Я всегда замечал, что для успеха в свете надо иметь придурковатый вид и быть умным
(Шарль Монтескье )
Обзоры
02.11.2013Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — октябрь 2013
В эфире научно-развлекательный тележурнал «Больше слов»...
.jpg)
В комнате было темно. За окном, на небе, как будто играя друг с другом в прятки, из-за серых дождевых облаков то появлялись, то вновь исчезали звезды. Осенний ветер, словно подросший, но по-прежнему неугомонный, озорной котенок, радостно резвился с пожухлой листвой, толстым, шуршащим ковром устилавшей пустынный двор. Он то бережно подбрасывал ее вверх, позволяя долго и невесомо кружить в воздухе, то грубо хватал в охапку и бесцеремонно швырял на землю. Старая луна, давно уставшая чему-либо удивляться, наблюдала за осенью холодно и равнодушно.
Обозреватель отошел от окна. Зная каждый закуток в своей студии, он, несмотря на полный мрак, уверенно подошел к рабочему столу, на ощупь нашел пачку сигарет и спички, закурил и только после этого зажег светильник. Свет, брызнувший на столешницу, был настолько тусклым, что смог выхватить из темноты лишь небольшую стопку тетрадных листов, испещренных такими разными, но уже давно знакомыми ему почерками решеторян. Он взял стихи в руку и покачал их, как будто взвешивая — вверх-вниз, вверх-вниз. По стенам заплясали тени.
— Как же не вовремя случился этот карантин... — усаживаясь в кресло, пробормотал Обозреватель, — Что ни осень, так обязательно эпидемия. Стрекоза, дабы избежать простуды, спешно улетела к южным морям. Муравей, уставший после тяжелого безвыходного лета, с легкостью подцепил-таки жуткий грипп и лечится теперь медом и вареньем в своем утепленном зимнем муравейнике. Я, вроде бы, пока держусь. Но слабость в ногах и першение в горле, скорее всего, говорят о том, что я тоже расхварываюсь.
Он закрыл глаза, и перед ним тут же всплыла — ставшая, увы, роковой — его утренняя встреча с Главным... «Володя, мы позаражаем всех авторов, как вы этого не понимаете?! Муравьедыч еле стоит на всех своих шести ногах. Вы вот-вот засопливете и станете говорить с чудным французским прононсом. Без Стрекозы Музовны, в принципе, можно было бы и обойтись, но мне все же хотелось бы избежать истерик, которые незамедлительно последуют после ее возвращения, как и угроз с ее стороны об обращении с жалобой в общество защиты экспертов с целью выплаты ей неустойки за причиненный моральный ущерб от неучастия в программе. Но бог бы с ним, если бы дело было только в этом. Это не самое важное! Важнее всего для нас, Володя, здоровье наших авторов! В телецентре свирепствует грипп. Мы не можем приглашать сюда поэтов. Вы можете обижаться на меня сколько угодно, но вопрос о съемках октябрьского выпуска тележурнала «Больше слов» закрыт раз и навсегда. Более того, с завтрашнего дня студия будет опечатана на карантин! Мне, действительно, очень жаль. Извините!» Володя стоял перед Главным и не мог вымолвить ни слова. Прав ведь он, во всем прав — здоровье авторов превыше всего! Редактор, не дождавшись в ответ никаких вразумительных контраргументов, развернулся и уже на пороге чуть слышно добавил: «И в ноябре мы еще посмотрим... Нужно будет все очень хорошо обдумать, взвесить все “за” и “против”. Грипп, знаете ли, Володя — это вам не шутки!».
Вот, собственно, и вся встреча, длившаяся не больше минуты, но предрешившая судьбу Обзоров на целый месяц, а может быть, и больше...
— Как же не вовремя случился этот карантин..., — все повторял и повторял вслух Обозреватель, беспрестанно перебирая в руках листы со стихами. Какие хорошие стихи! С завтрашнего дня, с завтрашнего дня, с завтрашнего дня... Так, ведь, только с завтрашнего дня!.. — он выскочил из-за стола так резко, что чуть было не опрокинул на стихи чашку с давно уже остывшим кофе, обогнул сцену, на которой уже столько раз стояли его любимые авторы, подошел к электроавтомату, висевшему на стене в углу, и наощупь нашел нужный рубильник. Комната наполнилась ярким светом от юпитеров и софитов. Он быстрым, привычным движением поправил прическу, запустив в волосы всю пятерню, поднял повыше воротник свитера, чтобы его небритость не так сильно бросалась в глаза, и включил камеру.
Завтра пусть опечатывают. Пусть. Пусть назначают карантин. Да пусть делают все, что угодно. Но это будет — завтра. А сегодня... Обозреватель поднялся на сцену и, улыбнувшись в камеру, произнес: А сегодня я прочту вам стихи...
.jpg)
Здравствуй, желтоглазый цыганенок.
Все воруешь золото в карман
да развешиваешь серые знамена
по углам, по окнам, проводам?
Здравствуй, мой воришка нехороший,
раз зашел, давай поговорим.
Видишь, над зонтами у прохожих
гаснут, словно спички, фонари.
Здравствуй, жадный золотой задира,
скольких ты забрал, не сосчитать.
Для кого-то ты почти кумир, но
для меня, прости, ты просто тать.
