|
Сегодня 23 декабря 2024 г.
|
Гордость — огромная вывеска самой маленькой души (Яков Княжнин)
Мейнстрим
11.04.2017 «АБС-премия» отсекла лишнееМеждународная литературная премия имени Аркадия и Бориса Стругацких представила шорт-лист по итогам 2016 года... Оргкомитет Международной литературной премии имени Аркадия и Бориса Стругацких («АБС-премия»), учрежденной Санкт-Петербургским «Центром современной литературы и книги» при содействии литературной общественности города и вручаемая с 1999 года за лучшее художественное (роман, повесть, рассказ) и лучшее критико-публицистическое произведение о фантастике или на фантастическую тему (статья, рецензия, эссе, книга), представил шорт-лист по итогам 2016 года.
В номинации «Художественная проза» в короткий список вошли:
Александр Бачило. Это Москва, дядя! // Полдень. Восьмой выпуск. — СПб.: Сидорович А. В., 2016
Эдуард Веркин. Звездолет с перебитым крылом // Октябрь. — 2016. — № 6
Евгений Водолазкин. Авиатор. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2016
Василий Мидянин. Повелители Новостей. — М.: АСТ, 2016
Генри Лайон Олди. Сильные. Книга 1: Пленник железной горы. Книга 2: Черное сердце. — СПб.: Азбука, М.: Азбука-Аттикус, 2016
Вячеслав Рыбаков. На мохнатой спине. — СПб.: Лимбус-пресс, 2016
Шорт-лист в номинации «Критика и публицистика» составили:
Василий Владимирский. Российская фантастика и алхимия обновления // Октябрь. — 2016. — № 6
Мария Галина. Цикл статей «Hyperfiction» // Новый мир. — 2016. — №№ 2, 4, 6, 8, 10, 12
Антон Первушин. Сумма космонавтики. Взгляд Станислава Лема на будущее космической экспансии //Сингулярность: Образы «постчеловечества». Антология. — М.: Алгоритм, 2016
Переписка Ивана Антоновича Ефремова // сост. Ольга Ерёмина. — М.: Вече, 2016 (Неотъемлемой частью издания являются «Указатели», выпущенные отдельной книжкой в 176 с.)
Константин Фрумкин. Постмодернистские игры вокруг нацизма и коммунизма. (Размышление над фантастическими романами 2013–2015 годов) // Нева. — 2016. — № 3
Шикарев Сергей. Высокие волны, тихие заводи // Октябрь. — 2016. — № 6
Имена финалистов будут названы в конце мая. По традиции, церемония вручения «АБС-премии» проходит 21 июня — в день, равно отстоящий от дат рождения Аркадия и Бориса Стругацких.
Напомним, что формирование лонг-листа текущего отборочного сезона «АБС-премии» в феврале сопровождалось безобразным скандалом: чрезвычайно ранимый борец с книжным пиратством и по совместительству фантаст Сергей Лукьяненко не смог пережить соседства в одном лонг-листе своего романа «Кваzи» с книгой «Свое время» украинской писательницы Яны Дубинянской. При этом заслуженный «дозорный» России продемонстрировал «лучшие» майданные качества, отозвав из числа номинантов свое произведение и отказавшись от участия в «АБС-премии» отныне и присно, пояснив, что не желает быть «фоном для мрази». Псевдопатриотический порыв автора «Дозоров» поддержали Олег Дивов и Андрей Лазарчук.
Читайте в этом же разделе: 11.04.2017 Не стало Кирилла Ковальджи 10.04.2017 Нацисты не сдали диктант 08.04.2017 «Большая книга» правит списки 07.04.2017 Настал крапивинский сезон 07.04.2017 Вражеской литературы стало больше
К списку
Комментарии
| 11.04.2017 16:28 | Никита Кашменский Хотелось бы понять, кто конкретно написал в конце статьи эту гадость про людей, которые не захотели находиться в одном списке с представителями фашистской идеологии! А то как-то безлично, даже непонятно, кому же конкретно в лицо-то плюнуть! | | | 12.04.2017 01:29 | Михаил Нежников Повышенное слюноотделение, Никита? А вы плюньте всем несознательным, кто остался в одном списке с представителями (с представителем, если буквально). Может, пройдет. | | | 12.04.2017 09:54 | Никита Кашменский Боюсь, что вы не поймёте
но Александр Галич как-то написал прекрасные строки:
&;Ни гневом, ни порицаньем
Давно уж мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаем.
