Над чем бы ученые ни работали, у них все равно получается оружие

(Курт Воннегут)

Календари

01.04.2018

Апрель 2018

Надеюсь, что апрельские тезисы нынешнего столетия вновь зазвучат свежо и звонко...

Середина есть у всего. У линейки, дня, диска Луны, жизни, года, сезона. У весны — апрель. Не, нуачо. Да, нестабильный, ветреный, снежный, солнечный, переменчивый. Уж какой есть. Если до него еще можно было вернуться в холода (так не бывает, но кто мешает мечтать?), то после — только в лето через половодье, грозы, цветение и сумасбродство. Такое ощущение, что открываются двери всех дурдомов и пациентов выпускают на улицы. Повышенная наэлектризованность создает разряды между людьми и помехи в прочных цепях брака. Жизнеспособное обновляется, обветшавшее устраняется. Весна — время перемен.

Раньше в апреле совершали всякие важные дела. Например, субботники — чистили улицы, дома и все остальное от зимнего мусора, колотили новые скворечники, красили заборы и деревья. В общем, готовились к лету. А что нынче? Ну, да, в этом году царя президента всея Руси выбирали. Нужное дело. Но субботники уже не устраивают, для этого занятия выписывают из-за границы всякого нерусского люду. И зря! Совместное важное дело сближает, знакомит. А как красив реальный мир, когда отложишь в сторону гаджет и махнешь пару раз метлой или граблями… до тут же вскочивших мозолей на нежных ладошках. Подмигнешь раскрасневшейся однокласснице, по-рыцарски проводишь до дому. Глядишь и подружишься. А потом потеряешься в запахе сирени и майской небесной воды.

На Решке никто не теряется, все на месте, все наши и любимые, часто или редко появляющиеся, но все равно свои. Поздравляем авторов, родившихся в ярком, быстро меняющемся месяце.

И, надеюсь, что апрельские тезисы нынешнего столетия вновь зазвучат свежо и звонко:

1. Резкая критика зимы («кончить зиму истинно демократическим, не насильническим, миром нельзя без свержения холодов»).
2. «Бело-черная» стадия года завершена, и следует переходить к стадии «эволюционной», в ходе которой власть должна перейти в руки весны и народа.
3. Никакой поддержки Временной депрессии.
4. Противостоять блоку сторонников похолодания при одновременном переходе власти к блоку трехмесячного пробуждения.
5. Не мороз-мороз, а республика Весны, вешних вод и грязных ног по всей стране, снизу доверху, с упразднением полиции, армии и бюрократического аппарата и замене постоянной армии всеобщим воодушевлением народа.
6. Аграрная реформа — подготовка к массовому выезду всех садистов в сады и огородистов в огороды.
7. Банковская реформа — слияние всех банок хозяйства в один общий банк, для решения времени и места утилизации консервов.
8. Контроль семейными Советами за приобретением и распределением продуктов.
9. «Партийные задачи» на год (включая экономию и сбережения, отпуска и излишества).
10. «Обновление Интернационала».

Николай Васильевич Гоголь
Родник поэзии есть красота

Иван Федорович Шпонька и его тетушка

Уже четыре года, как Иван Федорович Шпонька в отставке и живет в хуторе своем Вытребеньках. Когда был он еще Ванюшею, то обучался в гадячском поветовом училище, и надобно сказать, что был преблагонравный и престарательный мальчик. Учитель российской грамматики, Никифор Тимофеевич Деепричастие, говаривал, что если бы все у него были так старательны, как Шпонька, то он не носил бы с собою в класс кленовой линейки, которою, как сам он признавался, уставал бить по рукам ленивцев и шалунов. Тетрадка у него всегда была чистенькая, кругом облинеенная, нигде ни пятнышка. Сидел он всегда смирно, сложив руки и уставив глаза на учителя, и никогда не привешивал сидевшему впереди его товарищу на спину бумажек, не резал скамьи и не играл до прихода учителя в тесной бабы. Когда кому нужда была в ножике очинить перо, то он немедленно обращался к Ивану Федоровичу, зная, что у него всегда водился ножик; и Иван Федорович, тогда еще просто Ванюша, вынимал его из небольшого кожаного чехольчика, привязанного к петле своего серенького сюртука, и просил только не скоблить пера острием ножика, уверяя, что для этого есть тупая сторона. Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самого учителя латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежели высовывалась в дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь класс. Этот страшный учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розг и половина слушателей стояла на коленях, сд

ole

Меняю

Меняю
комнату в центре города
на ветер ночного шоссе,
дрожь от усталости или от холода,
газ по прямой полосе.