У меня — обычные делишки,
что ни ночь, то черная дыра.
Скачиваю в интернете книжки,
чтоб читать до самого утра.
Здравствуй. Не скорби и не кручинься,
мало ли, кому не угодил.
Ты — мой сфинкс, а за загадки сфинкса
пусть ответят серые дожди.
.jpg)
В граните заперта Нева
едва черна, больна огнями,
безумный гул, забытый днями,
остывших улиц рукава...
Дрожит почти уснувший ветер,
ночь в октябре морозцем виснет,
закатывая лужи в бисер
искринок звонких на рассвете.
Разорванная спесь мостов,
дворцов монументальный ряд
и стены крепости горят,
скрывая знание основ.
Я лгу себе, что город мой,
он не перечит мне, вздыхая,
ведь у него судьба такая,
сознанье заполнять собой.
.jpg)
Она
может быть
рядом,
но не твоею
как звезда, что достал
в клетке меркнет и гаснет
Пусть всей истиной мира
Пилат овладеет,
только руки пусты
и ничто в его власти
Ночь тебя разорвет
пустотой обладанья
Ощутишь свое тело
висящим на рее
Захлебнешься к утру
тленом собранной дани,
если ты вдруг ее
посчитаешь своею
Ты же сам никогда
в жизни чьим-то не будешь,
в похитителей душ
не жалея снарядов
Она
только своя.
Не сошьется ей упряжь
По своей доброй воле
с тобой она
рядом
.jpg)
...И словно в старое корыто
Октябрь накапает в фарфор
Миндальной фуги цианида...
Нора Никанорова
...И слов, иной раз, не найдешь
как душу защемит от сплина —
Октябрь остыл... До сердцевины
промозгло проникает дождь...
...Белил свинцовых наведешь,
грунтуя на холстине сажу,
добавишь стылому пейзажу
желтушный массовый падёж
ржавелых листьев осокорей...
Светила блеклого от хвори,
сквозь иероглифы ветвей
холодный проблеск...
— Чуть налей
сгущенной охры вдоль аллей,
разбавив моросью...
— Говей,
не надо яда с шоколадом —
Октябрь и так дохнул на ладан...
Дрова в камине с Покрова
слезятся и горят едва...
Этюд наш в основном набросан...
— Названье?
— ну какое...
— «Осень»
.jpg)
Все не просто, мой друг, все не просто,
вот и дождь зарядил неспроста,
и готический приняли постриг
тополя у речного моста
неспроста. Ветер листья разносит
по дворам — отмечает маршрут:
Здесь пройдет листопадами осень,
вслед за ней снегопады пройдут.
По негласным законам вселенной —
все проходит, как было не раз.
И весна Афродитой из пены
выйдет в точно назначенный час.
Зацветет подорожник в кюветах,
теплый дождь принесут облака,
мотыльками закружится лето
непременно, мой друг! А пока...
Неспроста ветер листья разносит —
это осень, мой друг, это осень...
.jpg)
Не плакать, не думать, не брать ни копейки взаймы
У этой старухи-процентщицы в желтом шлафроке.
Пускай рассыпает свои медяки по дороге —
А мы подождем серебра. Подождем до зимы.
От нас не убудет за эти двенадцать недель.
Ну, станем немного иными — а как же иначе?
Забудем, как правильно: я заплачу иль заплачу?
Достанем твой плащик, и туфли, пожалуй, надень.
Пройдемся под ручку, под дурочку — дескать, не мы.
Небрежно кивнем, улыбнемся — мол, вот нарядилась!
Смотри ей в глаза и не бойся, и, что б ни случилось —
Не плакать, не думать, не брать ни копейки взаймы!
Она-то, понятное дело, со всею душой,
А нам этот рыжий и желтый напомнят о солнце,
О пляже песчаном и зарослях сонной осоки,
О лете, что песни поет и шумит камышом!
И пусть разозлится. И пусть умоляет: возьми!
Меня не заманишь, и ты научись ей не верить.
И пусть, свирепея, плюется водою и ветром.
А мы подождем серебра. Подождем до зимы.
.jpg)
Из ледяной кромешной мглы
В невыносимо яркий свет
Ведет по острию иглы
Любви обманный силуэт.
И нестерпимо горячо
Брести измученной душе
От нелюбившего — еще
До нелюбимого — уже...
.jpg)
После ссоры распахнул окно,
Обернулся: провожаешь взглядом.
Ухожу — иного не дано,
Мы теперь не будем больше рядом.
Встал на подоконник, оглядел
Целый мир: цветущий и галдящий.
Только я сегодня не у дел,
Как пустой с утра почтовый ящик.
На меня смотрела детвора...
И старушка из окна напротив.
Я перекрестился — мне пора.
И шагнул...
...а в небе самолетик
Мне напоминал о высоте,
В норму приводя и пульс, и нервы.
Я, наверно, тоже бы взлетел,
Да этаж твой оказался первым.
.jpg)
Бачиш, діва — жовта осінь заплітає у волосся
Зірки — листя і прикраси, та дарує сміх мені?
Збережу той подарунок, щоб усе колись збулося,
Щоб весною вже здалося, що до тебе десять снів.
Моя рідна, сіроока, в світле сонячне обличчя
Лише дай я поцілую, захищу від забуття.
