Какую можно высказать еще нелепость, которая бы уже не была высказана кем-нибудь из философов
(Марк Туллий Цицерон)
Анонсы
21.12.2014Архив произведений конкурса обороток «Продолжение — следует!» сезона-2014
Я вышел на улицу, чтобы проветрить дыхательные пути...
1. Rosa. ЛЮБОВНОЕ
Ты пришел ко мне незваный,
В коридоре снял ботинки,
Запотевшую бутылку
В знак вниманья протянул,
Снял пропахший, грязный ватник,
Оглядел мою квартиру,
В недостатки пальцем тыкнул,
Носом шмыгнул и икнул.
Я бегом, засуетившись,
Все на стол мечу с лихвою:
Две консервы, рожки, масло.
Хлебосольна и щедра.
Можем мы со вкусом, стильно,
С водкой, песней и жратвою
Для любовного свиданья
Сделать нужный антураж.
ОБОРОТКА:
Ты пришел. И это счастье.
Разве это не прекрасно?
Ну, и что, что ты — предатель,
И обманщик, и подлец.
За окном свистит ненастье,
Хоть поутру день был ясен,
Я стелю в узорах скатерть,
Карауля холодец.
Критикуя и стеная,
Ты заходишь отчужденно —
Ни цветочки, ни подарка —
Ты такой, как был всегда.
Я, привычно обмирая,
Подбегаю с круассоном.
Я — прилежная кухарка
(Ты сказал, что не звезда).
Ты укажешь на изъяны,
Ты — судья и Прокуратор.
Ты — великое творенье
От бровей до пальцев ног.
Ну, и что, что ты незваный,
И неважно, что поддатый.
Я дрожу от нетерпенья,
Чтоб тебя ублАжить в срок.
Если кто не догадался,
Что такое происходит,
И кому-то отчего-то
Почему-то невдомек,
Объсняю — это счастье,
Если вдруг любовь приходит,
И с поспешливой заботой
Нажимаю на курок!
2. buhta. НЕРАВНОДУШНОЕ
Не люди отвернулись от тебя
Не люди отвернулись от тебя
А ты сама, зачем весь мир ругала
Теперь кидаешь крошки голубям
Остатки грез с оконченного бала
Так одиноко, что уже невмочь
Наверно сердце, кошкой, одичало
Глаза закроешь, видишь ту же ночь
Откуда грусть твоя взяла начало
Когда одна, так холодно в ночи
Проснешься, сразу... сердце на две части
Господь с икон глядит, да все молчит
Хотя ему твердишь про счастье часто
Прогонишь боль, она лишь до двери
Дойдет, а после... просится обратно
Котенком смотрит, дескать, забери
Ты заберешь, она сильней стократно
Из фотографий... лица на полу
Разбавит слезы чай из красной кружки
Разгонит ветер прежних дней золу
А новый день... с души... снимает стружки
ОБОРОТКА:
Одна. Одна, как перст, опять в ночи,
Все крошки голубям, крестьянам землю,
Строителям леса и кирпичи!
Иного не приму и не приемлю!
Себя отдать любви, судьбе, тебе,
А после долго плакать и молиться,
И призывать голодных голубей,
И складывать из фотографий лица.
Закрыв глаза читать чужую боль,
Свою припрятав в красной кружке с чаем.
В больнице наступил давно отбой,
Пора идти одной за кирпичами.
А люди спят, их беспокойный сон
Индифферентен или непонятен.
Глядит Господь улыбчивый с икон,
Мне холодно, я в шелковом халате.
Огрызки грез заброшу под кровать,
(Я догрызу их после), нынче время,
коль счастья нет искать его искать!
сомкну свои тревожные колени,
как мимолетный гений откровений,
Соседку по палате пну: эй Кать,
Вставай, подруга, кирпичи таскать!
3. ChurA. СНЫ
Снятся сны — голодные волчата,
правду звука из груди сосут.
Жизнь моя, как заболоцкость чья та —
свет, которым отмерцал сосуд.
Словно мышь, из этого кувшина
молоко взбиваю до крови,
но спасает тайная пружина
и пера зубчатый маховик.
По стихам, что делаются гуще,
выбираюсь и качусь, юля,
я качаюсь, я волчком запущен,
я верчусь, и значит я — Земля.
ОБОРОТКА:
Сны свои, как заболоцкость чью-то,
спрячу я в какой-нибудь сосуд.
Отсверкали, как огни салюта, —
пусть в анабиозе отдохнут.
Молоко и кровь в одном кувшине,
я несу, пытаясь расплескать,
а кувшин уж пуст наполовину,
и, похоже, — нечем доливать.
На Земле, как в адской центрифуге,
я кручусь, сгущая стихослов,
и слова, как мячики, — упруги —
улетают в заозерье снов.
4. Katrin. МИРАЖИ
От фонаря искрится снег на ели,
Светло, как днем, и не уснуть никак.
Скупые краски зимней акварели
Оделись в глянец — новогодний лак.
Гремит трамвай. Похоже пятый номер.
Зевает сонно поздний пассажир.
Щелчок, щелчок... Откуда тут хронометр?
А почему бы нет? Узорный мир,
Что за окном, что стразами на ветках,
Что миражи рисует на стекле.
Мороз стреляет, оставляя метки...
Щелчок, щелчок... в январском хрустале.
ОБОРОТКА:
На ветвях застыли стразы (или слёзы).
И когда искрился снег под фонарями,
иногда я останавливалась возле
и смотрела, как к приходу января мир
перещелкивает красочную пленку,
как по глянцевым путям с трамвайным звоном,
вспоминая дом и праздничную елку,
путешествуют с предчувствием бессонным
пассажиры припозднившиеся, как мне
миражи рисуют фразами на стеклах
хрусталями обернувшиеся капли
о любви моей несбыточной и теплой.
5. LunnayaZhelch. SUM BURR
«Курю» — это тоже чувство.
Я по тебе курю. Много курю.
(c)
Немыслимо хочется камнем по голове,
Чтоб внутренний мир перевернут был и надтреснут.
Я каждый бесцельный день ощущаю вес
И только сегодня отчетливо бестелесна.
Невидима на невиданной высоте.
Не выжжена словом между твоих лопаток.
По щиколотки во времени, как в воде,
Готовая жить и падать,
Не зная куда, как долго, как глубоко...
И брошенный вечер — серый слепой котенок —
Бежит за моим безумьем как за клубком
По призрачным улицам, по переулкам темным,
Врывается в память и создает уют,
И я говорю знакомым, таким как прежде,
Не сорванным голосом: «Я по тебе курю.
Критически много. Сильно. И неизбежно».
И я говорю, что каждому из живых
Когда-нибудь посчастливится бросить тень на
Себя самого, в объятьях земной травы
Лежащего так... смертельно.
И сердце уже стучит не совсем внутри,
И я говорю все громче, и слово током
Идет через этот огненный лабиринт,
Возникший у всех истоков.
И линии жизни чешутся на руках,
И пламя отчаянно стелется мне под ноги,
Мешая идти. Ты знаешь, что здесь никак
Не выбраться без подмоги.
Открой мне глаза, и шепотом: «Раз, два, три...»
Твоими ли я молитвами не исчезну...
Чтоб каждую ночь опять по тебе курить
Безлико.
И слишком честно.
ОБОРОТКА:
«Открой мне глаза, и шепотом: “Раз, два, три...”
Твоими ли я молитвами не исчезну…»
Качается ночь, словно лодка у маяка,
прибитая цепью ко времени и ступеням.
Курю. Как дела? — скажи я «совсем никак» —
не скажется откровенней,
поскольку лишь ночь и более — ни черта,
а дым — иллюзорен, что говорить о вещи...
Сбиваясь не раз, на всех языках считал,
попробую человечий
и дым с моей лодки тянется склоном вверх:
нолей-единиц -идущее в воздух- морзе -
исчезло ли, полегло в неземной траве...
я мерзну, курю и мерзну
и, кажется, вижу — в темный ультрамарин
(что над маяком) устремляется струйка дыма -
вот так, независимо друг от друга, мы говорим
на разных высотах
тысячи
невидимок.
6. Volcha. ТУТ И ТАМ
ТАМ падал снег, и снова жгли мосты.
их вечно жгут, по правде, до и после.
я всех собак выстраивал по росту,
и с ними шел по улицам пустым,
чтоб никогда не становиться взрослым.
и никогда не превратиться в дым.
пришла зима. пришла? садись за стол.
смотри в окно, смотри куда угодно.
на небе столько звезд и производных
от этих звезд, что я с ума сошел,
совсем сошел, почти бесповоротно.
