|

Умному человеку нет смысла слушать все подряд, он и так догадается (Пьер Бомарше)
Обзоры
12.11.2008 Восхождение. Устаревший обзор нестареющей поэзииСломав всю хронологию, я всё же надеюсь, что ложка нужна не только к обеду… Я могу лишь догадываться, по каким причинам на главную страницу сайта попал символ Японии – Фудзи. Предположу, например, что наши народы объединяет стремление к созерцательности и отсюда – поэтичность. Кто-то добавит нелёгкую судьбу и любовь к крепким напиткам. Как бы то ни было, с девизом «ползти вверх… до самых высот» я полностью согласен.
 Вот и процесс, когда я пробирался снизу вверх по ленте опубликованных произведений, напомнил мне восхождение на гору. На вершину Фудзи нас сейчас не пустят, там, на высоте более 3500 м, уже зима. Туристический сезон давно завершён. А вот взбираться на вершины литературные позволено в любое время года. Прокладывая свой маршрут, я старался опираться на произведения, внутренний стержень которых придаёт им надёжность и позволяет выстоять во всеобщем словесном потоке.
Сразу хочу выразить благодарность Сергею (он же SukinKot), с которым неоднократно встречался на склоне, и который не покладая лап продолжает собирать для вас «Шкатулку» замечательных стихов и прозы.
Понедельник – первый день восхождения начался для меня со стихотворения Лады. Здесь, среди прозы жизни, краплёной палёной водкой, нашлось таки место добрым человеческим чувствам. Каково же было моё удивление, когда оглянувшись через несколько дней назад, я обнаружил, что то, что позволило подняться выше, вдруг ушло под землю, удалённое самой Татьяной. Поскольку во время моего дежурства исчезали стихи и других авторов, я вынужден признать повышенную сейсмическую активность «Решетории» в конце октября, особенно среди прекрасной её половины.
Было бы нехорошо проводить вас по маршруту с дыркой в самом начале, пришлось искать запасной путь. На помощь пришёл Hedge Hog со своим стихотворением «Осень», которое лёгкой жизни не обещало, но подарило внезапно солнечное утро в начале пути, что, согласитесь, немаловажно.
…скорчится лицо скорчится
взвоешь задумаешь бросить
утро внезапно солнечно
сносная вполне осень
Тогда же, в понедельник, и далее по пути следования не переставала меня радовать Галина (aGA).
ПРО БЕГЕМОТА
На озере жил
Бегемот молодой.
И был Бегемот этот
Очень худой.
На всех остальных
Не похожий.
Ну прямо
Кости да кожа!
Смеялись над ним
И дразнили «Скелет!»
…Ушёл Бегемот наш
Работать в балет.
Ему танцевать
Очень нравится.
Теперь он боится
Поправиться!
Если однажды Песня попросилась к Розе в начальную школу, то меня отправьте, пожалуйста, к «тёте Гале» в детский садик. Её произведения «Про Бегемота», «Булыжник», «Про кота Ваську и Холодильник» буквально пронизаны любовью к детям. Мир здесь не просто живой, он добрый! А это очень важно, дорогие мои, чтобы ребёнок в самые восприимчивые годы раннего детства был обласкан любовью. Душевные травмы, полученные тогда, произрастают во взрослую жизнь. Со временем они лишь маскируются и редко когда вылечиваются.
Прошло несколько десятилетий, а я помню советский детский сад. Помню, как плакали дети, которых туда вели. Я не плакал – шёл с молчанием обречённого. Помню дырку в бетонном заборе, через которую не хватило смелости сбежать. Помню тарелки, пахнущие хлоркой. Помню, как пил из лужи, когда мне ответили: «Ещё полчаса погуляем, потом в группе попьёшь…» Помню, как нянечка ругалась с воспитательницей. В детском мозгу запечатлелось новое слово – «хамлетина». Знаете, как я спасался от детского садика? Я болел. У меня была самая толстая детская медицинская карточка. Хреновый, честно сказать, повод для гордости… К чему такое длинное отступление? А к тому, что когда вам придётся отдавать детей в чужие руки, постарайтесь проверить их чистоту. Галине же, ещё раз огромное спасибо.
А вот здесь, на фоне осени жизни, стоит памятник Любви, побеждающей Время. «Романс» alex59.
Вспыхнули в глазах твоих зарницы,
разгоняя сумрак голубой.
Зашуршали в памяти страницы –
те, что исписали мы с тобой.
