Три тысячи новых слов собрал под обложкой своего нового издания словарь «Le Petit Larousse»...
Три тысячи новых слов собрал под обложкой своего нового издания словарь «Le Petit Larousse», передает швейцарская информационная служба ATS.
По словам директора отдела «Dictionnaires et Encyclopedies» Карин Жирак-Маринье (Carine Girac-Marinier), полная «инвентаризация» всей лексической коллекции представляет собой огромную работу, которая проводится каждые 10–12 лет и занимает 2–3 года. Усилиями целой армии лексикографов и научных специалистов «Larousse» в очередное издание включено 3000 новых слов и выражений, а также около 150-ти новых имен собственных, среди которых более 60-ти артистов, писателей, специалистов и спортсменов. Среди них, в частности, лауреат Гонкуровской премии 2009 года писательница Мари Ндяй (Marie Ndiaye), литератор гаитянского происхождения Дани Лаферьер (Dany Laferrière) и актер Леонардо ди Каприо.
Среди новых популярных слов французского языка нельзя, к примеру, не отметить «malossol» («малосоль»), которым потомки воинственных галлов обозначают русские малосольные огурчики.
В новое издание иллюстрированного словаря вошло, в общей сложности, 62 тысячи имен нарицательных, 28 тысяч имен собственных, 150 тысяч определений, 5000 иллюстраций, а также атлас из 350-ти обновленных карт и 128 страниц иллюстрированных энциклопедических театральных подмостков. Тираж словаря составит 700 тысяч экземпляров.
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.