с тех пор смотрю бесстрашно только в пол.
куда спешить, когда, зачем к кому?
полощет день белье, опять полощет.
я стал бы тем, кого ведут на площадь,
кому привычно крепко руку жмут:
умнее, лучше, ближе в чем-то проще,
я стал бы частью, кем-то нужным тут,
но... падал снег, шло время по пятам.
со звонким лаем строились собаки,
на белом небе появлялась накипь.
я имена дарил своим мостам,
мосты горели, продолжая плакать,
о том, что больше не случится ТАМ.
ОБОРОТКА:
ТАМ падал снег, наверное, не помню.
Я снова тут, и снег летит опять,
Вокруг меня рисует цифры «пять»,
С собой зовет, конечно, чуя ровню.
А я себе командую: «Стоять!»
Держусь за веру, взглядом — за часовню.
Сегодня и вчера, и прямо здесь
Я лаю на рождающийся месяц
И вою, и до ночи в этой пьесе
Я жалуюсь мигающей звезде
На яблоке в украшенном эфесе
О палевой томительной страде
По тем, кто ТАМ, спокоен и смиренен,
С улыбкой ждет. Я к вам хочу, ТУДА,
Где нет страданий, боли, холода
Не делают бесформенных тюленей,
И не звучит расстрелом «никогда»,
И полусвет не равен полутени.
Собраться с духом, грызть, стоять, рычать.
Не спать, боец! Глядеть в зрачки Вселенной
И харкать рифмой, многословной пеной,
И биться в дверь без ручки и ключа...
Мосты стоят, крапленые сиеной,
Над ними Псы — созвездием лучат.
И снова снег. Смешным щенком бездомным
Хватаю пастью падающий пух.
Фальшивость чувств я пробую на слух,
На вкус — фальшивость жизни. Бесподобным
Считаю опыт минимум до двух.
На три — к небесным псам единокровным.
27.12.2014
7. LunnayaZhelch. I-ДУГА
есть ли такой вопрос на какой ответ
есть ли такой ответ на какой такой
призма стеклянная расщепляет свет
на желтый зеленый красный и голубой
руки плывут и всё время впадает в тело
зерна растут и касаются облаков
красное с желтым зеленым становятся белым-белым
и только синий как прежде такой каков
вот и качаются ветви и фредди-флюгер
голые ели черные провода
солнце на юге птицы на юге
и только все пробки сползлись сюда
я напишу письмо пусть его никто
я закажу цветы затем чтобы никуда
пальцем ударь в такт похлопай ртом
тому как из крана стучит вода
вот ты и рыба сперва удивляет хвост
сладко скользишь исчезая на глубине
и остается поверхность из лун и звезд
желтых зеленых красных и голубых огне
ОБОРОТКА:
Лунная радуга в брызгах над водопадом.
Рыбы при тусклом свете крадутся тихо,
пальцы тревожат спокойную гладь айпада.
Смотришь, как Будда, а видишь — неразбериху.
Не оторвать глаза, не поднять надолго.
Солнце ушло, но оставило нас... и письма.
Мало ли дел у небесного ихтиолога? —
судьбы, вселенная и интернет-зависимость.
В письмах все просто — «ушло, оставляю радугу.
Спросят: куда? — отвечайте: к врачу, сказало;
спросят: надолго? Но тут я вас не обрадую...
Ладно, пора — скоро поезд уйдет с вокзала».
Реки впадают в крайности — чуть и полностью,
чтоб человек мимикрировал в рыбу снова.
Б-г посмотрел котировки, погоду, новости,
взял человека, взял солнце,
и лепит слово.
8. PerGYNT. ЧЕМ НЕ ЖИВУ
ОРИГИНАЛ:
чем живу... а божию росой
и конечно вашими молитвами
вы мне снитесь на лугу...босой
а в руках букетик маргаритовый
вы мне снитесь строгим как всегда
но с улыбкой ласково-лучистою
то что мы расстались не беда
сохранили душеньку пречистую
ОБОРОТКА:
А вот чем я не живу —
чем не положено
между нами,
теми принцем и принцессою,
непорочными, святыми да негожими
бредить грешными сумбурными процессами
В осветленных наших кармах,
под заплатами,
эти чакры
кем-то вычерпаны дочиста
Паровым катком заезжены-закатаны
в мерзлоту вселенскую
до черных дыр...
9. natasha. СОВЕРШЕНСТВО
Динозавром себя чувствую
недовымершим
в отношении
к женским особям нынешним
потому что современные особи
размножаются совсем иным
способом
Если мерить любовь
их мерками,
уж не быть мужским ветрам ее
жаркими,
а наивными,
детскими,
мелкими,
ископаемому телу
припарками
Этих дам не взять
этической силою,
ни кошачьей, ни локомотивною,
древнеюрским тленом
разящею
Чтоб не кончить
в рядах ее лымарей,
стоит, видимо,
вовремя вымереть
по-настоящему
ОБОРОТКА:
Я люблю смотреть, как он надевает майку.
Ах, не потому, что ценю красоту обнаженного тела,
но привлекает особость движений, свойственная мужчине:
с медвежьей неловкостью силы,
с педантичностью мастерового,
с привычностью воина (легкий доспех)
с рассеянностью мыслителя —
так разглаживает машинально и, как будто, небрежно, но точно.
И еще, я люблю потому,
что никто
не помыслит подобного,
глядя,
как я надеваю майку:
ведь ее у меня, и вообще-то, нет,
но, а если бы и была,
не смогла бы я двигаться так же,
ибо я — не он.
И со странной приятностью внятна мне эта инакость
и не нужно, надеюсь, никому объяснять,
что внешние признаки тут не причем,
так... лепестки цветка, кожура орешка...
Скажу.
Недоуменно пожмет плечами:
стоит ли сущий пустяк поэтических дифирамбов?
Вот и стоит — отвечу — не пустяк это вовсе,
рассержусь, и поссоримся мы, и... помиримся снова.
Аминь.
Открываю окно. Небо ясно. Морозно.
И, как редко, недолго, бывает в природе,
будто бы из ничего выпадают снежинки.
Увлажненный воздух зимы рожает
совершенные,
крохотные
кристаллы.
10. Katrin. В ОБЩЕМ-ТО, БЕЗ
Допустим, за
Выхожу из парадного, оглядываюсь и... стоп.
Не так. Вхожу из парадного, оглядываюсь, синицы
трещат, что Крещатик длиннее Тверской, стихотворных стоп —
пять основных, а остальных, что церквей в столице.
Жмурюсь от солнца, без солнца щурюсь: забыл очки.
Пытаюсь понять, как от за или не за (допустим, за) дернул шторы
зависит количество света, на набранные очки
в «Запорожье» смогу ли купить уши Бродского... скоро
зима, конец фильма, кризис, пора отдавать долги
тому, кто массирует сердце, в аорту вливая по капле
сумерки, что к зиме более выстужены и долги,
что каждая жаба в этом болоте мечтает о цапле,
и чахле, и сдохле, и чтобы небо, не падать, стрела
и корона, кожу в огонь, трезвый вернулся Улисс...
Зябко, и в горле першит от ноябрьского стекла.
Домой выхожу из (допустим, за) дернутых шторами улиц...
ОБОРОТКА:
Зябко, голос сдержанный и простуженный кутается в кашне,
снег засыпал проходы так, что расстояниям не пробиться...
Зимний оттиск осадков выдал свое присутствие, как клише.
Одно, основное. (Остальное, видимо, — интуиция).
В общем-то, так вернее: город выдержан, на десерт — «мускат»,
пытаюсь понять, как из идентичного (в общем-то) чувства
может зародиться вера небесная, а может — земная тоска,
утопичная, как банальность в ответ на «опросник Пруста».
Это даже не кризис — это финиш, сумерки, минорное «без»...
(без) различие, выживший интервал, положение «не войти, не выйти»:
если зябко, но двери подъезда открыты настежь в моей Москве —
толку (без), если из парадного ты устало шагаешь в продрогший Питер...
11. ChurA. ПРОДОЛЖЕНИЕ «БАНКЕТА»
ОРИГИНАЛ:
ОБОРОТКА:
Стошнило второй раз, но без проблем.
Было 3 часа 35 мин. Кризис Среднего Мозга начал просыпаться, но уже в другом полушарии. Возможно даже — в правом.