Поміж нами десять кроків, довших, ніж за півсторіччя.
Тільки явні протиріччя перекреслюють життя.
.jpg)
Свет, прирастая,
рос, и рос, и рос.
И вырос
в изумление рассвета.
Чуть позже в каплях
изумрудных рос
свет преломился
россыпями спектра.
Свет разложившись,
превратился в цвет,
окрасив все,
что было серым ночью.
Украсив все собой.
Да будет свет! —
так будет проще, четче и короче.
.jpg)
Отговорил графинчик. На столе
Лишь огурец расквашенной калошей…
Живи сто лет, как добрый гость велел,
А это, в среднем, девять жизней кошек…
***
Господин в зеленой куртке,
Вас разыскивает сеттер.
Даже парковые утки
Для «ирландца» не соблазн.
У него в глазах тревога,
У него в ногах дорога
И отчаянья терновник
Непроходен, непролазн.
Господин в зеленой куртке,
Мы, всем парком, слезно просим,
Отыщитесь, отзовитесь
Даже если в Ереван
Вы уехали за солью,
Вас же ищет сеттер Ося
Рыжий-рыжий, даже красный…
С уваженьем,
Дерева.
***
Как ветром сдуло ужины с веранд,
И, все казалось, горно — неприступен,
Последним сдался дикий виноград.
В осеннем сердце, словно в медной ступе
Толчет погода охру и шпинель,
Но этих красок хватит дней на тридцать.
Ведь так? Скажи!
…стоим спина к спине,
Анаск и Ксана, черные сестрицы,
И вырезаем ножницами снег
Из бледно-серой утренней страницы.
.jpg)
бесстрастно,
словно оду я пою,
всеприсным хором
на пороге зимнем
тебе, октябрь,
твою судьбу,
объятую уже насквозь озябшим ливнем,
меняю круто на тепло сентябрьских дней...
пусть и тебе достанется немного
любви,
а ты,
и, коль солгу,
поверь,
и не теряй надежду,
за порогом
другой стези —
не грусть, и не печаль,
а радостное
неги благочувство,
и пусть не будет много дней —
встречай!
запомни трепетно
и пусть нам
дарует небо только
краткий миг
немыслимой блажной удачи,
и будет толикой любви
согрет союз сердец,
уже иначе
звучит мелодия двоих —
как скерцо-тарантелла
я так хотела
исправить прошлое,
я так...
и...
кажется, успела...
.jpg)
В подоконных залежах зимы
затерялись буквы алфавита.
Как считалка: Veni, vidi, ...vita.
Приходи ко мне, иди на мы.
В ледяном забвении, звеня,
Айсбергом застыл огромный город...
Почему — тебя изранил холод,
А осколок в сердце у меня?
Как тебе живется в декабре?
Королева мягко стелет простынь?
Между вами — сказки и погосты,
Между нами — версты в серебре.
Жжет касанье леденящих губ
в тронной зале снежного прихода?
Слово «ВЕЧНОСТЬ» — это не «СВОБОДА».
Ты мне до сих пор,
как прежде,
люб...
P.S. Дней невыносимость так легка — перышком в плену, под сердцем ветра. Здравствуй, повзрослевший мальчик Кай.
Я устала жить. Целую. Герда
.jpg)
и в беззащитном всеоружье
торчали кактусы в окне (Б.Ахмадулина)
— Я знаю... ты уходишь... ну, что же... уходи...
меня накроет осень, ветрами охладив...
— Тебя я недостоин! Ты лучшего найдешь!
— Так холодно... не топят... с утра то снег, то дождь...
— Я, знаешь, не виновен! Любовь всегда права!
— Так сердце больно ноет... и кругом голова...
— Пойми, судьбы ошибка, что ты — моя жена!
— Все сказано с улыбкой, а я... как сожжена...
— Я не могу иначе, ведь наша жизнь — игра!
— Прости, малышка плачет... кормить уже пора...
— Ты не поймешь, что счастье — когда горишь, любя!
Скажи мне на прощанье, что сделать для тебя?
— На улице морозно и первый снег идет...
Прошу — будь осторожней... сегодня гололед.
.jpg)
Копаюсь в прошлом, в будущем — ищу настоящее.
Делаю вид, что оно вокруг, но понимаю, вдруг,
что играю с реальностью в ящик.
Или она играет со мной в воображаемое счастье.
Пальцами делаю букву «о» — ОК всё, четко, без перегибов.
Раскатываю губы — хочу в кино, но времени нет даже на книгу
перед сном.
А пальцы всё О-кают колесом — делают вид спокойствия и благополучия,
и даже эта кофта — новая и колючая —
совсем не комфортная, а только делает вид.
Всё ОК, по правилам — без обид.
Ничего не меняется.
Сделаю вид, что не замечаю.
Нечаянно (делаю вид, что нечаянно)
вспоминаю себя удивительно нежной и странно живой.
Постой... не надо, не помещайся облаком в мой покой —
я больше не выдержу этого неба.
Где-то
втыкаюсь в наушники головой — слушаю всё подряд:
о погоде, о пробках, о чьей-то карьере и судьбе...
Чтобы не думать о тебе.
А вечером закрываю руками уши,
Подушкой — глаза.
