Оден в ипостаси слона

 

 

 

Имя Уистена Хью Одена знакомо каждому, кто всерьез интересуется поэзией. Автор, сыгравший одну из ключевых ролей в формировании западной поэтической традиции XX века, не обойден вниманием русских переводчиков.

 

Кроме того, Оден хотя и косвенным, но знаменательным образом поучаствовал в истории русской литературы, оказав активную поддержку Иосифу Бродскому. Который, в свою очередь, боготворил Одена и отводил ему едва ли не главное место в своем личном поэтическом каноне. Как и другие большие поэты, Оден оставил после себя отнюдь не только стихи. Важную часть его наследия составляют тексты, в которых он предстает как вольный исследователь литературы, культуролог, рассказчик и, скажем так, интеллектуальный резонер. Эта ипостась Одена уже была явлена русскому читателю несколько лет назад, когда в России вышла книга «Застольные беседы с Аланом Ансеном».

 

Именно записи Алана Ансена, которому суждено было стать литературным секретарем и другом Одена, сыграли главную роль в создании еще одного памятника оденовскому красноречию — сборника лекций о Шекспире, которые поэт читал в 1946–1947 годах в нью-йоркской Новой школе социальных наук. Скрупулезно изучив конспекты Ансена и нескольких других студентов, американский специалист по наследию Одена Артур Кирш с максимальной точностью восстановил весь цикл оденовских шекспироведческих эссе, представленных самим поэтом только в устной форме.

 

Оден — остроумец и эрудит, и его изощренные этюды не уступают по смысловой насыщенности сухим академическим изысканиям. Некоторые литературоведы не чужды определенного скепсиса по отношению к филологическим выкладкам писателей и поэтов. Хорошо известна сакраментальная фраза знаменитого филолога Романа Якобсона, который не желал видеть Владимира Набокова профессором Гарварда: «Коллеги, что из того, что некто — видный писатель? Неужто нам следует пригласить в качестве профессора зоологии слона?» В случае Одена, несомненно одно: рассуждения этого слона если не надежнее, то уж, во всяком случае, живее и интереснее, чем выкладки иных зоологов.

 

Рассказывая американцам о Шекспире, поэт держится артистично и уверенно, наверное, еще и потому, что говорит о своей родной английской литературе, хотя непринужденность его проявляется и тогда, когда он ссылается на Кьеркегора, Данте и Паскаля. Оден-лектор больше ценит парадоксальные мысли и неожиданные сближения, нежели строгие доказательства, что, впрочем, не отменяет его досконального знакомства с огромным фактическим материалом. Рассуждая о полноте Фальстафа, персонажа пьесы «Генрих IV», Оден говорит: «Тучный мужчина выглядит помесью младенца и беременной женщины. Греки представляли себе Нарцисса стройным юношей, но мне кажется, что они ошибались. Я вижу его полноватым мужчиной средних лет, ведь, как бы он ни стыдился выставлять брюшко на всеобщее обозрение, наедине с собой мужчина нежно любит свой животик — ребенок-то, может, и невзрачный, но он сам его выносил». Заметим, что обычным лекторам ни в коем случае не следует придерживаться такого стиля.