Меняю
железной дороги беспечность
на мягкую рыжую пыль,
рек блестящую быстротечность,
колкий степной ковыль.

Меняю
компьютер со всеми порталами
на пиво в дорожном кафе,
исповеди запоздалые,
прочерк в семейной графе.

Все долгие годы размеренной жизни
меняю на краткий миг,
чтоб только успеть переделать эскизы
и переписать дневник.

И только когда не останется повода
что-то в себе высмеивать,
душу свою, тупую от холода,
стану разменивать.

Александр Иванович Герцен
Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри

Письма об изучении природы
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Эмпирия и идеализм

Слава Церере, Помоне и их родственникам! Я, наконец, не с вами, любезные друзья! — я один в деревне. Мне смертельно хотелось отдохнуть поодаль от всех... Нельзя сказать, чтоб почтенные особы, которых я сейчас славословил, очень изубытчились для моего приема: дождь льет день и ночь, ветер рвет ставни, шагу нельзя сделать из комнаты, и — странное дело! — при всем этом я ожил, поправился, веселее вздохнул — нашел то, за чем ехал. Выйдешь под вечер на балкон, ничто не мешает взгляду; вдохнешь в себя влажно-живой, насыщенный дыханием леса и лугов воздух, прислушаешься к дубравному шуму — и на душе легче, благороднее, светлее; какая-то благочестивая тишина кругом успокоивает, примиряет... Вот так и кажется, что годы бы не выехал отсюда... Предвижу, что моя идиллическая выходка вам не понравится: «Человек не должен жить особняком, это — эгоизм, бегство; это — битые фразы безумного женевца, который считал современную ему городскую жизнь искусственною, как будто формы мира исторического не так же естественны, как формы физического мира». Во-первых, что касается до побега, — позорно бежать воину во время войны; а когда благоденственно царит прочный мир, отчего не пожить в отпуску? Во-вторых, что касается до Руссо, я не могу безусловно принять за вранье того, что он говорит об искусственности в жизни современного ему общества: искусственным кажется неловкое, натянутое, обветшалое. Руссо понял, что мир, его окружавший, неладен; но, нетерпеливый, негодующий и оскорбленный, он не понял, что храмина устаревшей цивилизации о двух дверях. Боясь задохнуться, он бросился в те двери, в которые входят, и изнемог, борясь с потоком, стремившимся прямо против него. Он не сообразил, что восстановление первобытной дикости более искусственно, нежели выжившая из ума цивилизация. Мне, в самом деле, кажется, что наш образ жизни, особенно в больших городах — в Лондоне или Берлине, все равно, — не очень естествен; вероятно, он во многом изменится, — человечество не давало подписки жить всегда, как теперь; у развивающейся жизни ничего нет заветного. Знаю я, что формы исторического мира так же естественны, как формы мира физического! Но знаете ли вы, что в самой природе, в этом вечном настоящем без раскаяния и надежды, живое, развиваясь, беспрестанно отрекается от миновавшей формы, обличает неестественным тот организм, который вчера вполне удовлетворял? Вспомните превращение насекомых, вечный пример бабочки и куколки. Когда настоящее оперто только на прошедшее, оно дурно оперто. Петр Великий торжественно доказал, что прошедшее, выражаемое целой страной, несостоятельно против воли одного человека, действующего во имя настоящего и будущего. Юридическая ирония многолетней давности не признается жизнию; совсем напротив, давность-с точки зрения природы дает только одно право — право смерти…

ROKKI
Илья Марсов

Душа не простынь

С ярмом на шее, с дерьмом в мозгах
Идем по жизни... Душа в цепях...
Не ту дорожку ты выбрал брат...
Хотел парного... а пьешь обрат...
Душа не простынь, Бог нам не прачка...
В начале гадим... а после плачем...
Смерть нам не мазь... жизнь не болячка...

Таланту кроем мы кислород
Талант не спички... а огород...
Душа не ноша... тело не кляча...
Друзья не кости... любовь не жвачка...

