Вчера на традиционном торжественном обеде был объявлен лауреат премии «Русский Букер 2010». Непостижимым для литературной общественности образом победительницей стала Елена Колядина с романом «Цветочный крест». Уровень этого произведения весьма спорный. Да, оно легко читается, да, герои живут в непопулярном для российской прозы XVII веке, что само по себе занимательно. Но, даже не будучи историком или лингвистом, сложно не заметить уймы фактических и стилистических ошибок, которые встречаются на каждой странице — без преувеличений. «Цветочный крест» был высмеян критиками, удивившимися еще тому, что роман попал в шорт-лист «Русского Букера 2010». Выбор этого произведения в качестве лучшего в списке представляется не только странным, но — оскорбительным по отношению к гораздо более достойным романам других финалистов.
Действие «Цветочного креста» происходит в холодной русской глубинке — Тотьме, — во времена правления государя Алексея Михайловича, отца Петра I. Дочь зажиточного солепромышленника Феодосья, шестнадцати лет от роду, познает мир доступными ей способами. Так как жители Тотьмы времен позднего средневековья заняты, в основном, религией и сексом — Феодосья то ведет в церкви теологические споры с молодым священником отцом Логгином, то принимает в горнице ласки скомороха Истомы. На протяжении романа любовная тоска Феодосьи постепенно заменяется духовным ростом, венец которому — цветочный крест, созданный ею во славу Бога. Отец Логгин в романе выступает антагонистом наивной Феодосьи — книжным червем и злым адептом православия, который желает погубить добросердечную девушку, не отдавая в этом отчета даже себе. Остальные герои — фоновые, в массе своей — темные, суеверные, развратные. Сексуальную тематику романа и обилие нецензурных выражений автор — бывшая сотрудница журнала «Cosmopolitan» и феминистка — объяснила так: «Мне всегда хотелось написать о любви и сексе, но, к сожалению, в современном русском языке нет подходящих слов, кроме неприличных и медицинских терминов. И когда я увидела, что в допетровской Руси много нужных слов, никого не оскорбляющих, я начала писать это произведение. Однажды купила книгу о ведьмах. Там была историческая информация об осужденной колдунье Феодосии в городе Тотьма. Эта информация и стала толчком к написанию этого романа».
«Много нужных слов для описания любви и секса» в «Цветочном кресте» превратились в много ненужных, потому что употребила часть из них Елена Колядина не по смыслу. «Скоктание», то есть щекотка, у нее оказывается половым актом, а «становая жила», то есть позвоночник, — мужским членом», — изумляется Сергей Ходнев из газеты «КоммерсантЪ». Автор этой заметки, в свою очередь, озадачилась, когда обнаружила в тексте фразу «Все на время затихли, тыча вилками в миски да бренькая ложками в горшках». Елена Колядина, вероятно, уверена, что вилками на Руси пользовались испокон веков и даже раньше. А ели, кстати, этими вилками из мисок — «картофельные рогульки». Это притом, что картофель появился в России только в середине XVIII столетия. В «Цветочном кресте» употребляются слова в глагольной форме аориста, к примеру, «рекши»; есть разные «аз», «зело», «сиречь», «изыди»; встречаются совершенно невозможные сочетания вроде «сморгнул вежами». Это башнями, что ли, моргнул? За всю историю русского языка «к» и «ж» никогда не заменяли друг друга: «веками» и «вежами» — слова с разными смыслами. И наряду с этой всей старославянской стилистикой употребляются вполне современные термины. Жених Феодосьи Юда Ларионов объясняет устройство скважины фразами вроде «центральная часть ствола», а у отца солепромышленника Извары Строганова в словарном запасе — термин «монополия». Веселее всего получается у отца Логгина, который «зело любил дискуссии». Его высказывания — одно удовольствие: «Зрить атмосферные явления не есть грех», «Перспективное сокращение предметов на рисунке — сиречь лжа», «Сие — есть воспитательный момент».
Возможно, все эти ошибки — особый вид иронии? Или новое слово в литературе, назовем его «стилистической фантастикой»? В любом случае, издательство АСТ через месяц выпустит книгу «Цветочный крест» (роман ранее был опубликован только в журнале «Вологодская литература»), Елена Колядина получила 600 тысяч рублей премии и уже пишет продолжение, а репутацию «Русского Букера» теперь нужно отстирывать с «Vanish».
Я не удивлена, если честно. Автор (Е,КОлядина) знала, что посылать на Букер - скандальную, сомнительную вещь, "опускающую" Русь.
Православный священник, вожделеющий священник причем, бессовестно губит молодую женщину.
Если бы подобное написали о мусульманстве, то автор бы уже искал пятый угол, а православие стерпит...
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет, — так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили те дубы на гробы.
Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх вертопрах!
Добрый молодец он был, ратный подвиг совершил —
Бабку-ведьму подпоил, дом спалил!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Здесь и вправду ходит кот, как направо — так поет,
Как налево — так загнет анекдот,
Но ученый сукин сын — цепь златую снес в торгсин,
И на выручку один — в магазин.
Как-то раз за божий дар получил он гонорар:
В Лукоморье перегар — на гектар.
Но хватил его удар. Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар мемуар.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Берегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел, кур завел и там сидел
Охраняя свой удел не у дел.
Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб,
С окружающими туп стал и груб.
И ругался день-деньской бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой под Москвой.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
А русалка — вот дела! — честь недолго берегла
И однажды, как смогла, родила.
Тридцать три же мужика — не желают знать сынка:
Пусть считается пока сын полка.
Как-то раз один колдун - врун, болтун и хохотун, —
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму.
И пошла она к нему, как в тюрьму.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Бородатый Черномор, лукоморский первый вор —
Он давно Людмилу спер, ох, хитер!
Ловко пользуется, тать тем, что может он летать:
Зазеваешься — он хвать — и тикать!
А коверный самолет сдан в музей в запрошлый год —
Любознательный народ так и прет!
И без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь не хнычь.
Ох, скорей ему накличь паралич!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
Нету мочи, нету сил, — Леший как-то недопил,
Лешачиху свою бил и вопил:
– Дай рубля, прибью а то, я добытчик али кто?!
А не дашь — тогда пропью долото!
– Я ли ягод не носил? — снова Леший голосил.
– А коры по сколько кил приносил?
Надрывался издаля, все твоей забавы для,
Ты ж жалеешь мне рубля, ах ты тля!
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди!
Это только присказка —
Сказка впереди.
И невиданных зверей, дичи всякой — нету ей.
Понаехало за ней егерей.
Так что, значит, не секрет: Лукоморья больше нет.
Все, о чем писал поэт, — это бред.
Ну-ка, расступись, тоска,
Душу мне не рань.
Раз уж это присказка —
Значит, дело дрянь.
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.