Цинизм опасен прежде всего потому, что он возводит злобу в добродетель
(Андре Моруа)
Обзоры
05.05.2013
Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — апрель 2013
В эфире научно-развлекательный тележурнал «Больше слов»...
обзооорище! а вы, поэт,
не ждите льстивых уси-пуси.
да здра ужасный муравьед
и стрекозливо-злой продюсер.
законы жанра — пиетет,
рукоплескать и озираться.
картина маслом «Решьте хлеб»
и не забудьте улыбаться!..
Helmi
Обозреватель: Здравствуйте, многоуважаемая публика! Доброго вам времени суток, Дамы и Господа! Говорит и показывает телеканал «РешTV». Вот и прошел ровно месяц с момента нашей первой встречи во время съемок пилотного выпуска научно-развлекательного тележурнала «Больше слов», посвященного обзору произведений, опубликованных на Решетории в марте месяце. На дворе — апрель. Много воды утекло за этот месяц — во все города и веси, наконец-то, пришла долгожданная весна: светит солнце, идут дожди, зеленеет трава, возвращаются с юга птицы. Но помимо всего этого, апрель подарил всем нам еще и множество замечательных стихотворных и прозаических произведений, созданных их талантливыми авторами — авторами Решетории, которые, кстати, несмотря на свою творческую занятость, любезно согласились лично принять участие в нашей сегодняшней программе. Итак, мы начинаем наш Обзор... В студии телеканала «РешTV» — ведущий обозреватель программы —Володя. А также полюбившиеся почти всем телечитателям журнала «Больше слов» мои бессменные соведущие, профессионалы в своем деле, каких еще свет не видывал, эксперты мировой и отечественной сетературы — многократный победитель «Каких-то там конкурсов», автор нескольких, уже более-менее известных кому-то произведений, бесспорный специалист в области Высокой Поэзии — Стрекоза Музовна Вдохновенная. Здравствуйте, Стрекоза Музовна! Как вы провели этот месяц?
Стрекоза: Здравствуйте, Володя! Очень рада вас видеть! Здравствуйте, уважаемые телечитатели, здравствуйте, мои любимые авторы! Вас я рада видеть еще больше! Ну, как я провела этот месяц? Что за вопрос такой, Володенька? Конечно же —
в трудах! Вся в трудах. Знаете, после выхода в свет мартовского обзорного журнала, меня так завалило письмами от телечитателей и авторов с просьбами посоветовать им — что писать и как писать, кого читать и зачем читать, в общем, по самые не балуй, как говорится, завалило. А я же, Володя, ну вы знаете — отказать-то никому не могу... Вот и помогала всем, вот и советовала. Ой, а однажды, я такое письмо получила... Анонимное. С угрозами, представляете?! В нем и язык мне укоротить пригрозились, и крылья переломать, и про глаза там что-то было написано, правда, я точно не поняла, что именно. Вот чем слава-то мировая чревата и популярность неслыханная. Ой, даже вспоминать не хочется. Но знаете, что я вам скажу, Володя — не на ту напали! Вот так вот. Говорила, говорю, и буду говорить! Так что, не волнуйтесь за меня и давайте начинать уже!
Обозреватель: Да мы особенно и не волновались, Стрекоза Музовна. Вы у нас стрекоза-то — боевая, за себя постоять всегда сумеете, мы в вас не сомневаемся ни на секунду. А начнем мы сразу же, как только я представлю уважаемым телечитателям и авторам, которые присутствуют сегодня в нашей студии, вашего коллегу — популярного критика, единственного, но зато — многократного, обладателя виртуально-нереальной премии «Всем буквам —бука» —Муравья Муравьедовича Скептикова. Здравствуйте, Муравей Муравьедович!
Муравей: Всем привет! Поехали!..
Обозреватель: Он сказал — поехали, и махнул рукой. Кстати, хорошо, что напомнили, Муравей Муравьедович — поздравляю нас всех с прошедшим Днем космонавтики! Ну, поехали, так поехали... Первым на эту сцену я приглашаю автора, для которого съемка в нашей программе уже стала доброй традицией. Встречайте — Cherskov.
Здравствуйте, Сергей. Что вы прочтете нам сегодня?
Автор: Здравствуйте! А почему я-то первый? Хотя... Первый, так первый. Как говорится — раньше сядешь... Тьфу, тьфу, тьфу... Вот что я несу, а?.. Ну, да ладно!.. Я прочту вам сегодня стихотворение, которое называется
«Дядя Лёша»:
Был дядя Лёша —
Дяди Лёши нет.
Азартно пил и наконец упился —
Забавный и неугомонный дед,
Когда-то отмотавший за убийство.
К подъезду гроб спустили. Ожил двор.
Народ собрался — ахи, охи, всхлипы...
Я слышу пиччикато — перебор
Когда-то им самим рожденной скрипки.
Мне первому ее он показал —
Поглаживал по грифу, чуть не плача:
Эх, помнят руки, погляди, пацан,
Почти готова, завтра буду лачить...
Рыбачил, забывая все и вся...
С веселым пролетарским красноречьем
Рассказывал, как чудо-карася
Измором брал на нашей чудо-речке.
Ладонью вытирал с обложек пыль,
Давая мне читать романы Яна...
Он много пил, конечно, крепко пил,
Но странно — я его не помню пьяным.
Он счастлив был, что ночи здесь тихи,
Что изредка они ему крошили,
Как хлеб для птицы, горькие стихи,
Его стихи... Но он любил чужие.
Сегодня тянет холодом с реки.
Придет сентябрь. Потом другое лето.
Но запертые горькие стихи
Останутся кричать в тетрадных клетках.
Обозреватель: Спасибо, Сергей! С кого начнем, господа эксперты? Стрекоза Музовна, с вас?..
Стрекоза: Да ради бога, Володя... С меня, так с меня! Знаете, Сергей, — местами очень хорошо. Есть пара невыстреливших ружей, что интригует, включает свое. Последняя строфа только не убедила. Ненужный пафос ни о чем. А если вообще ее убрать?
Автор: Я тоже задумывался над последней строфой, о ее нужности. Буду думать, спасибо. Кстати, буду признателен, если кто-нибудь еще выскажет свое мнение по этому поводу — о последней строфе, нужна она или нет?
Обозреватель: Упс... А почему бы и нет?! Для чего же тогда нужна наша программа? Не только ведь для того, чтобы от экспертов нагоняи получать, хоть это поэтам и полезно иногда?! Не только!.. А еще и для того, чтобы получать дельные советы от своих коллег по цеху, так сказать, многие из которых, кстати, находятся сегодня в нашей студии. Пожалуйста, уважаемые авторы, вам слово, подскажите Сергею — нужна последняя строфа или нет?..
Голоса из зала:
— Нужна, конечно. Без нее текст — это лишь трогательные мемуары о дедушке. С ней же стихотворение претендует (и небезосновательно) на некие глобальные философские обобщения. Появляется ассоциативный простор. Здесь и драма нереализованности, и булгаковские негорящие рукописи вспоминаются.
— А мне тоже последняя строфа показалась... вычурной, что ли. Но без нее незаконченность стиха будет очевидна, что, в данном случае, отнюдь не украшение. Поэтому, на мой взгляд, строфа нужна, но другая...
— Последняя строфа нужна. Ее и вправду бы переделать немного, но, поломав голову, достойных вариантов не придумал.
— Голосую против последнего катрена (злорадствую, Черсков!). В последних строчках нет новизны. Вы его когда-нибудь поправите, почему-то мне кажется. Причем, не только финал...
— Если ее убрать — пропадает некая точка, пик стиха, так что нужна!
— Мне не только последний катрен кажется лишним. «Но он любил чужие» — это же просто ах, какое окончание, зачем его размазывать? Для меня стих и начинается со второго катрена. В нем — данность.
Автор: Как, и первая строфа не нужна? Но тогда, это не дядя Лёша будет, а какой-то неизвестный мне милый дедушка. Ладно, спасибо за мнения. Буду думать.
Обозреватель: Вот и посоветовали... Муравей Муравьедович, вам слово.
Муравей: Черскоф!.. Мне немного стыдно быть демоном, парящим тут типа над прекрасным стихом, Но... — скажу. Есть такой тип паэзии, который пользуют падальщики, тоисть пишут напрямую о чужой смерти. Или болезни. Это вариант беспроигрышный, потомушто написать красиво некролог — всегда ценилось в народе. Он, народ, конечно, всегда некрописцам аплодировал и в воздух чепчики бросал. Так вот. Стих исключительно хорош сам по себе, но тема — некрофильная и падальная. Хорошо, конечно, помянуть хорошего человека... Но... поэзия не должна смердить смертью, по крайней мере, чужой. Пиши о своей, светло и легко, так писали многие романтики, и дай Бог тебе здоровья, как грицца. Последняя строфа очень понравилась. Она даже как-то не в теме.
Автор: То, что тебе немного стыдно это хорошо. Хотя для профилактики надо бы тебе в морду дать, дабы думал, что говоришь, и не считал себя умней других. Поэзия никому ничего не должна, ни мне, ни тебе, ни еще кому-нибудь. Разозлил, ей-богу, братец. Я и пишу о своей жизни здесь — почему ты это не понял, странно. В общем, пиши сам светло и легко, как многие романтики, и не лезь ко мне с советами гнилыми.
Муравей: Как там кто-то сказал — ты злишься, брат — значит ты не прав. Если ты злишься на тех, кто говорит тебе свое мнение, ты не прав вдвойне, но это дело житейское. Здесь же эту самую поэзию обсуждают, которая никому ничего не должна, и бить всем за это морды — винчестеров не хватит. То, что пишешь о своей жизни, а не об, скажем, Стрекозы, это и так понятно, кто ж против? Злицца не надо, опять же... — не пощитай это за совет, которых ты не любишь. И как я тут могу быть умней других? Если это даже близко предположить, что ж, не могу сказать ни буквы, дабы мощным интеллектом кого не задавить, так получается?
Автор: Мда... Остается лишь одного поэта процитировать по этому поводу: «Я всегда люблю шевелить имитатором жизни, сотрясая изящно воздух, ведь он у меня без костей, как обычно забыв включить генераторы мысли, ну, а если включу, то поздно, и вылетит не воробей».
Муравей: Ну, мастер ты, Сережа, уходить от темы. А все-таки, что ты думаешь по поводу некрофилии в поэзии?.. А то цитировать всяких там проходимцев, все горазды, честно.
Автор: А тебе зачем мои измышления на эту занятную тему?
Стрекоза: Сергей, позвольте, я скажу Муравью пару слов на эту тему?
Муравей: Ну, блин, началось...
Стрекоза: Еще не началось!.. А вот теперь началось... Некрофилия в поэзии вещь вполне достойная и позитивная. Но где вы увидели некрофилию у Сергея? Неужели вы тему памяти от темы нездорового восхищения смертью отличить не можете? Следуя подобной странной логике, вся фронтовая поэзия, вплоть до надписей на вечном огне — суть некрофильская. Да и я, подобно Сергею, наверное, некрофилка, так как люблю перечитать мемуары Эренбурга, написанные мертвецом и о мертвецах.
Муравей: Товарищи, я на самом деле вас прекрасно понимаю, как и то, что у поэзии, несомненно, очень много лиц и оттенков Я об том, что есть темы, на которых можно так легко бередить людские раны и комплексы — это чужая смерть, чужие деньги и чужая постель, это el classico, известно давно. Оно всегда будет, как ни печально, задевать больше всего основную массу читателей и вышибать где надо слезы, где надо зависть и т. д. Ну, не нравицца мне этот спекулеж в поэзии, хоть тресни, хоть бей морду, как тут Сережа собирался, в этом культурнейшем месте, скажу я вам. Я не против разнообразия форм в поэзии. Я вообще ничему не против. А Сергей, это честно — просто чудо... Что это я в нево такой влюбленный? Правда, без дураков, Сереж, ну располагаешь ты к себе, как никто, несмотря на всю твою ко мне доброжелательность.
Обозреватель: Вот и отлично. На этой высокой ноте мы и закончим, наконец-то, эту безобидную, дружескую дискуссию. Сергей, благодарю вас! Присаживайтесь, пожалуйста. А я, тем временем, приглашаю под прицел телеобъективов следующего гостя нашей программы, встречайте — автор Pro со стихотворением «Петра-ту-Ромиу»:
Остров в лазурном море. Твой остров.
Древний город на острове. Твой город.
Место, где впервые ступила на твердь. Твой пляж.
Камень грека — твоя скала.
Всюду — твоя тень... тень тебя.
***
Воробьи пытаются ворковать с голубкой —
Все — щебет.
В море кружит дельфин, в явном ожидании —
Чуда?
Где ты? Катится яблоко по склону горы —
Спелое и прекрасное.
Розовый куст призывает своим ароматом —
Тщетно.
Нет ее.
Камень, красоты необыкновенной, и огромный, как парус,
Одиноко растет из бирюзовых волн.
Помнит.
Солнце жалит нещадно днем, но всегда уходит в ночь,
улыбаясь на прощание мокрой гальке.
Знает.
Разрушенный храм, забыв жертвенный огонь,
Крепится последними колоннами.
Молит.
Нет ее.
Лишь прибой по старой привычке со всего моря
Приносит самые красивые камни в дар богине.
Себя убаюкивая, тяжело рокочет во сне —
Вспоминает пенорождение богини…
Отрешенно перебирает свои подношенья.
Жаль их — это посмертные подарки.
Они не видели.
Ее.
***
Ты давно уже здесь не ходишь,
а ходишь — где?
Не принимаешь жертвы в храме,
Не нужны?
Не омываешь ноги в купальне своей.
Ты ушла навсегда?
Где твоя лодка-раковина?
Где хариты и нимфы?
Где ты?
Афродита!
Обозреватель: Красивое стихотворение. Стрекоза Музовна, вы, я смотрю, задремали немного?
Стрекоза: Знаете, Володя, вот чем отличается наш скромный, поэтический тележурнал от глобальной кино- телеиндустрии, так это тем, что здесь можно засыпать под шум волн, и даже увидеть картинку. Без рекламы. А вообще, верлибр весь цельный, хорошо иллюстрированный получился Спокойной ночи. Иду смотреть сны.
Обозреватель: Какие сны, Стрекоза Музовна? Мы только начали программу.
Муравей: Боже ты мой, кого вы пригласили, Володя?..
Автор: Я рад, если мой верлибр принесет вам добрый сон, Стрекоза Музовна. Кстати, у меня про «боже ты мой» есть неплохой стих. Прочитать?
Стрекоза: Да не сплю я, не сплю. Это шучу я так. Прочтите, конечно.
Муравей: Шутит она так... Чем по ночам занимается — не понятно, ремонт, что ли, к лету затеяла?..
Обозреватель: Прошу вас, Николай.
Боже ты мой! Мой ласковый Боже,
что с нами сделал ты, милый, что же?
Что-то внутри... и все время гложет,
жизнь перекраивает, корежит...
Верно, много меня ты моложе
Мой милый, добрый, маленький Боже!
Муравей: Сначала я думал, что текст будет про мага-недоучку. Но, Господи, мой Боже, зеленоглазый мой, — оказалось Окуджава.
Автор: Праллльно! Интонация та же. Обожаю Булата Шалвовича...
Стрекоза: Хорошее!
Автор: Спасибо.
Обозреватель: И вам спасибо! С почином вас, как говорится. Присаживайтесь, пожалуйста. А у нас в гостях — Bastet,
которая продолжит тему «сладких снов» стихотворением «Колыбельная бессоннице»:
Напустила ночь морок
на речной закат рыжий...
Ты не потому дорог,
что моя цена ниже.
Берег в терема ряжен,
фонари глядят в Сетунь...
Ты не потому важен,
что таких, как ты нету.
Плещется река тихо,
облака куда юрче...
Ты мне потому лихо,
что любил меня... мучить.
Стрекоза: «Облака куда юрче...» — мне не глянулось. Впечатление, будто здесь за оригинальностью рифмы вы пошли. Явный фольклорный стиль стиха не требует особых изысков. И желательно — единый ритм в катренах. Хотя, как по мне, то меня здесь сбои ритма не смущают. Но это меня. Другим может не понравиться. А мне стих понравился. Я люблю такие штуки.