И мыслями возвращаюсь назад.
Сначала делаю вид, что сплю.
А потом просыпаюсь
и делаю вид, что не помню тебя
и не люблю...
.jpg)
застенчивый, с улыбкою тишайшей,
доверчив как открытая ладонь,
одетый в расклешенный тонкий плащик,
шепча устами воробьев пароль,
скользя сквозь веток гибкие ресницы,
сквозь невод неумытых проводов,
держа под мышкой солнечного шпица,
как Смоктуновский робок, нездоров,
обезоруживающе наивен,
в берете светлом набекрень
ступает день.
.jpg)
За окошком безрадостная картина:
серый день слезлив, тучи сплошь густые.
Осень нынче не удалась, Леонтина,
сыро, пасмурно. Я опять простыла.
Не хотят деревья желтеть. Ржавеют.
Им бы солнышка, а иначе — грустно.
Горожане кутаются в душегрейки,
дорожает картошка, морковь, капуста...
***
Ты хотела узнать, что на личном фронте?
Все, как прежде, без перемен особых.
Мой фельдмаршал опять не в форме, вроде,
И в борьбе с собою не счесть «двухсотых»...
А на флангах бои затихли, похоже.
Тишина взорвала мое пространство.
Даже ты, Леонтина, тут не поможешь —
все погибли, кто мог за меня сражаться.
***
Что-то я все о грустном, моя Леонтина.
Я забыла, какая она, радость...
Как дела, как любимый тобой мужчина?
Вы так счастливы были, мне казалось...
Краем уха слыхала, что вы расстались.
Мне не хочется верить этим бредням.
Жду письма от тебя. Какая жалость,
что я все обо всех узнаю последней...
***
Ну, вот, вроде бы и поговорили.
Стало легче, правда же, Леонтина?
Я письмо датирую новым стилем.
Улетит с ним надежд моих половина.
Ты откроешь конверт, и они, как птицы,
запорхают в зеленом твоем апреле.
не дадут ничему плохому случиться.
Я ведь знаю. Я в это отчаянно верю...
.jpg)
Ветер наполнит чашу,
Вечер наполнит мудрость,
Тем, кого лечит время, легче идти вперед.
Если забыто «наше»,
Значит, уходит юность.
Тем, кому трудно плакать, всхлип не пойдет в зачет.
Если не верить в «будет»,
Значит, уснут созвездья.
И понапрасну слезы, если не знаешь, как.
Трудно сегодня людям,
Если пропало «вместе»,
Вечер вонзится в четкий и полуночный мрак.
Ветер уйдет из чаши,
Мудрость уйдет из сердца,
Сказано очень много и не словить слова.
Если забыто «наше»,
С этим судьба — стерпеться.
В теплое счастьем завтра вдруг прорастет трава...
.jpg)
Листву проталкивают в дверь
воздушные созданья.
Как хорошо у вас теперь!
Прощайте! До свиданья!
Как рощи издали в окно
глядят по-птичьи, боком!
Как манит море! Как оно
по прежнему далёко!
Какие гроздья городков
рассованы по паркам!
А зной под соснами каков!
Прощайте! Едем. Жалко!
Из детства в старость переезд
назначен в эти сроки.
Из тех холодных, взрослых мест,
из тех краев далеких,
из тех равнин, где — города
и дым многоэтажный,
вернемся, может быть, сюда
когда-нибудь, однажды.
.jpg)
Ну, вот и всё — не выпить, не занять.
Никто о меланхолии не шепчет.
Раздеты мысли, чувства и кусты,
коньячный цвет хрустящей прожитым листвы
приклеен к мерзлым лужам холодами крепче,
чем 40 градусов бутылочной хандры
к диванам прижимают и порокам
хмельное тело.
Я не разглядела
стандартных указателей — увы.
Подмигивают светофоры смело
на перекрестках. Правила игры
уже не изменить. И до предела
натянуто предчувствие беды.
Я обойти ее стараюсь боком,
но все напрасно. Истина — в истоках.
.jpg)
с благодарностью за образ
семилетнему сынишке Катрин,
поэту и художнику
Все самое странное в жизни случается осенью.
Вдруг, ни с того, ни с сего на свободу запросится
то, что, казалось, давно уже стало ручным,
теплым, домашним. И только... — твоим и моим.
Ветер, что ластился летом котенком беспечным,
вдруг обезумев, швыряет дожди в наши встречи.
Звезды, что ранней весной собирали пригоршнями,
осенью льдинками колкими сделались. Прошлое
(помнишь, гадали с тобой мы: а что же останется?)
больше не важно уже. Это осень-скиталица
все неприкаянно бродит и бродит по городу,
нас приучая — к унынью, забвенью и холоду.
.jpg)
Осенним вечером на кухне
Под гул уставшего шоссе
Мелькали чашки, свечи тухли,
И Куканелу пел Дассен.
Под маринадом редких реплик
Томился смысл встречи той.
Но слишком кофе мой был крепок,
И слишком сладким — кофе твой.
.jpg)
...и выйдешь из автобуса в туман.
