпаюсь часов в восемь – десять (утра) и обдумываю: что ли на работу сходить? Если решаю, что стоит, то иду в свою редакцию, где пристаю к сотрудникам (особенно к  нашей ответсекретарю) с богемными разговорами и мешаю им работать. Бывает, конечно, что приходят люди, письма, кто-то звонит по телефону или посылают куда-нибудь съездить «осветить»… Но это всё как-то само собой. А часа в два – три пополудни ухожу домой (материалы чаще всего пишу дома). Там, если есть желание и настроение, читаю научную книгу. Или художественную. Или обдумываю научную статью, которую в скором времени напишу. Или рассказ, который никогда не напишу. Или решаю шахматные задачи. Или включаю ненавистный компьютер…

Время проходит быстро. Ужасно быстро. И всегда – неудовлетворённость от того, что до обидного мало сделал: то времени нет, то сил и здоровья, то лень-матушка. Но пройдёт жизнь, и кому это всё будешь объяснять…

— Сложно ответить: то, что я вкладываю в это понятие, никогда в полной мере не находило соответствия в жизни. У меня есть хорошие знакомые, приятели, товарищи – друзей нет.

Наверное, дружба – это когда на свете есть человек, само существование которого привязывает тебя к жизни, делая зависимым от другого и тем самым лишая самодостаточности. Дружба – это добровольная слабость.

— Их было и, наверное, будет ещё очень много. Это в каком-то смысле естественно. Правда, когда накладывается на проблемы со здоровьем, то порой физически становится тяжело жить…

— Не могу сказать, что как-то особенно люблю природу. Наблюдать её и находиться в ней, даже не отдавая себе в этом постоянного отчёта, так же естественно, как жить… Наверное, лично мне всё-таки предпочтительнее природа северного, «сурового» типа: я к ней привык с рождения, а жару плохо переношу даже здесь, в Сибири (у нас температурные колебания от -40 зимой до +40 летом, металл такие термические нагрузки не всегда выдерживает).

SukinKot: Ощущаете ли Вы себя сибиряком? Если да, то что это значит? Никогда не было желания перебраться куда-нибудь, где теплее, где пальмы и море :)

— Да, приходилось ощущать, особенно когда сталкивался с насквозь прогнившими нравами людей из Европейской России, включая почему-то Урал (особенно окололитературных). Хотя на этот счёт никаких предрассудков никогда не имел, но и иллюзий особых не питал. – «Европейцам», даже чтобы просто физически выжить, слишком часто приходилось «прогибаться» и колебаться вместе с генеральной линией, поэтому они более пластичны и циничны, – сибиряки же, как правило, «работают на слом».

Мы более консервативны и упрямы: нас трудно «сбить с ног», – ничего удивительного, что в декабре 1941-го немцев под Москвой остановили именно сибиряки.

В Сибири никогда не было крепостного права, поэтому мы свободолюбивы, хотя нами  довольно легко манипулировать, – достаточно выйти пред честным народом на каких-нибудь Шукшинских чтениях и рвануть на груди рубаху от Версаче: «Мужики!..»

Любим фронду по отношению к «центру», хотя она весьма наивна и ни к чему серьёзному никогда не ведёт. 

Если уезжать, то вообще из страны. Но если мы никому не нужны в собственной стране, то кому мы нужны там, за её пределами? «Планета наша для веселья мало приспособлена…»

Max:  Твое мнение по поводу строки (Визбора, кажется) "слава Богу, мой дружище, есть у нас враги, значит, есть, наверно, и друзья". Есть ли у тебя враги? Друзья? Кто они?

— Насчёт друзей я уже ответил. А что касается врагов, то у меня их никогда не было – скорее, недоброжелатели. Ведь враг – это тот, кого ты можешь ненавидеть, а своих «врагов» я мог только презирать и жалеть…

Вообще же, как показывает опыт, число «врагов» (недоброжелателей) у человека находится в прямой зависимости от его независимости.

Огромное падение и нравственный барьер

Curnik: Есть ли жизнь на Марсе??? и еще что лучше – хороший ужин или плохой завтрак??