Кое-где бумага пожелтела,
и чернила выцвели слегка.
Только это не меняет дела,
коль тверда по-прежнему рука.
Коль строка по-прежнему ложится,
как волна морская на песок,
и готов я на тебя молиться:
ты и есть мой самый главный Бог.
А когда за гранью мирозданья
побреду я Млечною тропой,
звезды мне подскажут заклинанье,
чтобы мог я встретиться с тобой…
Можете опираться смело – не подведёт.
В среду я чуть не свалился со склона. При прочтении «300 слов о разном» Аруны у меня вдруг включился мозг, задавший вопрос - «А была ли у Будды любимая женщина?». Вещи, написанные за гранью рационального мышления, только за этой гранью и воспринимаются. Надеюсь, вам повезёт больше, но я пролетел. И падал до тех пор, пока чудом не зацепился за древко старого японского флага, оставленного близ одного из приютов. Там же я нашёл замечательное «…оранжевой рыбой…» Сары, позволившее восстановиться. Я лично прочитал его впервые. Не стесняйтесь выкладывать свои старые произведения. Есть вещи, которые не стареют.
Я тебе напишу,
что меня больше нет-
В нашем городе дождь
По весенним изгибам
Напоил допьяна
Первый летний рассвет,
И я утром проснулась
Оранжевой рыбой.
Я смотрю на тебя-
За стеклянной стеной
Ты забылся, и пьешь
Чьи-то теплые губы.
Я могла бы кричать
От отчаянья, но
Рыбы просто молчат,
И истерик не будет.
А потом ты уйдешь,
Спрятав солнечный свет,
Словно в этом весь смысл
Человеческих правил...
Я тебе напишу,
Что меня больше нет,
Я заклею конверт,
И забуду отправить.......
 Рядом много камней, вы, конечно, можете бросаться, но я объявляю это вершиной недели. В стихотворении Натальи героиня выворачивается изнутри во внешний мир, причём самоотречённо и без истерик. Это великая философия перевоплощения, и оранжевую рыбу я готов отождествить с Солнцем. Поэтому я перелицевал старый японский флаг в пользу рыбы и буду сидеть под ним, наблюдая за вами с высоты рыбьего полёта. Что же удалось увидеть ещё?
Вот сударыня Sentyabrina на Дороге Встреч и Расставаний продолжает с надеждой свой путь. «Dum spiro, spero…» На фоне вечной латыни очень хорошо смотрятся строки:
«Часы бегут, не нарушая ход,
коварства лун, меняющих свой лик…»
Думаешь о вечном, а спотыкаешься о бутылку водки. Пустую… С усмешкой понимаешь, что тут уже побывал cosmeat . Где наш человек прошёл, там японцу делать нечего.
Да и не пошёл бы в гору мудрый житель Эдо, ведь даже рыбки забились в истерике, а это верный признак грядущего землетрясения. И вот уже лавина стихов несётся с горы. Организовать такое удалось Inisse . С её стороны это акт доверия «Решетории» - поместила всё сразу и в надёжном месте. Но я не самоубийца – схватил один камушек и спрятался за карниз, пока лавина не утихнет. Камушком оказалось стихотворение «Одна». Выбор случаен, судить по одному произведению обо всём глупо, но я всё же напишу на скале:
«Но миг слиянья всё же не был сном.
И потому, глядясь в немую слепость,
Я улыбаюсь пересохшим ртом».
А будет ли что вспомнить тебе, путник, когда увидишь эти строки?
А внутренний голос уже запел: «Здесь вам не равнина…». И понеслась лавина «unis»! Вы видно сговорились меня засыпать. Радостный, что остался жив, побежал я разгребать завалы. Из вызова, брошенного в «кг/ам» я понял, что такому автору как София Острицкая тесно в маленькой стране. Что же, в «Решетории», что расширяется как и вся Вселенная плюс чуточку быстрее для неё найдётся место. Мы рады, что она « не серая и не пешая». Заходи, подвинемся! И с удовольствием «… вернёмся, наконец, домой по крошкам хлеба – к луне, как мятный леденец приклеившийся к небу», совершив «Исход из пряничного домика». Или впадём в лёгкий декаданс стихотворения «Смотри». Или… Да мало ли!