Жизнь нам не крем... смерть не кондитер...
Жизнь не кино... Душа не зритель...
И в любом виде на Творца не будь в обиде,

Плюем на Душу... на хрен душа...
Нам нужно кушать идти рожать...
Пропили радость... отбросив Веру...
Мечта пылится, лежит за печкой...
И что от пьянки мы загнемся... закономерно...
Мы не болото, — живая речка…

Белла Ахатовна Ахмадулина
Никто не знал, как мука велика за дверью моего уединенья

Последний день живу я в странном доме

Последний день живу я в странном доме,
чужом, как все дома, где я жила.
Загнав зрачки в укрытие ладони,
прохлада дня сияет, как жара.

В красе земли — беспечность совершенства.
Бела бумага.
Знаю, что должна
блаженствовать я в этот час блаженства.
Но вновь молчит и бедствует душа.

Денис Иванович Фонвизин
Праву потребны достоинства, дарования, добродетели. Силе надобны тюрьмы, железы, топоры

• Не хочу учиться, хочу жениться.
• Начинаются чины — перестает искренность.
• Золотой болван — всё болван.
• А кто богат? А ведаешь ли ты, что для прихотей одного человека всей Сибири мало? Друг мой! Все состоит в воображении. • Последуй природе, никогда не будешь беден. Последуй людским мнениям, никогда богат не будешь.
• Конечно, грамматика не надобна. Прежде нежели ее учить станешь, так вить ее купить еще надобно. Заплатишь за нее гривен восемь, а выучишь ли, нет ли — Бог знает.
• Корыстолюбие делает из человека такие же чудеса, как и любовь.
• Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время.
• Слава Богу, милость Божия, что на вранье-то пошлин нет. Вить куда бы какое всем нам было разорение!
• Говорят, что с совестью жить худо: а я сам теперь узнал, что жить без совести всего на свете хуже.
• Наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу.
• Вот злонравия достойные плоды!
• В человеческом небожестве весьма утешительно считать всё то за вздор, чего не знаешь.
• Я увидел, что во всякой земле худого гораздо больше, нежели доброго, что люди везде люди, что умные люди везде редки, что дураков везде изобильно и, словом, что наша нация не хуже ни которой и что мы дома можем наслаждаться истинным счастием, за которым нет нужды шататься в чужих краях.
• Льстец есть тварь, которая не только о других, ниже о себе хорошего мнения не имеет, всё его стремление к тому, чтобы сперва ослепить ум у человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.

Борис Натанович Стругацкий
К кровавой бойне скатываются обычно не те, кто побеждает в дискуссии, а те, кто ее проигрывает

Бессильные мира сего

— Сегодня я во сне покойного отца видел, — сообщил Тимофей Евсеевич с крайней озабоченностью в голосе. — Значить? Что-нибудь плохое случится обязательно…

Вадим посмотрел на него без всякого интереса и, ничего не ответив, снова углубился в вычисление средних взвешенных. Ему оставалось обработать еще два последних ряда наблюдений, а Тимофей Евсеевич Сыщенко ни в каких его ответах и тем более комментариях не нуждался. Он в очередной раз починял примус. Бензиновый, бесшумный, наиновейший (чудо конверсии с реактивной тягой) и потому особенно охотно засоряющийся. Казенный.

Жара уже подступала. Ветерок, поднявшийся было с утра, совсем стих, день снова обещал стать томительно жарким, потным и изнуряющим. Небо было чистое, совсем без облаков, но Бермамыт и Кинжал у самого горизонта на востоке и на западе затянуты были сизой дымкой, словно там кто-то тайно палил невидимые костры.

Вадим закончил обработку ночных наблюдений, убрал записи в папку, посмотрел на Эльбрус, призрачный, почти прозрачный на белесоватом чистом небе и почему-то вдруг вспомнил, что давным-давно ничего не писал в дневник. Он сходил в командирскую палатку, выкопал дневник из-под ночного обмундирования и снова уселся за столик. Полистал. Зацепился за какую-то запись. Стал читать.