— Наука пока не в курсе. А вообще, я за то, чтобы люди подзаряжались от Солнца, как аккумуляторы, – так экономнее будет. А если у Вас плохой аппетит, помогите голодающим Африки. Или России, на худой конец.

— Лояльное. Если только он не начинает навязываться в качестве общеобязательной «продвинутой» модели поведения.

Но то же самое касается и любой другой субкультуры и идеологии, – в этом смысле гомосексуализм ничем для меня не выделяется. – Вспомните нацистские концлагеря: там мирно и дружно соседствовали евреи, коммунисты, иеговисты, гомосексуалисты…

— Ваше отношение к встречным вопросам?

— Я атеист, и мне это глубоко безразлично. Но если рассуждать логически и на примере нашего упорно реанимируемого православия, то, по-видимому, ничего.

Дык: Можно ли судить о "конце света", ни черта о его начале не зная?

— В теории – возможен, это называется экуменизм. Правда – я не знаю, кому и зачем это нужно…

Дык: Скока стоит царскую семью расстрелять? То бишь каков твой барьер нравственности?

— У меня нет «барьера нравственности». Главное, чтобы совесть была.

— Если нам повезёт и мы сделаем в своей жизни что-нибудь хорошее и значительное, то о нас обязательно кто-нибудь когда-нибудь вспомнит.

SukinKot: В чем смысл жизни? Что для Вас главная цель? Кто Вам ближе, человек поступка или созерцатель?

— В том, чтобы прожить её не впустую, а что-то сделать, оставить после себя.

Сам я созерцатель, но именно поэтому мне всегда импонировали люди поступка.

— Не помню. Наверное, её просто не было.

Volcha:  Какие фильмы и герои наиболее близки, характеры, суждения, поведение?

— Боюсь, золотые годы кинематографа остались в 1960 – 70-х, вместе с Бергманом, Тарковским, Брессоном, Антониони, Бунюэлем, Феллини. Мне нравится психологический кинематограф, где человек не одномерен и не одноклеточен. Где он не спасает Вселенную от злобных монстров и мирового террористического заговора, а ходит на работу, ссорится с женой, пьёт чай, гуляет с ребёнком, всё время задаёт себе вопрос, а так ли вообще течёт его жизнь…

Вспоминаю одного знаменитого советского кинооператора, который начало каждого нового курса во ВГИКе предварял такими словами: «Ребята, вам за свою жизнь придётся много чего научиться снимать: и драки, и погони, и невероятной сложности трюки… На самом деле это всё ерунда, это легко. Но вот однажды режиссёр попросит вас снять сцену: муж возвращается домой, его жена на кухне готовит ему ужин, а он должен сказать ей, что от неё уходит. И вот тут-то вы сядете на ж…»

Картины типа «Матрицы» и «Аватара», с их дешёвенькой философией и клиповой структурой, знаменуют, по-моему, тупик современного кино, почти целиком выродившегося в многочасовые компьютерные спецэффекты. Последние известные мне «взбрыки» европейского интеллектуализма я наблюдал у Кшиштофа Кесьлёвского и Андрея Звягинцева. (Да, и рекомендую две французские картины 2000-х, приятно меня удивившие: «Полный покой» с Марго Абаскаль и «Молчание моря» с Жюли Деларм, а ещё боснийский фильм «Грбавица».)

О российском кино разговор вообще особый: в нём начисто пропал рефлексирующий герой. Видимо, рефлексировать, размышлять, мучиться больше совершенно не над чем.  Огромное падение. – В советском кино я навскидку могу перечислить как минимум 7 типажей рефлексирующего героя: Анатолий Солоницын, Иннокентий Смоктуновский, Олег Янковский, Олег Даль, Леонид Дьячков, Всеволод Сафонов, Олег Борисов... Это не считая того, что любой средний советский актёр при необходимости умел сделать на экране умное лицо. Сейчас – хоть убейте – не назову вам никого, кроме разве что Евгения Миронова. Но, простите, калибр личности далеко не тот, к тому же Миронов слишком разбрасывается и, кажется, не понимает, где дар божий, а где яичница... Таким образом,  российское кино я воспринимаю сегодня с понижающим коэффициентом 1:7. 

