Ужасней смерти — трусость, малодушие и неминуемое вслед за этим — рабство
(Сергей Довлатов)
Мейнстрим
01.10.2008
Ушел из жизни Владимир Михайлов
В Москве ушел из жизни 79-летний патриарх отечественной фантастики Владимир Михайлов...
В Москве ушел из жизни 79-летний патриарх отечественной фантастики Владимир Михайлов.
«В нашей среде большое горе, ушел из жизни один из старейших наших авторов, и самое главное, что он в своем возрасте сохранил и огромную любовь к фантастике, и активно работал, непрерывно писал, — цитирует телеканал “Культура” слова фантаста Сергея Лукьяненко. — Буквально два-три месяца назад мы обсуждали юбилейный сборник Михайлова, который планировался к его 80-летию, обсуждали несколько проектов сборников, в которых он собирался принять участие... Это был прекрасный, очень интеллигентный человек, он был одним из наших патриархов и сохранял удивительную дружелюбность по отношению к молодым авторам».
Михайлов дебютировал в фантастической прозе в 1962 году, когда в журнале «Искатель» была опубликована его повесть «Особая необходимость». А созданный позже роман «Дверь с той стороны» вывел его число ведущих авторов советской научной фантастики. Известен также как поэт и переводчик. Среди других его книг — романы «Люди Приземелья», «Люди и корабли», «Черные журавли», «Ручей на Япете», «Исток», «Дверь с той стороны», «Сторож брату моему», «Тогда придите, и рассудим», «Властелин», «Ночь черного хрусталя», «Восточный конвой», «Посольский десант», «Приют ветеранов», «Заблудившийся во сне», «Вариант “И”». Он руководил Рижским семинаром молодых фантастов, был одним из руководителей Малеевского семинара. Входил в состав Литературного жюри премии «Странник» и сам был лауреатом этой премии в категории «Паладин фантастики». Был лауреатом премий «Аэлита» и «Соцкон». Входил в Творческий совет журнала фантастики «Если».
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела!
Ни объятья невозможны, ни измена.
* * *
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
* * *
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро - лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
* * *
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
* * *
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела -
все равно что дранку требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я - не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
* * *
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
* * *
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
* * *
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
* * *
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
март 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.