Я вышел на улицу, чтобы проветрить дыхательные пути. Как только полез в карман за сигаретами, — позади меня раздался звук. Металлический. Лязгающий. Я подумал, что это Мозг опять достал свою извилину и щелкает ею, накручивая на палец. Но все-таки — оглянулся. Следом за мной бодро шагала щучья Голова, семеня лыжными палками. Палки звучали на все голоса финалистов шоу «Голос». Голова несла в пасти кота Серафимыча в масле от рижских шпрот. Хвост кота волочился по тротуару. Морда была высоко поднята и держала в зубах щучий глаз, недоеденный на лестнице, где я оставил их пять минут назад, закрыв на ключ и положив ключ под коврик.
Глаз сверкал, как ксеноновая фара, — чистым и безупречным светом.
— Хрен знает что! — донеслось из моей черепной коробки.
— Да, вот так, брат, — ответил откуда-то внутренний голос. — А ты думал — это тебе изюм с косточками?..
Он у меня противный — этот голос. Ведь прекрасно знает, что я не люблю — когда с косточками, а люблю, когда — в шоколаде и без косточек.
Голос еще что-то бубнил, но я уже не слушал, потому, что на моих глазах произошла котовасия. Подскользнувшись на скользкой ледышке, которую дворник Мустафа почему-то обошел с песочком, щучья Голова, взмахнув палками, грохнулась на тротуар. Ее нижняя челюсть отвалилась и отлетела в сторону. Кот выпал из пасти и уронил рыбий глаз. Глаз покатился, сверкая в разные стороны; упал на проезжую часть и исчез в трубе ливневой канализации. Возможно, бесследно и навсегда.
Заметно стемнело.
Воспользовавшись затемнением, Серафимыч озверел. Он оседлал щучью Голову, остервенело рвал ее когтями и хлестал жирным хвостом. Голова кричала и пыталась подобрать нижнюю челюсть. Кот верещал матерком, значительно превышая верхний порог пубертатного возраста (16+).
Начали собираться зеваки, дыша парами шампанского и разновозрастных коньяков. Обсуждали, делились впечатлениями, жалели щучью Голову и осуждали Серафимыча. Кто-то вызвал «скорую помощь», т. к. голове совсем поплохело.
Тут опять со всех дворов, пустырей и скверов начали разноцветно стрелять в небо большими деньгами. Кот тут же дал дёру в сторону сердобольной соседки с верхнего этажа. Его меховые подштанники на задних лапах некоторое время светились, пока он доставал ключ из-под коврика...
Скоро приехала «скорая». Мед братья и сестра — все в голубых штанах — собирали Голову по частям, но так и не найдя ни одного глаза, погрузили, чтобы отвезти в реанимацию. «Скорая» понеслась, озвучивая улицы и перекрестки мелодичной сиреной и голубыми всполохами...
Зеваки стали расходиться, чтобы продолжить удовлетворять свои потребности... Я стоял и прислушивался к далеким отголоскам своего мозжечка. Но мне помешали.
Неожиданно открылась дверь парадного подъезда старинного особняка, постройки ХХI века и из нее вышел щеголеватого вида Кризис, но уже без Среднего Мозга. Меня опять стало мутить, как реанимированного рецидивиста при виде ювелирного салона.
— А я тебе говорил: не закусывай шпротами. У них все рты были перекошены вверх — явный признак фальсификата. — это снова был внутренний голос, пожелавший остаться неизвестным.
Как раз в этот момент — стошнило в третий раз. Но опять — без проблем.
На Спасской башне пробило 4 часа.
На Чукотке и Курильских островах продолжался отходняк. Народ опохмелялся по полной программе, закусывая свеже настроганной строганиной.
Часть II. ЩУЧЬЯ ГОЛОВА (ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ)
Какой банкет?
Банкет был в «МЫШИНОЙ НОРЕ» и, вообще, — в первой серии. Потом его закавычили. А банкет в кавычках — это уже — нечто с обратным знаком.
— Как это называется, — спросил я у Внутреннего голоса.
— По-моему — отрыжка, — пробурчал он с сомнительной интонацией
— Ладно, не будем уточнять...
— Пойду-ка я лучше проведаю Серафимыча, как он там бедствует после завершения стрессовой ситуации.
Тетка Дуся (сердобольная соседка с верхнего этажа), стирала серафимычевы меховые подштанники в горячей воде с порошком «Lave – до – дыр». Пахло разогретыми шпротами. Весь пол был заляпан жирными следами кошачьих лап. Серафимыч сидел под табуреткой, в неглиже и вылизывал лоснящееся брюхо, свесив по обе стороны от него передние лапы
— Что сделали с киской, — причитала тетка Дуся, — пришел весь жирный, ничего толком сказать не может, только икает и заикается.
Действительно из-под табуретки, с нечеткой периодичностью доносилось: «Тить-мааа-ть, тиить-мааа-ть, тить- маааа-ть!
Кот еще не отошел от переживаний.
Но тут, совершенно неожиданно, на чисто-русском языке с дворовым прононсом, Серафимыч изрек:
— Усё — путём, — и достал из-под брюха свои задние лапы. Но тут же застеснялся и убрал их обратно.
— Да, что я мужиков голых не видела што ль? — ласково зачирикала тетка Дуся.
Дело принимало интимный оборот.
— Пошли домой. Тебе тоже пора в койку, — сонно прошелестел мне Внутренний голос.
Я вышел, забыв пожелать...
На лестничной площадке у меня в штанах неожиданно ожил мобильник и очень веселый голос сообщил:
— С вами говорит оперативный дежурный 38-го отделения полиции, лейтенант Брысин. Мы тут задержали гражданина по фамилии Крызыс. Этот телефон был у него в кармане на бумажке.
— Так в чем проблема?
— Проблема в том, что гр. Крызыс, находясь в неадекватном (надо же!) состоянии (пьяный, что ли?) приставал к гражданам, отдыхающим в новогоднюю ночь, и залезал к ним в карманы, особенно к женчинам . Свое поведение объясняет тем, что он частично безмозглый т. к, какую-то часть своих мозгов сдал на хранение некому Серафимычу. Вы — не Серафимыч?
— Серафимыч — это кот.
В трубке замолчали, но через небольшой, но задумчивый промежуток времени, стало слышно, что оперативная работа в 38-м отделении полиции продолжается: «Васька! Сержант Кизюлин! Проснись ты, мать твою! Срочно!»
— Проверь по нашей картотеке! Записывай! — Серафимыч — кот, место жительства, хозяева, стоимость, контакты за последнюю неделю. Действуй!
— Пароли и явки — тоже надо?
— Не сейчас!
Затем дежурный радостно и полнозвучно обратился ко мне:
— А какое отношение гражданин Крызыс имеет к вам?
— Такое же, как и к вам. В основном, — через торговую сеть. Но если мы обратимся к стоимости барреля нефти на мировых рынках, — то тут нужно признать, что господин Кризис уже давно перешагнул границы стран и континентов и достиг международных масштабов. Так что — звоните в Министерства: Иностранных дел и Экономразвития.
— Спать хочу, — тут же возник Внутренний голос.
И то верно, — подумал я и отключил мобильник.
Спустившись на свой этаж, я обнаружил, что ключей от квартиры у меня нет, а входная дверь почему-то не заперта. Войдя в квартиру, я тут же усёк пару чуждой мне обуви со шнурками и отсутствие моих домашних тапочек, (подарок самому себе к Новому Году от фирмы IKEA). Вся квартира была ярко освещена. В большой комнате сидела пока еще не опознанная личность без головного убора, но в моих домашних тапочках и куртке мандаринового цвета с фирменной табличкой на левой груди: ООО «ХВОСТЫ, ЧЕШУЯ и ЧЕЛЮСТИ» — полное восстановление и ремонт.
А посреди обеденного стола, на серебренном блюде возлежала Щучья Голова, сверкая неоновым светом глаз и шевеля хвостом — справа — налево и слева — направо.
— Ну, вот и поспали, — удрученно проворчал мой Внутренний голос.
Часть III. ПОДШТАННИКИ ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ
«Ни сна, ни отдыха измученной душе», — уже полностью заунывным голосом запел Внутренний.
Пришлось убавить ему звук, опустив поглубже.
— Здравствуйте!
— Здрасте! Никак хозяин явился. Что ж это вы деушку не уважаете? Я половину праздничной ночи провела тут у вас в одиночестве...
— Гмы...
— Если не считать, конечно, этой морды реставрированной. И еще: в уборной у вас кто-то ворочается и кряхтит... без перерыва. Я тут страху натерпелась. Посетить туалет боюсь — уже до невозможности...
Девушка поднялась с дивана. Взглянув на нее я без труда определил: 188 — без головного убора и в тапочках. Все остальное было при ней.