Любимых героев у меня нет. Но всегда перед глазами потрясающая сцена из «Сталкера» – монолог Писателя (гениальный Солоницын!), который в промокшем до нитки пальто сидит на краю колодца, засунув руки в карманы: «Эксперименты, факты… А чья совесть от них заболит? Моя? У меня нет совести – у меня одни только нервы!.. Душу вложишь, сердце вложишь – сожрут и душу, и сердце. Мерзость какую-нибудь из себя вынешь – жрут мерзость! Они же ничего не хотят понимать – они только жрут!..»

Ничего подобного по силе внутренней боли и достоверности нигде больше не встречал.

— Вообще – не надо ударять человека. Причинять вред другому человеку допустимо, только если защищаешь жизнь и здоровье своё и близких. Впрочем, если бы были узаконены дуэли (а я выступаю за введение поправок в Уголовный кодекс и за принятие специального закона о дуэлях), я бы с удовольствием вызывал хамов и простреливал им ногу.

Любовь как эйфория и депрессия

Кот: Почему Вы выбрали технический вуз? Я не знаю, но думаю, что Вы где-то работаете. Если так, то нравится ли Вам работа или Вы ею занимаетесь потому, что надо? Ваша работа как-нибудь влияет на творчество? Труд для человека – благо или суровая необходимость? Бывают ли профессиональные поэты или это понятие (профессиональный поэт) надо писать в кавычках?

— Пошёл в технический, потому что у меня были некоторые физико-математические способности и выбранная специальность (оборонного характера) считалась элитной. Потом выяснилось, что это не так, никакие способности там не нужны, да и вообще государство в наших услугах не нуждается. Это было разочарование. Хотя два года инженером я всё же проработал после выпуска.

Я уже довольно давно журналист, сейчас – завотделом в газете. Работа, конечно, отнимает время, но я имею возможность более или менее свободно им распоряжаться.

Труд – необходимость, конечно же. Недаром Маркс мечтал о поре, когда человек будет трудиться для удовольствия, а главным богатством общества называл свободное время его членов. Но в целом мне довольно близка протестантская этика: труд самоценен, – ведь именно он сделал из обезьяны раба… Хотя главное в любой работе – не наработаться, а получить результат, разумеется.

Мне кажется, нет никаких «профессиональных поэтов». Есть поэты хорошие и плохие. Профессия – это то, чем ты занимаешься регулярно и за что получаешь зарплату, поэтому профессии «поэт» не существует. Но чем бы ни зарабатывал на жизнь человек, пишущий стихи, судить о его виршах нужно по высшей мерке – с точки зрения вечности, если хотите. Иначе просто нет смысла.

Кот: Как Вы относитесь к спорту? Из "Сельмагов города Москвы" можно предположить, что Вы играете или играли в шахматы. А как насчет других видов спорта?

— Спорт никогда не любил, к соревнованиям отношусь равнодушно. В детстве и студенчестве, на физ-ре, играл в баскетбол и футбол. В футболе предпочитал стоять на воротах, – любил разрушать чужие атаки, быть последним барьером… В баскетболе, несмотря на весьма средний рост, был неплохим защитником и почти всегда выигрывал стартовые вбрасывания у более рослых визави.

Шахматы – моя первая любовь, и это не забывается. Но шахматы для меня – прежде всего искусство. В турнирах я не играю. Ещё люблю посмотреть на игру хороших бильярдистов, когда показывают.

— Домосед. По выходным вообще из дома стараюсь не выходить. Потом в понедельник даже зайти в общественный транспорт трудно себя заставить… Хотя иногда приходит желание всё послать к чёрту и уехать куда-нибудь на день-два, чтоб никто не дёргал.

Отдыхаю в основном переключением с одного вида работы на другой.

— Положительное, но домашних животных не держу: я рассеян, и у меня мало времени, могу просто забыть покормить, – зачем мучить животину?..