«14.08. …Хребет хорош, он похож чем-то на лунные хребты. Эльбрус страшен и странен над тучами. А наш Харбас порос коротенькой травкой и жиденькими синими цветочками. Летают шмели и жадно и грубо в эти цветочки вцепляются, словно хотят их тут же изнасиловать. Утром вдруг раздалось шипенье крыльев и отчаянный крик. Пронеслась тень, и под машину забилась перепуганная насмерть пичужка. Оказалось, это была неудачная атака сокола…

…Тенгиз говорил, что нельзя долго оставаться в контакте с Богом, сохраняя при этом здравый рассудок. Кажется, это из Умберто Эко. Или нет? Неважно. Главное — сильно сказано…

За то, что пока живые, исправно идут полевые,
За то, что туманы злые, за то, что в горах обвал.
Здесь только кручи, да зыбучий перевал,
И в медленных тучах Харбас, Бермамыт, Кинжал…»

«16.08. Стоит Командору уехать, и что-нибудь обязательно случается. На лагерь напали коровы. Здоровенный серый бугай с громоподобным сиплым рычанием принялся тереться об антенну и моментально сорвал противовес. Коровы подошли и стали шеренгой, тупо глядя на лагерь. Бугай был столь величествен, что я сначала было решил трусливо отлежаться в палатке, надеясь, что все как-нибудь само собою утрясется. Но бугай пригласил чесаться еще трех коров (видимо, самых любимых), и они начали шумно мочиться у меня над ухом, а все стадо двинулось прямо на лагерь…

Николай Степанович Гумилёв
Так провожают женщины героя, идущего на смерть!

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

ierene
;) Ирене

...Синие птицы

                                                             «…синицы — синие птицы» NunAmely

месяц май. на исходе весна. я безумно скучаю.
каждый день на прогулке с бутылкой зеленого чая.
телефон не звонит, да и я не пишу больше писем.
в ночь синицы, как синие птицы, но не надобно ввысь им…

rash79
В сердце города... Руслан Шувалов

С 8 Марта!!!

Девушки, женщины, жёны, любовницы.
Мамы и бабушки, дочки и внучки.
Страстные леди и тихие скромницы.
Всех поздравляю!!!
Целую вас!!!
В щечки.

oMitriy
Притяжение неба. Дмитрий Сладков

В горошек

И остаешься безбилетная,
Билет счастливый прожевав.
В окно трамвая машет ветками
Сирень. И гроздь ее сорвав,
Опять туда же, счастья поиски
Я продолжаю через рот.
И где финал у этой повести?
Кто мне расскажет, кто поймет?
Вот спелый май под горку катится,
Трамвай поет: «Кати, катись!»
И жизнь моя — в горошек платьице,
Такая вот, кондуктор, жизнь...

Вениамин Александрович Каверин
Жизнь продолжается. За горем приходит радость, за разлукой — свидание. Все будет прекрасно, потому что сказки, в которые мы верим, еще живут на земле

Два капитана

Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесенные забором. Двор сеял у самой реки, и по веснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег я самого почтальона. Он лежал на спине, закинув руки, как будто заслонясь от солнца, еще совсем молодой, белокурый, в форменной тужурке с блестящими пуговицами: должно быть, отправляясь в свой последний рейс, почтальон начистил их мелом.

Сумку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Это было так интересно, что старухи, ходившие к Сковородникову играть в «козла», бросали карты и присоединялись к нам. Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других — так часто, что, в конце концов, я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова.

«Глубокоуважаемая Мария Васильевна!
Спешу сообщить Вам, что Иван Львович жив и здоров. Четыре месяца тому назад я, согласно его предписаниям, покинул шхуну, и со мной тринадцать человек команды. Надеясь вскоре увидеться с Вами, не буду рассказывать о вашем тяжелом путешествии на Землю Франца—Иосифа по плавучим льдам. Невероятные бедствия и лишения приходилось терпеть. Скажу только, что из нашей группы я один благополучно (если не считать отмороженных ног) добрался до мыса Флоры. «Св. Фока» экспедиции лейтенанта Седова подобрал меня и доставил в Архангельск. Я остался жив, но приходится, кажется, пожалеть об этом, так как в ближайшие дни мне предстоит операция, после которой останется только уповать на милосердие Божие, а как я буду жить без ног — не знаю. Но вот что я должен сообщить Вам: «Св. Мария» замерзла еще в Карском море и с октября 1913 года беспрестанно движется на север вместе с полярными льдами. Когда мы ушли, шхуна находилась на широте 82°55'. Она стоит спокойно среди ледяного поля, или, вернее, стояла с осени 1913 года до моего ухода. Может быть, она освободится и в этом году, но, по моему мнению, вероятнее, что в будущем, когда она будет приблизительно в том месте, где освободился «Фрам». Провизии у оставшихся еще довольно, и ее хватит до октября–ноября будущего года. Во всяком случае, спешу Вас уверить, что мы покинули судно не потому, что положение его безнадежно. Конечно, я должен был выполнить предписание командира корабля, но не скрою, что оно шло навстречу моему желанию. Когда я с тринадцатью матросами уходил с судна, Иван Львович вручил мне пакет на имя покойного теперь начальника Гидрографического управления, и письмо для Вас. Не рискую посылать их почтой, потому что оставшись один, дорожу каждым свидетельством моего честного поведения. Поэтому прошу Вас прислать за ними или приехать лично в Архангельск, так как не менее трех месяцев я должен провести в больнице. Жду Вашего ответа.
С совершенным уважением, готовый к услугам
штурман дальнего плавания
И. Климов»…
 