— Сейчас разберемся.
Открыв дверь в уборную я увидел, что на стульчаке сидит, весь из себя заплаканный Средний мозг. Извилины неопрятными локонами свешивались до самого пола. Первое, что он сказал, взглянув на меня:
— А где мой Кризис?
Поняв по выражению моего лица, что с Кризисом не все ладно, он тут же необузданно зарыдал и стал размазывать слезы скомканными извилинами.
— Ну, всё, всё, всё. Кризис твой жив-здоров и набирает силу. Утрись, вот тебе пи-пи-факс; побрызгайся из баллончика дезодорантом и пойдем знакомиться с девушкой.
Но девушка, не уделив нам внимания, тут же устремленно побежала в сторону туалета и заперлась там на задвижку.
Неожиданно Щучья голова заскрипела челюстями и неестественным железным голосом проскрежетала:
— Хо-чу ко-та Серра-фи-мыча!
В этот момент в комнате опять появилась девушка, и с видимым облегчением на лице защебетала:
— Будем знакомиться. Меня зовут Юдоль. Можно — Долли — курьер по доставке из этой фирмы — и ткнула себя в левую грудь с табличкой.
— Дубль два: «Хо-чу ко-та Серра-фи-мычы!» — снова проскрежетала Щучья голова.
— А ее, что говорить научили? — кивнул я в сторону головы.
— По-минимуму, но на шашнадцати языках.
— Но ее же увезли в реанимацию?
— Ага, Но реанимация — не покатила. Видать, эскулапам не хватило квалификации, и ее прямо в реставрацию к нам и притаранили — всю изодранную и без целого ряда необходимых компонентов, как-то: глаз, тулова и внутренних органов, — перечисляла она, загибая пальчики.
— Ресфаршированную, — хихикнул откуда-то Внутренний голос.
— Кстати, — сказал я, — наша, до попадания на новогодний стол, была нафарширована гречневой кашей с жареным лучком и мелко нарубленными яичками...
— И под хреном, — опять возник Внутренний.
— Врешь ты все. Не под хреном, а с хреном, — буркнул я.
— Угу, — и с кошачьим кормом в утробе...
— Заткнись! — рассердился я
— Молчу, молчу, — ухожу во внутриутробное помещение.
Я же говорил, что он у меня — противный.
— А эту чем начинили? — спросил я у девушки с заграничным именем.
— Наша фирма, при выполнении заказов на реставрацию, использует только последние достижения науки и техники. Этот экземпляр буквально нафарширован электронными всякими диодами, катодами и микросхемами, и в глазах светодиоды горят, а хвост на механической тяге с сенсорным управлением — на щекотку реагирует. И все материалы из Японии. Ну, может, и из Китая, — я не знаю. Мое дело: доставка продукции в сохранном виде, и что б — в квитанции расписались.
— Несварение и запор, — задумчиво пробурчал Внутренний голос.
— Где мой Кризис? — опять застенал Средний мозг.
— Дубль три: «Хо-чу ко-та Серра-фи-мыча», — тут же проскрежетала Щучья голова.
И, как по-щучьему велению, — в дверь позвонили.
— Открыто! — радостно завопил Средний мозг и кинулся к двери.
Вошли трое.
Впереди — Кризис, слегка помятый с фингалом и фрагментами нефтяных пятен на противоположной щеке и манишке.
— Ура! — закричал Средний мозг и бросился лобызать Кризиса, постепенно исчезая в его анналах...
За Кризисом, топорща усы, улыбался Серафимыч в полыхающе-алых подштанниках от кутю... (пардон) от инд-пошива тетки Дуси, и в пионерском галстуке на шее.
— Подштанники внутреннего сгорания, — опять ехидно захихикал из меня Голос.
В этот момент кот увидел на столе Щучью голову, оторопел и стал пятиться, но отход ему заслонили толстые тёткидусины ноги.
Она стояла позади, прикрыв пути к отступлению, держа на животе большой эмалированный таз свеже-настроганного салата типа-оливье, собственного изобретения.
— Банкет продолжается! Господа присяж...! — завопил мой Внутренний голос, разряжая обстановку.
«Начитанный, стервец», — подумал я, но вслух сказал:
— Я побежал в супер-маркет, одна нога — здесь, другая — там. И чтоб никаких эксцесов в мое отсутствие!
— Юдоль, держите Щучью голову в узде!
Воздух наполнялся восхитительным ароматом хеппи-энда.
12. IRIHA. НЕ СОН И ПОЧТИ НЕ ПРО ОСЕНЬ
Недель монолит из стекла и бетона,
угрюмых ночей ледяные ладони,
в которых не сны, а бредовые страхи...
Склонились безмолвные тучи-монахи.
Дышу – не дышу, не цела, не побита.
Сестра, посмотри, там просвета не видно?
А осень насупилась, сделалась злее
и точит за то, что тобою болею.
ОБОРОТКА:
Не сны. Наважденье. К чему? — непонятно.
Давление «скачет» – галоп... Вероятно,
Ночь ставит силки на осенних тропинках.
Сама же виновница в рыжих морщинках
Дурит человечество сказкой про зиму,
Пропустит снежинки, и «тянет резину»...
На страже в дверях — кучевое уродство,
Как тень госпожи, как остатки господства.
Набила оскомину шутка природы.
ПлачУ «по-двойному»* за зимние роды!
Эй, где акушерка? И где стимулятор?
Озвучьте тариф через свой ретранслятор.
*) по-двойному тарифу
13. MitinVladimir. МУЗА
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?». Отвечает: «Я!»
ОБОРОТКА:
Когда ее под утро провожаю,
Душа в бреду, как немощный больной.
И грех, и святость, и степенность рая,
И ада власть бессильны надо мной.
И вот ушла. Набросив покрывало,
Не обернулась — велика ль печаль.
О том, что ночью щедро раздавала,
Ей, равнодушной, не бывает жаль.
14. IRIHA. КАКИЕ К ЧЕРТУ БАНКЕТЫ В ЧЕТЫРЕ УТРА 1 ЯНВАРЯ?!
ОРИГИНАЛ:
ОБОРОТКА:
— А не рвануть ли нам с тобой в какой-нибудь модный клуб на дискотеку? — деловито предложил Кризис, не обремененный Средним Мозгом. — И вообще, кто-то обещал банкет!
М-да, налицо деградация, ему, родимому, теперь прямиком в младшую детсадовскую группу.
— Четыре, ноль, ноль! — Кризис жизнерадостно сунул мне под нос волосатую руку с будильником, со стрелок которого свешивались извилины, скрученные четырьмя часами раньше пальцем у несчастного Среднего Мозга.
Мой желудок свело судорогой, тошнота начала медленный подъем...
— Четыре раза за ночь! — это перебор, батенька, — скрипуче уведомил Внутренний голос в унисон с последним ударом курантов на Спасской башне. — Могу порекомендовать чудотворное средство, еще моя прапрабабка лечила им недуги всех своих восьмерых мужей. Жаль только, что помирали они непременно через два дня после ее волшебных процедур.
Подобное моему Внутреннему голосу не свойственно. Длинные речи не про него. Обычно цедит язвительные фразочки или ворчит гадости. Сложные предложения моему внутреннему побратиму в тягость. А тут за несколько часов такой прогресс! Тошнота как-то сама собой улетучилась. В удивлении я стоял, разинув рот, вслушиваясь в себя. Оказывается, Внутренний голос может расти в интеллектуальном плане (лишь бы не в физическом — свят, свят, свят!). Неожиданное открытие тянуло по меньшей мере на Нобелевку. Я, естественно, размечтался, уже начал прикидывать, как смогу потратить премиальные, но тут увидел, что Кризис пытается напрячь пустое пространство.
— Этого мне только не хватало!
Будильник вместе с липкими извилинами быстренько перекочевал в мой нагрудный карман, поближе к Внутреннему голосу — ему они нужнее. Мало извилин, как говорил кто-то (может, и я) не бывает!
Вдвоем с Внутренним мы быстренько спровадили Кризис в длительное путешествие по злачным местам, снабдив деньгами, проездным билетом, схемой проезда и даже мобильным телефоном без обратной связи. А у нас теперь новая жизнь начинается. Мы ж не какие-то там бараки с Обамами, после нас никаких дискриминаций. Или дискредитаций? А! Не важно.
— Алло, Стокгольм? Комитет? Кто там у вас премиями ведает?.. Как, кто говорит?! Лауреат, конечно! Будущий.