— …кратковременное острое психическое расстройство, начало которого характеризует эйфория, а окончание – клиническая депрессия.

— Пью только вино и в малых количествах (бокал за вечер). 

— Цвет – светло-синий и жёлтый. Сезон – сухая осень. Но не потому, что это «поэтическое» время года, а просто потому, что становится свежее и мне физически легче дышится.

Cherry: Осталось только узнать имя любимой девочки, похоже) все вопросы разобрали, даже про жизнь на Марсе... Дмитрий, если это не очень личное – какие цели Вы ставите перед собой в жизни? Чего Вам очень сильно хотелось бы достичь, добиться, получить?

— Мне очень бы хотелось сделать за не очень длинную жизнь что-то такое, что больше меня самого, что останется в сухом остатке, когда меня уже не будет. Это возможно, только если занимаешься творчеством: научным, литературным, социальным – каким угодно. – К сожалению или к счастью, это единственный вид бессмертия, доступный отдельному человеку.

Много есть интересных вещей, которыми бы хотелось заниматься, но на большинство из них у меня просто нет и уже не будет времени. – Например, хорошо бы было снять фильм, но вряд ли это уже получится…

 О России и об умении достойно жить

— Потому что Россия вот уже 500 лет с момента своей централизации занимается не обустройством своего дома, а носится со всемирной миссией, пытаясь осчастливить всё человечество по принципу «Будь мне братом, а не то проломлю тебе голову». – Сначала мы пытались построить мировое православное царство (из-за чего в XVII веке произошёл Раскол, когда начали унифицировать русский и греческий обряды, готовясь идти освобождать от «неверных» Святую Софию в Константинополе); потом, в XIX веке, стать во главе абстрактного славянства; потом – загнать человечество в светлое большевистское будущее железной рукой… В любом случае – мы строили наше внутреннее единство не на естественной этнокультурной основе, а на умозрительной и потому безжизненной конфессионально-идеологической базе. Как минимум с XVI века быть русским означает не «родиться и вырасти в России», а быть 1) православным и 2) подданным «белого царя» – другими словами, холопом.

Сегодня, когда наша всемирная миссия наконец накрылась медным тазом, вдруг выяснилось, что людей в России не связывает ничего, кроме территории и юрисдикции верховной власти. Это общество, где все против всех, ибо никто не знает: а что вообще значит быть русским? У нас даже прошлого – одного на всех – нет. А раз так, то и народа русского – нет.

Скреплять Россию способен только непрерывный внешний триумф, то есть – непрерывная война («война народная», «последний решительный бой») с кем-то или подготовка к ней. Отсюда феномен российского милитаристского патриотизма, гнусно используемого любой нашей властью в собственных интересах («маленькие победоносные войны»).  Спорт – прямая проекция такого «патриотического» сознания. А нет триумфа, нет побед (как на Олимпиаде в Ванкувере, например) – и выясняется, что нет и самой страны. Это, конечно, ужасно.

Volcha: Как нам обустроить Россию? Ну, ладно, ладно, не всю, а только маленький кусочек пространства вокруг себя? Что бы изменил вокруг?

— Нужно не быть свиньёй, прежде всего. Свинство – самая отвратительная для меня черта русского народа, предмет стыда за него.

Можно, конечно, как Чехов, всех призывать разбивать сады и цветники – но для начала хорошо бы просто не бросать окурки мимо урны и на лестничной площадке, не плевать на пол, не валяться под забором после всенародных праздников, не мочиться мимо унитазов в общественных уборных. – До этого над всеми разговорами о «великой России» я могу только смеяться: величие страны определяется не умением достойно умирать (это-то мы как раз умеем, а не умеем – научат, не хотим – заставят), а умением достойно жить.

Кот: Ваше отношение к политике? Мне показалось, что оно иронично-индифферентное, или я ошибаюсь? Что такое для Вас Родина? У Вас есть к ней любовь?

— Политика? По-моему, нет большей мерзости. Хотя сам веду семинары по политологии.