Иван Антонович Ефремов
Сердце не нужно завоевывать, его нужно просто попросить

Туманность Андромеды

В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались галереей портретов. Круглые были лукавы, поперечно-овальные расплывались в наглом самодовольстве, квадратные застыли в тупой уверенности. Мерцавшие внутри них синие, голубые, оранжевые, зеленые огоньки подчеркивали впечатление.
В центре выгнутого пульта выделялся широкий и багряный циферблат. Перед ним в неудобной позе склонилась девушка. Она забыла про стоявшее рядом кресло и приблизила голову к стеклу. Красный отблеск сделал старше и суровее юное лицо,
очертил резкие тени вокруг выступавших полноватых губ, заострил чуть вздернутый нос. Широкие нахмуренные брови стали глубоко-черными, придав глазам мрачное, обреченное выражение.
Тонкое пение счетчиков прервалось негромким металлическим лязгом. Девушка вздрогнула, выпрямилась и заломила тонкие руки, выгибая уставшую спину.
Позади щелкнула дверь, возникла крупная тень, превратилась в человека с отрывистыми и точными движениями. Вспыхнул золотистый свет, и густые темно-рыжие волосы девушки словно заискрились. Ее глаза тоже загорелись, с тревогой и любовью обратившись к вошедшему.
— Неужели вы не уснули? Сто часов без сна!..
— Плохой пример? — не улыбаясь, но весело спросил вошедший. В его голосе проскальзывали высокие металлические ноты, будто склепывавшие речь.
— Все другие спят, — несмело произнесла девушка, — и… ничего не знают, — добавила она вполголоса.
— Не бойтесь говорить. Товарищи спят, и сейчас нас только двое бодрствующих в космосе, и до Земли пятьдесят биллионов километров — всего полтора парсека!
— И анамезона только на один разгон! — Ужас и восторг звучали в возгласе девушки…

Владимир Владимирович Набоков
Я американский писатель, рожденный в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию. …Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце — по-русски, и мое ухо — по-французски

Лолита

Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.
1
Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита.
А предшественницы-то у нее были? Как же — были… Больше скажу: и Лолиты бы не оказалось никакой, если бы я не полюбил в одно далекое лето одну изначальную девочку. В некотором княжестве у моря (почти как у По).

Когда же это было, а?

Приблизительно за столько же лет до рождения Лолиты, сколько мне было в то лето. Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы.

Уважаемые присяжные женского и мужеского пола! Экспонат Номер Первый представляет собой то, чему так завидовали Эдгаровы серафимы — худо осведомленные, простодушные, благороднокрылые серафимы… Полюбуйтесь-ка на этот клубок терний.

2
Я родился в 1910 году, в Париже. Мой отец отличался мягкостью сердца, легкостью нрава — и целым винегретом из генов: был швейцарский гражданин, полуфранцуз-полуавстриец, с Дунайской прожилкой. Я сейчас раздам несколько прелестных, глянцевито-голубых открыток.