Автор: Про ритм: если поймать ритм, то все встанет на свои места. Попробуйте читать так: нАпустила ночь мОрок и т. д. Я его, вообще, напеваю, наверное поэтому и идет сбой при чтении, что у стишка есть мелодия, какая-никакая, но есть. Насчет «юрче»: вот поверите, как-то все само собой вышло, написался быстро, искать замену этому слову не стала, может и зря, но... И еще, почти в любом моем тексте, пусть даже в таком сопливом, присутствует ирония, пусть совсем незаметная, но все же. Ироничная я девушка, чего уж там, что есть, то есть.
Муравей: С размером здесь все нормально. Хотя, действительно, ритм расшатан, но в пределах традиции имитации народного говорного стиха — трехударный акцентный тонический. Единственно, показались довольно тяжеловаты конструкции с «что-моя-ты-мне», но опять же, не смертельно. Улыбнули терема на берегу Сетуни.
Автор: Спасибо, Муравей!
Обозреватель: Ну что, ироничная девушка Наташа, хотели бы вы прочесть нам что-нибудь еще?
Болеет город позднею весной,
все признаки болезни налицо.
Тверской температурит и Страстной,
Ордынка и Бульварное кольцо.
Как следствие — бурленье талых вод
по трактам водосточным, тут и там...
Не строю планы... впору строить плот,
не пригодится — выгодно продам.
***
Опущенные веки фонарей,
взгляд окон исподлобья пьяных крыш.
Невесело на улице моей,
не хочешь, а захочется в Париж
по улочкам веселым погулять,
посОрить, побонжурить, померсить...
Представишь, зачеркнешь и вставишь ..ядь,
и побредешь родную грязь месить.
Стрекоза: Прикольно. Почему бред, Наташа? Классно!
Муравей: «Взгляд окон исподлобья пьяных крыш» — ни понил.
Автор: Так ведь, ясно сказано — бред. А если серьезно... Я живу в Переделкино, у нас там есть такие аллеи, первая, вторая, и т. д. Частный сектор, в общем. Много старых, покосившихся домов, пьяных крыш, таких же пьяных, как хозяева. Взгляд их окон, ну очень не приветливый, а если есть взгляд, значит — есть глаза, окна то бишь, на которые наезжает крыша, то взгляд этот — таки, исподлобья. Так мне показалось И спасибо, конечно.
Обозреватель: И вам спасибо, Наташа, за то, что зашли на огонек! А у нас в студии завсегдатай нашей программы, автор — natasha,
со стихотворением «Мария»:
Седая, тощая прядь,
воспаленные веки,
то ли морщина вкруг шеи,
то ли след от петли.
Кисти рук темны,
велики несуразно
в сравнении с истаявшей плотью —
вервия синих вен, узловатые пальцы.
Чает ласки,
ровно кутенок, кинутый сукой,
ищет у кошки тепла,
а то и у старого валенка.
Посвисти — утю-тю,
погладь,
и бегом, неуклюжим галопом,
принесет в зубах лЮбую косточку —
что и запах-то потеряла,
а не то, что мясной ошметок,
хрящика — и того нету.
Так уж мнится ей,
будто косточка — амулет заветный,
впитавший кровь и слюну ее,
сиречь, любовь,
оберег от зла.
«На-ко, тебе, девочка,
бери, не погребуй,
Бог тебя сохрани.
Да и пойду я уже, пойду,
надоела, поди...»
Обозреватель: Неоднозначная тема. Стрекоза Музовна, пожалуйста.
Стрекоза: Красиво написано, нежно. Эх, стариковская жизнь… Обалденное.
Обозреватель: Муравей Муравьедович, а по-вашему, о чем это стихотворение?
Муравей: Вот вы задали мне задачу. Даже не знаю, с какой стороны... А я говорил, что я профан в поэзии? Мне очень нравится творчество natasha. Но этот верлибр очень не очень прост... Старость (бабушка? няня?)... Первые четыре строки… Рифмы нет, но ритм есть, причем, потом его, действительно, нет. Но в первых четырех — это весьма определенный дольник. Хорошо это для верлибра или нет? А хрен его знает! Верлибр — стих — не стих без ограничений. Значит, имеет право на ритм. Мне нра. А потом снова четыре строки по смыслу. Скажите! Это не рифма, но почему так ложится на слух несуразно — узловатые пальцы? Это магия. Первые восемь строк... Смысл передан изящно, с ноткой грусти и чуть иронии... Кутенок (и живот, и любовь)... Переход от образа человека к образу кутенка — бабушка-кутенок греется кошкой, старым валенком, — а дальше кутенок. Понимания жизненных ценностей у бабушки (кутенка неразумного) и девочки абсолютно разные. То, что дорого старушке совсем не имело ценности для девочки, для тогдашней девочки. Сейчас, выросшая девочка уже все понимает, поэтому и пишет такие великолепные вирши. Она подчеркивает щенячью радость (может, оттуда и кутенок), с которой бабушка стремится угодить (внучке?)... Кстати, «кутенок, кинутый сукой» — старик, от которого отвернулась (или просто, которым не интересуется) жизнь, на обочине старости... Варианты.. Варианты... Поле-то какое автор дал. Старуха дарит свое «святое» — не хорони, не побрезгуй! Благословляет, спохватывается по-стариковски, что успела надоесть (ведь комфорт внученьки — самое важное). А вообще, мне очень интересно (ну, очень!), насколько неправильно я понял ваш стих, Наташа. Он меня мучает дефицитом слоффф.
Автор: Все почти правильно. В моем стихе нет «глубокомыслий». Все просто. Это портрет. Мария — моя соседка по даче. Она местная в этом поселке. Ей под девяносто. Национальная самоидентификация: русская. Отец — латыш, расстрелян, понятно когда. Мать — полька. Семнадцати лет Мария убирала блокадные трупы, рыла защитные окопы. За кусок хлеба «наблядовала» (это ее дефиниция, не моя) первого сына. Потом было двое мужей. Еще дети. Много внуков и правнуков. Сейчас живет практически одна. Она уже почти беспомощна, как маленький ребенок. Избушка медленно тонет в болоте. «Косточки», которые она мне приносит «за ласку» (да что я могу? — в сущности, ничего!), это то треснутая вазочка, то старый половичок, а то и шкалик подозрительного коньяка. Зовет меня — «девочка». Кстати, я принесла с собой на передачу ее фотографию, если, вдруг, кому интересно.
Обозреватель: Спасибо, Наташа. Гости в студии уже могут видеть портрет этой женщины с непростой судьбой, вашей соседки Марии — на видеомониторах. Кроме того, ее фотография будет опубликована и в печатной версии апрельского выпуска нашего тележурнала. Вы же, тем временем, если у вас есть, конечно, такое желание, можете прочитать нам еще одно из своих стихотворений.
На земле много дней
дождь стучится в окно.
Возвращайся скорей —
я с тобой заодно.
На земле много дней
верных рук не найдем.
Как под лаской твоей
я иду под дождем.
На земле много дней
мне вокруг все равно,
ты в ладони моей,
ты со мной заодно.
На земле много дней
ты поешь мне о том,
что рванешься ко мне,
не укрытой зонтом.
На земле много дней
дождь стучится в окно,
возвращайся скорей —
я с тобой заодно.
На земле много дней
дождь без устали льет.
С ним темней и сильней
заклинанье мое.
Муравей: Гм... Песня, обращенная к космонавту на орбите? «Окно-давно-все равно». Несколько удивило детское «рванешься» и, детское же, заговорщицкое — «я с тобой заодно».
Автор: Муравей, спасибо. Объясню все, подожду еще только, что скажет (может быть) Стрекоза. Это — главное.
Стрекоза: Скажу. Вернее, спрошу: «Ретро» — потому, что «так же пусто было на Земле, и когда летал Экзюпери»?
Автор: Может быть, и, скорее всего, что-то в этом духе. Точно не скажу, потому что уже не помню — какие именно песни слышала тогда, давно, одиннадцатилетняя Наташа, оставившая эту песенку мне в наследство. Муравей уловил, да, этот прикол.
Стрекоза: Одиннадцатилетняя? Тогда это вообще — ахренеть... Наташ, неужели с тех пор не правила? Вундеркинд ты мой.
Автор: Ни единого слова не поправила. Честно, хотела даже «подхимичить», и не смогла. А вспоминала-то последний раз давным-давно. Сейчас хватилась, ай, не помню, а потом вдруг все восстановилось. Уж больно просто. Строчка потянула строчку. А тогда я придумывала без бумаги, только в голове, повторяя, повторяя много раз. Не уверена даже — была ли вообще запись когда-нибудь. Потому, наверное, и смогла вспомнить. А почему помню, что одиннадцать, потому что точно помню обстоятельства, где это происходило. Покумекала, посчитала и поняла, что могло быть только — одиннадцать.
Обозреватель: И вправду — вундеркинд... Спасибо, Наташа. Будем рады видеть вас и в следующих наших выпусках — и со старыми своими произведениями, и, конечно же — с новыми. А мы продолжаем. У нас в гостях — очаровательная JZ со стихотворением «Иногда с тоскою посмотрю на кукол...»:
Детские рубашки в клетку и в цветочек
Положу на полку стопочкою ровной.
Не подарит Боженька платьицев для дочек —
Я не буду плакаться, я вполне довольна.
Иногда с тоскою посмотрю на кукол,
Поброжу тихонько средь девчачьих штучек —
Оплачу с надеждой три индейских лука:
Может, три сыночка мне подарят внучек?..
Стрекоза: А то. И подарят. Тьфу, тьфу, тьфу! Мне очень понравилось, я вот дочку хочу.
Автор: Тьфу, тьфу, тьфу... Моя мама смеется, когда вспоминает, как плакала в роддоме, что у нее родилась девочка — я, а она мечтала родить мальчика. И одна соседка по палате пошутила: «Да подожди плакать, твоя девочка тебе еще нарожает мужиков!» Как в воду смотрела!
Муравей: Все будет так, как будет! А значит — все будет хорошо!
Автор: Логично!.. Надеюсь и верю.
Обозреватель: Хорошее стихотворение, светлое. Соглашусь с экспертами — все будет хорошо! И знаете, Юля — все будет так, как вы хотите, потому что сила наших желаний гораздо больше, чем нам кажется… Спасибо вам, присаживайтесь, пожалуйста. А я предоставляю слово автору LunnayaZhelch,
который пришел к нам сегодня в студию со своим новым стихотворением «Свет мой, Зеркальце»:
Свет мой, Зеркальце,
скажи, что вертится
на языке,
не срываясь с губ?
Невысокий лоб?
Полусгнивший зуб?
— океану пилот,
уходя
в пике.
Глупый, летчики, вы народ —
мои губы мертвее вод
и во все века
волны шепчут слова:
«Отражается в нас хоть что-то,
кроме как синева?»
— океан пилоту,
с сожалением,
в облака.
Не имея времени
на промедление,
на себя — штурвал
через скрип зубной
потянул авиатор
перед волной
и, взрезая вату
из облаков,
в синеву упал...
Муравей: Рискну предположить — он, наверно, сиганул потому, что зуб у него сильно балель?
Автор: Да, стих получился безжизненным, но к чему эта некрофилия?
Муравей: Почему безжизненный, Саша? Мне такие нравятся... Вот еще бы такого аллегорического колеру добавить бы... По моему вкусу... А так вполне достойный внимания. А где, вы говорите, некрофилия? — я недопонял.
Автор: Не обращайте внимания, иногда ляпнешь что-нибудь, а потом и сам не понимаешь — зачем. Некрофилия — тот самый случай.
Обозреватель: Ничего, Александр, с кем не бывает?! Стрекоза Музовна?..
Стрекоза: Стих интересный, хороший. Идея (разговорчик) и ритмика. А «летчик» не упал, он поднялся опять, да?
Автор: Это, смотря, как поставить единственную не проставленную запятую. Я здесь много переворотов смысла пытался уместить во второй строфе из трех («кроме», «сожаление»), но все-таки стишок, в итоге, вышел слишком неэнергичным что-ли. Мой интерес к нему тает прям на глазах.
Обозреватель: Ну, что-то вы сегодня, Александр, в каком-то сплине пребываете. Бросайте-ка вы это дело. Лично мне стих очень понравился. Есть в нем что-то недосказанное что ли, и почерк ваш интересен очень — оригинальный, неповторимый, если хотите. Не нужно хандрить. Хороший стих. Прошу вас, проходите в зал, присаживайтесь на свое место, а я приглашаю на этот подиум, если можно так выразиться, или сцену, как кому угодно — автора Mi-sama.
Здравствуйте, Михаил. Что вы нам прочтете сегодня?
Все стирается, даже города.
Я стираю время с левого виска.
Я стираю лица, слезы и слова.
Город спит спокойно в море из песка.
Как шумят машины за моим окном!
Словно это реки с грязным мутным льдом.
Я стираю сумрак. Взмах, — и яркий свет.
Я теряю реки, свет и всех-всех-всех.
Стрекоза: Никак не могу пройти мимо ваших творений. Что-то такое они забирают с собой изнутри, и от этого такой кайф. Я пропитываюсь вашим духом. Хороший очень стих.
Автор: Спасибо.
Обозреватель: Муравей Муравьедович, а вы пропитываетесь духом автора?
Муравей: Пропитываюсь, пропитываюсь. А скажите, уважаемый автор, почему время стирается только с левого виска? «Город спит спокойно, но машины шумят»? «Грязный мутный лед» — одно прилагательное кажется избыточным.
Автор: С левого виска стирается время, с правого стирается всякая надежда. Когда город спит в море из песка, машин уже не существует, как вида. Чистый, как слеза лед может быть испачкан в куски грязи, так и мутный кусок льда может быть испачкан.
Муравей: Насчет льда понятно, но не понятно, зачем это в конкретном стихе — машины шумят, как лед в реке — это неплохо, а наделять лед замутненностью излишне, мне кажется. Интересно, про виски — это из какой мифологии?
Автор: Если честно, то спонтанно вспомнилось нлп.
Муравей: Ясно! Вопросов больше не имею.
Обозреватель: Вот и замечательно. Спасибо, Михаил, что заглянули к нам. А мы продолжаем. Встречайте — CicadasCatcher со стихотворением «Беспричинное»:
У весны нет причин календарную верность блюсти.
И снега, и дожди для нее одинаковы в сути.
Человеческий бог по делам своих отпрысков судит
и с улыбкой глядит, как весна беспорядит пути.
Человек, чередуя любовные игры с постом,
строит планы на завтра, гоняет ворон в огороде.
А весна этим временем тихо под окнами бродит,
только кто бы на ушко шепнул человеку о том.
Стрекоза: Хорошее какое...
Муравей: Ни отнять, ни добавить.
Обозреватель: Чудо чудное, диво дивное — наши эксперты в кои-то веки сошлись во мнении, что стих — хорош. Мне остается только присоединиться к ним и от всей души поблагодарить автора. Дмитрий, будем рады видеть вас в нашей студии и в последующих, ежемесячных выпусках тележурнала «Больше слов». А сейчас у нас в гостях автор, мастерством которого я не перестаю восхищаться, — geen,
со стихотворением «Моему другу...»:
Здравствуй, мой друг заочный, возможно поздно
буквами пачкать лист, а планету скорбью.
Скольких, как мы с тобой отпевали розно,
скольким суглинок в печень и к изголовью?
Я не к тому, что зонт, не к тому, что ливень,
я не к тому, чтоб почву точить когтями —
это у Спилберга есть непонятный Стивен.
Ты мне скажи: бывало, чтоб ты горстями
жар загребал и плевал в потолок с дивана,
цыкал зубами от аntinori брюквой;
может, от ожидания чистогана
ты позабыл, как слогом владеть и буквой?
Если бы так, то ты бы не был Страшилой,
я — Гудрым Мудвином, что до красна не греет.
Друг мой заочный, позволь мне поставить ссылку
в эту вселенную, где твой цветок алеет...
