Наследники Джеймса Джонса вновь напрягли мускулы, решив выжать из творчества покойного американского писателя отнюдь не лишние деньги...
Потомкам нечего стыдится, особенно если речь идет о возможности лишний раз нажиться на чужом таланте. Ибо на то они и потомки, чтобы вволю тянуть живительные соки из генеалогического, так сказать, древа. Наследники Джеймса Джонса (1931–1978) вновь напрягли мускулы, решив выжать из творчества покойного американского писателя отнюдь не лишние деньги. Как сообщает со ссылкой на «The New York Times» новостная лента , они задумали впервые издать его роман «Отныне и вовек» в авторском варианте — со всеми «fuck» и упоминаниями гомосексуализма в славной армии США.
Для этого, например, восстановили эпизод, в которой солдат признается, что иногда оказывает богатым мужчинам сексуальные услуги за деньги. В еще одном восстановленном отрывке описывается расследование возможных случаев гомосексуализма в армии. Наверное, это характеризует упомянутую армию не лучшим образом, однако, по крайней мере, объясняет полное отсутствие моральных установок у американских военных эпоху войны во Вьетнаме, в дни «точечных» бомбардировок Белграда, во время интервенций в Афганистан и Ирак...
В авторской редакции роман «Отныне и вовек» появится в электронном виде вместе с некоторыми другими произведениями Джонса, причем одно из них, «To the End of the War», будет опубликовано впервые.
Дабы, подобно упомянутому солдату, не запятнать собственной репутации, наследники не преминули напомнить, что писатель противился цензурным купюрам: как ни вымарывай некоторые слова и темы из книг, они все равно прокрадутся в печать, пусть в другом романе и десятью годами позже, считал он. Говоря это, Джонс все же уступил цензуре, и в 1951 году его дебютный роман, был опубликован. Книга, показывающая глазами новобранца состояние американской армии накануне Пёрл-Харбора, имела шумный успех. Спустя год роман был отмечен Национальной книжной премией, а еще через год подвергся первой экранизации в Голливуде с Бертом Ланкастером и Фрэнком Синатрой. Фильм получил восемь Оскаров, в том числе как лучшая картина года.
«Korrespondent.net» отмечает, что в Харькове готовят к выходу в оригинальном варианте «Тихий Дон» Михаила Шолохова, который будет значительно отличаться от изданий советских времен.
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.