Ему принадлежала роскошная гостиница на Ривьере. Его отец и оба деда торговали вином, бриллиантами и шелками (распределяйте сами). В тридцать лет он женился на англичанке, дочке альпиниста Джерома Дунна, внучке двух Дорсетских пасторов, экспертов по замысловатым предметам: палеопедологии и Эоловым арфам (распределяйте сами). Обстоятельства и причина смерти моей весьма фотогеничной матери были довольно оригинальные (пикник, молния); мне же было тогда всего три года, и, кроме какого-то теплого тупика в темнейшем прошлом, у меня ничего от нее не осталось в котловинах и впадинах памяти, за которыми — если вы еще в силах выносить мой слог (пишу под надзором) — садится солнце моего младенчества: всем вам, наверное, знакомы эти благоуханные остатки дня, которые повисают вместе с мошкарой над какой-нибудь цветущей изгородью и в которые вдруг попадаешь на прогулке, проходишь сквозь них, у подножья холма, в летних сумерках — глухая теплынь, золотистые мошки…

Генри Филдинг
Один дурной поступок в жизни так же мало делает человека подлецом, как и одна дурная роль, сыгранная им на сцене

• Любовь и скандал — лучшие сладости к чаю.
• Счастлив тот, кто считает себя счастливым.
• Лучший человеческий характер, равно как лучший китайский фарфор, может иметь недостаток, и я полагаю, что в обоих случаях он неисправим, что, однако, не мешает им быть высшего достоинства.
• У-упс, сэр. Вы говорите, что я пьян? Я скажу, что я трезв как судья.
• Каждый врач имеет свою любимую болезнь.
• Оказывая благодеяния, мы не всегда приобретаем друга, но непременно наживаем несколько врагов.
• Есть женщины, в характере которых самолюбие господствует в такой сильной степени, что всякую похвалу, о ком бы она ни была сказана, они конфискуют в свою пользу.
• Наряду с законами государственными есть ещё законы совести, восполняющие упущения законодательства.
• Есть много женщин, которые кричат при виде мыши или крысы, а способны отравить мужа или, что ещё хуже, довести его до того, что он отравится.
• Дурные книги могут так же испортить нас, как и дурные товарищи.
• Клевета со стороны некоторых господ — такая же хорошая рекомендация, как похвала со стороны других.
• Недостаточно, чтобы намерения ваши и даже ваши поступки были сами по себе благородны, — нужно еще позаботиться, чтобы они и казались такими.
• Никакие выгоды, достигнутые ценой преступления, не могут вознаградить потерю душевного мира.
• Ревность — та же подагра: если эти недуги в крови, никогда нельзя быть уверенным, что не разразятся вдруг, и часто это случается по ничтожнейшим поводам, когда меньше всего этого ожидаешь.
• Поскольку Ничто́ не есть Не́что, всё, что не Нечто, есть Ничто; а тот факт что Нечто не есть Ничто, является чрезвычайно веским доводом в пользу Ничто, особенно для людей, искушенных в житейских делах.

tamika25
Человек прокалывается на мелочах. А мелочам я верю. (Из фильма)
Тамила Синеева, г. Киев

Враги мои

                                              Внутренние враги — самые страшные. Потому что во мне.

Леска-тоска. Натянута между двух полушарий мозга.
Как звенит она, слышишь, в зимней льдисто-призрачной тишине?
Будто дрожащая тетива. Или струна. Тронь — порезаться можно.
Скользкий холодный монстр — память. Будто удав, обвивает горло,
дышать не даёт, делает болевые приёмы на прошлое.
Душит безжалостно — только задень. Щупальца в кровь истёрла.
Пристально смотрит в глаза, лыбится ртом перекошенным.
Есть ещё один враг — язык. Предатель, нонконформист.
Всё-то ему не так. Не смолчит. Ляпнет, не думая, и привет.
Болтается и болтает. Этакий змей-горыныч. Ловок и норовист.
Знает, зараза, что без костей, а то бы сломала ему хребет.

Так и живем, с внутренними врагами — делим одно на всех
тело моё. Грешное и уставшее. Господи, помоги! Никакого ответа.
Что остается делать? Терпеть, тянуть по капле горький абсент
и однажды, взведя курок, выдохнуть: «Нет жизни без пистолета...»

chiko
глаз всевидящий

ОпПа

                                                         посвещаетса-посвещаетса :)

Мой взгляд стекает по бедру
и замирает в точке... Оп-па!
Дрожит рука, и по перу,
сочатся капли слова: попа.
Оно срывается само. Такое мягкое, родное,
переполняя все нутро животной страстью!
Не для боя, ее ваял с ребра творец,
с любовью, близкой к сумашеству.
Она как плод — сладчайший персик!
И роду женскому венец.
Ну да, конечно, есть и ноги,
чья стройность сводит нас с ума,
но все тропинки и дороги
ведут нас к попе! Вот дела.
И глаз огонь, и гибкость шеи
и маникюр, крутой прикид -
всего лишь зыбкие предлоги.
Она! Она, нас всех манит!
Пленяет кожи переливом,
изгибом линий, тайной строк.
Струной, натянутой игриво,
на междухолмье...
И, полог...