Не рвемся ни в бой, ни в поиск -
Все праведно, все душевно
Но помни: отходит поезд!
Ты слышишь? Уходит поезд
Сегодня и ежедневно&;
Каждый поступает по совести, как он её понимает - кто-то ушёл, кто-то остался. А для меня эта премия как таковая просто перестала существовать В общем-то дон Румата попытался дать премию дону Рэба Для меня это - просто конец премии. Конечно, я простой читатель, но разве не для читателей всё это и существует? | | | 13.04.2017 02:03 | marko Никита, в меру своего понимания я понял лишь то, что Лукьяненко встал в позу. Не считаясь с уместностью. Не в первый раз. Как это умеет только он. Есть вещи, вроде киплинговского водяного перемирия, которые объединяют, и АБС-премия, наверное, задумывалась все же как нечто объединяющее, а значит, по определению не является местом для сортировки на чистых лукьяненков и нечистых дубинянских. Вы можете назвать хотя бы одно принципиальное отличие шаблона поведения Лукьяненко от шаблона поведения тех, кто бегает по Киеву с люстрационными баками, отважно бросает яйца в посольства, впечатляюще блокирует тотальный диктант и сберовские офисы? Я отличий не сыскал, уж простите. | | | 13.04.2017 07:49 | Никита Кашменский Не нашли отличий
И всё-таки есть отличия между&;украинская люстрация&; и Нюргбергский процесс&;.
Есть какие-то базовые принципы, которые нельзя нарушать. Например, я надеюсь, что вы не подали бы руку чикатило ни в коем случае. Или -
человеку, который публично оскорбил вашу маму. Говорят, Геббельс был хорошим семьянином и любил детейТочно так же нельзя подавать руку человеку, в стране которого продают коктейли &;кровь русских младенцев&; и он публично не протестует Есть что-то базовое, основное И оборот &;я не подам Вам руки&; - просто фигура речи, а жизненная позиция. И, кстати, иногда приходится выбирать между &;порядочностью&; и &;уместностью&;.
(а стихотворение Галича прочитайте, оно сейчас весьма своевременно) | | | 13.04.2017 08:00 | Никита Кашменский Прошу извинить за опечатки. Конечно, следует читать - &;НЕ просто оборот речи, а жизненная позиция&;.
Кстати, я правильно понял, что именно вы являетесь автором того позорного комментария в конце базовой статьи? Комментария, который одобряет попытку дона Румата дать премию дону Рэба | | | 14.04.2017 01:16 | marko Никита, мне жаль, но вы, по-моему, просто набиты готовыми стереотипами. Уж не Дубинянскую ль вы сравниваете с Геббельсом и Чикатилой? И что - сумеете доказать это сходство в суде (со статистикой растерзанных трупов и произведенного из них мыла)? Ох, сомневаюсь я что-то... И где тут, прости господи, руматы с рэбами! На Рэбу даже юродивая Фарион не тянет, да и Румата, помнится, жестко проиграл, пытаясь навязать вселенной свои идеалы. Что касается позорного дозорного, то это просто капризный ребенок, выросший в здоровенного психа, который никак не наиграется в понятия... Комментарий? Да, это мой комментарий, если угодно, можете плеваться, коль совсем невмоготу. | | | 14.04.2017 08:07 | Никита Кашменский Это не стереотипы, а та самая жизненная позиция. Какие доказательства в суде? Дело не в количестве трупов, а в одобрении их существования. Вы действительно не поняли, что мои примеры просто показывают, что у всего есть предел? И для тех, кто это понимает, вопрос сводится только к определению этих пределов. А вот это уже дело совести каждого конкретного человека. Совести, конечно, у всех разные. Но приведу ещё один пример. Хотя, возможно, зря. Когда Кнут Гамсун, нобелевский лауреат по литературе, публично одобрил фашистскую идеологию, со всех концов страны ему стали приходить посылки с его книгами и надписями о том, что вашим книгам не место в моей библиотеке. Это не было срежессированно или договорено, это была человеческая позиция. Поймите правильно, я не призываю к бойкоту, не зову на баррикады. Просто со своих позиций порядочности высказываю своё отношение к происходящему. Позиция Лукьяненко, как бы некорректно он её не высказал - достойна уважения. А ваша, как бы хитро вы её не забалтывали - позорная. И когда-нибудь вам за неё будет очень стыдно. Но это, не волнуйтесь, потом.