«Люблю я родину, но странною любовью…»

Моя родина – это русский язык, всё остальное – бесплатное приложение. Хотя я отдаю себе отчёт в том, что несу в себе все достоинства и недостатки своего несчастного отечества.

Вообще, жаль, что у наших далёких предков оказались такие недалёкие потомки.

— Я атеист «до костей мозга». Что не мешает мне, кстати, любить Евангелие, книгу Экклезиаста и православное хоровое пение. Мне кажется, каждый человек, считающий себя культурным и образованным, должен прочитать Библию, а желательно и Коран (в переводе с арабского, разумеется).

Иногда я думаю: насколько бы легче всем жилось, если бы те, кто называет себя христианами, хотя бы просто следовали тому, что написано в Евангелии… Христианская этика – одно из величайших достижений человечества, но беда христианства как раз в том и заключается, что экспансивная идеология и ритуал заслонили в нём самое главное – его этику. И это не случайно: уже в Десяти заповедях целых четыре направлены на обожествление Бога и только шесть – на очеловечение человека…

На мой взгляд, сочетание светской рациональности и христианской этики было бы очень плодотворным и могло бы породить замечательный тип личности. А одному своему персонажу я вложил в уста реплику, которая мне самому очень нравится: «Господи, если Ты есть, – не прощай нам, ибо ведаем, что творим».

Мне, кстати, вовсе не кажется христианской страной Россия: это какая-то дикая смесь язычества, православия и стихийного атеизма. Впрочем, в стране, которая была крещена насильно и восприняла христианство формально и неглубоко; в которой Церковь благоденствовала, когда Русь стонала под монгольским игом; в которой словом Божиим освящались самые гнусные преступления власти – от осады и разорения царским войском Соловецкого монастыря до еврейских погромов; в которой Церковью двести лет управляли обер-прокуроры синода, а потом ещё семьдесят – органы госбезопасности и уполномоченные по делам религии, – иначе и быть не могло.

Но меня вовсе не умиляют попы, кропящие святой водой «мерседесы» и разглагольствующие о «возрождении духовности»: вот-де ещё тридцать тысяч церквей поставим на святой Руси-матушке, и тогда заживём… Не заживём. РПЦ, может, и заживёт, но не Россия: огосударствлённое христианство однажды уже привело российскую государственность к катастрофе, если кто забыл. Франкенштейнизация православной Церкви может дорого всем нам обойтись.

Сейчас по Конституции Церковь отделена от государства, всем гарантирована свобода совести, но если кто и нуждается в защите этой свободы больше всех, так это атеисты. Нынешняя возгонка православия, ко всему прочему, отбрасывает нас в глубокое средневековье: невозможно построить высочайше обещанную инновационную экономику, а значит, и нормальную жизнь XXI века (которая зиждется на высокоразвитой светской рациональности), если мы руководствуемся религиозно-мифологическим сознанием, соответствующим скорее стадии феодализма.

Cherry: Хотелось ли Вам когда-нибудь уехать из этой страны? и если да – то насовсем или ненадолго?

— Хотелось. И насовсем тоже. Но помимо того, что я вообще тяжёл на подъём, чётко понимаю одно: там я нужен не больше, чем здесь. Как и все мы. И дело абсолютно не в языке: за этим бы как раз дело не стало… А вот пожить-поучиться пару месяцев за границей не отказался бы. Да и раз в жизни хорошо бы, конечно, проехаться по Европе и посмотреть её своими глазами. Это полезно и правильно.

Pesnya: Что ты абсолютно не приемлешь в современном социуме? и что кажется тебе безусловным социальным достижением цивилизации?

2) Возможность сознательно выбирать свою судьбу.

— Лучшие – самопожертвование и верность. Хотя они и бессмысленны, по большому счёту – но тем и прекрасны. Худшие – лицемерие и хамство. Вообще, самое тяжёлое для меня – видеть чужую низость: становится невероятно стыдно. Не за него – за себя почему-то… Очень хотелось бы остаться идеалистом: верить в лучшее, верить в людей… К сожалению, они раз за разом лишают меня этой возможности. Идеала женщины у меня нет. По-моему, они все примерно одинаково устроены, поэтому метод перебора, поголовно практикуемый в личной жизни и вырождающийся в дурную бесконечность, совершенно бессмыслен (впрочем, это касается и мужчин).