Нора Галь (Элеонора Яковлевна Гальперина)
Нет слов плохих вообще, неприемлемых вообще: каждое слово хорошо на своем месте, впору и кстати

СЛОВО ЖИВОЕ И МЕРТВОЕ
1. Берегись канцелярита!

Откуда что берется?

Молодой отец строго выговаривает четырехлетней дочке за то, что она выбежала во двор без спросу и едва не попала под машину.
– Пожалуйста, — вполне серьезно говорит он крохе, — можешь гулять, но поставь в известность меня или маму.
Сие — не выдумка фельетониста, но подлинный, ненароком подслушанный разговор.

Или еще: бегут двое мальчишек лет по десяти-двенадцати, спешат в кино. На бегу один спрашивает:
– А билеты я тебе вручил?
И другой пыхтя отвечает:
– Вручил, вручил.

Это — в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:

– Мы ведем борьбу за повышение успеваемости...
Бедняга, что называется, с младых ногтей приучен к канцелярским оборотам и уже не умеет сказать просто:
– Мы стараемся хорошо учиться...

Одна школьница, выступая в радиопередаче для ребят, трижды кряду повторила:
– Мы провели большую работу.
Ей даже в голову не пришло, что можно сказать:
– Мы хорошо поработали!

Не кто-нибудь, а учительница говорит в передаче «Взрослым о детях»:
– В течение нескольких лет мы проявляем заботу об этом мальчике.
И добрым, истинно «бабушкиным» голосом произносит по радио старушка-пенсионерка:
– Большую помощь мы оказываем детской площадке...

Тоже, видно, привыкла к казенным словам. Или, может быть, ей невдомек, что для выступления по радио эта казенщина не обязательна. Хотя в быту, надо надеяться, бабушка еще не разучилась говорить попросту:

– Мы помогаем...

Можно, конечно, заподозрить, что тут не без вины и редактор радиовещания. Но ведь и редактор уже где-то обучен такому языку, а вернее сказать, им заражен.

Впрочем, случается и в быту... На рынке немолодая чета соображает, купить ли огурцы. Милая старушка говорит мужу:
– Я ведь почему спрашиваю, ты же сам вчера ставил вопрос о солке огурцов...

Детишкам показывают по телевидению говорящего попугая. Ему надо бы поздороваться со зрителями, а он вдруг «выдает»:
– Жрать хочешь?
– Что ты, Петя! Так не говорят.
А попугай опять свое...

Auska
ГЛУБОКО УБЕЖДЕНА: принципы — это то, что нас стАрит; на этом свете — БРУТально; стечение всех смыслов — СЕГОДНЯ.
Галина Золотаина

Эмма

Умирающую от затяжной болезни Эмму связывал с этим миром только квадрат окна.
Ребенок каждый день видел ее, идя с бабушкой за молоком.
Однажды окно было без Эммы. Ребенок спросил у бабушки — почему? Бабушка сказала, что Эмму унесли на кладбище и закопали в землю.
– А Я ТОЖЕ БУДУ ЭММА?

Валентина Александровна Осеева
Это будет еще один герой, которого будут знать все дети страны (Динка)

Динка

Ночью раздался негромкий стук в калитку. В маленькой даче было тихо и темно. Стук повторился громче, настойчивей.
Марина подняла голову с подушки, прислушалась, потом вскочила и, протянув в темноте руки, добралась до постели сестры.

– Катя! Проснись! Кто-то стучит...
– Кто стучит?
Младшая сестра мгновенно открыла глаза и потянулась за спичками.
– Подожди! Не зажигай! Слушай...
Мимо террасы прошлепали чьи-то осторожные шаги, заскрипели ступеньки.
– Это я... Лина, — послышался тихий шепот за дверью.

Катя сняла крючок. В комнату протиснулась кухарка Лина. Заспанное лицо ее было встревожено.
– Стучит ктой-то... Открывать али нет?
– Калитка на замке. Вот ключ. Постарайся задержать. Если обыск, скажи, что пойдешь за ключом, — быстро зашептала Катя, накидывая халат.
Лина понятливо кивнула головой.
– Подождите... Надо позвать Никича, — торопливо сказала Марина, — я сейчас пойду...
– Никича нет, он в городе, — остановила ее Катя.
– Вчерась еще укатил, — прошептала Лина.
– Ах да! — вспомнила Марина.