15. IRIHA. ТЫ МОЙ РЫЖИК... ТЫ — ОСЕННЯЯ ЛИСТВА...
ОРИГИНАЛ:
Нежный кот мой... белоснежный, как зима,
и пушистый, как седые тополя,
укради все ленты у меня,
разрешаю — ты так мил и мило мал.
Разрешаю — наиграйся ими всласть,
пусть алеет на когтях атлас,
лапам дай завоевать палас,
на пол розовым подушечкам упасть.
Все сбежит. Пройдет и наш земной уют.
И закат протянется вдали —
отнесу коробку к рою лип,
вместе с юностью тебя похороню.
Ты не чуешь — надвигается земля,
в небе катится клубок из гроз.
Укради все ленты из волос
до того как облысеют тополя.
ОБОРОТКА:
Ты мой рыжик... Ты — осенняя листва,
Что шуршала целых восемнадцать лет.
Я ведь помню, как ступила на твой след,
Как стал общим дом, и стол, и Боливар.
Это даже дружбою не назовешь,
Это мир, понятный только лишь двоим —
Как зеницу ока бережем, храним,
Как алмаз, как бриллиантовую брошь —
Хрупкий, до безумия прекрасный мир.
Но у совершенства тоже есть предел.
Сад мой пуст, он без листвы осиротел...
И тоскует где-то в вечности йоркшир.
16. Volcha. МНЕ СНИЛСЯ БУДДА
ОРИГИНАЛ:
Невозмутимее, чем Будда,
Еще не Бог, но божество,
Косматый снег прощает чудо
И отрицает волшебство.
Отсюда, с высоты синицы,
Видна затейливая сеть,
В которой заново родиться
И без остатка умереть —
Равно во всем. Нерезки лица,
Но можно просто написать:
Черны — деревья, люди, птицы.
Белы — земля и небеса.
Пробелы, буквы — одинаков
Баланс: конечное число.
И где ты: телом в черных знаках
Или душой в белым-бело
И снежной молью от погони
Едва уйдя, глядишь в просвет:
Уже смыкаются ладони,
Вот-вот прихлопнут этот свет.
ОБОРОТКА:
Мне снился Будда, белый будто
На городской стене сидел,
И снег летел, белея смутно,
Танцуя в небе па-де-де.
Сетями проводов опутан,
Сияет город в темноте,
Но сетью снегопада Будда
Накроет к тлену и тщете.
Исчезнет в страхе мегаполис —
На вырост темное окно —
В воде, твердеющей до боли,
Но мягкой, словно толокно.
В движеньи бесконечном лица
Сольются в белое ничто
И смысла резкая граница
Размажется. Не то, не то!
Скорей пролезть меж белых хлопьев,
Уйти, покуда виден свет,
И чуждый бог пока не хлопнет
В ладоши, все сводя на нет.
17. MitinVladimir. СНЕГ
ОРИГИНАЛ:
О, как я жду тебя! Как долго, долго жду я!..
Затихло все... Должно быть, близок ты...
Я ветер позвала. Дыханьем смерти дуя,
Он солнце погасил и, злясь и негодуя,
Прогнал докучных птиц и оборвал цветы.
О, дай мне грез твоих бестрепетных и чистых!
Пусть будет сон мой сладок и глубок...
Над цепью туч тоскующих и мглистых
Небесных ландышей воздушных и пушистых
Ты разорви серебряный венок!
Как белых бабочек летающая стая,
Коснешься ты ресниц опущенных моих...
Закинув голову, отдам тебе уста я,
Чтоб, тая, мог ты умереть на них!
ОБОРОТКА:
О, как ты ждешь меня! Как долго, долго ждешь ты!..
Измучена недугом ожиданья...
Безжизненно бледны, остры безвременья черты.
Дыханьем смерти, вдруг, осенний ветер унес увядшие цветы.
Затихло все. Очистилось. И не было как будто увяданья...
Я дам тебе покой, безропотный и сладкий.
Я разорву кольцо бесчисленных тревог.
Спи безмятежно... Весь хаос мира со мной тебе покажется порядком,
Весь путь, что пройден, привидится благим и безупречно гладким,
Не вспомнишь ты болезненность дорог...
Коснусь твоих ресниц, опущенных на встречу,
И припаду к устам. Недолгий поцелуй...
Ты дождалась меня... В наш первый, робкий вечер
Меня к себе самой, прошу лишь, не ревнуй!..
18. Volcha. В СЕЗОН ЖИЗНИ
ОРИГИНАЛ:
В сезон хурмы и повышенья цен,
Мовалиса, бессонниц и шалфея,
Где улицы меняются в лице,
И трубы радиатора теплеют,
Откажешься от грусти ни о ком
Во имя сна и набежавшей лени,
Когда бетон прикроется снежком
И дворники вздохнут от умиленья.
И не было, пожалуй, никогда
Таких времен, где долгие недели
Стрижей к себе магнитила вода
И пчелы от нектара тяжелели.
Где пах ромашкой липкий бабблгам,
И майский жук выделывал коленца,
Где мы плелись по разным берегам
С дырой внутри и пластырем на сердце.
ОБОРОТКА:
Морозна ночь, упала ртуть с рублем,
Каникулы ползут по дням недели,
Простуда вьется мерзким кобелем
И путается с мыслями о хмеле.
Сидишь, уставясь в белое окно,
Читая «секс, убийства, смысл жизни»,
И предстает нещадное оно —
Открытие в ужасной дешевизне
Стремлений, чувств, любви, душевных мук,
И пыток одиночеством и славой —
Основой сложных умственных потуг
Является не отчим златоглавый,
Сидящий в облаках над миром зла,
Карающий отеческой десницей,
А проще и банальнее весла
Инстинкт продлить свой род, воздать сторицей.
Друзья — всего лишь повод легче жить,
Враги — опасность жизни или сексу,
А творчество — банально заслужить
Оценку самки умному рефлексу.
Все сводится, как водится, к тому,
Чтоб выжило потомство человечье.
Дырой в груди обязаны ему,
Ни пластырем залепленной, ни речью.
Как страшно жить, и, главное, зачем?
Все муки обусловлены от века.
Неужто в этом умном циркаче
Есть что-то, кто-то выше человека?
19. pesnya. МИРАЖ
ОРИГИНАЛ:
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я!»
ОБОРОТКА:
Снова в глазах моих — лунный туман,
капля печали скользит по ресницам.
Из свежеколотых внутренних ран
рифма на белое поле сочится.
Это возжаждала муза-гурманка
боли, вдыхая ее ароматы.
Вытоптав душу мою наизнанку,
вспомнить заставит былые утраты.
Что ж так безжалостна эта «богиня»?
В радости — дудки! — ее не дождаться.
...Окаменело во рту твое имя,
не позволяет губам улыбаться...
Я и сама скоро стану, как статуя.
Окаменею. Конечно, не сразу.
Хрупкостью мысли я музу «обрадую»,
можно разбить меня будет, как вазу.
И средь осколков моих обездвиженных,
от надоевшей ей крови чуть пьяная,
словно в пустыне, до атомов выжженной,
муза исчезнет, как fata morgana... (*)
(*) мираж (итал.)
20. pesnya. СТЕКАЮТ КАПЛИ...
ОРИГИНАЛ:
Ну, вот и всё. Пора и мне.
Пора, закончив канцонетту,
Мелькнуть размытым силуэтом в твоем заплаканном окне,
Оставив оттиск на стекле уже не изнутри — снаружи,
Привычно исказившись в луже, прошлепать по сырой земле
В свой коммунальный коридор, к своим соседям по планете,
К своим тетрадям и медведям, к замене вылинявших штор,
К мытью посуды в выходной, к покупке пуфиков и пледа,
К соплям, простуде и таблеткам, к покраске лета бледной хной,
К своей коллекции дождей, к своим гербариям ошибок...
Куда часы мои спешили? Октябрь со мной, а ты - нигде.
Здесь нет и не было тебя...
К обоям в кухонных редисках
Приколот календарный листик — мнемона летнего дождя.
Ты там, под этим проливным, юна, настойчива, красива,
А дальше — линия отрыва, но мы об этом помолчим.
А дальше — лето под откос летело, искры выбивая
Из глаз, и ты, а не другая, сошла с катушек и с колес,
И к той, что стынет за стеклом, ты не имеешь отношенья,
Она — всего лишь ощущенье того, что время истекло
Водой, сочащейся с небес на этот неподвижный город,
Водой, скрипящей: «Nevermore!» моей испуганной судьбе,
А там, где восемь дней любви
Янтарным озером застыли,
Куда часы мои спешили?
Туда, куда не шли твои.
ОБОРОТКА:
Стекают капли по стеклу,
Как лета прошлого минуты.