И окончательно. Я понимаю, что моё мнение вам совершенно безразлично. Но эта премия для меня действительно перестала существовать, и ваши комментарии по любым вопросам - тоже. Мы просто в разных компаниях | | | 14.04.2017 09:11 | (голос за кадром) (он же ): то есть если Лукьяненко однажды присудят Нобелевку, он, что логично, откажется и от нее, чтобы не быть в одном списке с фашиствующим Гамсуном? Ну-ну. | | | 14.04.2017 17:14 | Никита Кашменский Для того, который не понял - Гампсуну присудили Нобелевку, когда он ещё не одобрил фашизм. Поэтому, данная премия себя не опозорила. Неужели это действительно непонятно?
А вот присуждение нобелевки Обаме действительно несколько подорвало авторитет Нобелевской премии мира. И это - факт. А вот Сартр отказался от получения Нобелеки по вполне политическим причинам. Прав он был, или нет - это вопрос. Но это действительно поступок. И повторю свой вопрос - неужели это действительно непонятно? | | | 15.04.2017 02:57 | marko Совершенно непонятно, Никита. Помимо Гамсуна был еще и Шолохов, присуждение которому Нобелевки происходило на фоне его призывов расстрелять Синявского с Даниэлем. Ваш "дон Румата", как вы выражаетесь, пытается дать премию не "дону Рэбе", а талантливому писателю, будь он хоть бы и геббельс. Для чего, как я понимаю, АБС-премия и задумывалась. И если ваш Лукьяненко так хочет быть белым, пушистым, незапятнанным и, главное, последовательным в своих поступках, то он много от чего должен отказаться. Включая собственную страну. Я вас уверяю, убеждений, за которые идут на костер, у Лукьяненки нет ни на грамм, он даже пишет исключительно ради денег, все его звучные выкрутасы (включая удаления блогов, попытки набить морду ближнему на конвенте, битвы с пиратами и т. д.) суть не более чем пиар, позы, обусловленные шизоидным типом личности. Ну да ладно - пусть вы считаете все эти слюни-капризы убеждениями, это ваше право. Но и я, знаете ли, имею право трактовать очередной психоз Лукьяненки со своей невысокой колокольни, потому что привык называть вещи своими именами. | | | 15.04.2017 07:03 | Никита Кашменский Я ни в коем случае не пытаюсь дать всестороннюю оценку Лукьяненко, как человеку - я его просто не знаю и, соответственно, не имею на это право. Я оцениваю его конкретный поступок, который мне весьма симпатичен. вот на это я имею полное право. А с вами мы расходимся кардинально, и расхождения наши зафиксированы вашей фразой - талантливому писателю, будь он хоть бы и геббельс. Вот это уже страшно. И если данная премия задумывалась именно для этого и только для этого, а вы именно это сказали - то она в моих глазах стоит весьма мало. Очень хороший пример про Шолохова. Действительно, он во многом вёл себя непорядочно. И были немногие писатели, которые об этом говорили, и их также клеймили такие, как вы. И примерно в таких же выражениях. Но повторяю, я не думаю, что могу изменить вашу позицию путём приведения массы примеров - каждый пример мы с вами просто будем трактовать по-разному. Я высказал свою позицию - нет талантливым писателям с фашистской идеологией. Вы высказали свою позицию - да талантливым писателям с фашистской идеологией. Давайте просто остановимся на том, что мы разные. У нас разные идеалы и принципы. Мы - в разных кампаниях. И каждый, естественно, имеет на это право. | | | 15.04.2017 23:55 | marko Естественно, я тоже ни в коем разе не пытаюсь вас переубедить. Просто мы начнем сортировать творческих людей на чистых и нечистых, то придем к Пролеткульту или чему-нить подобному. Вы же помните, наверное, что попытка ввести в формулу таланта идеологическую переменную ни к чему хорошему не привела. Примеров приводить не буду, ладно. Знаю точно, что будь я мастером нобелевского масштаба, точно отказался бы от нобелевки - но не из-за того, что в списке есть фашисты-нефашисты, а лишь потому, что в списке есть Алексиевич - откровенно лживое и конъюнктурное существо. Вот как-то так http://old.nasha.lv/rus/blog/blog-sections/culture/146459.html Людей, думаю, если и сортировать, то исключительно по признаку порядочности, а не по их убеждениям... Не хотелось припоминать эпизоды из жизни товарища Лукьяненки (не доедающего, потому как его книги пиратят из интернета), но...