Главное в женщине – безусловно, добрый нрав. Потому что главная функция, главное предназначение женщины, делающее её лучше и выше мужчины, – производство любви, самого дефицитного вещества в мире.

 Аховое резюме от Чернышкова

Axa:  1) Сколько "стоит" для вас ваш стих? вы затрачиваете душевные силы на создание или получаете их при написании?

2) ради чего стоит жить и за что умереть?

3) вы считаете себя поэтом? а талантливым? 

4) если долго-долго идти, куда придёшь и нужно ли оборачиваться во время пути?

— 1) Скорее, затрачиваю: сужу по тому, что следующий текст после написанного, как правило, довольно долго «натекает». Хотя удовольствие от только что написанного стихотворения, которое тебе самому кажется удачным, ни с чем другим сравнить нельзя. 

2) Жить стоит ради того, ради чего не жалко и умереть. А вот ради чего стоит умирать… Jedem das seine, как было написано на воротах Бухенвальда.

3) Я считаю себя человеком, который иногда пишет стихи. Думаю, за жизнь мне удалось написать 10 – 15 неплохих стишков.

4) Не знаю, потому что ещё не пришёл. Как дойду, сообщу дополнительно.

5) У меня нет своей семьи. Но, честно говоря, мне странно бывает видеть, когда человек, выросший в семье и знающий этот ад изнутри, упорно воспроизводит подобный опыт. Боюсь, ценностью она является лишь для тех, у кого её никогда не было (для сирот, например). А для творческого, по-настоящему талантливого человека очень часто семья – это враг № 1. А его неизбежный эгоцентризм, в свою очередь, делает семейную жизнь невыносимой для его домочадцев.

Всё зависит от контекста, универсального ответа здесь дать невозможно. – Этот пласт в языке есть, и было бы чистоплюйством и лицемерием делать вид, что, когда мы пишем стихи, мы возвышеннее и чище, чем есть на самом деле. – Когда Александр Сергеич баловался матерками, он становился от этого менее талантливым или нет?

Другое дело, что профанировать бесконечным употреблением можно всё, и тогда даже такое сильнодействующее средство, как обсценная лексика, станет обыкновенной пошлостью, как «розы – морозы», и не будет вызывать никаких эмоций. Что уже практически произошло в обыденной жизни.

7) Можно развить в себе способности – упорной работой. А талант – он либо есть, либо нет: это всего лишь исходная предпосылка, особенности биохимических процессов мозга. Конечно, желательно, чтобы он был, но мир, к сожалению или к счастью – уж не знаю, зиждется вовсе не на гениях, а на старательных середнячках (Россия – та вообще на троечниках, получивших образование на подоконнике)…

Помню, однажды для студийного занятия я попытался схематично изобразить модель поэтического мастерства. Получилась трёхступенчатая пирамида. – Основой её служила ступенька, которую я условно назвал «Дар». В моей интерпретации дар находил выражение в глубине и частоте озарения. На «втором этаже» обосновалась «Техника», то бишь версификаторское искусство при работе над словом. Наконец, на вершине красовалось «Авторское мировоззрение» – другими словами, своеобычность авторского видения.

В такой интерпретации поэтические системы разных авторов различаются только размерами ступенек, их пропорциями. Конечно, поэтов трудно сравнивать, особенно по принципу «быстрее, выше, сильнее» – из-за отсутствия точного критерия. Слабость или сила стихов обычно бывает понятна внутренне, грамотно же говорить об этом мало кто умеет. Часто единственное, за что можно «зацепиться» при оценке, – именно версификаторское мастерство.