В мою дождливую судьбу
Ты шел по лужам, необутый.
Еще не знал, что за окном,
Заплаканном раскосым ливнем,
Мы станем друг для друга сном
Незабываемым и дивным;
РелАксом от невзгод и ссор,
От бытовушной карусели
Со сменой выгоревших штор...
Мы оба под откос летели,
От счастья просто задыхаясь,
Собрав мозаику мечты...
А, силуэт, что растворяясь
В дожде, уходит — ведь не ты?
Нет. Ты — который отразился
В озерных бликах янтаря,
Ты б... с полдороги возвратился
Назло сухим календарям...
Накроет город пеленою;
Туманом поглотятся дали.
Когда любимый был со мною,
ну, разве шли часы? — стояли...
Рис. Антона Горцевича
21. ChurA. ШЕВЕЛЯ СТОПАМИ И СТЕГНАМИ...
ОРИГИНАЛ:
Небо хмурое, подергивая стегнами,
Недвижимо,по-медвежьи тяжело.
Даль кривится перепуганными стеклами,
Пряча в снег цыплячее тепло.
Разлетелись злые гуси-лебеди
Взглядом жизнь вытягивать из жил.
Снежный хилер сердце молча выудил,
Сбросил в таз и молча закурил.
Ледоокий! Все-таки ты выдубал.
Рот серебряными нитями зашит.
Где-то к югу дядя спорит с рыбами
И в апостольские сети их манит.
ОБОРОТКА:
Шевеля и стопами и стегнами,
По-медвежьи глядя тяжело,
Как селедка я, под сладкой свёклою,
Возлежу, и чувствую зело.
Возлежу, курю табак немерено.
Поднесут, — так что-нибудь приму...
Потому как — хилер ваш озвереный,
Лапы тянет к сердцу моему.
Не отдам! Запрятаю под шубою.
И отправлюсь к сельдям в океан.
Уплыву серебряною рыбою.
Или... сам повешусь на кукан.
22. Pro. У ВАС МУЖЧИНА ЕСТЬ
ОРИГИНАЛ:
У Вас есть женщина. А Вы о ней не знали,
Жевали дни, натягивая жилы
До гула в теле. В Вашем тронном зале
Всегда зима, жена и дети жили...
А женщина гуляет в черном шлеме
Густых волос, с копьем зонта, без лука
И стрел, по пляжу. Небольшое племя
Её встречает у калитки... Ну-ка,
Пересчитаем: куры, кошка, тополь...
Она Вас выждет, вычтет из зарплаты,
Поставит в вазу, выманит в некрополь
Зеркал и глаз, в прохладные палаты
Пещер, где Ящер с Ящерицей ловят
КапЕль с высоких сводов языками...
Она схитрит, положит в изголовье
Вам сердолик — шелкОвый, алый камень.
У вас есть женщина. Красивая, живая,
Она целует Ваш пиджак и нитку
Откусывает долго-долго, зная,
Что пуговиц оторванных в избытке
У времени, которое еще...
ОБОРОТКА:
У Вас мужчина есть. А Вы о нем не знали.
Не видели за суетою быстрых дней.
Он растворился в постаревшем идеале
С пивным брюшком и в благородной седине.
Вколотит в стену гвоздь под новую картину,
Пойдет в сбербанк, на рынок, сходит в магазин.
И на работе бесконечная рутина...
А дома ощущение, что он один.
У Вас мужчина есть. А Вы о нем забыли.
Он сам забыл давно, что он мужчина Ваш.
И мир семейный опустел и опостылел —
Поблекший умный взгляд, растерянный кураж.
Быстрей бегите, объясните нежно мужу...
Нет, ничего не стоит нынче говорить.
Лишь поцелуйте и позвольте обнаружить,
Что он по-прежнему...
Нет.
Разорвалась нить...
У Вас мужчины нет.
И у него жена исчезла.
Набухла комната тупою скукой.
Жизнь прохудилась и, как будто бы, облезла...
голодной сукой.
23. Pro. ШАНЕЛЬ НОМЕР...
ОРИГИНАЛ:
В 40-ой жаре, в радуге ржавчины автобусного горла
Покупаю я билеты в даль, и не жаль,
— Законы к тебе ведь просто нелепы...
И Даль, по сторонам одна лишь жажда,
Подземными закройщиками вскрыта цитадель,
Коляска Нагеля, карликовые пешеходы,
Жужжит далеким ароматом «Шанель»...
Окна — неумытые, как лживые очи,
— Торчат девичьими сосками на небосводе,
Я Ксеркс, что знающим всю тебя корчит,
Бедра твои сжимая на разводе...
Готовый разбить хрустальную прогулку,
— Накрою исповедь я дымом сигарет,
Недовольства бегства да возвращения,
Шуршат ворохом пасквильных газет...
Продаю оправу я своих грехов,
В нем столько золота сожалений,
Блещут царапками все точки зрении,
Да тишиной без ржавых мнении...
Проспал я. Вновь взмокся порт,
Бессонные ночи-заказ для шлюх,
Слышу за окном я реп-клочья,
Но по-прежнему слушаю блюз...
ОБОРОТКА:
В сорокоградусной проржавленной жаре
чудовища, полсотней пассажирами беременного,
купил я билет у кондуктора в Даль
(ну что за парфе?)
и еду вдаль от всего постоянно временного —
недоустройства
и недогеройства,
и, конечно, недобыта.
вдаль к бесконечной иллюзии сполохам
(пусть эта фраза веками избита)...
Ответьте мне,
люди,
ответьте мне,
сколько там
еще остановок трястись до конечной?
Все равно выйду на предпоследней.
Вот так.
Я стану лучше!
Не веришь?
Конечно!
Но у меня есть секрет.
Может быть, пустяк:
на каждой остановке в скрипящие двери
бросаю я свой от души оторванный грех.
Так и очищусь!
А ты не верил,
глупый,
дружище,
ты мой, человек!
Только бы вытерпеть вечный скачущий рэп
и притязанья отъявленных шлюх...
О!
Как мой образ автобусный стал вдруг нелеп!
И как я устал от сук
и потеющих рук!
Стоп!
не забыть. остановка —
и грех с души.
(Лишь бы следующий в грудь не принять!)
Пляши, кондуктор,
быстрей пляши.
И перестань меня обнимать!
Мне плевать на точки слепых ваших зрений
и на мнительность неуверенных мнений — плевать!
Мне на выход! уже не до слов, не до прений.
Только прысну в виски Шанель номер пять!
24. MitinVladimir. КОГДА УЖЕ...
ОРИГИНАЛ:
Когда бутылку подношу к губам,
чтоб чисто выпить, похмелиться чисто,
я становлюсь похожим на горниста
из гипса, что стояли тут и там
по разным пионерским лагерям,
где по ночам — рассказы про садистов,
куренье,
чтенье «Графов Монте-Кристов»...
Куда теперь девать весь этот хлам,
все это детство с муками и кровью
из носу, черт-те знает чье
лицо с надломленною бровью,
вонзенное в перила лезвиё,
всё это обделенное любовью,
всё это одиночество мое?
ОБОРОТКА:
Когда уже ни спится, ни хандрится,
ни теплится, ни зиждется на волоске,
когда давно разорваны границы,
а встреч былых следы размыты на песке,
тогда...
тогда бутылку подношу к губам,
чтобы простить, а может быть, проститься.
И в памяти тотчас воскреснут лица,
и словно мантру повторяя по слогам,
к далеким прикасаясь именам,
я ворошу забытые страницы,
истлевших дней своих никчемный хлам,
и собираю...
собираю юность по крупицам,
и детство по обрывкам телеграмм.
25. Pro. ФРАНЦУЗСКИЙ БЕС
ОРИГИНАЛ:
написать слова затем зачеркнуть слова
мне не спится в густой темноте человек-сова
потому и слова мои словно бы вздох совиный
а затем под утро горы смести бычков
написать другие в общем-то абы что
им не важно что так что давай соври им
расскажи о том как алеет заря за зря
как в столетнее дерево молнии бьет разряд
и оно загорается и очевидно светит
а толпа на мобильники пишет видео и гудит
мужички в семейниках дамочки в бигуди
потные возбужденные этим фактом смерти
расскажи о том что где-то в седых горах
где на плоской вершине курит седой аллах
или бог или как там привычней его называть вам
где тебя не отыщут уже gps-глонас
он сидит и курит и думает все про нас
и чего-то чертит в свой белоснежный ватман
может планы на апокалипсис и потоп
что когда-то давно отложен был на потом
а сейчас это вот «потом» открывает двери
насмотревшись на нас он новый строчит прожэкт
или просто служебную в местный небесный ЖЭК
и от этой мысли хочется стать евреем
написать слова затем зачеркнуть затем
непроснуться однажды скованным в мерзлоте
экспонатом музея пещерной литературы
а вокруг бродят толпы — шестилапые пауки
бог все так же сидит на вершине нелепый гик
и сердито молчит и непрерывно курит
ОБОРОТКА:
Написать слова. Затем зачеркнуть слова.