Драка на СТРАННИКЕ
Отправитель: Ната 29-09-2002 02:18
--------------------------------------------------------------------------------
Помнится, год назад на "Нуле" очень критиковали статью Шведова о том, как отвратительны пьяные русские фантасты на их съездах. Оказывается, чем дальше, тем хуже. Пару часов назад мы были свидетелями безобразной драки, которую устроили в Питере на конгрессе фантастов "Странник" Сергей Лукьяненко и Воха Васильев. Объектом их нападения стал питерский писатель и поэт Алексей Андреев (haiku.ru, fuga.ru), который был чуть ли не единственным трезвым человеком на конгрессе.
Дело было так: Андреев, который во время банкета обсуждал с компанией (где была и я) проблемы фантастики, поддался на наши уговоры: мы предлагали ему пойти и поговорить с Сергеем Лукьяненко. Андреев в конце концов пошел, а мы за ним - послушать и поснимать. Никто и не думал, что это кончится так погано.
Разговор был очень прост: Алексей спросил Сергея, почему он пишет только о подростках и не пишет о нормальных взрослых людях. "Мне так удобнее!", ответил Лукьяненко. Но видимо этот вопрос его задел. Минут пять пьяный Лукьяненко пытался косить под психиатра и взять Андреева под контроль - обнимал его за плечи и на весь зал орал: "А почему вы спрашиваете о подростках? Прочему вы это заметили? У вас были какие-то проблемы в детстве?". Андреев отвечал с юмором и вполне вежливо - да, меня с детства секли розгами и т.п. Однако через пять минут он повторил: "Вы так и не ответили на вопрос - почему вам удобнее писать только о подростках? Что мешает вам писать по-взрослому? Есть же Фаулз, в конце концов!"
Реакция Лукьяненко была дикой. Выбив у Андреева их рук бокал с водой (Леха долго вытряхивал осколки из одежды), пьяный фантаст начал орать: "Если он еще раз появится здесь, я сюда больше не приеду, не приеду!!!". Вокруг Лукьяненко образовалась толпа сочувствующих. По залу пронесся крик "Здесь Мэри Шелли, это он, это он!!!". Лукьяненко орал, что Андреев обвинил его в плагиате. При этом он швырнул свой бокал с водкой прямо в Андреева. Леху во второй раз спасли очки.
Толпа обомлела. Андреева, который уже давно отошел от Лукьяненко и спокойно беседовал о японской поэзии со своим приятелем Дмитрием Ковалениным (призер "Странника" за переводы Мураками), организаторы конгресса настоятельно попросили уйти с конгресса, "чтобы не раздражать мэтра". Поговорив еще немного с какими-то японцами (среди них был писатель Рыбаков), Андреев и Коваленин отправились на выход, очень удивленные такой странной настойчивостью организтаторов.
Но не тут-то было! В дупель пьяный Лукьяненко вместе с таким же ужравшимся Вохой Васильевым и большой группой поддержки тоже спустились вниз, где попытались избить Андреева целой группой. Васильев отшвырнул в сторону переводчика Коваленина и пару организаторов конгресса, сбил с Андреева очки и кажется даже попал рукой ему в лицо (моя знакомая все это снимала, так что фотки появятся в Интернете на днях). "Этому человеку нужно набить морду!" - орал в это время Лукьяненко в лицо организаторам, которые пытались его остановить. "Здесь останется или он, или я!!!
... Опять понтовые манеры, Никита. И это только один примерчик, хоть и старенький, а я могу таковых штук двадцать тут накидать. Как видим, его не только фашисты не устраивают. Буде случится когда-нить еще что-то здесь постить о нем, всенепременно буду плотнее ссылаться на его биографию.
Ну да ладно. Главное, о чем хочу сказать. Искреннее спасибо вам: редкий, если не единственный случай, когда мне тут довелось поговорить с несогласным комментатором как с нормальным живым человеком и в нормальном тоне (я серьезно!). Обычно после таких диалогов глаз неделю дергается. Удачи вам и всего доброго. Ну и заходите при случае. | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
1975 - 1976
* * *
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать "впусти".