Если у человека нет хоть какого-нибудь таланта – основы, – нет ничего. Техника – элемент ремесла, которым приходится овладевать всем пишущим, работа над ней так или иначе продолжается всю жизнь, отсутствие её – очевидная слабость. Но вот авторское мировоззрение, то, что отличает одного большого поэта от другого… Отсутствие особого взгляда встречается чаще всего, оно и формирует тот усреднённый поток практически неразличимых текстов, который создаёт сегодняшнюю (в широком смысле) поэтическую ситуацию.  

Но должен вам сказать, что я всё же против выстраивания иерархических лестниц. Литература – это не пирамида, а биогеоценоз, наподобие леса: в каждый момент времени в нём сосуществуют деревья до небес, подлесок, кустарник, трава. К ней неприменимы спортивные аналогии: сравнивать ежевичный куст и сосну, сладкое и высокое невозможно. Когда мне называют Поэта №1, я прошу огласить весь рейтинг-лист и раскрыть секретный критерий классификации. В ответ я обычно получаю неодобрительное молчание. Ибо когда проходит время гениев, наступает эпоха чемпионов. Поэтому люди, называющие себя поэтами, часто напоминают мне охотника из «Обыкновенного чуда», который вместо того, чтобы убить сотого медведя, с остервенением борется за звание «Лучший охотник»…

Литераторы часто забывают: нет объективных истин, истина может быть только их личная, и она должна быть выстрадана – тогда можно говорить на равных хоть с Господом Богом. Если мир придерживается иной точки зрения, чем ваша, – это проблемы мира, но никак не ваши. А для того, чтобы оказаться правым, обычно бывает достаточно занять точку зрения, противоположную господствующей.

Мера всему – ваш персональный художественный вкус, который можно и должно развивать. Мера вам – строгость ваших требований к самому себе, которую можно и должно увеличивать.

И ещё: никогда не надо сбиваться в стаи и становиться стадом: в стаде остаётся либо мычать, либо отбрасывать копыта. Быть одним из многих – это всегда означает быть одним из малых, а остаться в меньшинстве – значит иметь мужество остаться самим собой…

8) Как ни странно, это несовершённый поступок. – Не дал по физиономии субъекту, при мне оскорбившему моего институтского товарища. (Хотя это и входит в противоречие с декларированным выше «не надо ударять человека», но что поделаешь…)

9) Люблю читать чужие стихи самому себе, в одиночестве. «Декламировать» ни свои, ни чужие не умею: по-моему, это пошло.

10) Я атеист, поэтому не верю в реинкарнацию.

11) Нет, нельзя. Во-первых, женщины выше и лучше нас, а во-вторых, как говорил мой отец, «не видел ни одной битой бабы, которая бы после этого поумнела». Те мужчины, которые показывают свою «крутизну» таким образом, – просто ничтожества, расписавшиеся в своей личностной несостоятельности и полном бессилии. Ибо насилие – не что иное, как крайняя степень бессилия, – ещё поэтому оно так отвратительно.

12) Никогда не пробовал, о чём жалею: в жизни нужно испытать всё… Но представьте, никто ни разу не предложил.

13) Чтобы получить Нобелевскую премию по литературе, конечно. А Вы что думали?..

14) Если суицид не следствие аффекта, а обдуманный шаг, то это может быть достойный выход из безвыходной ситуации. Вспомним хотя бы римлян, у которых самоубийство было почётной смертью, японских самураев… (Кстати, я за эвтаназию.) Хотя для того, чтобы жить, мужества подчас требуется гораздо больше.

15) На бумаге, от руки, в одиночестве, дома. А что, бывает как-то по-другому?

16) Это литература, размещённая в Интернете, и ничего более.

 — Вы не поверите: это самый трудный вопрос из всех. У меня нет на него ответа. – Думаю, Вы найдёте достойного претендента.

Читайте в этом же разделе:
07.02.2010 Сергей Обедиентов: Ямбнутый интроверт с завышенной самооценкой
14.11.2009 Фиалка: Я не люблю походить на кого-то
13.11.2009 Tashka: Подставить эго под водопроводный кран
10.10.2009 Сукин Кот: «Я — блудный сын своей эпохи»
05.09.2009 ИриХа: Голосую за роман с жизнью!

К списку

Комментарии

Оставить комментарий

Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.