Стрекоза: Очень хороший. Более и сказать ничего не сумею. Спасибо.
Автор: Вам спасибо. Может, услышит тот, кому адресовано, — самая лучшая награда.
Муравей: А у меня почему-то такое ощущение, что это стихотворение адресовано каждому, кто его слушает или читает. Мне вообще показалось, что оно адресовано мне. Любопытно...
Обозреватель: Это, наверное, и есть мастерство автора, когда ты, слушая его слова, воспринимаешь их лично, в свой адрес?! Спасибо, Сергей, вам за это искусство. Были рады видеть вас на нашей программе. А мы продолжаем. И у нас в гостях автор, который, к сожалению, не смог придти на съемки тележурнала в прошлый раз, а потому — тем ценнее ее присутствие в нашей студии сегодня. Милости прошу, встречайте — несравненная Rosa.
Что вы прочтете нам, Марина?
Автор: Здравствуйте, мои дорогие! Я бесконечно счастлива, что нахожусь сейчас в этой студии. Какая прелесть все-таки этот ваш обзорный тележурнал. Вы даже представить себе не можете, как я рада вас всех видеть —
Стрекоза! Муравей! Володя! Милые коллеги!.. Ох, как давно я об этом мечтала!.. И по случаю нашей встречи, хочу прочитать вам стихотворение «Не о нашей встрече»:
Не состоялись как друзья,
В любовном не легли пасьянсе,
Недоудельные князья,
Не получившие полцарства.
И откровенный разговор
Ушел под утро в пониманье:
Хоть не украл — багдадский вор,
Сменявший гривну на признанье.
В который раз не то, чтоб «да»,
И «нет» — не четкое и злое.
Очаг не сложишь изо льда,
По ржавчине нельзя босою...
И всё уходит невпопад —
Что в никуда, а что — далече.
И ничего... Улыбка. Взгляд.
И память не о нашей встрече...
Стрекоза: Розочка, вы даже не представляете, как в тему мне этот стих, и гривна, и вообще. Даже оторопь взяла, ведь обо мне написано, каждое слово. Бывает же...
Автор: Да, дорогая. Вот так и бывает иногда, все, «не» и «да» не должно быть, а щемит... И покоя не дает...
Стрекоза: Ой, не дает...
Обозреватель: Муравей Муравьедович, s’il vous plaît.
Муравей: Что это вы, Володя, не на русском заговорили? Притомились что ли? Вы это бросьте! Велик и могуч, как говорится, ферштейн? Знаете, вот в этом стихе мне даже критиковать нечего, разве что «пасьянс» мне показался каким-то чуть ли не блатным жаргонизмом и его рифма с «полцарства» очень подозрительна. Но в остальном — стих технически совершенен и атмосферен.
Автор: Спасибо, Муравей, огромное. Это как раз такое стихотворение, в котором мне лично абсолютно понятно, отчего та или иная строка, или то или иное слово. Зачастую, желая словить рифму за хвост, что-то там подстегиваем. Но не здесь. Пасьянс — оттого, что нужны усилия при определенной роли случая. А любовь — это случай, но не меньший, чем труд, ибо войти в любовь можно спонтанно, а вот в ней задержаться, помимо спонтанности, нужно еще что-то. Полцарства — награда. В данном случае, мои литературные герои этой награды не получат. Как-то так...
Муравей: Ну, раз пошел такой откровенный разговор... Если «багдадский вор», то «дирхем сменявший на признанье»? Или динар? Все ж дирхем. Динар — золотая монета, дирхем — серебряная. «По ржавчине нельзя босою»? По лезвию, да. А по ржавчине еще как! И все уходит невпопад... Это да.
Автор: Вынуждена объясниться. Здесь нужна «гривна» по личным причинам. А насчет «ржавчины» — то сначала хотела написать «по лезвию» или «по острию», но отказалась по двум причинам. Во-первых, когда-то учил меня мой друг Флекс, первая в голову пришедшая рифма должна отбрасываться потому, что, скорее всего, она банальна. А «ходить по лезвию или по острию» — это в моих глазах штамп. Во-вторых, немного другой смысловой нюанс — лезвие ранит, ржавчина въедается и не отмывается... А вот что касается — «невпопад», так это — сто раз «да».
Муравей: Личные причины — это святое. Но многие будут не понимать перехода от Багдада к Киеву. Про острие — вы молодец. Думаю, я не прав.
Автор: А вот тут вопрос вечный и не разрешенный до конца, — для чего пишем? Пишем, чтоб нас поняли, или пишем, чтобы высказать что-то, важное для себя настолько, что по-другому не можно? Если, чтоб поняли, тогда, безусловно, «тугрик», «фунт» или «динар». А если, что-то сказать себе или объяснить для себя, тогда, разумеется — «гривна».
Муравей: Убедили. Вопросы исчерпаны.
Обозреватель: Вот и хорошо. Спасибо, Марина. В нашей студии был изысканный цветок — несравненная Rosa. Спасибо, Марина. Будем рады видеть вас снова. А сейчас проходите в зал, пожалуйста, и располагайтесь поудобнее. Поскольку впереди у нас еще много прекрасных произведений. И я приглашаю на эту сцену следующего автора. Прошу любить и жаловать — Ed,
со стихотворением «Лунатик»:
Как на лампаду, на небо дохнешь —
потушишь звезды, отвернешься к стенке,
и, сном полурасстрелянный, начнешь
цедить глагол оспатой ассистентке.
Она тебе сквозь тюль засветит в глаз,
и ты, слова на ребрышки нанизав,
по кровле кровью наплывать горазд,
бредешь по проржавевшему карнизу.
О, Господи, ты только не буди,
когда я черепицу разминаю,
ходи со мной по этому пути,
пока не приключится жизнь иная.
Тогда кульбиты будут так лихи,
так искренне прочертится глиссада,
ведь падать — это как писать стихи:
здесь притворяться и уметь — не надо.
Стрекоза: Очень понравилось. Две последние — просто бесподобны.
Автор: Спасибки!
Муравей: Вот не пойму — вроде отвернулся, а она в глаз метит. Это как? Чьи ребрышки? «По кровле кровью наплывать горазд» — объясните, пожалуйста. «Черепицу разминаю» — это очень хорошо, а вот дальше, кроме двух последних строк — все лишнее. В свою очередь, две последние строки — это достаточно сомнительный афоризм, но мы конечно верим.
Автор: Привет Станиславскому.
Муравей: Ну я же не просто так эти вопросы задаю. Хочу ответов.
Автор: Вы задаете такие вопросы, которые не требуют ответов. Будет, что по делу и в корректной форме — всегда пожалуйста. Всего наилучшего.
Муравей: А что некорректно? Извините, если что не так.
Обозреватель: Эдуард, конечно же, не в обиде на вас, Муравей Муравьедович. Так ведь, Эдуард?
Автор: Абсолютно.
Обозреватель: Ну, и прекрасно. Спасибо вам за сильное стихотворение. Оно у вас, действительно — получилось. И еще как получилось!
Автор: Спасибо. Рад, что разделяете мое мнение.
Обозреватель: Это вам спасибо еще раз. Присаживайтесь, пожалуйста. А мы продолжаем. В гостях Обзора произведений апреля — чистый, белый Снег. Встречайте — white-snow,
со стихотворением «Эпизод (на турнир)»:
И вот она вышла на сцену под розовым зонтиком
изящная, тонкие ноги, переломы в колене
«Эй, это совсем не актриса, позвольте-ка!
кто право вам дал посягать на честь Мельпомены?»
«Да я здесь нечаянно, мне очень приятно и больно
на карпа зеркального я пришла посмотреть
и номер Отеллии есть у меня, он сольный
но разве не видите вы, что на рыбу расставлена сеть?»
карп всплыл кверху брюхом,
чешуйки порхали на бис
она над его глазами раскрыла свой розовый зонт
под сетью кулис
рыбий плавник стучал о подмостки глухо —
не постановочный эпизод
она оглянулась — был завершен первый акт
Отелло снимал белый галстук и демисезонный фрак
уборщица Нэля Ильинишна, полная дама
открыла в фойе костюмерный прокат
за просто так, за условный фак
мечтая занять контрафактное место зама.
Автор: Вторичное до ужаса, но уж больно хотелось что-нибудь написать.
Стрекоза: А и здорово, что захотелось что-то написать — здорово получилось!
Автор: Спасибо, Стрекозка. Снех обрадовался вашему отзыву. Хотя, Снех не уверен, что здорово, просто каламбурчик такой демисезонный, душа просилась.
Обозреватель: Хороший такой каламбурчик, да. Муравей Муравьедович, пожалуйста, вам слово.
Муравей: «Не постановочный эпизод». Я тут даже начал что-то рифмовать, но стер. Почему вторичное? Это ж — картинная галерея.
Автор: Муравей! Зачем стер? Эх, да что ж такое-то... А вдруг ты еще захочешь нарифмовать? Это было бы чудесно. Спасибо.
Обозреватель: Это ваши стихотворения — чудесны. И это вам спасибо! А еще, отдельное спасибо за то, что откликнулись на мою просьбу во время записи прошлой программы и пришли к нам снова. Будем ждать вас в этой гостеприимной студии и в дальнейшем. А я приглашаю автора, который пришел к нам впервые. Надеюсь, что ему у нас понравится, и мы еще неоднократно увидим его на этой сцене. Ваше внимание — Baas со стихотворением «Тихим всплеском»:
Тихим всплеском, вилами по волне
Светлой лескою от земли к луне,
Горьким ладаном камышовых бухт —
Много ль надо нам? — тишины вокруг.
Черной радугой, разноцветным днем
Светит Ладога из глубин огнем
Неразгаданна, высока трава —
Много ль надо нам? — говорить слова.
Бродит около камышовый кот.
Ночь глубокая, но горит восток.
Муравейный храм, соловьиный сон.
Много ль надо нам? — чтобы слышал Он.
Стрекоза: Все вот стесняются сказать, что стих хороший, а я нет — стих хороший!
Автор: Стрекоза, спасибо!
Стрекоза: Он спокойный такой, как и заявлено в заголовке — без обмана все.
Обозреватель: Что-то я здесь стесняющихся, Стрекоза Музовна, особо-то и не приметил. Муравей Муравьедович, прошу вас.
Муравей: Хороший стих. Мое почтение.
Автор: Ура, дождалси, наконец!
Обозреватель: Это мы вас дождались, наконец, в этой студии, на съемках тележурнала «Больше слов». Приходите к нам еще, Владимир!
Автор: Спасибо. Пренепременно!
Обозреватель: Ловлю на слове. Проходите в зал, пожалуйста, располагайтесь. А у нас в гостях автор, который в этом месяце отметил свой юбилей, красивый юбилей. Мы от всего творческого коллектива тележурнала и от имени редакции нашего телеканала поздравляем ее с Днем рождения! И я приглашаю этого замечательного автора сюда, ко мне на сцену. Прошу вас, Тамила.
Автор: Спасибо, Володя. Спасибо, Стрекоза, Муравей. Спасибо редакции канала и вам, дорогие мои авторы, за поздравление. Мне очень приятно!
Обозреватель: И нам приятно видеть вас в этой студии. Что вы прочтете нам сегодня?
Автор: Я прочту вам сегодня два стихотворения. Можно?
Обозреватель: Вам можно все, Тамила! Пожалуйста.
Автор: Первое стихотворение называется
«В центре у фонтана...» и посвящено оно моей подруге, талантливому поэту, красивой женщине и просто — замечательному человечку — нашей Песенке:
Разве можно забыть
этот город
ночной и усталый?..
Он встречал меня небом —
густым фиолетовым небом!
Он как будто во сне причитал
и молился за что-то свое,
и немножко за что-то мое,
а затем извинялся за что-то,
шепча куполами вокзала,
который урчал и зевал,
как бедняга проснувшийся кот,
разбуженный, вот так беда,
стайкой взъерошенных пассажиров,
будто выпавших из гнезда
и угодивших в пространство
сложившего руки города Д.
Тогда...
***
А потом было утро, рассвет,
каких нигде больше нет,
и фонтаны сбегали к реке,
а мы за ними, Тань, налегке,
помнишь? Смеясь и играя с каплями,
резвясь, будто дети маленькие...
Бродили по набережной потом,
фотографировались
в обнимку с котом.
Будто в счастливой сказке,
гуляли под солнцем ласковым.
А когда захотелось кушать,
уплетали сытные суши...
Магазины, трамвай, дома, парапеты —
было все улыбкой твоей согрето,
дорогая Песня моя, Татьяна!
Мы ведь встретимся?
В центре давай, у фонтана...
Стрекоза: Вы знаете, пока Тамила читала это чудное стихотворение, я тут на своем новеньком розовом гаджете включила скайп и соединилась с Татьяной pesnya. Она на проводе...
pesnya: Аааааа... Вот оно наконец-то!!! Я ждала его почти год! Уже наизусть учу. Давай уже снова приезжай!
Автор: Ага, придумаем че-нить, моя вдохновительница!
Обозреватель: До чего техника-то дошла и скайпы там разные. Эх, дошла бы до нас когда-нибудь Татьяна самолично, нам всем на радость. Ну, будем надеяться!.. Муравей Муравьедович, вы, кажется, хотели что-то сказать по поводу стихотворения?
Муравей: Хотел. Первая часть понравилась больше — импрешион, на секунду — долгую и вкусную. Великолепно просто. Самость, и вот чувствуется — только чье-то, или, возможно, ничье конкретно ощущение. Каждая строка вкусна — муррр. Вторая — подвела: «резвясь, словно дети» — нет, на это я пойти не могу.
Автор: Спасибо, Муррравей! Но пока будет так. Тогда было такое настроение, и я его запомнила именно таким.
Муравей: Безусловно! Только автор, находящийся внутри стихотворения, понимает, что именно пережито и как...
Автор: Да-да, именно так, мой хороший!
Обозреватель: Тамила, и как же называется ваше второе стихотворение? О чем оно?
Автор: Это стихотворение как раз —
о нашей виртуальной жизни. Увы, как правило — одинокой. Этакое «Одиночество в сети». Как у Януша Леона Вишневского. Не читали, нет? Очень рекомендую! И называется оно — «Неотвеченный привет»:
Я тебя никуда не зову.
Захожу в твой аккаунт тихонько,
вспоминаю, как здорово было
общаться с тобой...
Вот уже и апрель,
не особенно теплый и звонкий.
Набираю «привет!»,
а в ответ — тишина и покой.
Я, конечно, должна бы понять,
что никто я, лишь буквы и голос.
Ну, еще фотографий
наборчик совсем небольшой.
Сетевая реальность:
немой одиночества полюс,
и привет неотвеченный —
снежной отметиной жжет.
Стрекоза: Понимаю!
Автор: Спасибо, Стрекоза. Я радо, что ты понимаешь.
Стрекоза: Я вообще страшно понятливое.
Муравей: Елки... Это так искренне, что каждая строчка... жжется... «А в ответ — тишина и покой» — это очень емко. Это сильнее, чем тишина (когда просто абстрактно нет никого). Сетевая реальность — и есть она, и нет... Оксюморон в чистом виде. С какой стороны посмотришь, то и увидишь. Без изысков, без излишеств, просто, и в точку... В больную точку. Это честный и хороший стих. Грустный.
Автор: Спасибо, Муравей.
Обозреватель: Да, спасибо нашим многоуважаемым экспертам за понятливость и высокую оценку творчества этого прекрасного автора. Еще раз — с Днем рождения, Тамила! Проходите, пожалуйста, в зал, располагайтесь. Мы продолжаем. В студии — великолепная Libelle со стихотворением на актуальную в это время года тему — «Весенний авитаминоз»:
не спится... утомленная душа
не лучшей перегруженная кармой
то рвется хохотать то мчаться в Парму
то белый чай вкушает не спеша
на звездах много пятнышек и пыль
и в парке стало белочек не видно
и ты вчера смеялся так обидно
мой критикуя непонятный стиль
и пусть... я накуплю себе шарфов
и ландышей и киви и клубнику
и в тайны ароматные проникну
и стану ждать весеннюю любовь
Стрекоза: Я бы еще хурму и сирень включила в этот список! Тонко, изысканно, я бы сказала. Вот где аромат настоящей поэзии!