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
все отчетливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, "прощай".
1975 - 1976
* * *
Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975
* * *
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.
Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском "доброй ночи" уст,
не имевших сказать кому.
1975 - 1976
* * *
Потому что каблук оставляет следы - зима.
В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома.
Что сказать ввечеру о грядущем, коли
воспоминанья в ночной тиши
о тепле твоих - пропуск - когда уснула,
тело отбрасывает от души
на стену, точно тень от стула
на стену ввечеру свеча,
и под скатертью стянутым к лесу небом
над силосной башней, натертый крылом грача
не отбелишь воздух колючим снегом.
1975 - 1976
* * *
Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
налетают порывы резкого ветра. Голос
старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
Низвергается дождь: перекрученные канаты
хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
как соленый язык за выбитыми зубами.
Одичавшее сердце все еще бьется за два.
Каждый охотник знает, где сидят фазаны, - в лужице под лежачим.
За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
как сказуемое за подлежащим.
1975 - 1976
* * *
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум - крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
1975
* * *
Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.
1975
* * *
В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
мостовая блестит, как чешуя на карпе,
на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
и чугунный лес скучает по пылкой речи.
Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
но никто не сходит больше у стадиона.
Настоящий конец войны - это на тонкой спинке
венского стула платье одной блондинки,
да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
уносящей жизни на Юг в июле.
1975, Мюнхен
* * *
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
1975
* * *
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат - не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
1975
* * *
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
1975 - 1976
* * *
Темно-синее утро в заиндевевшей раме
напоминает улицу с горящими фонарями,
ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
Там звучит "ганнибал" из худого мешка на стуле,
сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
что до черной доски, от которой мороз по коже,
так и осталась черной. И сзади тоже.
Дребезжащий звонок серебристый иней
преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
все оказалось правдой и в кость оделось;
неохота вставать. Никогда не хотелось.
1975 - 1976
* * *
С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.
1975 - 1976
* * *
Заморозки на почве и облысенье леса,
небо серого цвета кровельного железа.
Выходя во двор нечетного октября,
ежась, число округляешь до "ох ты бля".
Ты не птица, чтоб улететь отсюда,
потому что как в поисках милой всю-то
ты проехал вселенную, дальше вроде
нет страницы податься в живой природе.
Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
проницаемой стужей снаружи, отсюда - взглядом,
за бугром в чистом поле на штабель слов
пером кириллицы наколов.
1975 - 1976
* * *
Всегда остается возможность выйти из дому на
улицу, чья коричневая длина
успокоит твой взгляд подъездами, худобою
голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
На пустой голове бриз шевелит ботву,
и улица вдалеке сужается в букву "У",
как лицо к подбородку, и лающая собака
вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
Улица. Некоторые дома
лучше других: больше вещей в витринах;
и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
то, во всяком случае, не внутри них.
1975 - 1976
* * *
Итак, пригревает. В памяти, как на меже,
прежде доброго злака маячит плевел.
Можно сказать, что на Юге в полях уже
высевают сорго - если бы знать, где Север.
Земля под лапкой грача действительно горяча;
пахнет тесом, свежей смолой. И крепко
зажмурившись от слепящего солнечного луча,
видишь внезапно мучнистую щеку клерка,
беготню в коридоре, эмалированный таз,
человека в жеваной шляпе, сводящего хмуро брови,
и другого, со вспышкой, чтоб озарить не нас,
но обмякшее тело и лужу крови.
1975 - 1976
* * *
Если что-нибудь петь, то перемену ветра,
западного на восточный, когда замерзшая ветка
перемещается влево, поскрипывая от неохоты,
и твой кашель летит над равниной к лесам Дакоты.
В полдень можно вскинуть ружьё и выстрелить в то, что в поле
кажется зайцем, предоставляя пуле
увеличить разрыв между сбившемся напрочь с темпа
пишущим эти строки пером и тем, что
оставляет следы. Иногда голова с рукою
сливаются, не становясь строкою,
но под собственный голос, перекатывающийся картаво,
подставляя ухо, как часть кентавра.
1975 - 1976
* * *
...и при слове "грядущее" из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не неземное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
1975
* * *
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
1975-1976
|
|