— Ты чего, мужик? Совсем не здоров? Сава?
Офигеть! Когда француз в мой закрался в сон?
— Сава бьян, (болван). Хотя нет: комси комса.
И не пишется мне. Только одна попса...
Сон так сон! Тогда тащи шоколад, гарсон!
Я тебе расскажу, что хотел написать
про пустые глаза, про небесную стать,
про морозный воздух и солнечный день.
Много слов, много слов. Зачеркну все, постой.
Сейчас напишу слова я про день простой.
Как непросто оставить суть, сшелушить дребедень!
Просто в нем будет рядом со мной о локоть
Королевишна-мудрость и одалиска-похоть.
И обе в одном лице. Не бывает? Косный ты!
Что ты знаешь о нашей глубинке? немчура!
Ничего. А они наизусть твой Дюран-Дюран
Знали еще в убогие девяностые.
Эй, француз, расскажи-ка и ты в стихах,
у тебя мой Бог? или твой — Аллах?
(Ты больше похож на араба, пардон).
Говорят, впрочем, что он один и тот же.
Есть иные божки — Рокфеллеры, Ротшильд.
Есть еще греческих разрушенный пантеон.
Так, что? Мой французкий бес, скузе муа,
запеленай меня в черный (нуар) муар
и поспеши к французским знакомым пиитам.
Мне проснуться и вновь все слова зачеркнуть.
Что за жизнь! И в чем ее сокровенная суть?
Исчеркана вся, полустерта, разодрана и перешита.
26. natasha. ВАСИСДАС
ОРИГИНАЛ:
фиолетовый берег, три домика, храм, лесок,
и покой, словно боженька выдал мне «аусвайс»:
мол, податель сего долетал до таких высот,
а потом упокоился с миром, кого-то спас.
мол, податель сего был банально убит, забыт,
обездвижен, оплакан и выброшен в добрый путь.
где смирился, ушел с головой в безвозвратный быт.
фиолетовый берег, три домика, как-нибудь...
все по плану, по делу, по правде, по самый крест:
и до жизни, и после жизни, и без нее.
мол, податель сего до сих пор безобразно трезв,
и живет, и кому-то молится, и живет.
ОБОРОТКА:
не стихом заболтать, не изъять из тревожных снов
(фиолетово... прудики, домики, васисдас...)
что такое? что? на осколки, на стопятьсот
разлетелось, под сердце вболело, никто не спас.
ни молитвы, ни черти, ни сведущий айболит
горстью шариков в сутки, расписанных по часам,
чётом-нечетом счёта вдоль стрит тротуарных плит.
выпал нечет. смешно винить: загадал ты сам.
и спасешься сам, если люди не врут, на дне
(говорят, а поди проверь), в глубине души
стопятьсот осколков, со временем, по зиме,
обернутся соломинкой той, ты... дыши.
27. oMitriy. РАЗБРОСАЛА
ОРИГИНАЛ:
Дворник
собирает снег,
Собирают
звезды век.
Кто-то
собирает спички,
Кто — значки,
а кто — отмычки.
Вынув рубль из копилки,
Он решил собрать бутылки.
ОБОРОТКА:
Дворник разбросал песок,
Муж носок найти не может.
И в разбросанный наш век
Мысль растрепанная гложет.
Разбросала буквы я,
Фразы била словно блюдца,
В слово нужное «Любовь»
Всё никак не соберутся.
28. natasha. ОН ПИШЕТ
ОРИГИНАЛ:
написать слова затем зачеркнуть слова
мне не спится в густой темноте человек-сова
потому и слова мои словно бы вздох совиный
а затем под утро горы смести бычков
написать другие в общем-то абы что
им не важно что так что давай соври им
расскажи о том как алеет заря за зря
как в столетнее дерево молнии бьет разряд
и оно загорается и очевидно светит
а толпа на мобильники пишет видео и гудит
мужички в семейниках дамочки в бигуди
потные возбужденные этим фактом смерти
расскажи о том что где-то в седых горах
где на плоской вершине курит седой аллах
или бог или как там привычней его называть вам
где тебя не отыщут уже gps-глонас
он сидит и курит и думает все про нас
и чего-то чертит в свой белоснежный ватман
может планы на апокалипсис и потоп
что когда-то давно отложен был на потом
а сейчас это вот «потом» открывает двери
насмотревшись на нас он новый строчит прожэкт
или просто служебную в местный небесный ЖЭК
и от этой мысли хочется стать евреем
написать слова затем зачеркнуть затем
непроснуться однажды скованным в мерзлоте
экспонатом музея пещерной литературы
а вокруг бродят толпы — шестилапые пауки
бог все так же сидит на вершине нелепый гик
и сердито молчит и непрерывно курит
ОБОРОТКА:
«написать слова, затем зачеркнуть слова...»
было, было... поэтому неча их в нос совать
тем, у коих самих уже крышу снесло напрочь,
и которым не как-то, не абы что,
а свои слова, и своих «бычков»
расплодились стада, тут и там скучковавшись за ночь.
написать слова: промеж ли, поверх — не суть,
закурив, перечесть, подпалить их, а после сдуть
пепел в ночь, за окно, открытое нараспашку,
то есть, бросить на ветер буквально, как
говорится, и, слушая лай собак,
отрешенно вздохнуть: окаянные, матерь вашу.
написать другие, тупо, на все забив,
проклиная навязший, прилипший к зубам мотив,
невзирая на... зарекаясь впредь... матерясь, и плакать
от бессильной потуги родить тепло,
чтобы вышло в ночь и текло, текло,
согревая там и его, и его шестилапых.
29. LunnayaZhelch. ЭНТРОПИЯ
ОРИГИНАЛ:
написать слова затем зачеркнуть слова
мне не спится в густой темноте человек-сова
потому и слова мои словно бы вздох совиный
а затем под утро горы смести бычков
написать другие в общем-то абы что
им не важно что так что давай соври им
расскажи о том как алеет заря за зря
как в столетнее дерево молнии бьет разряд
и оно загорается и очевидно светит
а толпа на мобильники пишет видео и гудит
мужички в семейниках дамочки в бигуди
потные возбужденные этим фактом смерти
расскажи о том что где-то в седых горах
где на плоской вершине курит седой аллах
или бог или как там привычней его называть вам
где тебя не отыщут уже gps-глонас
он сидит и курит и думает все про нас
и чего-то чертит в свой белоснежный ватман
может планы на апокалипсис и потоп
что когда-то давно отложен был на потом
а сейчас это вот «потом» открывает двери
насмотревшись на нас он новый строчит прожэкт
или просто служебную в местный небесный ЖЭК
и от этой мысли хочется стать евреем
написать слова затем зачеркнуть затем
непроснуться однажды скованным в мерзлоте
экспонатом музея пещерной литературы
а вокруг бродят толпы — шестилапые пауки
бог все так же сидит на вершине нелепый гик
и сердито молчит и непрерывно курит
ОБОРОТКА:
Придет серенький волчок и ухватит за бочок (с)
ты заходишь в комнату как старик
гаснет свет желаете повторить?
ты лежишь в кроватке звуки цвета касанья
месяц звёзды... и ты не считаешь дни
но волчок из тьмы преисподней из западни
появляется и от небытия спасает
он не помнит вообще ни о ком уже
одной ногой в вечность на пмж
а другой в никуда из строки в фигуру
умолчания и разгляди пойди
пока свищет ветер и снег летит
как с одной он прыгает на другую
а ты пьешь растворимый тебя трясет
досчитай до пяти до пяти пятьсот
покури сигарету вторую третью
начерти в своем ватмане love&peace
уходящими вдаль по оси абсцисс
до другого тысячелетья
30. tamika25. И ЛЮБИЛИ МЫ...
ОРИГИНАЛ:
Тане
Накрывали тучи пыли мир забвенья и печали,
нас куда-то уносили реки — реки цвета стали.
Выпадали нам как бремя бесконечная дорога
да безжалостное время цвета утреннего смога.
Но за то что мы любили слишком искренно и сильно,
нам под вечер обронили солнце цвета апельсина.