Автор: И я так думаю — в запахах сирени...
Муравей: Смелое ожидание.
Автор: Как и все химеры.
Обозреватель: Сирень... Химеры... Трудно сопоставить эти два образа. А стихотворение ваше — красивое. С красивым, глубоким смыслом. Спасибо вам за него. Проходите, пожалуйста, в зал, к вашим коллегам — собратьям по перу. А я приглашаю автора, который так многолик, и так разнообразны его таланты, что я просто не могу им не восхищаться. На прошлой программе он радовал нас великолепной поэзией, а сегодня пришел к нам — с прозой. Встречайте — petrovich и его «Острова Благодарения»:
Когда я умру, я уплыву на Острова Благодарения. Я лягу в лодку для мертвых среди пучков сладкого тростника и маленьких кувшинов с благовониями и вином, и подставлю лицо смуглому солнцу, и лодку качнет волною, относя от Берега... Всё, всё... От Берега, где останутся мои дети, дочка восьми лет и сын — четырех, держащийся за ее руку, которых терял я в кошмарных снах своих, вот так — восьми и четырех лет, и не родившаяся девочка, их сестра, пестрой птичкой вскопошится где-то рядом с ними, в зарослях. И выйдут с разных сторон на Берег множество женщин, которых я любил, и множество мужчин, с которыми я работал. И выйдут мои друзья, голодные, полуслепые, имеющие радости только на краткую полуулыбку, и мои сытые и толстые друзья с прекрасными зубами, обреченные все, и те, и другие, одной неотменяемой трагедии — смерти, что бы там не говорили о надобности ее или даже о долгожданности. Выйдет фиолетовый кот-сиамец с подбитою бровью, которого я не накормил однажды (а он так вежливо, так умоляюще терся об мою ногу у крыльца), и выйдет рыжая маленькая сука без ноги с невинномысского перрона, которой я когда-то незапамятно давно у вагона отдал свою недоеденную курицу (эдакий подвиг!). И увижу я, как на руках подпрыгает к самой кромке Берега безногий инвалид с мучнистым лицом, которого года два встречал я по утрам — он катился на дощатой низенькой тележке по отмостку у девятиэтажки и смотрел в утреннее небо вопрошающе (и я представил один раз себе, каково ему выбираться из дома или пользоваться унитазом — и более не думал об этом, потому что стало страшно), и даже рыжий десантник-афганец со скошенной шрамиком бровью мелькнет в толпе этой, пожалуй... Когда-то давным-давно он бормотал в ночном автобусе пьяные страшные слова о жизни и сползал, сползал по поручню…
И мгновенным пламенем обнимет меня стыд и горечь — сколько людей, сколько живых и мертвых людей и животных, у которых я не успел попросить прощения!
И полетит надо мной волшебный Город, созданный голландским механиком когда-то на горе всем нам, и увижу я снизу, как работают под ним винты и ходят поршни, и разгляжу я тебя, юную и прекрасную, глядящую через парапет набережной его — и пропадет Город...
А я буду уплывать в океан к Островам Благодарения, засыпая... Отдых, отдых, наконец-то я высплюсь, наконец-то!.. И у меня не будет уже слез, чтобы проститься со всеми, у меня не будет уже ничего, и я буду засыпать, и великая жалость ко всем им, покинутым, остающимся, продлит еще на мгновение меня — и я исчезну из этого мира...
Как странно — оказалось, что меня впустили туда на единый миг. На один единственный миг, и этот миг назывался жизнью. А я-то считал себя, чуть ли не единственным актером!.. Велик и покоен Океан. Далеки Острова Благодарения.
Прощайте!
Обозреватель: Да... Стрекоза Музовна, прошу вас.
Стрекоза: Кратко, емко, страшно, правдиво.
Автор: Спасибо! Мне очень приятно, поверьте!
Муравей: А я, пожалуй, попытаюсь разобраться в этом тексте поподробнее. Вы не возражаете?
Обозреватель: Ну, что вы. Конечно же, не возражаю, а буду только рад. Как, думаю, и автор произведения. Я прав, Андрей?
Автор: Буду рад.
Обозреватель: Пожалуйста.
Муравей: Вот тебе и глыба такая, хоть и миниатюрка... Очень весомое, цельное и... поэтическое произведение. Скажете, я противоречу сам себе! Угу. А мне-то каково, представляете? Я все ж не поэт, а математик. Для меня такие противоречия болезненны. Поэзия прозы. Впрочем, приступим... «Когда я умру, я»... Это уже круть. Сколько у ЛГ планов после этого события. Смерть — это значимое, но вполне переживаемое событие в жизни ЛГ. «Когда я умру, я уплыву на Острова Благодарения. Я лягу в лодку для мертвых»... — Боже! Прямо Мертвец / Dead Man (Джим Джармуш) и Джони Депп в каноэ... А дальше сцена, достойная «Зеркала» Тарковского. Нет, даже больше — Триера. Дети на берегу и неродившаяся дочка в том числе, как нечто неопределенное. Она есть, но там, в кустах — ее не видно. И ЛГ любит ее — сравнивает с птичкой. Погружаюсь и... перестаю отвлекаться. Здесь и так... Пошла динамика — выходят все. Все, кто прошел сквозь жизнь ЛГ и оставил там след, иногда совсем не запоминающийся при жизни, но предъявленный после смерти — это мой отпечаток на твоей душе. Это те, которым он сделал добро (лиса) — это запоминается. И те, перед кем виноват (сиамский кот) — это не забывается. Чувствуете разницу между «запоминается» и «не забывается»? То-то. Не сложно запомнить свое добро, но и недобро забыть удается лишь при жизни (это мой след!). Все будет предъявлено, все придут проститься... простить. Безымянный инвалид... не забывается. Потому что нас смущает чужая ущербность, иногда отталкивает, и чистые душой люди стыдятся своей — не то, что брезгливости, а — отстраненности даже. Неучастия своего... Это тоже из разряда «не забывается» (потому что «вспомнится»). Пьяный афганец — то же. Психика ущербная, неловкость за его чувства, неловкость за кавардак, привнесенный в его голову. Это чувство своей ответственности «за все» присуще интеллигенции... Просить прощения у всех! Каяться. За что? Прощения! И кульминация... Катарсис. Город поднимается и летит над ЛГ. Питер снизу... И вдруг ЛГ видит свою Любовь — юную и прекрасную. И все — ЛГ уплывает, нет слез, есть счастье. Есть покой, как у Булгакова в Мастере. Нет слез, он растворяется и готов исчезнуть. Приходит последняя глобальная мысль: как ненадолго его выпустили в Жизнь, казалось вечность, оказалось — миг... А вечность еще впереди! Но не здесь — его ждет долгий путь к Островам Благодарения... Это Большая миниатюрная проза про всю жизнь, длиною в миг-вечность. Дай Бог, чтоб нас всех ждали свои Острова Благодарения!..
Обозреватель: Дай-то Бог!.. Спасибо, господа эксперты, за столь скрупулезный, тщательный подход к анализу этого произведения. А автору спасибо за его создание. Надеюсь, Андрей, мы увидим вас в этой студии еще неоднократно.
Автор: Большое вам спасибо! Нет слов после такой оценки. Оценка явно завышена. Спасибо!
Обозреватель: А мы идем дальше. И я представляю вашему вниманию автора, который тоже приходит к нам на передачу с самого первого ее выпуска, а если быть точнее — во второй раз. Встречайте — nata.
И ее стихотворение именно так и называется — «2»:
а когда из стигматов начинает сочиться кровь
я вот думаю, может, это любовь — ?
я спрашивала того, с бородой,
он ничего не сказал
долго били камнями, потом вокзал
но я сильная, я же все стерплю
даже если просто придумала, что тебя я люблю
столько на тебя свалила
так по-женски
прости
как ты там? я — свои глу-по-сти
доплыл долетел дошел?
опять не то...
просто хотелось знать, что у тебя все хорошо
и сказать, что не забыла
вдруг, это важно...
твоя Магдалина
Стрекоза: Классная придумка. Здоровский цикл, Наташа.
Автор: Я старалас.
Обозреватель: Что вы скажете, Муравей Муравьедович?
Муравей: Я тоже считаю, что цикл супер. Но все же, хочу сказать пару слов о самом тексте... А иначе, зачем я здесь? Ритма нет. Нет ритма. Не было ритма, не будет ритма... в стандартном понимании. Последнее — это я так, на всякий случай (а вдруг он есть?). Мне такая манера письма показалась настолько близкой, что очень тронула. Я не раз пытался сказать, что можно с рифмами и без ритма, но каждый раз меня пинали определением стиха и говорили, что тады это не стихо. Впрочем... А мне этот стих Наты — читается, читается, немножко спотыкается, цезурится и снова читается. Он построен на грани — тонкой грани гребня горного хребта. Шаг — и в пропасть. Другой — и в горние выси. Но она прошла вдоль и... пришла к Магдалине. Она трепетала, сомневалась, запиналась, заставляя запинаться нас и...
Автор: Спасибо вам. Вы очень мне помогли, так редко говорят «по делу».
Обозреватель: Как же редко, Ната? У нас в программе иначе и не говорят, кроме, как по делу. Ну, может, не всегда это получается, конечно, но господа эксперты очень стараются. Спасибо вам, что заглянули к нам на огонек телекамер. Будем с нетерпением ждать от вас продолжения этого замечательного цикла. Проходите, пожалуйста, в зал, располагайтесь. А в нашей студии — автор, покоривший своими стихами сердца многих и многих почитателей его таланта, — aerozol.
Вашему вниманию — стихотворение «Ничего. Это так...»:
Ничего. Это так... Показалось.
И она не тебе, однолюб,
разве только что самую малость,
улыбается краешком губ.
Но, пытаясь забыть мое имя,
Вы всё шепчете: «Эхо, постой...» —
а березы ветвями тугими
пеленают меня берестой.
Поневоле спеленатый в кокон,
необъявленных войн инвалид,
посмотри, — из распахнутых окон
открывается сказочный вид
и витает все выше и выше
затяжной суеты маета,
по весне ничего не попишешь,
а по осени будешь считать.
Только осень... Ну что же, что осень, —
отпечаток листвы на воде,
и деревьев случайные оси
по обочинам, то есть — нигде.
Как пронзительно Вам одиноко
по-над берегом путать следы
и внезапно, в мгновение ока,
оказаться у самой воды.
Вам понравится плавать на льдине,
предпочтя вечерам мескалин.
Если смерти там нет и в помине, —
забери меня в этот помин.
Забери меня. Хоть нанемного.
На часок, на другой погостить.
Что касается местного Бога, —
пусть попробует не отпустить.
Я люблю тебя. Слышишь...
Стрекоза: А-а-а... И ничего сказать не могу. Здорово. Круто!
Муравей: Круто-то оно круто, конечно. Действительно, очень нежное стихотворение, печальное и... А впрочем, поехали. Первая часть... Очень лирично, но мне было необходимо отключить голову, чтобы смочь прочесть и пойти дальше. Образ остается — это хорошо, но логика у меня уплыла... «И она не тебе» — обращение к самому себе, но пока это не понятно. «И она не тебе, однолюб, разве только что самую малость, улыбается краешком губ» — при такой расстановке знаков, я понимаю, что самую малость все же тебе... но, если убрать запятую после «малость», то я пойму, что все же она не тебе, просто самую малость улыбается, поэтому тебе показалось. Думаю, что автор задумывал второй вариант. Тогда для убедительности, я бы еще поставил после «однолюб» точку с запятой или точку. «Но, пытаясь забыть мое имя», — а это уже автор о себе в первом лице. «Вы все шепчете: Эхо, постой...», — а теперь прямое обращение к даме — субъекту любви. Но почему она обращается к эху? А не знаю — на то и поэзия. «А березы ветвями тугими пеленают меня берестой», — вот это круть! У меня вырисовывается в голове образ прямо... процесса пеленания ветвями-манипуляторами и результата — эдакого берестяного саркофага с оконцем для лица... Вторая часть... «Посмотри, — из распахнутых окон». Посмотри — из распахнутых окон. Такая конструкция («, —») встречается еще несколько раз. Плюс, снова обращение к себе в третьем лице. Автор, вы меня запутали! «Открывается сказочный вид и витает» — открывается сказочный вид, и витает. «Затяжной суеты маета,» — ну, очень точка просится вместо запятой. Суеты маета — для меня это на грани, слишком устоявшееся выражение. Впрочем, нет, не смущает. «По весне ничего не попишешь, а по осени будешь считать» — неполная аналогия для меня. Поэтому рушится мозг. «Считать (цыплят) по осени» — это устоявшаяся фраза, а вот «ничего не попишешь» к весне у меня не привязывается. Либо привязывать первую часть, либо отвязывать вторую. «И деревьев случайные оси по обочинам, то есть — нигде» — и снова круть! Третья часть... «Как пронзительно Вам одиноко» — окончательно запутанный обращениями, я все же думаю, что это та дама, которая останавливала эхо. Думаю над всем катреном. Очень образно, но я не понимаю сути. «По-над» — допустим, но почему у самой воды и плавать на льдине?.. Впрочем, мескалин многое объясняет. Еще раз говорю — мне так нежно и гладко читать этот стих, отключив голову, и все складывается, и образ ложится (только льдину я там не представлял). Но, пытаясь понять, я запутываюсь. «Хоть нанемного». А что это за слово такое — «нанемного»? Наверное — хоть на немного?.. «Что касается местного Бога, — пусть попробует не отпустить» — наш Бог вас туда или их Бог вас оттуда? Если наш, что логичнее, то «местный» — неуместно. Ну, и признание — тихое и спокойное — тоже круть! Резюме. Очень лиричное стихотворение, исходящее из сердца. Верю всему, каждому чувству, верю некоторым непонятным мне образам. Не думаю — верю. Автору нельзя не поверить! Он искренен.
Автор: Благодарю. Да, в целом — достойная вещь, но надо доработать. С уважением, Никита.
Обозреватель: Когда-нибудь, я думаю, вы поправите, доработаете это стихотворение, Никита. Всему свое время. А пока — гулять, так гулять, как говорится!.. Хотели бы вы почитать нам что-нибудь еще, на радость вашим поклонникам?
Это раннее утро для осенних калек.
Тротуары запудрил восхитительный снег.
И стоят, чуть сутулясь, фонари, и горят
по периметрам улиц, словно виселиц ряд.
Звездно-снежную россыпь довершает сполна
пораженная оспой молодая луна.
Снег до одури светел, неприступен и чист
Он ложится, как пепел, на асфальтовый лист.
Ты попробуй иначе, ты не бойся людей,
гуттаперчевый мальчик городских площадей,
это так, постояльцы, — отцвели, да легли
под асфальтовый панцирь равнодушной земли.
Это жизнь в тебе, мальчик, пробивает ростки,
то от белой горячки, то от черной тоски,
это ветры — пропойцы призывают в полет...
Ты лети, да не бойся. Это скоро пройдет.
Это раннее утро и на вкус и на цвет
отдает перламутром, — да товарищей нет,
и похоже, что скоро переплавит заря
рассветающий город в суету ноября.
Стрекоза: Ай, как хорошо! Дух захватило! Прекрасно.
Обозреватель: Никита, хотели бы вы что-нибудь сказать в ответ на столь бурное проявление эмоций Стрекозой Музовной?
Автор: Спасибо, этот стих писал шестнадцатилетний мальчик. О себе, в частности. Следующий — спустя двадцать семь лет. И о себе, и о сыне. С уважением, Никита.
Обозреватель: Муравей Муравьедович?..
Муравей: Круто, чё.