Скамейка, урна, дерево. А дальше —
белесость Ничего, и взбудоражит
предчувствие, что все построишь сам —
из глины преждевременных обид,
из кирпичей не заданных вопросов,
из запертых дверей. Ушел автобус,
а ты стоишь, ни жив и ни убит,
как тот, на перекрестке у метро,
щенок забытый, никому не нужный,
он просто пил. Он, жмурясь, пил из лужи
так, словно там коньяк или ситро.
На пятьдесят процентов из воды,
на пятьдесят из дыма папиросы —
туманный воздух. Белый перекресток.
Скамейка, урна, дерево. И ты.
.jpg)
Свет это так просто —
Стоит нагнуть ветку.
Не говори: «Поздно» —
Будет тебе Мекка.
Будет колюч тёрен,
Ветер ласкать зноем.
Если твой лес тёмен,
Будет тебе море.
Ластится кот чёрный,
Варится мир постный.
Если пиз..ц полный,
Будет тебе остров.
Два сундука, порох,
Дикой козы вымя.
Не говори: «Скоро» —
Помни своё имя.
.jpg)
Перекресток безвременья...
Отгулявшая осень.
На лысеющем темени
Напишу цифру — 8,
А уж что к ней добавится?
Даже не интересно.
Может осени нравится
Ворожить неизвестность...
В перекрестие видится
Круг недальней мишени...
Может время обидится
И отсрочит решение?
Эх! Сыграем-ка, времечко?
(ублажу коньячком его)
...Время лузгает семечки
И блефует по-черному.
Перекресток безвременья.
Перекрыто движение.
Здесь стреляют по темени.
Только на поражение.
.jpg)
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.
платье мамино длинное... жалко, коротковато,
и шуршит крепдешиново, и немного измято.
пахнет грустью изысканной мелких пуговок стая,
и глаза не накрашены, и прическа простая.
в юность мамину просится сердце жадно сегодня,
в крепдешине горошевом быть желаю немодной,
в парке встреча назначена под часами у входа.
неужели увидимся наконец-то сегодня?
я дождусь обязательно кавалера с цветами.
он влюблен в мое платьице, что кроили по маме.
будет вечер муарово-шелестящий над парком,
а листва мои туфельки целовать станет жарко.
.jpg)
«но все напрасно. Истина — в истоках»
Katrin
Исток у коньяка — не реки лжи,
Порока, деградации и тризны,
Исток в лозе наполненной лежит
И ждет того, кто просто, бескорыстно
Сорвет, как плод запретный, Уни блан
Сомнет до мироточия в ладонях.
И толстенький невзрачный капеллан
Прибудет (весь в молитвах и мадоннах)
Глядеть, как выжигают их нутро —
Дубов столетних (будет много бочек).
И maître погребов дает добро
На part des anges — взлетай же ангелочек
И долети до каменных преград,
Черней и оставайся там навечно.
А в дубе созревает дистиллят,
Который обещает бесконечность
И выдержку семи десятков лет
(не каждый человек дождется срока),
В «дам-жонах» несравненный Vieille Reserve,
Extra, Royal, Tres Vieux… звучатубого
Слова — не передать тепла огня
Стекающего вниз по пищеводу
Замерзшего бродяги, дотемна
На перекрестке жизни в непогоду
Дрожащего. И вдруг — небесный дар —
Бутыль из Пуату, желать ли боле?
Лишь кофе, шоколад и вкус сигар...
И ты — гурман французский поневоле...
.jpg)
Дню Рождения М. И. Цветаевой
Пусть платинова стойкость
Глаголов золотых родного языка,
Пусть скованы слова
В ажурные серебряные строки,
Пускай начертаны в скрижалях вечных —
Сокровищнице подлинного Духа —
Ничто их не избавит от забвения в пыли...
В пучине новомодных инсталляций,
Скрежещущих, подобранных на свалках —
Погребены надежно сочинения столпов
Возвышенной поэзии и прозы...
.jpg)
Гримерши третий день нет на работе —
скоропостижный ревматизм тоски.
После спектакля пыль и позолоту
на авансцене некому мести.
Уволились без премий оркестранты,
остался контрабас и ждет расчет,
поскрипывая жалостью у рампы.
У костюмерши — вновь переучет.
А ты, упрямец, с публикой флиртуешь,
дождями пьян, небрежен, да не зол.
И, может быть, припомнит кто-то всуе
одну двенадцатую искренности — боль.
.jpg)
Ты не решаешь ничего.
Под бой часов однообразный
дружище, просто будь и празднуй.
Ты не решаешь ничего.
Ты только снег (не обессудь):
кружился где-то в общей стае,
взлетел, подергался, растаял.
Ты только снег. Не обессудь.
Ты легкий блик, случайный свет.
Чем бредишь ты и что приемлешь —
уйдет во тьму, в сырую землю.
Ты легкий блик, случайный свет.
Ты нужен просто, чтобы быть,
так лампочка привычно светит,
пока читают книгу детям.
Ты нужен. Просто. Чтобы быть.
Так было папино пальто,
что моль поела ни за что.
Смирись с собой. Ты нужен. Будь!
Сгодишься, друг, на что-нибудь.
.jpg)
шел я по рынку, стихи не пишутся, выпить хочется
мечтал о счастье, любви большой и светлой
смотрю — вот оно счастье, надо его купить срочно
«беру не торгуясь, заверните, пожалуйста, в газету»
«боюсь вы его не поднимете, оно необъятное
товар не весовой, завернуть не хватит никаких газет.