А пока вспомним по какому поводу фейерверк на этой неделе. «Решетория» чествует победителей конкурса «100 кошачьих примет»! Добавить к поздравлениям хочется лишь одно. Чтобы что-то получилось, этим надо за-ни-мать-ся! А если ещё и душу вкладывать… Результаты перед вами. Скромняге Волче и другим, приложившим лапы-руки-крылья, большущее спасибо!
Отрадно в тепле рисовать на обоях:
Синеющий воздух, рыжеющий сад,
Едва серым контуром — встретились двое
На вечной границе земля-небеса,
Намечены линии, схвачены жесты,
Изгибы движений и масса улик,
Йод перьев разбрызган охотничьей местью
По граффити кожи раздетой земли.
И гроздья рябины — кровавые пятна,
А листья, как перья, осыпались вниз.
Разодраны, втоптаны, брошены, смяты —
Кошачий охотничий жёсткий каприз.
О рыжем разбойнике тихо шептали
Тревожные липы, листочки сердец:
Оставит ли жертву живую? Едва ли.
Вонзит он резцы в позвонки и конец!
—
Охота для рыжего воли дороже,
Хитёр, беспощаден, смертелен и скор.
Осенний сезон — по нервозности кожи
Топочут мурашки.
Аминь. Приговор…
Очарованный живописью и динамикой одновременно совершенно забываешь, что перед тобой акростих. Да, это приговор… Аминь!.. Автор: отец Митрий
Читайте в этом же разделе: 12.11.2008 Ноябрьский пессимизм 05.11.2008 Ровный голос. О поэзии Софии Острицкой 04.11.2008 Поздняя осень. Пограничный пункт. Момидзи в дымчатой обёртке сырости 22.10.2008 Октябрь уж наступил... 13.10.2008 Месяц восьмой. Продолжение
К списку
Комментарии
| 13.11.2008 02:11 | ole удачное восхождение =) | | | 13.11.2008 03:32 | хорошо-то как... О-О-ОМММ...какие рисунки замечательные!
а уллиточка!
и совсем не устаревший обзор... хорошенький такой, ласкательный | | | 13.11.2008 07:35 | Черри можно попридирацца? краплёной палёной водкой... крап, краплёные карты или глагол окропить? ну побрызгать то бишь... | | | 13.11.2008 09:08 | Ириха До чего ж у нас обзоры разные и один интересней другого.
Димочка, не побоюсь сказать - шикарный обзор, столько юмора, тепла и очаровательных картинок в тему :)
Это вовсе не значит, что обзоры остальных редакторов хуже. Выше уже сказала, но повторюсь - вы все такие талантливые, и каждый со своей изюминкой, неповторимой и узнаваемой))))) | | | 13.11.2008 14:07 | Волча Спасибо путешественнику :) | | | 13.11.2008 16:08 | Sarah ура! еще один отличный обзорчег. | | | 13.11.2008 18:56 | unis спасибо, отче.
здесь климат и правда, иной :) | | | 13.11.2008 20:56 | SukinKot Ура! Еще один замечательный обзор. Да, жаль стихи Лады... не случайно про Японию: там и правда повышенная сейсмическая активность. Может переделать хокку, переименовав Фудзи в Эльбрус? (шутка) | | | 13.11.2008 21:27 | unis единственное замечание, если можно:
не "приклеившИйся к небу", а "приклеившЕйся к небу". это о луне, а не о леденце. | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,
уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,
тебе твой дар
я возвращаю – не зарыл, не пропил;
и, если бы душа имела профиль,
ты б увидал,
что и она
всего лишь слепок с горестного дара,
что более ничем не обладала,
что вместе с ним к тебе обращена.
Не стану жечь
тебя глаголом, исповедью, просьбой,
проклятыми вопросами – той оспой,
которой речь
почти с пелен
заражена – кто знает? – не тобой ли;
надежным, то есть, образом от боли
ты удален.
Не стану ждать
твоих ответов, Ангел, поелику
столь плохо представляемому лику,
как твой, под стать,
должно быть, лишь
молчанье – столь просторное, что эха
в нем не сподобятся ни всплески смеха,
ни вопль: «Услышь!»
Вот это мне
и блазнит слух, привыкший к разнобою,
и облегчает разговор с тобою
наедине.
В Ковчег птенец,
не возвратившись, доказует то, что
вся вера есть не более, чем почта
в один конец.
Смотри ж, как, наг
и сир, жлоблюсь о Господе, и это
одно тебя избавит от ответа.
Но это – подтверждение и знак,
что в нищете
влачащий дни не устрашится кражи,
что я кладу на мысль о камуфляже.