Обозреватель: Спасибо, господа эксперты, за высокую оценку творчества Никиты. Спасибо автору за прекрасные стихи. Проходите, пожалуйста, Никита, в зал и располагайтесь. Мы продолжаем. И у нас в гостях автор, которого я, без какого бы то ни было преувеличения, могу смело назвать — Поэт с большой буквы. Этот автор — впервые в нашей студии, но ее стихи уже давно любимы и близки многим и многим ценителям высокой поэзии. Встречайте — KsanaVasilenko со своим новым стихотворением
«Слободская»:
Ходил ко мне мальчик кругом виноватый
Что волосом темен, что светел лицом,
Что всех соловьев в палисад мой сосватал,
Что звездочка с неба — кольцом на крыльцо.
Ходил ко мне мальчик во всем виноватый
Что бусы катились, что голос дрожал,
Что летняя ночь горяча и крылата,
Что жар поцелуев, как тысяча жал.
В затмении разум был после... А после
Открылась постылая правда зеркал.
По первой пороше, уставший и взрослый,
Мой мальчик навеки меня покидал.
Обозреватель: Пожалуйста, Стрекоза Музовна. Что вы скажете?
Стрекоза: Не совсем я поняла, почему — «слободская», но это значения не имеет. Какая, собственно говоря, разница — «слободская» или «Песня про Ивана Ивановича». Я столько всяких мальчиков провожала — поначалу робких, а затем повзрослевших и заматеревших в «своем», что я это стихотворение поняла и удавом заглотнула. К чему его разбирать, тратить свое и чужое время?.. Была нежность, осталась правда, было хорошо, а стало честно. Нежно и хорошо — миг, а все остальное — это уже поближе к жизни. Всего двенадцать строк, а как будто — тысяча тысяч миллионов женских вздохов...
Автор: Стрекоза, два смысла в названии. Первый — песня. Я немножко «закосила» под песенку, которую пели слободские девчата. Но не вышло, увы. Нет там надрыва того, что бывал в страданиях под гитару с бантом. Второй — происхождение героини — из слободки.
Обозреватель: Ксана, знаете, редко бывает так, когда, услышав слова, сразу же начинаешь их напевать. Как вот я сейчас. У вас получилось «немножко закосить под песенку, которую пели слободские». И не немножко!.. Помимо этого, на мой взгляд, стих сделан, как минимум — профессионально... Муравей Муравьедович, вам слово.
Муравей: Здравствуйте, Ксана. Ваши стихи трудно комментировать. Как к народной песне — ни добавить, ни отнять: только слушать, как шум реки. Молчать — честнее. Как хорошо, что вы у нас есть. С каким-то тихим ожиданием короткой, но важной минуты понимания жизни читаю ваше. Уже говорил, может, когда-то, скажу еще раз: научиться говорить — можно, а уметь сказать — нельзя. Это редкий дар того, кто слушал вокруг себя, а не только и не столько себя. Вот как. Полноводно, текуче, чисто...
Автор: Благодарю вас, Муравей. Мне даже неудобно... Стихи свои в последнее время низко оцениваю. Пришло отрезвление — графоман во мне становится честным.
Обозреватель: Самокритичность, сомнения и неуверенность в себе красят любого творческого человека. И особенно, когда этот человек, безусловно, талантлив. Спасибо вам, Ксана, за то, что нашли время заглянуть к нам, спасибо за ваше творчество и за ваш талант. А у нас в гостях — один из призеров прошлого выпуска тележурнала «Больше слов» — Katrin.
Здравствуйте, Екатерина. Рады снова видеть вас в нашей студии. С чем вы пожаловали к нам сегодня? Хотя, что я спрашиваю?.. С чем же еще может придти поэт, как ни со своими новыми стихами. Я угадал?
Автор: Угадали, Володя! Конечно, угадали.
Обозреватель: Ну, вот видите, какой я догадливый. И как же они называются? Вы, наверное, уже поняли по моему вопросу, что можете прочитать нам сегодня не одно, а целых два стихотворения?..
Автор: Да, я поняла. Спасибо. Первое стихотворение называется
«Мельница»:
Кризис переходного возраста...
Счастье на заплатки истрачено.
Хочешь быть большой и уверенной —
Все должно быть вовремя «схвачено».
Сцеплено, подперто, уложено.
В полках по порядку расставлено.
В нужное зарыто и скошено,
Взято в объектив и проявлено.
Счастье на заплатки истрачено.
Сколько их еще по-на-вы-резать?
Накопить, нашлепать, на всякий-на?
Чтобы, если что, — растопыривать?
Плечики в шкафу прогибаются.
Не беда, не спины — заменятся.
А вокруг всё также вращаются
Люди, как огромная мельница.
Подцепились жесткою лопастью —
Кто с землей, кто с небом встречаются.
Пролетает новость за новостью.
А вокруг всё также вращаются...
Стрекоза: Хорошо получилось. Стих сам, как мельница — крутит слова, крутит, крутит... Каждая строчка — прокрут, с нажимом на третий от конца, и снова, снова... Читается это — супер! Получилась мельница, получилась.
Автор: Как приятно. Спасибо!
Муравей: Да, очень интересное. По форме — супер!
Автор: Да, форма — нестандартная для меня, самой интересно. Спасибо!
Обозреватель: Согласен с предыдущими ораторами! Читаешь, будто за крыльями ветряной мельницы следишь. Вот-вот голова закружится. Здорово!
Автор: Спасибо.
Обозреватель: Ну, давайте, Катя, сразу, на этой волне, прочтите нам и второе стихотворение.
Если бы по весне
Взять и набухнуть на ветке почкой,
Свежей, наивной и очень сочной.
Если бы по земле
Тонко струиться водой проточной,
Нежной, холодной и непорочной.
Если бы в темноте
Ярко гореть фонарем дорожным,
Светом направленным и осторожным.
Если бы в пустоте
Скрыться от всех уголком таежным,
Крепким, далеким и невозможным.
Если бы в никуда
Мысли летели унылой ночью,
Без восклицаний и многоточий.
Если бы череда —
Только растением без «побочек»,
А не событиями. А впрочем,
Только бы не беда.
Стрекоза: Мне ясно. Вот близки вы мне, по духу. Что тут еще скажешь?!
Муравей: Глубокое какое стихо... C’est la poésie philosophique! Вальдемар, это вы меня иностранщиной своей заразили, я не виноват!..
Обозреватель: Ничего, Муравей Муравьедович — поправитесь! А Катя у нас, вы правы — очень вдумчивая и умная девушка. А про талант я вообще молчу — что есть, то есть!.. Спасибо вам, Катрин! Мы со Стрекозой Музовной и Муравьем Муравьедовичем были очень рады видеть вас сегодня у нас в гостях! Так же, как и все наши телечитатели. Надеемся, что вы и в дальнейшем будете приходить к нам снова и снова, из передачи в передачу, и радовать своими новыми стихами.
Автор: Спасибо. Мне тоже было очень приятно встретиться с вами вновь.
Обозреватель: Проходите, пожалуйста, в зал, Екатерина, располагайтесь. Наша программа, к сожалению, постепенно подходит к концу. Но, как сообщил мне только что главный редактор, немного времени у нас все же еще есть, а потому продолжаем. Встречайте — королева экспромта, мастер, виртуозно владеющий всеми тонкостями искусства передачи звука, света и цвета посредством слова, — Volcha,
со стихотворением «Эхо-хо-хо»:
Это гул беззвучной крови в жилах рек?
Это смех лучей на коже белых век?
Или, может, это стих и ветер слов
Катит резво по «железке» без углов?
— Кто милее, — крикну, — эхо или я?
Хохот краткий и от скал отпрыгнет: — Я!
— Ах, ты хитрое лесное существо!
Всех милее? Да, конечно! — Эхо: — Во!
Спорить с ним — что против ветра пыль кидать.
Лучше стану молча землю целовать.
Слушать, как рождает звуки тишина,
Как движением наполнена волна,
Меж деревьев мысью скачет по верхам,
Прячет звуки, начат нечет чудесам:
Глухо брякнет шишка в омут старых игл,
Шасть на свет — трава поднимется на выгон,
— «Хьют» и «хьют», — хихичет зяблик на заре,
— «Солнце встало!», — и зарянка в имбире.
Звуки прыгают, сминаются, живут
И, послушные чьему-то ведовству,
То растут, то опадают, то плывут.
Это эхо — несравненный переплут.
Стрекоза: Хорошо-то как!
Автор: А и хорошо, что хорошо!..
Муравей: Так и хочется из этой лепоты выбросить кое-что. «Белые веки», например... Огрехов тьма, но, в целом — блеск энергии... Не точеное, но точное. И честное.
Автор: Куда ж их выбросишь? Благодарю за отклик, Муравей!
Стрекоза: Нет, ну ты посмотри на него!.. Ему бы только выбросить кое-что... Ты создай сначала, а потом — выбрасывай! А ты заметил, вообще — сколько замечательных находок в стихе?.. Неужели, нужно перечислять? Довольно и одного примера — «Глухо брякнет шишка в омут старых игол, / Шасть на свет — трава поднимется на выгон...». Помните, у Мандельштама — «Звук осторожный и глухой плода, сорвавшегося с древа»?.. Лучше бы «тукнет», а не «брякнет», конечно. Но и «брякнет» — тоже неплохо. А вот звук «поднимающейся на выгон травы» — «шшшшшшшшасть на сссссссссссссссвет» — это высший пилотаж!..
Обозреватель: Целиком и полностью согласен со Стрекозой Музовной! Спасибо, Татьяна, за красивый, гармоничный стих. Как же оживают в ваших текстах слова, это удивительно просто. А тему эха продолжит наш следующий гость — автор, который, помимо звука, умеет передавать словами еще и тишину. Редкий дар, скажу я вам. Встречайте — Helmi,
со стихотворением «kajahtus (эхо):
Ты хочешь быть услышан? Говори.
Не скатывай в клубок молчащий голос.
Ты думаешь, что женский длинный волос
Укоротил мне разум? Сотвори
Из тех, едва оперившихся чувств
Сомнительных, опасных и тревожных,
Хоть пару слов — случайных, осторожных,
И выпусти. Мой лес без песни пуст.
Не тронет паутин роса, не вдруг.
Не шелохнет шагов неловкий ветер.
А ты шагни. И в первый раз, и в третий
Ответит эхо. Это — я, мой друг.
Муравей: Хорошее, вот только ударение в «опЕрившийся» смусчаит!..
Автор: А как должно быть? У мну проблемы с ударениями. Хм... Так и говорю. Неправильно?
Муравей: ОперИться — оперИвшийся. Как-то так...
Стрекоза: Меня тоже сначала смущало, а потом ничего — приспособилась.
Автор: Не смущайтесь, Стрекоза. Зато, у вас теперь тоже финно-угорский акцент. Круто.
Стрекоза: Ой, да уж...
Муравей: А я когда в лесу один, а я всегда в нем и один всегда — оно молчит...
Стрекоза: Хорошее стихотворение, хорошее!
Муравей: И мне.
Обозреватель: Стрекоза Музовна и Муравей Муравьедович вновь сошлись друг с другом во мнении, что стихотворение удалось. И я тоже абсолютно солидарен с ними — удалось! Спасибо, Хельми. Не хотите ли почитать нам что-нибудь еще?
Автор: Нет, не сегодня, в другой раз, пожалуй. Спасибо!
Обозреватель: А вы знаете, Лена, в качестве подарка ко Дню вашего рождения, который вы отметили совсем недавно, на обложке печатной версии нашего апрельского тележурнала будет размещен ваш стихотворный слоган, посвященный нашей программе. Редакция уже все утвердила, а главный редактор — подписал тираж в печать. Поздравляю вас — утром вы проснетесь знаменитой!..
Автор: Правда? Ой, как приятно. Спасибо вам еще раз — и за слоган, и за поздравление!
Обозреватель: Это вам спасибо за ваше творчество, за вашу энергичность и за вашу отзывчивость. Проходите, пожалуйста, в зал, располагайтесь — наша программа продолжается. И сейчас на эту сцену поднимется автор, который впервые пришел на съемку тележурнала «Больше слов» телеканала «РешTV», а потому — немного волнуется. Пожелаем этой очаровательной девушке — удачи! Анна, прошу вас. Встречайте — OsedlavMechtu.
Стихотворение — «Баллада о Салатовом (велосипеде):
«Сколько лет, — говорит дальнобойщик, — жары, — говорит, —
такой не было, чтоб дорога лопалась, как арбузы».
А стайка велосипедов плещется и подпрыгивает
в духоте ползущего по Ростову кузова.
И товар разгружают (с перекурами и проклятиями,
то ли в адрес судьбы, то ли универмага,
где на шаре вертящегося вентилятора
виснет девочка, пока отвернулась мама).
И среди новых великов величаво стоит Салатовый:
у него — и рама, и скорости — все всерьез!..
И когда никто, мне верится, не подсматривает
он рулем прогоняет мух со своих колес.
В магазин входит парень, коричневый, что скала,
от загара. Велик даже приосанился, вытянул гордо шею…
Саше купят его — Саша без троек закончил десятый класс
и теперь, как царь, ждет родительских подношений.
И Салатовый горд, что его наконец-то взяли
подставляет педаль (подставляет, поверьте, сам!),
и дрожит, и звенит: «Забирайся, скорей, хозяин!»,
а потом ждет в подъезде, вернее любого пса.
И однажды они плывут сквозь конец июля,
под колеса вишни прыгают помаленьку.
И держать бы по ветру раму! но с ними — на раме — Юля;
Саша задевает своей коленкой ее коленки.
Саша шепчет каждым вздохом, прикосновением: влюблен, мол, в нее!
И когда они лежат в траве, у нее горят мочки ушек,
белый пух укрывает их, Саша нащупывает на платье молнию…
А Салатовый ждет за тополем, отвернувшись.
Дни сменяются — в квартире развертывается тайна:
Саша уезжает... Куда? После скольких лет? Зачем убежали годы?
(Знаете, велосипеды их не считают)
Велик просто служит, пока он на что-то годен.
И Салатовый ждет в подъезде, уткнувшись в стену.
Сашин дедушка прибывает в гости, хлопает по сиденью,
проходя в квартиру: «Ну, что ты такой потерянный?
Я, пожалуй, тебя заберу, бездельник...»
И вот велик втискивают в загородную электричку,
он подпрыгивает от удовольствия (чудеса?
или кажется?). Вот он даже приветливо машет седлом коричневым...
А потом они с дедушкой едут в сад.
И пока Салатовый перед лимонницей хвастается дотошно
своим цветом — смотрите, вот он, красивый, вот он! —
дед слабеющими руками выкапывает картошку
и затем на лавочке, прищурившись, ждет кого-то,
но никто не приходит. И под небом, раненым,
истекающим красным, они едут сквозь суету двора,
где висят, как грозди, старушки древние, дети ранние.
Велосипед отправляется в полупустой гараж.
И опять бегут годы. За велосипедом приходят реже.
Он ревниво смотрит на молодых собратьев
и скучает о том, как бывало прежде…
А малины в саду — бездонно, да нет сил убрать ее.
И Салатовый потускнел, и звонок разболтался — давно шалит.
«Как же мы, хозяин, — Салатовый думает, — устарели,
как сложны мы, скованы, пообношены...
но нас греет солнце, пока еще все же греет!»
И он ждет в гараже, дышит холодной пылью...
Но никто не приходит. Он бодрится: «Да я же... я всех живее...
Я еще послужу. Где хозяин? Меня забыли?»
И ночами плачет, я видела,
и от слез ржавеет.
И опять бегут годы... И спит в гараже Салатовый,
и тревожно во сне подрагивает отчего-то он.
Но однажды видит свет за распахнутыми воротами
и на свет летит,
будто он стал крылатым.
Стрекоза: Близко и грустно... Кайф!
Муравей: Кайф ей все. А я — по-существу, если не возражаете?!
Обозреватель: Да когда ж мы вам возражали, Муравей Муравьедович? Кто рискнет-то?.. Пожалуйста, прошу вас.