были экземпляры поменьше с тусклыми пятнами
с утра расхватали, хотя в них счастья никакого нет»
необъятное счастье смотрит на меня и виляет хвостом
глаза преданные насквозь пробивают
«возьми меня, мы будем вечерами писать стихи вдвоем
о том, как улетает журавлиная стая»
мне стало жалко необъятное счастье, даже смешно
«так ты графоман со стажем, родное мое хвостатое
в кои-то веки я тебя вот так случайно нашел а
твой взгляд как расстрельного взвода солдата»
и обнял я его, необъятное, прижал к груди, заплакал
оно съежилось до уменьшительных размеров, разревелось
счастье светилось на моем лице, пока нес его до дому
налил в блюдце молоко и сказал: «на-ка,
лакай, но не уходи слишком быстро к другому,
напишем вдвоем стихи о том, что такое верность»
.jpg)
Ты был добрее в прошлом октябре,
когда впервые падал на газоны
после Покрова, ярче фонарей
тобой светился город полусонный.
Сегодня ты, порывистый и злой,
спешил облагородить грязь и серость.
Сквозь клин зонта прозрачного домой
я шла без неба. Поскорей хотелось
согреться и просохнуть. Хлопьев муть
лепила белым мертвое, живое...
«Газель» и та торопится чихнуть,
и пассажиров было только двое.
Водитель сокрушался: «Этот снег!
Пенсионерки не спешат на рынок» —
остался без доходов человек,
а ты лепил лохмотья из снежинок.
Чернильных туч летевшие валы
сменялись жесткой белою волною.
Доехали.
Как были мы малы,
беспомощны и жалки под тобою.
Горячий чай. Немного отлегло.
Незыблемость уюта и субботы —
ты здесь не страшен, не пугает зло
сквозь оберег родительской заботы.
Помочь отцу пройти короткий путь
от бани, перешагивая годы.
Шажок... Но ты торопишь поскользнуть.
Я проклинаю эту непогоду!
Уже не хлопья — градом по лицу.
Как мне пощады вымолить у неба?
С тобой дошли к заветному крыльцу.
Прошу, не стань последним первым снегом.
.jpg)
Октябрь. Опенковый сезон.
С примерзшим листиком кленовым
Стоит красавец мохноногий.
А рядом! Вон, и вон, и вон.
На охлажденный солнца луч
Нанизан код синичьих морзе.
Прислушайся... «здесь где-то возле
Висит от счастья малый ключ»
.jpg)
Кристальный день, и пусто и светло.
В редеющих лесах грусть ходит с палочкой, в брезентовом плаще
И что-то ищет, вороша листву.
Тут где-то молодость моя должна быть.
Находит только тишины смущенные улыбки.
Пусть.
Хрустит ледок застывших фраз.
Парок от вздоха. Дышится как будто в первый раз
.jpg)
Лила она мёд из бидона —
черпаком — в литровую банку.
Из угла Мария с иконы
смотрела,
как тек он и капал —
нечаянно —
на узкую лавку,
старинную, черную лавку.
Смотрела и я,
будто плавясь
в меду,
в полутьме кухонной.
И было как будто жалко
чего-то,
и будто зависть
в душе шевельнулась темно —
к рукам ее загорелым,
к тому,
как со старой иконы
из угла Мария смотрела.
Не моя.
В грязноватый передник
рассеяно сунув банкноты,
сказала:
это —
последний.
Я ушла
(вдоль извилистой тропки
зрели сладкие баккуроты).
Размышляла:
не будет лишним,
и зимой от простуды излечит.
Мёд.
Под полиэтиленовой крышкой
задыхался
в суме
заплечной.
.jpg)
Осенний сок из мороси и снов
о чем-то близком, но почти забытом.
Сентябрь увлекся с головою бытом
и растворился в гуще корпусов
многоэтажек. Веточки сосны
метет с асфальта щуплый гастарбайтер.
В довесок к этим знакам на асфальте
его всю ночь преследовали сны.
О доме, о близняшках-дочерях,
не знающих родителя ab ovo,
глядящих на него, как на чужого,
когда он вдруг является в дверях.
А следом объяснения жены
и матери, растерянность в улыбках,
родных объятий робкая попытка,
мгновения неловкой тишины
и палец на губах, и ночь… Звонок.
Будильник не ко сроку пунктуален.
Бездушный город в брошенном квартале
хоронит плач и ставит новый срок,
но прежний выбор: счастье обрести
в самой возможности быть рядом или
издалека, пока еще ты в силе,
поддерживать любимых на пути
к самим себе. Все просто — или-или.
.jpg)
Уезжая, Герда, лишь об одном:
последи за Оле, следи за о,
и вообще за гласными, наше Ом
не при даже бабушке, не при о,
даже ло, даже вянном произнося,
связкой междометий держи за хвост,
делай вид, что вид для тебя — пустяк,
то сломался компас: где норд, где ост
пусть жуют олени (за о опять
повторю, а так же за е, ю, я).
Говори, что путаешь прядь и пядь,
продала все розы за ни… зачем.
Лед растает, ночью сходи к реке.
