|
Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик (Афанасий Фет)
Книгосфера
05.11.2014 Постороннее солнцеНа это произведение 44-летнего уроженца города Мостаганема вдохновила повесть Альбера Камю... «Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день»
Альбер Камю
Пишущий на французском алжирский журналист и литератор Камель Дауд, в настоящее время корреспондент «Quotidien d’Oran», оказался в эпицентре всеобщего внимания после выхода своего дебютного романа «Мерсо, встречное расследование» (Kamel Daoud. Meursault, contre-enquête). На его родине книга была опубликована в прошлом году издательством «Barzakh», а уже в 2014-м ее значительным тиражом напечатало во Франции издательство «Actes Sud». Роман собрал целый букет престижных литературных наград включая Премию Франсуа Мориака (Le Prix François Mauriac) и Премию пяти континентов (Le Prix des cinq continents de la francophonie), не говоря уже о присутствии в четверке финалистов Гонкуровской премии нынешнего сезона, лауреат которой будет объявлен уже сегодня.
На это произведение 44-летнего уроженца города Мостаганема вдохновила опубликованная в 1942-м повесть Альбера Камю «Посторонний», наделавшая много шума в литературной среде и все еще продолжающая будоражить умы. Главный герой «Постороннего» — Мерсо — убивает «араба» на пустынном, залитом злым солнцем алжирском пляже. На суде на вопрос — почему он это сделал, его ответ — «из-за солнца» — вызывает смех. Решающим основанием для вынесения присяжными обвинительного приговора становится свидетельство о том, что Мерсо не плакал на похоронах своей матери, умершей накануне преступления, а вовсе не сам факт убийства безымянного араба.
Автор романа «Мерсо, встречное расследование» наделяет убитого араба именем, нарекая его Мусой, и воскрешает память о нем рассказами его родного брата Гаруна...
Давая имена своим героям, автор, очевидно, прибегает к библейским аллегориям — красноречивый Аарон (в арабской транскрипции Гарун) должен был стать устами своего косноязычного брата Моисея (Мусы). Более того, нося вещи убитого брата, тела которого так и не нашли, Гарун ощущал себя отчасти перевоплотившимся в Мусу, как бы «донашивающим» его судьбу. Ночь за ночью, в оранском баре он, пребывая уже в преклонном возрасте, рассказывает неравнодушному слушателю о своем одиночестве, рассуждает о людях, которые собственные суетные и противоречивые чаяния норовят считать Божьим промыслом. Гарун давно разочаровался в стране, в которой провел всю жизнь, но не может о ней не тревожиться. Чужой среди своих, посторонний, он ожидает смерти как облегчения...
Своеобразная писательская манера и необычный угол зрения Камеля Дауда позволяют нам увидеть его роман и повесть Альбера Камю как единый палимпсест*, повествующий об одиночестве и абсурдности человеческого существования.
__________
*Палимпсест — рукопись на пергаменте поверх смытого или соскобленного текста.
Автор: Андрей МУРАВЬЕД («Решетория»)
Читайте в этом же разделе: 03.11.2014 Между светом и тьмой 27.10.2014 Такое случается 20.10.2014 Спросите Пруста 16.10.2014 Государь считал меня дьяволом 10.10.2014 Сохраните это. Здесь вся моя жизнь
К списку
Комментарии
| 05.11.2014 09:20 | тим КЛ, анти-Паулем вам уже не быть.) Как бы фсё в итоге ни сложилось касаемо Гонкура — вы однозначно Пауль!)
Сегодня день Х. . . | | | 05.11.2014 16:35 | КЛ Пауль так Пауль, Тим.
Лишь бы не Паулюс ) | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
|
|