Уистен Хью Оден. Лекции о Шекспире / Пер. с англ. М. Дадяна. — М.: Издательство Ольги Морозовой, 2008. — 576 с.
Имя Уистена Хью Одена знакомо каждому, кто всерьез интересуется поэзией. Автор, сыгравший одну из ключевых ролей в формировании западной поэтической традиции XX века, не обойден вниманием русских переводчиков.
Кроме того, Оден хотя и косвенным, но знаменательным образом поучаствовал в истории русской литературы, оказав активную поддержку Иосифу Бродскому. Который, в свою очередь, боготворил Одена и отводил ему едва ли не главное место в своем личном поэтическом каноне. Как и другие большие поэты, Оден оставил после себя отнюдь не только стихи. Важную часть его наследия составляют тексты, в которых он предстает как вольный исследователь литературы, культуролог, рассказчик и, скажем так, интеллектуальный резонер. Эта ипостась Одена уже была явлена русскому читателю несколько лет назад, когда в России вышла книга «Застольные беседы с Аланом Ансеном».
Именно записи Алана Ансена, которому суждено было стать литературным секретарем и другом Одена, сыграли главную роль в создании еще одного памятника оденовскому красноречию — сборника лекций о Шекспире, которые поэт читал в 1946–1947 годах в нью-йоркской Новой школе социальных наук. Скрупулезно изучив конспекты Ансена и нескольких других студентов, американский специалист по наследию Одена Артур Кирш с максимальной точностью восстановил весь цикл оденовских шекспироведческих эссе, представленных самим поэтом только в устной форме.
Оден — остроумец и эрудит, и его изощренные этюды не уступают по смысловой насыщенности сухим академическим изысканиям. Некоторые литературоведы не чужды определенного скепсиса по отношению к филологическим выкладкам писателей и поэтов. Хорошо известна сакраментальная фраза знаменитого филолога Романа Якобсона, который не желал видеть Владимира Набокова профессором Гарварда: «Коллеги, что из того, что некто — видный писатель? Неужто нам следует пригласить в качестве профессора зоологии слона?» В случае Одена, несомненно одно: рассуждения этого слона если не надежнее, то уж, во всяком случае, живее и интереснее, чем выкладки иных зоологов.
Рассказывая американцам о Шекспире, поэт держится артистично и уверенно, наверное, еще и потому, что говорит о своей родной английской литературе, хотя непринужденность его проявляется и тогда, когда он ссылается на Кьеркегора, Данте и Паскаля. Оден-лектор больше ценит парадоксальные мысли и неожиданные сближения, нежели строгие доказательства, что, впрочем, не отменяет его досконального знакомства с огромным фактическим материалом. Рассуждая о полноте Фальстафа, персонажа пьесы «Генрих IV», Оден говорит: «Тучный мужчина выглядит помесью младенца и беременной женщины. Греки представляли себе Нарцисса стройным юношей, но мне кажется, что они ошибались. Я вижу его полноватым мужчиной средних лет, ведь, как бы он ни стыдился выставлять брюшко на всеобщее обозрение, наедине с собой мужчина нежно любит свой животик — ребенок-то, может, и невзрачный, но он сам его выносил». Заметим, что обычным лекторам ни в коем случае не следует придерживаться такого стиля.
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
1932
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.