Возле ивы, там, где охрип скворец,
навяжи фиалок один брикет,
блин, венок, и в реку его. Колец
не храни, а пуще всего храни,
что у них внутри. Что у них внутри
завяжи в платок и слезу утри —
это будет крепче, чем твой гранит.
Не пытай о правде, в душе ищи
Мир — его там хватит и без меня.
Ну, а как приспичит — как из пращи, —
измени, но не на мосту коня.
Чуть не вспомнил: даже за поцелуй
не пытайся выведать обо мне:
я во льдах. Ты долго не холостуй,
если, вдруг, не выберусь по весне.
Ну а я, я — буду. И там и тут
собирать слова в ледяных глазах.
Все, пора. — Королевы, увы, не ждут,
и закрой все окна, идет гроза…
Дочитав последний стих, Обозреватель еще какое-то время молча смотрел на мерцающий огонек телекамеры, затем, словно очнувшись от своих мыслей, перевел взгляд в объектив и голосом, давно полюбившимся многим и многим авторам и читателям Решетории за свою необычайную бархатистость, улыбаясь, произнес: «Уважаемые Дамы и Господа, на этом выпуск тележурнала «Больше слов» на канале «РешTV», посвященный обзору произведений, опубликованных в октябре месяце, подошел к концу. Я благодарю всех авторов, любезно предоставивших свои замечательные стихи, а также вас, дорогие телечитатели, за неиссякаемую любовь и беспрестанное внимание к нашей программе». Он хотел еще добавить такое привычное всем: «Мы расстаемся всего лишь на месяц!» — но, вспомнив о намечающемся в студии длительном карантине, засомневался и сразу перешел к финальной части: «Несмотря на отсутствие в этом телевыпуске экспертов Стрекозы Музовны и Муравья Муравьедовича, мне все же хотелось бы и в этот раз не нарушать сложившуюся традицию и премировать авторов нескольких произведений месяца памятными книгами-призами. Итак, от имени Редакции телеканала «РешTV», от лица многоуважаемых экспертов и себя лично книга «Семь фантастических историй» Карен Бликсен, проиллюстрированная автором Решетории Андреем Петровичем Карапетяном (aka petrovich), а также книга «Подстрочник. Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана» презентуются автору ole за стихотворения «Здравствуй, октябрь» и «Туман».
.jpg)
.jpg)
Карен Бликсен — классик литературы XX века, знаменитая датская писательница, баронесса, чье творчество любимо в англоязычном мире, где она известна под псевдонимом Исак Динесен. Бликсен — лауреат многочисленных литературных премий, член Датской академии словесности, почетный член Американской академии искусств и литературы. В книгу вошли самые значительные ее произведения — автобиографическая книга «Из Африки», сборник новелл «Семь готических историй», «Зимние сказки» и «Роковые анекдоты». Известный режиссер Сидней Поллак снял о баронессе Бликсен полнометражный фильм «Из Африки», который получил сразу семь «Оскаров».
Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русскоязычные читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименова, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР. Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души. М. Цветаева, В. Некрасов, Д. Самойлов, А. Твардовский, А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Евтушенко, Н. Хрущев, А. Синявский, И. Бродский, А. Линдгрен — вот лишь некоторые герои ее повествования, далекие и близкие спутники ее жизни, которую она согласилась рассказать перед камерой в документальном фильме Олега Дормана.
Роман лауреата Нобелевской премии Халлдоура Лакснесса «Свет мира» получает автор Helmi за стихотворения «Статист-октябрь» и «Жестокий снег».
.jpg)
«Свет мира» — тетралогия классика исландской литературы Халлдоура Лакснесса, наиболее, по словам самого автора, значительное его произведение. Роман повествует о бедном скальде, который, вопреки скудной и жестокой жизни, воспевает красоту мира. Тонкая, изящная ирония, яркий колорит, берущий начало в знаменитых исландских сагах, блестящий острый ум давно превратили Лакснесса в человека-легенду, а его книги нашли почитателей во многих странах.
Автору Romann за «Не плакать, не думать» вручается Сборник стихотворений Арсения Тарковского.
.jpg)
Имя Арсения Тарковского не нуждается в оценочных эпитетах. О его поэзии лестно отзывалась скупая на похвалы Ахматова. К нему обращено последнее стихотворение Цветаевой. Издание представляет более чем полувековой творческий путь поэта, который, по свидетельству мемуариста, «в жизни был — как Моцарт, в поэзии — как Бах».
Автор Volcha за стихотворение «Истина — в истоках» получает книгу Ролана Барта «Camera lucida. Комментарий к фотографии».
.jpg)
«Camera lucida. Комментарий к фотографии» Ролана Барта — одно из первых фундаментальных исследований природы фотографии. Интерес к случайно попавшей в руки фотографии 1870 года вызвал у Барта желание узнать, благодаря какому существенному признаку фотография выделяется из всей совокупности изображений. Задавшись вопросом классификации, систематизации фотографий, философ выстраивает собственную феноменологию, вводя понятия Studium и Punctum. Studium обозначает культурную, языковую и политическую интерпретацию фотографии, Punctum — сугубо личный эмоциональный смысл, позволяющий установить прямую связь с фотоизображением.
Автору MashaNe за стихотворение «В замок Снежной Королевы. Каю» презентуется книга Юрия Анненкова «Повесть о пустяках».