И, поскольку в каждом деле важен стимул и порядок,
на прощанье песню спели — песню цвета летних радуг.
ОБОРОТКА:
Уносились в невозвратность наши годы цвета молний,
синих птиц бросая перья, превращая их в вороньи.
Там, где реки цвет меняли, становясь свинцовым пленом,
наше счастье, замерзая, укрывалось старым пледом.
Время мчалось, не щадило, разрушало наш порядок.
Но звучала, не кончаясь, песня цвета летних радуг,
и любили мы, любили! Посмотри, как вечер льется.
Я тебе принес сегодня апельсины. Цвета солнца...
31. tamika25. БОЛЬНО...
ОРИГИНАЛ:
...как больно, милая, как странно
раздваиваться под пилой...
А. Кочетков
Как странно это все...
зима, мороз
И время, что стоит, как столб из дыма,
Что ветер северный,
летящий, было, мимо
Разбился об него как об утес
Как странно это все…
Любовь, стихи,
Слова как пепел над свечой заката,
Исчезнувшие в облаках когда-то,
Летучи,
несерьезны
и легки
Как странно все —
проходит эта жизнь,
Горят вселенные,
дымит моя буржуйка.
На сердце пепел лег.
Его попробуй, сдуй-ка —
И мирозданья рухнут этажи
Как странно это все —
приходит смерть
Не то, чтоб всуе,
и не то, чтоб звана,
Но по частям,
как рваная нирвана
И тормозит рывками круговерть
Как странно то,
что мне все это странно...
ОБОРОТКА:
Как больно это все...
Зима, метели...
Во мне любовь растворена, как соль.
Мои снега —
безбрежные постели,
и я верчусь, и не приходит сон.
Как больно это все...
Стихи не лечат.
Слова твои иголками впились.
Подкожно, внутривенно
и навечно
инъекциями смерти стала жизнь...
Как больно это все!
Порочно время.
Предаст исподтишка, когда не ждешь,
расставит зеркала,
истреплет нервы.
А мне уйти бы незаметно в дождь...
Как больно это все...
Я исчезаю.
Ты не грусти, читай мои стихи.
Я просто вышла в дождь
в начале мая,
в его грозу и круговерть стихий.
Как больно все,
и странно. Очень странно...
32. tamika25. И СНОВА НИ 1
ОРИГИНАЛ:
На злом ветру
попал под струи листьев,
под желтый дождь берез
да красный плач осин
Тонул в них парк
быстрей печальных мыслей
На мне же не остался ни один
опавший лист
Под слов твоих торнадо
попал внезапно
Странно и чудно —
под этим страстным
сольным словопадом
ко мне не прилепилось
ни одно
ОБОРОТКА:
Метались в хаосе
снежинки на ветру
сбиваясь в стаи.
И перешептывались
голые деревья
меж собой,
им было несколько
тревожно.
По утру
они предстали
пушисто-белыми
в саду перед зимой.
И ни одна снежинка
не упала
мне на щеку,
чтобы истечь водой...
Я удивлялась, вспоминая,
как позавчера
под этими деревьями
ты, будто бы
актер в кино,
мне говорил
слова любви,
которые
сбивались в стаи,
порхали
яркими колибри,
а ко мне
не прилепилось
ни одно...
33. Rusalka. ЭХО
ОРИГИНАЛ:
Слишком много за мною грехов.
Ты не знаешь и тысячной доли.
Я давно и безвыходно болен
лихорадкою собственных слов.
На костре одиночества жгу
вороха не отправленных писем,
из какой-то загадочной выси
твоего появления жду.
До каких-то неведомых стран
покупаю билеты и визы
и шагаю... шагаю с карниза
и в тебе умираю от ран.
Отпускаю дыхания тлен,
как шестое последнее чувство,
и во мне вдруг становится пусто...
Я могу возвращаться в Эдем.
Кто сказал, что грядущие дни -
это только венки и надгробья?
Вот увидишь: я буду любовью
прорастать сквозь года и гранит.
И пошлю свой прощальный поклон,
как письмо галактической почты,
прямо в наши июльские ночи,
в наш чудесный компьютерный сон.
ОБОРОТКА:
Мой ответ лишь во взмахе ресниц...
Мой ответ лишь на кончиках пальцев...
Как давно мы посмели расстаться —
Без ответа сотни страниц...
Может, там, в параллельных мирах,
Может, там спят картин вереницы...
Словно крик фиолетовой птицы,
Возродятся в волшебных стихах.
В параллельных галактиках мы...
Может, там... суждено нам остаться,
Видеть тихой заводи сны —
Отраженья небесных субстанций...
Может, там... улыбнется нам счастье,
Может, там... все понятно без слов...
Ну, а здесь, дождь укутал ненастьем —
Летаргией обманчивых снов...
Хоть любовь прорастет сквозь года,
Не забыть воплощения вехи —
В позапрошлое дверь навсегда
Заросла... и на связи помехи...
Так, прощай и голубку не жди!
Я в стране забытья сиротливой...
Не найти возрождающей силы —
Смыли все, словно губкой, дожди...
Ангел мой, друг любимый, прощай! —
Это пенье с небес раздается...
Откликаюсь я ласковым солнцем —
В своем сердце меня навещай!
| ← Предыдущая | Следующая → |
30.12.2014 | 19.12.2014 |
Читайте в этом же разделе:
19.12.2014 Начинаем «OtvertkaFest-2014», или Как стать оборотнем
19.12.2014 Шорт-лист полумесяца 14–28.11.2014: А Бог летит на синем корабле
18.12.2014 Читая Андреича
18.12.2014 Шорт-лист недели 07–14.11.2014: А когда апрельским солнцем растопило льдину скорби...
17.12.2014 Шорт-лист недели 31.10–07.11.2014: Я лягу спать пораньше рано утром, давай поговорим
Комментарии
| 27.12.2014 22:11 | Rosa Картинки О-ФИ-ГЕН-НЫ-Е))) |
| 30.12.2014 08:11 | Volcha картинки да, респект составителю! |
| 30.12.2014 11:36 | (голос за кадром) Ишшо песТня внеконкурсная есть, но у ней аригинал без ссылки, не знаю, по какой статье оформить. А в основную ленту еще две анонимки очереди ждуд. |
| 30.12.2014 12:29 | тим И што самое интересное, лично я ваапсче не узнаю кто есть кто в гриме. . . |
| 31.12.2014 00:18 | marko Не, ну мы вначале, естественно, вывесим общий список участников (коварно добавив парочку штрейбрехеров, разумеетца)... Пока же рекомендую отделить женсчин от мужчин... |
| 31.12.2014 00:20 | marko И это... сразу говорю, что окромя тирешек и "ё" я ничо не правил. Такшта все по чесноку. |
| 19.01.2015 03:06 | Cherry дались тебе эти тирешки. я так и не помню как их рисуют. приходится открывать вставку->спецсимволы и искать там эту злобную тирешку. и всё тока для того это маетное занятие затеваецца, чтоп у тебя не было повода придрацца. |
| 19.01.2015 03:12 | Cherry с номера первого начинается прекрасное настроение в этот гнусный понедельничек. Лара- умница. автор обормотки- женщина. а вот кто... (есть 3 варианта. Роза, Ириха, ole) |
| 19.01.2015 03:14 | Cherry Номер 2- стихо Линка- автор обормотки - Ириха, стопудово |
| 20.01.2015 09:36 | D-Link отвёртку на стих ХеджХога тоже можно уверенно сказать кто писал. Рискну предположить что это Митин) |
| 20.01.2015 13:20 | Митин Мне почему-то тоже так показалось)) |
| 23.01.2015 00:38 | marko D-Link, между "можно уверенно сказать" и "рискну предположить" лежыт дистанцыя огромнова масштаба. Митина вы убедили, а меня вот нет: попрошу конкретные признаки, так сказать, указующие на французскость данново беса. |
| 25.01.2015 02:00 | marko Обращаю внимание: в связи с объединением трех частей одной оборотки одного автора в одну изменена нумерация конкурсных произведений начиная с пункта 11. Прием обороток на конкурс будет прекращен в полночь. |
| 27.01.2015 00:46 | marko И еще - по причине недостаточного количества прозы обе номинации объединяются в одну. |
| 28.01.2015 03:18 | buhta 33 обормотка Русалка - к гадалке не ходи))) |
| 28.01.2015 10:35 | (голос за кадром) (размышляит) Наверное, по прилипшим чешуйкам видно |
| 29.01.2015 00:54 | marko D-Link, какую из трех обороток? Там три разных автора. |
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