Муравей: Ползем по тексту, разбираемся по ходу, потом подытожим. Хм... Арбузы, дорога лопается, как арбузы — поежился. Дошел до кузова и... арбузы уже стали навязчивой идеей. Кузов-арбузы — это ж так подходит. Я уже кроме арбузов и не мыслю никак — конечно, именно так и лопается дорога! Ростовскими арбузами. Нет, я просто фигею от этой рифмы. Вот это я обожаю, вот эти неуловимости. Может, я не имею специального образования, может, есть какие-то умные слова, но я не знаю их, хоть я и эксперт. Я не знаю, как передать, что «любовь–морковь» — это очень рифма, но очень скучная, а «вентилятора-Салатовый-подсматривает» — ну не рифма же!.. А в строчках как поется! Я уже назвал это магией. Один раз. Для меня это высший пилотаж! Мне тяжело докопаться до смысла, когда я такую музыку читаю: «коричневый, что скала, от загара» — ничего себе, но автор уже меня убедил, что его надо слушаться (арбузы-кузов). Ну, пусть будут — коричневые скалы. Мне, что принципиально, что ли? «Шею–подношений, сам–пса» — вкусно! Но, именно в контексте звуков. Вот, пожалуй, одно из свойств тех рифм (?), которые мне так нравятся. Выдернутые из окружения слов-звуков они, вроде, и не сочетаются, а сочетаются именно в контексте всей фонетической конструкции. Пока только эта часть определения. Я не буду дальше идти по тексту. И делиться рифмами и структурой стиха. Я уже попытался. Я не могу сказать, что меня эта манера письма увлекает больше строгой классической. Может, так писать легче? Тогда это принижает значимость стиля. Бродский умудрялся, оставаясь в классическом стиле вытворять те же вещи с рифмами, что мне нравятся. Впрочем, это совсем другая история, и я тут сразу добавляю — «имхо». Так вот, возвращаясь к стилю... Легче? Да нет, я бы не сказал. Мне не легче. Здесь даже сложнее не сбиться в пошлость... Теперь про сюжет. Я коротко. Хм... Баллада! И уберите велосипед из названия, это же — лав стори, это баллада о жизни. Баллада о Салатовом. Спасибо.
Автор: Спасибо вам за тщательный и позитивный разбор. Мне приятно.
Обозреватель: И нам всем приятно, Аня, что вы нашли время и заглянули к нам в студию. Как видите — ничего страшного, вы зря волновались. Спасибо вам еще раз. А я приглашаю автора, который при каждом своем появлении в этой студии неизменно покоряет сердца все большего и большего числа телечитателей нашего журнала и, в их лице, приобретает все новых и новых поклонников своего таланта. Встречайте — победитель голосования авторов и читателей предыдущего, мартовского Обзора — Essence,
со стихотворением — «Она улыбается».
Скальпель, пинцет, зажим,
Адреналин — под сердце
Режьте быстрей по живому —
Мне самому не справиться…
Выскочил пассажир,
Хлопнув с оттяжкой дверцей...
Что это?
Я не верю —
Она
Улыбается?
Сколько пришлось пройти
Чтобы вернуться к старту
Выдумать сотню лиц,
В темных грехах покаяться
Господи,
Дай мне сил
Ложь перекрасить в Правду
Снова себя спросить —
Она
Улыбается?
Я ведь уже не жил —
Так, отбывал повинную,
Молча года считал
Думал — да что им станется...
Разным Богам служил,
Их прикрываясь Именем.
Надо же...
Результат —
Она
Улыбается...
...Нет в моем мире слов —
Есть только доказательства,
Шаг оставляет след —
Он навсегда останется.
За горизонтом снов,
Подлости и предательства,
Я отыскал ответ —
Она
Улыбается
Стрекоза: Я, конечно, поняла, про что стихотворение. Но осмелюсь все же задать вопрос —кто Она?
Автор: Ее звали Инна.
Стрекоза: Соболезную, Сережа.
Муравей: Присоединяюсь.
Автор: Спасибо.
Обозреватель: Вам спасибо, Сергей, за ваше творчество и за такие сильные, проникновенные стихи. А на эту сцену сейчас поднимется автор, чье творчество также отличается искренностью и откровенностью. У нас в гостях — ChurA.
Прошу вас, Аркадий. Здравствуйте! Что бы вы хотели предложить сегодня вниманию телечитателей и экспертов?
Вот так — стоять на лоджии,
курить
и наблюдать с двенадцатого этажа,
как подползает туча.
Не уходить.
Дождаться увертюры.
Темнеет воздух.
Все мрачнее свет.
А вот и первый крап.
И дождь пошел, шумит!
И паника внизу:
там, на панелях,
где перекресток и пути к метро, —
людей все меньше,
а зонтов — все больше.
Столпились...
Пешеходный переход...
Вот и «зеленый», видимо, зажгли —
сплошным потоком зонтики поплыли,
через проспект к метро.
Поток зонтов.
Все больше — черных.
Пестрых — крайне мало
Что за дела?
И так-то — мрачен день,
когда дождит,
и небо прячут тучи...
А люди почему-то —
предпочитают черные зонты?
Но — вот!
Какая радость!
По мрачной зонтиков реке
плывет один —
неимоверно желтый,
как одуванчика цветок,
средь безутешных вдов.
Ура!
Скорей — в чулан!
Там мой рыбацкий пластиковый плащ
и парочка резиновых сапог.
Вот — облачусь,
и — вниз, на улицу.
Гулять под проливным дождем!
И шлепать весело
по превосходным лужам!
И встретить вдруг
неведомое чудо
под желтым зонтиком...
А почему и нет?
Стрекоза: Хорошее какое.
Автор: И мне хорошо. Спасибо, Стрекоза.
Муравей: Да, да, Аркадий, славно это, вот так, стоять, курить, вдыхать дым, городской смог и грозовую свежесть...
Автор: Да, я тут немножко не о том, Муравей, но это не важно. Важно, что послушали и откликнулись.
Обозреватель: А еще важнее, Аркадий, то, что вы постоянно радуете нас своими стихами, в которых есть все — и грусть, и улыбка, и надежда. Дай вам Бог здоровья! Присаживайтесь, пожалуйста, и располагайтесь поудобнее, так как сейчас у нас в гостях — автор, который, в отличие от прошлой передачи, когда он предложил нашему вниманию свое стихотворение, сегодня решил продемонстрировать нам другую грань своего таланта и прочесть прозу. Но, прежде чем пригласить этого автора на сцену, я хотел бы сказать несколько слов о прозе вцелом, о той прозе, которая звучит в эфире телеканала «РешTV», а в дальнейшем публикуется и в печатной версии тележурнала «Больше слов». Так вот, после выхода первого, мартовского выпуска нашей программы, в редакцию телеканала поступило несколько телефонных звонков с просьбой некоторых телечитателей сократить предлагаемые в эфире прозаические произведения до минимума, сведя их до нескольких, пусть и самых интересных, отрывков. От имени всей редколлегии, хочу поделиться с вами маленьким секретом. Все дело в том, что основной целью нашего проекта, помимо обзора произведений, опубликованных в текущем месяце на Решетории, и награждения авторов наиболее примечательных из них книгами, является еще и, простите меня за высокопарность — увековечивание обозреваемых стихов и прозаических текстов в истории отечественной и мировой сетературы. А потому все произведения, попавшие в очередной текущий обзор, всегда будут представляться вниманию экспертов и телечитателей, а в дальнейшем, и публиковаться в итоговом тележурнале — без каких бы то ни было сокращений. А теперь, после этого небольшого отступления, мы продолжаем. Встречайте, у нас в гостях — мастер слова, автор, талант которого не знает границ, гордость Решетории, а к тому же еще и именинница апреля — ole. Здравствуйте, Оля! Еще раз поздравляем вас с Днем рождения!
Автор: Здравствуйте, Володя. Здравствуйте, господа эксперты. Спасибо за поздравление. Знаете, что касается обзора прозаического текста в полном объеме, то вы — абсолютно правы: если рассказ интересно, увлекательно написан, то его хочется прочитать или послушать, не суть — сразу, целиком, на одном дыхании, а не тратить время на его поиски в интернете по ссылкам и сноскам. Те же, кому произведение не пришлось по душе с первых же строк, могут, как говорится, «перевернуть страницу вперед», что на языке мировой сетературы означает — «прокрутить колесико мышки вниз». Но, что-то я отвлеклась тут с вами. Прочту-ка я вам лучше свой новый рассказ.
Обозреватель: Мы все — само внимание. Как вы его назвали, Оля?
Юлька сидела на сундуке в прихожей. Со стороны могло показаться, что она внимательно, через коридор, через кухню, смотрит в окно. На самом деле, она не видела окна. Собственно, кухни и коридора тоже не видела. Юлька боялась моргнуть, потому что, как только она прикрывала глаза, кто-то внутренний, маленький и беззащитный, начинал канючить: «Как же так? Как же так можно?». «Так» было нельзя. Не просто нельзя, а совершенно не реально. Но «так» случилось, сотворилось во всей своей невозможности, и теперь Юлька сидела на сундуке в прихожей, боясь моргнуть.
Сундук этот, бабушкино приданое, давно был приговорен на выброс. Спасло его чудо — Юлькиной маме, еще с советских времен стоявшей в городской очереди на квартиру, вдруг эту квартиру дали. Небольшую, двухкомнатную в зеленом районе на пятом этаже новенькой высотки, с огромной лоджией по периметру. Не хоромы, но по сравнению с прежней пыльной и заплесневелой коммуналкой — настоящий подарок. Во время переезда, когда грузчики уже вынесли мебель, коробки, чемоданы и рюкзаки, оказалось, что множество необходимых вещей не упаковано. Юлька была готова плюнуть на все эти кастрюльки, флаконы, игрушки, книжки, щетки, тарелки, тем более, что упаковывать их было совсем не во что, но основательный муж Толик остановил метнувшуюся было к соседям за пакетами тещу, выволок на середину комнаты сундук:
— Складывайте.
Сложили, перевезли, доплатив всего за одно дополнительное место. Поставили временно в прихожей, а сундук взял и прижился — очень уж удобно было хранить в нем несезонную обувь и верхнюю одежду.
«Как же так можно? Как же так?»
Буквально с первых дней знакомства Юлька поняла, что главная черта Толика — основательность. Он и ухаживал за ней так, будто работу делал: по праздникам цветы, по воскресеньям кино, два раза в месяц загородные прогулки. Поначалу подруга Томка еще звала ее на выставки, в филармонию, в театры. И Юлька, конечно, не отказывалась. Но куда бы они ни пришли, там же оказывался и Толик. Не приближался, держал дистанцию, но и не исчезал. Когда подруги шли по улице, Толик следовал за ними в нескольких метрах.
— Маньяк какой-то, — оглядываясь, шипела Томка, — ну вот что ему надо?
— Да пусть ходит, если хочет. Мне не мешает, — пожимала плечами Юлька.
— Зато мне мешает. Скажи честно, он тебе очень нравится? Ты жить без него не можешь?
— Не знаю. Он хороший, правда. А других все равно нет.
— И не будет. С таким-то эскортом...
Они не ссорились с Томкой, просто постепенно перестали видеться, и все их общение свелось к редким телефонным разговорам.
«Моя смешная девчонка», — называл ее Толик, и Юльке это нравилось. Не пусик-мусик-рыбка-зайка, а смешная девчонка — слегка иронично и по-хорошему так покровительственно. В день трехлетия знакомства он предложил пожениться. «Я подумаю», — ответила Юлька и бросилась к маме: — «Давай, советуй». Мама предпочла советам аргументы: двадцать пять лет, а на горизонте, кроме Толика, никого. Он надежный и, кажется, действительно любит Юльку. Правда, сама Татьяна Георгиевна представляла будущего зятя немного иначе, но не ей же с ним жить. А если что, то развестись всегда не поздно.
— Мам, а когда ты за папу замуж выходила, ты так же рассуждала?
— А я тогда совсем не рассуждала. С первой встречи знала, что он — мой человек.
На следующий день Юлька сказала «да».
«Как же так? Как же так можно?»
Первая дочка, Верочка, получилась удивительно похожей на маму, а вторая, Надюша, — на папу. Толик обожал обеих, учил их играть в футбол и кататься на лыжах, а Юлька, глядя на их возню, иногда вспоминала, что могла когда-то сказать «нет». Ну и дура бы была.
Весна в этом году примчалась, как электричка, и, не замедляя ход, уехала в лето. Татьяна Георгиевна двадцатого мая отправилась на дачу — просушить, прибрать, протопить, и теперь звонила ежедневно, рассказывала, как цветет черемуха, как поют по утрам птицы, что в ручье, проходящем через участок, были замечены то ли рыбки, то ли тритоны, кто их разберет, и как она соскучилась по внучкам. Юлька с Толиком собирали вещи и продукты, девчонки отчаянно помогали... В пятницу сходили в цирк, отметив Верочкину похвальную грамоту за первый класс и Наденькино окончание детского сада.
Вчера, в субботу, с самого утра поехали на дачу.
Девочки, едва поздоровавшись с бабушкой, оседлали велосипеды и укатили к друзьям. Толик подправил покосившиеся за зиму рамы и пошел пилить и колоть дрова. Юлька почистила картошку, сварила компот, а потом не удержалась, развесила гамак и улеглась в нем с пледом, книжкой и горбушкой черного хлеба — с детства обожала отщипывать хлеб именно на улице. Вечером, оставив бабушку с внучками чаевничать на веранде, успели на последнюю электричку. Дома сразу завалились спать. До отпуска, впервые выпавшего Юльке с Толиком одновременно, оставалось две недели. И нужно было еще окончательно решить, где провести этот замечательный отпуск — на Черном море или на Байкале.
«Как же так?»
Утром Юлька проснулась от того, что Толик ходил по комнате и складывал вещи в рюкзак. Интересно, что он придумал?
— Мы куда-то уезжаем?
— Почти. Ты спи, рано еще.
Она почти уснула, но когда из кухни дотянулся запах яичницы с колбасой, встала, накинула халат.
Толик допивал чай. Она подсела к столу:
— Ну, рассказывай, что придумал?
— Да, в общем, ничего нового. Я ухожу, Юль.
— Как это? Куда? Зачем? Что случилось? — сон мгновенно исчез. Что-то происходило, настолько чужое, неправильное, что о нем и думать не возможно, — Подожди, давай по порядку. Ты уходишь. Хорошо. Куда? На сколько?
— Юль, я совсем ухожу. Никто не виноват. Я полюбил другую женщину, — Толик еще что-то бубнил, внимательно разглядывая грязную из-под яичницы тарелку. Смешная девчонка сидела напротив, пытаясь заглянуть ему в глаза. Или уже не очень смешная?
— Ну давай, иди, раз решил, — ей вдруг подумалось, что, если сейчас быстро пойти и лечь спать, а потом проснуться, то, возможно, покажут другой фильм, не такой страшный.
Толик надел рюкзак, взял сумку, обернулся.
— Пока.
— Пока.
Все как обычно, только не чмокнул в щечку на прощанье. Хотя, настоящее прощанье — это же именно сейчас. Но тогда что было раньше? Не настоящее? Настоящее стало прошлым или ненастоящим? Смешно. И слова смешные. Соломенная вдова. Одинокая женщина. Соломенная женщина. Но дети-то не соломенные? Господи, она не сказала, а он, наверное, просто забыл, не подумал. Юлька метнулась из квартиры.
Толик стоял на площадке, ждал лифт.
— Постой! А как же девочки? Они же любят тебя!
— Ничего, не они первые. Привыкнут.
Не оборачиваясь, вошел в разъехавшиеся створки, нажал кнопку первого. Створки сомкнулись, Юлька осталась одна. Медленно-медленно, только начиная осваивать движения в этом новеньком личном вакууме, она зашла в квартиру, села на сундук в прихожей, закрыла глаза.
«Как же так можно? Как же так?»