.jpg)
«Повесть о пустяках» — блистательный писательский опыт художника Ю. П. Анненкова. Место и время действия — Петербург-Петроград-Ленинград рубежа 1910-1920-х годов; главные персонажи — представители художественной и научной интеллигенции, в которых угадываются прототипические черты людей, чьи портреты составили в 1922 году альбом рисунков художника. В 1934 году книга была опубликована в Берлине под псевдонимом. О том, что ее автором является известный художник, знал только Михаил Осоргин. В своих воспоминаниях он рассказывает, что сначала подозревал в этом Евгения Замятина, и послал по адресу, указанному в рукописи, письмо, обещая опубликовать повесть, если автор придет к нему сам, хоть в плаще и маске. Он чрезвычайно удивился, когда к нему пришел его друг Анненков. Настоящее издание — первое в России — снабжено обширными комментариями, раскрывающими реальный контекст и интертекстуальные связи повести. Проиллюстрирована книга рисунками автора.
Автор Katrin за стихотворения «Делаю вид» и «Коньячно-перекрестное» получает книгу Вероники Тушновой «Стихотворения».
.jpg)
Светлая и чистая поэзия Вероники Тушновой всегда находит глубокий отклик в сердцах читателей. Ее лирика обращена к тем, кто верит в истинную ценность любви, дружбы, верности и взаимопонимания. И поэтому ее стихи так дороги и прошлому, и нынешнему поколению подлинных ценителей поэзии. В книгу включены фотографии из семейного архива и рисунки Вероники Тушновой.
И наконец, автору OsedlavMechtu за «Ты не решаешь ничего...» вручается «Книга о русской рифме» Давида Самойлова.
.jpg)
Книга большого поэта, мастера поэтического перевода Давида Самойлова — увлекательное научно-популярное повествование об особенностях русского стихосложения. Над этим замечательным исследованием Самойлов работал девять лет. Впервые изданная в 1973 году и переизданная в 1982-м, книга давно стала библиографической редкостью.
Закончив читать аннотацию к последней книге, Обозреватель посмотрел в окно — там уже брезжил рассвет. Он наклонился и бережно положил на сцену листы со стихами, а также памятные книги из личной библиотеки, которые в ближайшее время обретут своих новых хозяев — как будто и эти стихи, и эти книги были цветами, подаренными благодарными зрителями любимому актеру. Поднявшись, он напоследок поклонился в камеру, словно зрительному залу и, промолвив негромкое: «Спасибо», нажал на «stop».
Титры: Главный редактор нашел дат-кассету с записью октябрьского Обзора на рабочем столе Обозревателя уже вечером того же дня, когда пришел опечатывать студию на карантин. Он покачал головой и с улыбкой произнес: «Неугомонный какой!» Дальнейшая судьба кассеты — неизвестна...
Автор: MitinVladimir
| ← Предыдущая | Следующая → |
04.03.2014 | 28.10.2013 |
Читайте в этом же разделе:
28.10.2013 Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — сентябрь 2013. Итоги
17.10.2013 Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — сентябрь 2013
01.09.2013 Лето. Решетория. Стихи
26.06.2013 Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — май 2013. Часть вторая
26.06.2013 Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — май 2013. Часть первая
Комментарии
| 02.11.2013 03:16 | ole Огромное спасибо Обозревателю за поистине царский подарок. |
| 02.11.2013 06:08 | Romann Класс! Люблю Тарковского! Обоих... ))) |
| 02.11.2013 15:22 | OsedlavMechtu Владимир, Вы как всегда удивительны и волшебны! Ваши обзоры, ваш выбор стихов, ваш выбор книг, оформление и готовность уделять всему этому время заставляют меня верить, что вы какой-то космический ))). |
| 02.11.2013 15:57 | Katrin :) А он космический, Ань. Инопланетянин, не иначе. |
| 02.11.2013 20:50 | PerGYNT Володя, простите великодушно, досадную очепятку в тексте "Рядом" только что обнаружил и исправил (благодаря вам). Но моё право исправить ТАМ, а вы, пожалуйста, исправьте ЗДЕСЬ... а то позор на мои седины, честно. Во фразе =Пилат обладает= надо читать =Пилат овладеет=, да-с. Спасибо. |
| 02.11.2013 23:30 | Volcha И снова спасибо Владимиру за этот волшебный акт бескорыстия и любви. Желаю ему побольше добрых людей, улыбок, внимания и любви :) |
| 03.11.2013 00:37 | white-snow Володимир, респект и уважуха. Снежныи. |
| 03.11.2013 00:51 | Helmi это потрясающе. только сегодня прихожу в себя после Домбровского. Мой уважительный поклон,Володя. |
| 09.11.2013 23:24 | MashaNe Большое-пребольшое спасибо!!!!! |
| 10.11.2013 06:38 | MitinVladimir Все книги по итогам двух последних обзоров авторам стихов-призеров отправлены по странам и державам, городам и весям, а некоторым и вручены лично! Даже имел место быть случай, когда в ответ автором мне был презентован сборник собственных стихов (косится на MashaNe), отдельное спасибо! |
| 24.11.2013 01:08 | LarissaMaiber Спасибо огромное вам, Владимир!!! |
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
