Разум дан человеку для того, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя, люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав
(Эрих Мария Ремарк)
Мейнстрим
20.09.2011
В Харькове раздали кадуцеи
Прошел XIII международный фестиваль фантастики «Звездный мост»...
В Харькове прошел XIII международный фестиваль фантастики «Звездный мост». Как передает информационная лента АТН, в рамках его закрытия состоялось вручение традиционных наградных кадуцеев наиболее выдающимся мастерам фантастической словесности. Главный приз «Звездного моста» достался Вадиму Панову.
Вручению наград «Звездного моста» предшествовало вручение премий московского фестиваля фантастики «Серебряная стрела». За лучший женский образ медаль получила Ольга Громыко.
Лучшим из дебютантов организаторы «Звездного моста» признали харьковского фантаста Бориса Георгиева.
«Уровень возрос, звезд — более шестидесяти, — подытожил председатель оргкомитета Николай Макаровский. — Ни один конвент мира столько не собирает. К нам приехала впервые за историю Украины делегация совета писателей России, в университете Каразина вручались литературные медали лучшим украинским писателям, а когда я спросил, почему не в Москве, они сказали: у нас, извините, такого конвента нет».
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.