На следующей неделе Юлька поняла, для кого на самом деле был изобретен телевизор. Именно для нее. Ну, может быть, еще для сотен или тысяч таких же, боящихся моргнуть. Оказалось, это просто — вечером лечь на диван перед включенным телевизором и постараться сосредоточиться на каком-нибудь сериале. Утром открыть глаза, выключить телевизор и... можно топать на работу. Оставалась одна-единственная задача: подобрать такие слова для дочерей и мамы, чтобы они поняли суть произошедшего, но не очень сильно расстроились. Хотя, маме Толик никогда особенно не нравился, а вот для девочек лучшего папы не придумать. И если уходит лучший, то те, кто остаются — худшие? Может быть, сказать им, что папу арестовали? Или взяли в плен? Или вообще убили? Промучившись неделю, Юлька решила сказать правду, как есть, даже приготовила фразу: «Папа ушел от нас к другой женщине».
Девчонки, успевшие за неделю загореть и разбить по одной коленке, встречали ее на платформе с букетиками ландышей.
— Лапы мои, как же я соскучилась.
— А где папа?
— Сейчас домой придем, расскажу.
На веранде стол был уже накрыт для завтрака: греча, масло, молоко, чай, кофе.
— Привет, ма.
— Ты одна?
— Ага.
Солнце медленно карабкалось по небу, распугивая редкие облачка.
— Вы уже купались? Теплая вода?
— Ты лучше расскажи, что там с Толиком.
— А, да, — уставилась в окно на голую яблоню. — Так получилось, что папа ушел... — и замолчала.
— К другой женщине? — младшая. Смотрит серьезно, будто все понимает.
— Мам, да не расстраивайся. Мы же тебя любим. И никогда никуда не уйдем, — Верочка обняла справа, Наденька слева. Зашептали что-то в оба уха, ласковое. Щекотно.
Юлька посмотрела на Татьяну Георгиевну. Та сидела спокойно, машинально болтая ложечкой в чашке, и плакала.
В воскресенье вечером в электричке Юлька поняла важную вещь: Толик непременно вернется, потому что нигде больше так любить и прощать, как в их семье, не умеют.
Он действительно вернется. Через два года. Откроет дверь своим ключом, оставит вещи в прихожей, пройдет на кухню, скажет: «Привет» и нальет себе чаю. В ответ на молчание выдвинет аргумент: «Я здесь прописан, здесь и буду жить». Попытается шутить: «Я, конечно, не прав, но лев. Значит, спать буду слева». «Ты будешь спать на раскладушке. Или на сундуке. А лучше — за дверью», — ответит Юлька и очень пожалеет, что откладывала на потом оформление развода.
Толик выберет сундук.
Обозреватель: Спасибо, Оля. Прошу вас, уважаемые эксперты, вам слово.
Стрекоза: Хороший рассказ, жизненный. А еще — талантливо написано, да. Комментарий тоже хочется сказать хороший, грамотный. А как подумаю: о чем говорить, если ровным счетом ничего не смыслю в прозе? О том, что в тексте — ровная, умеренная доля эмоций, но сдержанных. Достаточно описаний и деталей, но не позволяющих мельчить текст. Что в тексте есть точные, до высокой художественности фразы «не моргнуть; личный вакуум». Что есть композиция, пронизанная единым — «как же так». Еще много, чего можно сказать, кабы подумать. Но, самое главное есть точно — краткий рассказ об одном событии с четким и выверенным сюжетом. И есть чувства. Вот. Спасибо, в общем. Классно ты написала.
Автор: Тебе спасибо, Стрекоза. Краткий рассказ о длинном событии, да. Только мне хотелось не на экшене акцентировать. Ну уж что вызрело, тем и плеваться. Я, кстати, не стала бы утверждать, что ты ничего не понимаешь в прозе...
Муравей: Отлично написано, Оля. Есть одно имховое «но». Впечатление: вот, представь себе, что ты плаваешь по поверхности пруда, в котором вода такая плотная, что никак не нырнуть на дно — вода не пускает. А на дне — что-то ценное, и есть одна точка на поверхности, где можно-таки нырнуть. И вот, ты ищешь, ищешь эту точку и так и не находишь. Нырнуть не удалось. Почему называется «Сундук»? Причем здесь сундук? Рефрен «как же так?» И так «как же», все-таки? Намекни только на ответ. Ты сама знаешь его, или хотя бы предполагаешь? Не хватает буквально, может быть, одной фразы где-то в конце, чтобы «нырнуть в глубину».
Автор: Странные вопросы, Муравей. Да, я знаю, о чем пишу. Причем, знаю гораздо больше, чем остается на бумаге / в файле. Мне кажется, тут проблема не в нехватке намека в рассказике, а в нехватке доверия автору.
Муравей: Читать очень интересно (плавать, искать «точку нырка»). Ну, так ответь. Почему так случилось? В рассказе нет и намека. Вот допустим, твоя Юлька стала бы рассказывать о случившемся подруге. Неужели, они ограничились бы только «как же так?». И никаких предположений? Ты извини, что я так вот хожу вокруг да около, я хочу, просто навести тебя на некую мысль, на некий парадоксальный, может быть, вывод, заключение, предположение, то есть, содержательную «фишку», которой мне не хватает в рассказе. Я тебе доверяю, но я тоже хочу знать то, главное, наверное, что знаешь ты. А ты от меня это скрываешь.
Автор: То есть, почему «сундук», ты уже понял и теперь спрашиваешь, почему так случилось. И я подозреваю, что у тебя есть версия, которая тебе нравится. А я не хочу ставить диагнозы и делать выводы — поступки обусловлены характерами, обстоятельствами, случайными совпадениями или несовпадениями, etc.
Обозреватель: Поступки обусловлены характерами, обстоятельствами, случайными совпадениями или несовпадениями... Мудро! Спасибо, Оля за то, что нашли время и зашли к нам на программу. Спасибо за ваш рассказ и за все ваше творчество вцелом. На этом, уважаемые телечитатели, время нашего научно-развлекательного тележурнала «Больше слов» на канале «РешTV», посвященного обзору произведений, опубликованных на Решетории в апреле месяце — месяце, который еще больше приблизил всех нас к самому лучшему, по мнению Стрекозы Музовны и Муравья Муравьедовича, времени года — к лету, подошло к концу. Хочу поблагодарить всех авторов, любезно согласившихся придти к нам в студию, чтобы прочесть свои замечательные стихи и прозу, а также высказать свое почтение многоуважаемым экспертам за вдумчивое, добросовестное и непредвзятое отношение к рецензированию предложенных авторами произведений. Спасибо и вам, дорогие телечитатели, за то, что вы все то время, пока шла наша программа, оставались с нами и не переключались на другие телеканалы. Спасибо вам за верность «РешTV». Спасибо за любовь к Решетории и ее авторам.
В заключение напоминаю вам, что редакция нашего тележурнала и достопочтимые эксперты, в лице Стрекозы Музовны Вдохновенной и Муравья Муравьедовича Скептикова, чье мнение, как вы уже знаете — бесспорно, учредили три премии, присуждаемых ежемесячно авторам Решетории в виде оригинальных книг.
Две премии вручаются лично Стрекозой Музовной и Муравьем Муравьедовичем тем авторам, чьи произведения произвели на них неизгладимое впечатление — непосредственно в этой студии, по окончании очередного, ежемесячного выхода в прямом эфире нашей программы. Третья же премия вручается исключительно по итогам коммент-голосования авторов и телечитателей. Голосование считается открытым с момента публикации печатной версии тележурнала и заканчивается 28-го числа того же месяца, в 23:59:59 мск. Номинированными на премию считаются все без исключения (!) произведения, опубликованные в текущем обзоре. Произведение-победитель определяется простым большинством отданных за него голосов. Голосование считается состоявшимся при — в общей сложности — не менее семи проголосовавших.
А сейчас, уважаемые авторы и телечитатели, по сложившейся у нас традиции, пока эксперты решают, кому из представленных номинантов они вручат свои призы-книги, я прочту вам стихотворение из рубрики «Золотой фонд Решетории»...
Romann «Если тебе поверить...»:
Если тебе поверить — можно сойти с ума.
Если тебе не верить... Легче тебе поверить.
В этом, по крайней мере, ты предо мной честна.
Ты не откроешь двери, я не смогу проверить.
В раковине улитка. День выключает свет.
Если ты чиркнешь спичкой — ужин сегодня будет.
Стукнул бы я калиткой, только калитки нет.
Так и живут привычкой бедные злые люди.
Нет никакого дела, нет никакой беды.
Есть предвкушенье страха и ожиданье зверя.
Все, что могло — сгорело. В воду ведут следы.
Тема на грани краха. Лучше тебе поверить.
Лучше не знать, как быстро вечер смывает грим.
Лучше не видеть тех, кто прячет глаза от света.
Нет никакого смысла в том, что мы тут творим —
Ты из другого те(к)ста, проще — с другой планеты.
В общем, такая фишка: я не могу летать.
Если немного дальше — значит, намного хуже.
Слушай меня, малышка: все, что ты можешь дать,
Здесь никуда не тащит и никому не нужно.
Вот и живем как люди — каждый в свою дуду,
Всем направленьям ветра предпочитая прочерк
Вроде «прости», «забудь» и прочую ерунду,
Ну а в вопросах веры я не силен. А впрочем...
Если тебе поверить — с этим придется жить.
Если тебе не верить... это и так понятно.
Ткнешься в последний берег, дальше — сплошная жесть.
Рыбы идут на нерест. Ты — против всех — обратно.
Спасибо автору за стихотворение. А мы подводим итоги. Итак, Стрекоза Музовна, вы определились, кому из авторов вы хотели бы вручить премию от своего имени?
Стрекоза: Да, Володя, я определилась. Очень сложно было сделать выбор — все представленные в этом Обзоре стихи пришлись мне по душе. И очень впечатлила проза. Знаете, на этот раз я выбирала именно между прозаическими текстами Андрея и Оли. Рассказ Оли очень хорош, очень! Да вы и сами знаете — я просто так хвалить не стану!.. Крайне сложно было сделать выбор. Но, тем не менее... — книгу «Пространство другими словами. Французские поэты XX века об образе в искусстве» получает petrovich за «Острова Благодарения».
Обозреватель: Замечательно! Редакция «РешTV» от всей души поздравляет Андрея с этим призом. А я тем временем, пока Муравей Муравьедович решает, кому он хотел бы презентовать книгу от своего имени, ознакомлю телечитателей с краткой аннотацией к сборнику высказываний французских поэтов XX века об образе в искусстве: «На страницах этой книги крупнейшие французские поэты XX столетия пишут о своих любимых художниках, мастерах прошлого и настоящего — Никола Пуссене и Жорже Де Латуре, Джоне Констебле и Антуане Ватто, Василии Кандинском и Пабло Пикассо, Пауле Клее и Фрэнсисе Бэконе. Диалог искусств открывает новые возможности и перед самой словесностью. Большинство эссе, включенных в сборник, печатаются на русском языке впервые. Издание изобретательно иллюстрировано...».
Стрекоза: Поздравляем, Андрей, и ждем от вас новых произведений — и стихотворных, и прозаических!
Обозреватель: Муравей Муравьедович, каков ваш выбор?
Муравей: Я хочу подарить недавно вышедший двухтомник Иосифа Бродского, включающий в себя Стихотворения и Поэмы в авторской редакции, с комментариями к ним Льва Лосева, автору geen за стихотворение «Моему другу...».
Обозреватель: Редакция «РешTV» искренне поздравляет Сергея и надеется, что сборник произведений великого поэта послужит ему дополнительным стимулом к созданию новых замечательных стихотворений, которыми автор будет радовать своих читателей. Краткая аннотация к сборнику Иосиф Бродский «Стихотворения и Поэмы»:
«В основу двухтомника положены шесть сборников Иосифа Бродского, подготовленных при непосредственном участии автора: “Остановка в пустыне” (1970), “Конец прекрасной эпохи” (1977), “Часть речи” (1977), “Новые стансы к Августе” (1983), “Урания” (1987), “Пейзаж с наводнением” (1996). В дополнение к ним в книгу включены избранные тексты, знакомство с которыми существенно для понимания творческой эволюции Бродского, а также несколько стихотворений, не опубликовавшихся при жизни поэта. Цитируются также автокомментарии Бродского, как опубликованные, так и основанные на личных воспоминаниях комментатора, близко знавшего Бродского в течение более чем трех десятилетий...».
Муравей: Сергей, поздравляю! Классный у тебя стих. Ну, я уже говорил, — такое ощущение, будто он посвящен каждому, кто его читает. В общем, так держать! И еще — взаимопонимания и согласия тебе с твоей Музой!
Обозреватель: Дорогие телечитатели, вот и истекло время очередного выпуска тележурнала «Больше слов» на канале «РешTV», посвященного краткому обзору произведений апреля. Мы прощаемся с вами всего лишь на месяц. А перед тем как пойдет неброская и ненавязчивая реклама, в основу которой положен очень популярный в кино- и телеиндустрии эффект 25-го кадра, я напоминаю, что с этого момента открыто голосование по выбору произведения-призера на основе авторских и читательских симпатий. Творческих успехов вам! Будьте здоровы! До новых встреч! Реклама пройдет быстро.
Реклама: пбртмбстмрлРЕШTVмтоывдовчбьмРЕШЕТОРИЯгюсабьпродылпрловРЕШTVалдв
ыоибддлгоцурлыводлуртпРЕШTVмтдцлрпофврРЕШЕТОРИЯтмбтьдрпывждоРЕШTVаемнсб
бчмоллатмлвюяРЕШЕТОРИЯкагкепждфвопрлдждфдРЕШTVлитмлвлрдлимРЕШЕТОРИЯжвдыдопдрмпщ
илдРЕШTVтмлплокщкпртваыьвмаводлуртпРЕШTVмтдцлрпофврРЕШЕТОРИЯтмбтьдрп
ывждоРЕШTVаемнстмлвюяРЕШЕТОРИЯкагклоап
Титры: Если вам показалось, что реплики ведущего и экспертов схожи с репликами авторов Решетории, а именно: JZ, Helmi, Volcha, Kinokefal, LunnayaZhelch, Sarah, Max, tamika25, MitinVladimir, Katrin, Baas, natasha, aerozol, Essence, NEOTMIRA, pesnya, ole, Rosa, Pro, SukinKot, white-snow, PerGYNT, Cherskov, ChurA, Baas, CicadasCatcher, Bastet, Ptenchik, rash79, geen, Mi-sama, Ed, Auska, mitro, Libelle, petrovich, nata, OsedlavMechtu, KsanaVasilenko — то вам это только показалось.
Автор: Владимир МИТИН (Решетория)
Читайте в этом же разделе:
22.04.2013 Внимание! Говорит и показывает «РешTV»… Выпуск — март 2013
13.09.2012 Лошади очень многие, лошади четвероногие
21.05.2012 Под каким соусом предпочитаете Луну, сир?
29.07.2010 Тает маревом плавленый мир...
19.07.2010 «Луны зазубренным стаканом...»
К списку
Комментарии
|
05.05.2013 11:34 | tamika25 Ну, Володя, титанический труд, однако) Спасибо! Читала в электричке: в Киеве начала - в Бобровице закончила) И не заметила, как время пролетело) Ехать еще сорок минут, буду думать, за кого голосовать) |
|
|
05.05.2013 12:14 | tamika25 Мой голос за стих Либелл "Весенний авитаминоз"
Также мне понравились стихи Юли, Розы, верлибр Про и, несомненно, проза Оле и Петровича. Им выражая свою симпатию ) |
|
|
05.05.2013 12:21 | natasha Христос воскресе! Воистину воскресе!
Такой день. И замечательный Вовин обзор. И вот стихотворение, по прочтении которого множество слов, завертевшихся в голове, показалось ненужным.
Оно возвышает и укрепляет душу. Его хочется выучить наизусть, носить в себе, как молитву-оберег. Русская гармония. Не зря положил его в шкатулку Серёжа Кот. Спасибо, автору. Это настоящее. Baas «Тихим всплеском».
|
|
|
05.05.2013 12:40 | tamika25 A, вообще-то, мне практически все произведения обзора понравились! |
|
|
05.05.2013 13:28 | NEOTMIRA Владимир! Говоря великим и могучим: Ваши обзоры -das ist fantastisch!