Там, на кресте,
не возоплю: «Почто меня оставил?!»
Не превращу себя в благую весть!
Поскольку боль – не нарушенье правил:
страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.
___
Здесь, на земле,
все горы – но в значении их узком -
кончаются не пиками, но спуском
в кромешной мгле,
и, сжав уста,
стигматы завернув свои в дерюгу,
идешь на вещи по второму кругу,
сойдя с креста.
Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.
Как на сопле,
все виснет на крюках своих вопросов,
как вор трамвайный, бард или философ -
здесь, на земле,
из всех углов
несет, как рыбой, с одесной и с левой
слиянием с природой или с девой
и башней слов!
Дух-исцелитель!
Я из бездонных мозеровских блюд
так нахлебался варева минут
и римских литер,
что в жадный слух,
который прежде не был привередлив,
не входят щебет или шум деревьев -
я нынче глух.
О нет, не помощь
зову твою, означенная высь!
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
Не жгу свечи,
когда, разжав железные объятья,
будильники, завернутые в платья,
гремят в ночи!
И в этой башне,
в правнучке вавилонской, в башне слов,
все время недостроенной, ты кров
найти не дашь мне!
Такая тишь
там, наверху, встречает златоротца,
что, на чердак карабкаясь, летишь
на дно колодца.
Там, наверху -
услышь одно: благодарю за то, что
ты отнял все, чем на своем веку
владел я. Ибо созданное прочно,
продукт труда
есть пища вора и прообраз Рая,
верней – добыча времени: теряя
(пусть навсегда)
что-либо, ты
не смей кричать о преданной надежде:
то Времени, невидимые прежде,
в вещах черты
вдруг проступают, и теснится грудь
от старческих морщин; но этих линий -
их не разгладишь, тающих как иней,
коснись их чуть.
Благодарю...
Верней, ума последняя крупица
благодарит, что не дал прилепиться
к тем кущам, корпусам и словарю,
что ты не в масть
моим задаткам, комплексам и форам
зашел – и не предал их жалким формам
меня во власть.
___
Ты за утрату
горазд все это отомщеньем счесть,
моим приспособленьем к циферблату,
борьбой, слияньем с Временем – Бог весть!
Да полно, мне ль!
А если так – то с временем неблизким,
затем что чудится за каждым диском
в стене – туннель.
Ну что же, рой!
Рой глубже и, как вырванное с мясом,
шей сердцу страх пред грустною порой,
пред смертным часом.
Шей бездну мук,
старайся, перебарщивай в усердьи!
Но даже мысль о – как его! – бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг.
Вот эту фразу
хочу я прокричать и посмотреть
вперед – раз перспектива умереть
доступна глазу -
кто издали
откликнется? Последует ли эхо?
Иль ей и там не встретится помеха,
как на земли?
Ночная тишь...
Стучит башкой об стол, заснув, заочник.
Кирпичный будоражит позвоночник
печная мышь.
И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном.
Все откололось...
И время. И судьба. И о судьбе...
Осталась только память о себе,
негромкий голос.
Она одна.
И то – как шлак перегоревший, гравий,
за счет каких-то писем, фотографий,
зеркал, окна, -
исподтишка...
и горько, что не вспомнить основного!
Как жаль, что нету в христианстве бога -
пускай божка -
воспоминаний, с пригоршней ключей
от старых комнат – идолища с ликом
старьевщика – для коротанья слишком
глухих ночей.
Ночная тишь.
Вороньи гнезда, как каверны в бронхах.
Отрепья дыма роются в обломках
больничных крыш.
Любая речь
безадресна, увы, об эту пору -
чем я сумел, друг-небожитель, спору
нет, пренебречь.
Страстная. Ночь.
И вкус во рту от жизни в этом мире,
как будто наследил в чужой квартире
и вышел прочь!
И мозг под током!
И там, на тридевятом этаже
горит окно. И, кажется, уже
не помню толком,
о чем с тобой
витийствовал – верней, с одной из кукол,
пересекающих полночный купол.
Теперь отбой,
и невдомек,
зачем так много черного на белом?
Гортань исходит грифелем и мелом,
и в ней – комок
не слов, не слез,
но странной мысли о победе снега -
отбросов света, падающих с неба, -
почти вопрос.
В мозгу горчит,
и за стеною в толщину страницы
вопит младенец, и в окне больницы
старик торчит.
Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли – задом наперед -
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.
март – апрель 1970
|
|