Терпения Вам и творческих сил! И, конечно, со Светлым Христовым Воскресением! |
|
|
05.05.2013 14:29 | MitinVladimir Да, великий день! Решетория объединила и сплотила вокруг себя авторов разных национальностей и вероисповеданий. Но, такие дни, как сегодняшний день, безусловно, принимаются и воспринимаются всеми, как - светлые и несущие надежду. Решеторянам - терпения, умения прощать и любить! |
|
|
05.05.2013 22:34 | Baas Владимр, просто здорово, спасибо! Благодаря Вашей подаче открыл для себя несколько прекрасных текстов которые до этого пропустил. С Великим Праздником всех! |
|
|
05.05.2013 23:38 | tamika25 А еще, Владимир(Baas), проголосовать нужно за самое понравившееся произведение из обзора.) |
|
|
06.05.2013 00:11 | Helmi полный эффект присутствия в студии. Очень понравился обзор! |
|
|
06.05.2013 00:41 | ole Действительно титанический труд. Володя, вы - уникальный человек. :)
Произведения в обзоре выглядят и воспринимаются иначе, чем на странице. Правда, когда Муравей и Стрекоза начинают нахваливать в унисон, мой внутренний тарантул обнажает ядовитые жевала. ))
Поскольку проголосовать можно за любое произведение из обзора, мой выбор - Romann. Если тебе поверить... |
|
|
06.05.2013 12:57 | Katrin Согласна с Ольгой, я полюбила обзоры именно за то, что произведения в них и читаются, и воспринимаются совсем иначе. Владимир действительно уникален и талантлив. Спасибо ему за то, что он делится этим с нами). Понравилось очень многое, почти всё, но мой голос за любимое - Helmi, kajahtus (эхо)
|
|
|
06.05.2013 13:21 | white-snow Ахренеть можно.. )
Вот это действительно мощно. Владимир, вы замечательный! Спасибо Вам, Вы делаете очень важное и нужное дело. |
|
|
06.05.2013 16:37 | MitinVladimir Пасиб, конечно!:) Мне приятно, естественно, слушать про таланты там всяческие свои, уникальность и замечательность. Но ещё приятнее всё же слышать то, что такие обзоры нужны и важны. А совсем-совсем приятно было бы - по существу, вот как, к примеру, из коммента Оли я сделал вывод, что даже, если под текстом в ленте нет критических реплик, то их желательно было бы сказать самому ведущему обзора или его соведущим - экспертам. Задумка, в общем-то, изначально таковой и была, просто иногда лениво анализировать текст самому.:) В общем, муки творчества и здесь имеют место быть...:) Так что буду признателен за советы! Ну, и голосовать, конечно, желательно, если что-нибудь приглянулось. Пасиб ещё раз!:) |
|
|
06.05.2013 17:49 | pesnya ох ты ёжик! я так за раз и не осилю. На фотке и правда мой любимый Д., но это не тот фонтан о котором стих. А за стих я голосую,да. Надо ссылку принесть? |
|
|
06.05.2013 18:39 | MitinVladimir Не, не, ссылку не надо. Стих такой один, не перепутаешь, в отличие от фонтанов в Д...:) |
|
|
06.05.2013 18:59 | Volcha Володя, ты пишешь историю, а это многого стОит. Отличная задумка, такое же замечательное воплощение. Благодаря РешTV я увидела несколько пропущенных стихов любимых мной поэтов, за что спасибо :)
Предлагаю выдать Владимиру премию "за труды на благо Решки" в виде баллов или книги ))) |
|
|
07.05.2013 21:04 | SukinKot Работа титаническая, и, что особо ценно, на такие обзоры никто не обижается (вспомним наши баталии).
Голосую за «Это раннее утро...» aerozol
|
|
|
07.05.2013 23:43 | marko Волча, а я предлагаю по примеру Отца Митрия выступать в качестве спонсоров и учреждать новые номинации в рамках проекта. И самостоятельно отправлять книшки по результатам голосования. Либо просто предлагать награду, хотя б дополнительную, за какое-то определенное место. И самостоятельно по итогам голосования ее отправлять победителю. |
|
|
08.05.2013 07:06 | MitinVladimir (долго думаид, минут восемь) Валерий, это очень хорошая мысль по поводу дополнительных премий (в новых номинациях или за какие-то определенные места - II, III и т.д). Но... Тут есть один нюанс. Когда речь идёт о подведениях итогов года, то всё это имеет смысл, ибо полна талантами Решка, а год долог. Но в проекте, который охватывает только месяц, на первое место сразу же выступает материальный вопрос, ибо, учредив какую бы то ни было премию, её нужно с точностью и стабильностью метронома обеспечивать финансово, без сбоев и со 100% гарантией. Помимо финансовой стороны, есть ещё и временной вопрос, как например, высиживание в очередях в отделениях доблестной почты России (или иной державы). Взять на себя такие обязательства (12 раз в год) - сложно. Да и, имхо, немного обесценивается 1-ая премия. Другой вопрос - инициатива экспромтная: а вот захотел(а) - и дарю, просто так, симпатичен мне этот текст (или автор) и ничего не могу с собой поделать...:) Это было бы, да, непредсказуемо, а - значит интересно и приятственно автору текста-призера. Как считаете? И ещё, раз уж пошёл такой разговор, милый моим ушам (и глазам), ибо выходит, что проект нужен Решке - может сделаем баннер справа вверху на главной с именем автора, текст которого победил по итогам голосования месяца? Это для авторов, думаю, будет так же значимо и приятно, как и получение книги-приза... Вот...:) |
|
|
08.05.2013 18:40 | Volcha варера, я посмотрю, есть ли ещё что-то у меня, что можно как приз предложить |
|
|
08.05.2013 18:43 | Volcha в выборе сиюминутных предпочтений спою в унисон с олей: Романн "Если тебе поверить"
Рома пишет очень музыкально и многопланово |
|
|
08.05.2013 19:02 | MitinVladimir Таня, да с призами-то проблем нет.:) Важно - за что? И нужно ли? Может, как в шорте - пакет баллов за I, II и III места? |
|
|
08.05.2013 19:05 | MitinVladimir Голосование, как таковое, состоялось! Голос Волчи был седьмым. Приз неизбежен... Вопрос - кому?:) |
|
|
08.05.2013 21:30 | Volcha в последнее время как-то я оказываюсь в ключевых местах... мэджик да и только 8)
Владимир, баллы - это тоже неплохо |
|
|
08.05.2013 22:47 | marko Владимир, баллы преходящи (и уходящи), книги - вечны (кажется, это не мое, м-да). Говоря об учреждении номинаций и просто призах, я имел в виду разовый душевный порыв. К примеру, взволновало меня стихо, занявшее третье место, - и я со всей, так сказать, дури добавил автору еще приз, от себя любимово. Или путевку в Адлер автору подарил. Или не занявший места стиш, меня потрясший, премировал стиральной машынкой "Аурика". Как-то так вот. |
|
|
09.05.2013 06:31 | MitinVladimir Аурике бы и я обрадовался, ага! Даже бэушной.:) А ещё можно - купил новый холодильник домой, а старый не ташыть же на утилизацию, так вот, отмыл его, еду вытащил и чем тебе не приз любимому автору? Хотя...можно и с едой - автор-то любимый!
Шючю, конечно.:) Я - за, всеми пятирьмя конечностями! И никакой обязаловки тебе, и благотворительность на лицо. Хорошая мысля! Вот...:) |
|
|
09.05.2013 06:39 | MitinVladimir Все народы - большие и малые - с праздником! Когда мы едины - мы непобедимы! Во как. |
|
|
09.05.2013 13:18 | Libelle Мой голос за. Romann «Если тебе поверить...»:
Многое очень понравилось, но выбор для меня был лёгким.)
Спасибо Вам за чудесный обзор. |
|
|
09.05.2013 14:34 | LunnayaZhelch natasha - "Мария" |
|
|
09.05.2013 14:34 | LunnayaZhelch голос за
natasha - "Мария" |
|
|
09.05.2013 15:03 | MitinVladimir В счастливом детстве жил-был мальчик. У мальчика еще были брат и сестра. Мама в них - души не чаяла. А папа у них, вообще, был летчик. Только папы почти никогда не было дома, потому что он был летчик. Зато дома у них было все, потому что папа много зарабатывал. Потому что в те времена на Крайнем севере, в Заполярье, где они жили, много платили. Летчикам. Вот почему мальчик жил в счастливом детстве. Пока мальчик был маленьким, папа никогда, ничего ему не рассказывал про свою работу. А когда мальчик подрос, то узнал от отца очень много. Например, то, что в небе есть воздушные ямы, в которых плотность воздуха равна нулю и, попав в эти ямы, машина камнем летит вниз, и не все летчики могут у самой земли снова поймать поток и положить борт на крыло. Его отец смог несколько раз. Мальчик узнал и почему его отец однажды, ни с того, ни с сего, вдруг начал заикаться – это после того, как их экипаж отправили на поиски пропавших товарищей, и они собирали, разбросанные по тундре части тел разбившихся друзей собственными руками, чтобы близкие могли похоронить их по-человечески. А еще мальчик, когда подрос, понял, почему его мама, в отсутствие отца, не спала по ночам и смотрела на окна летного штаба, который находился напротив их дома, и, если в окнах секретного отдела в штабе зажигался свет — куда-то звонила. А недавно мальчик, который уже давно стал взрослым, в старом кителе своего отца нашел маленький значок - «30.000 часов безаварийных полетов». Три с половиной года из своей жизни его отец провел в небе.
Нет, я не сошел с ума... Это я так голосую.:)))
LunnayaZhelch «Свет мой, Зеркальце».
Александр, вы правы: это важно – «Не имея времени на промедление, на себя — штурвал»(с)
|
|
|
09.05.2013 17:39 | Sarah Владимир крут, а голосую за Черского и Дядю Лешу. |
|
|
09.05.2013 17:56 | Bastet Ну ничего себе,а я ни сном,ни духом,вот пока носом не потыкают - не увижу)
Здорово как, какая работа проделана, Вы молодец, Владимир!
А проголосую я все же так
«Не о нашей встрече» |
|
|
09.05.2013 20:07 | aerozol Голосую за
Bastet Колыбельная бессоннице. |
|
|
09.05.2013 23:27 | Romann Мощный обзор! Вкусно приготовлено и красиво подано:))
Эх, голосую: Ed "Лунатик" |
|
|
10.05.2013 15:01 | Rosa КАКОЙ ТИТАНИЧЕСКИЙ И БЛАГОРОДНЕЙШИЙ ТРУД!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! |
|
|
11.05.2013 00:08 | Helmi голос "за моему другу" geen |
|
|
15.05.2013 08:59 | IRIHA Солидарна с Хелми -
голос "за моему другу" geen
А Володе - низкий поклон за обзорище!
Это сколько ж времени нужно потратить! Я в восхищении от его трудов! |
|
|
16.05.2013 11:06 | Ptenchik Голос за:
natasha "Мария" |
|
|
16.05.2013 11:34 | MitinVladimir Поскольку неавторизованным пользователям вход на Решеторию в настоящее время строго воспрещен, а Стрекоза Музовна и Муравей Муравьедович являются именно таковыми пользователями (ибо ещё заслужить нужно), хочу от их имени сообщить всем авторам и читателям тележурнала "Больше слов", что книга-приз «Пространство другими словами. Французские поэты XX века об образе в искусстве» отправлена Стрекозой Музовной, посредством почты России, автору petrovich непосредственно 6 мая сего года и, по всей видимости, уже со дня на день достигнет своего адресата, а двухтомник Иосифа Бродского "Стихотворения и Поэмы" самолично передан вчера Муравьем Муравьедовичем в руки автора geen под памятником А.С. Пушкину в центре Москвы, что, несомненно, весьма символично. Более того, Муравей Муравьедович просит публично поблагодарить Сергея geen за встречный презент в виде томика Шарля Бодлера, коим он зачитывался всю минувшую ночь.
Также хочу напомнить, что голосование по выбору призера на основе авторских и читательских симпатий продолжается до 28 мая включительно.
С уважением, редакция телеканала "РешTV". |
|
|
21.05.2013 23:39 | marko Хотел я пану Ведущему парочку альтернативных вариантов подкинуть (в отместку за тройное номинирование в зимний шорд), но... Голосоваю: Черсков "Дядя Лёша" :) |
|
|
21.05.2013 23:41 | nata присоединяюсь к Саре:
Черсков и Дядя Леша |
|
|
22.05.2013 00:48 | Pro petrovich и его «Острова Благодарения»...
(А Володя умница! сколько времени с любовью вкладывает в сайт!) |
|
|
22.05.2013 22:11 | MitinVladimir Ух ты! Как сюжет разворачивается... Прикольно.:) |
|
|
24.05.2013 17:19 | ierene OsedlavMechtu. Стихотворение — «Баллада о Салатовом (велосипеде)
Владимир, спасибо! |
|
|
28.05.2013 08:28 | LunnayaZhelch переголосоваю:
romann... |
|
|
28.05.2013 11:11 | tamika25 По овертайму:
голос за Романа |
|
|
28.05.2013 14:11 | Rosa Romann «Если тебе поверить…»
|
|
|
29.05.2013 07:17 | MitinVladimir ИТОГИ ГОЛОСОВАНИЯ АВТОРОВ И ЧИТАТЕЛЕЙ ОБЗОРА:
1. Romann «Если тебе поверить…»
(3: ole, Volcha, Libelle)
(3: LunnayaZhelch, tamika25, Rosa)
2. Cherskov «Дядя Лёша»
(3: Sarah, marko, nata)
3. natasha «Мария»
(2: LunnayaZhelch, Ptenchik)
4. geen «Моему другу…»
(2: Helmi, IRIHA)
5. Libelle «Весенний авитаминоз»
(1: tamika25)
6. Baas «Тихим всплеском»
(1: natasha)
7. tamika25 «В центре у фонтана»
(1: pesnya)
8. Helmi «kajahtus (эхо)»
(1: Katrin)
9. aerozol «Это раннее утро…»
(1: SukinKot)
10. LunnayaZhelch «Свет мой, Зеркальце»
(1: MitinVladimir)
11. Rosa «Не о нашей встрече»
(1: Bastet)
12. Bastet «Колыбельная бессоннице»
(1: aerozol)
13. Ed «Лунатик»
(1: Romann)
14. petrovich «Острова Благодарения»
(1: Pro)
15. OsedlavMechtu «Баллада о Салатовом (велосипеде)»
(1: ierene)
Стихотворение «Если тебе поверить...» автора Romann по итогам голосования набрало наибольшее количество голосов.
Редакция телеканала «РешTV» свяжется в ближайшее время с автором, чтобы уточнить возможность вручения ему книги Дмитрия Быкова «Борис Пастернак».
"Эта книга - о жизни, творчестве - и чудотворстве - одного из крупнейших русских поэтов XX века Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. В книге также дается новая трактовка легендарного романа "Доктор Живаго", сыгравшего столь роковую роль в жизни его создателя." |
|
|
29.05.2013 07:19 | MitinVladimir Редакция телеканала благодарит всех авторов и читателей, принявших активное участие в обсуждении произведений, опубликованных на Решетории в апреле и представленных в данном Обзоре. |
|
|
29.05.2013 12:28 | Сергей Текст комментария 1
Текст комментария 2 |
|
|
29.05.2013 12:54 | Володя, Стрекоза и Муравей Сергей, ну, мы не ясновидящие) Тексты комментариев №1 и №2 прочли, а также и №4 заодно. Никаких зашифрованных посылов иностранным разведкам не замечено. Голос 25 в итогах голосования зафиксирован. Поэтому, извольте пояснить ваш пост.)
А вот то, что циферки заработали - это хорошо! |
|
|
29.05.2013 13:31 | Володя, Стрекоза и Муравей А-а-а. Это был - приём, приём; как слышите меня, приём.) |
|
|
29.05.2013 15:50 | Romann (ошалело) Ну и ну! Огромное спасибо всем проголосовавшим (вообще всем!) и огромный респектище всем, принявшим участие в этой телепередаче. Авторам - ведущим -отдельное спасибо! |
|
|
30.05.2013 22:15 | LunnayaZhelch классная книга) |
|
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.