Все трое смолкли. В тишине было слышно, как кто-то пробует открыть калитку.
– Подождите волноваться. Может, это просто воры? — глядя в темноту широко раскрытыми глазами, сказала Катя.
Лина поспешно приперла табуреткой дверь.
– Коли воры, так запастись бы чем, попужать их...
У калитки снова раздался нетерпеливый громкий стук.
– Воры не стучат... Лина, иди задержи, — шепнула Марина.

Лина широко перекрестилась и вышла. Катя присела на корточки около печки и встряхнула коробок спичек...
– Марина, где Сашино письмо? Давай скорей!.. Ах, какая ты неосторожная!
– У меня только одно... единственное... И в нем ничего такого нет, — доставая из-под подушки письмо и пряча его на груди, взволнованно сказала Марина. — Тут нет никаких адресов... Подождем Лину!
– Глупости... Все равно это надо сделать... В прошлый раз тебя спрашивали, переписываешься ли ты с мужем! Зачем же так рисковать... Давай скорей...

Зоя Ивановна Воскресенская
Человек, которого любишь, всегда особенный, всегда не похожий на других

Теперь я могу сказать правду
(Из воспоминаний разведчицы)

В середине мая 1941 года я была приглашена к начальнику Главного управления контрразведки комиссару П. В. Федотову. С контрразведкой у меня никогда не было никаких контактов, и я не могла понять причину вызова.
Спустилась двумя этажами ниже, вошла в приемную.

– Майор Рыбкина? — секретарь вскочил со своего места. — Пожалуйста, пройдите, комиссар вас ждет.

Я прошла через тамбур с двумя дверями. В просторном кабинете кресла и стулья были обтянуты белоснежными чехлами, на обширном письменном столе возвышалась лампа под зеленым абажуром и стояли две хрустальные чернильницы в бронзовой оправе. На столике, примыкавшем к рабочему столу, шесть или восемь телефонных аппаратов. Между двух окон на стене большой портрет Сталина. На другой стене в темной раме портрет Ленина. В общем, обычный генеральский кабинет.

Петр Васильевич поднялся из-за стола, вышел навстречу, пожал мне руку, пригласил занять место у журнального столика, сам сел напротив.

Я видела его впервые. Он походил на директора школы или преподавателя вуза. Мало что выдавало в нем комиссара госбезопасности, хотя он был в военной форме с тремя ромбами в петлицах.

Петр Васильевич сразу перешел к делу. Контрразведке нужна моя помощь. Гитлеровская Германия, желая опровергнуть распространяемые слухи о якобы готовящемся нападении на СССР, решила продемонстрировать верность заключенному в 1939 году советско-германскому договору и прислала в Москву, что весьма знаменательно, делегацию, но не экономическую или политическую, а группу солистов балета Берлинской оперы. Германский посол Шуленбург сегодня дает обед в их честь; на обед приглашены звезды нашего балета.

– И мы очень просили бы вас, — сказал Петр Васильевич, — быть среди приглашенных на этот обед.
– В качестве кого? — удивилась я.
– Мы об этом подумали и уже заготовили приглашение. Вы будете представлять там ВОКС (Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. — З. В.). Мы надеялись, что вы нам не откажете, и ВОКС уже послал список приглашенных в германское посольство. А вам я вручаю это приглашение. — И он протянул мне продолговатый конверт, в котором значилась моя фамилия.

Я вспыхнула и запротестовала:
– Там могут быть и дипломаты, которые меня знают, но знают под другой фамилией.
– Ах, черт возьми, мы этого не учли.

Он задумался, а я тем временем вертела в руках приглашение, не зная, как поступить…

Helmi

От фонаря

А будет вот что: из-за ветра
погаснут лампочки. Фонарь
шагнет в тугую киноварь
закатной вольницы, клевретом
уйдет заслуживать свободу
стоять, где хочется. Аминь.
По городу, куда ни кинь
свой взор привычности в угоду, —
безлампочье, как было до.
Нашаришь среди хлама свечи,
услышишь шорохи сердечьи,
согреешь левый бок котом,
и стать захочешь.
Фонарем.

Поздравляем именинников!

Для иллюстраций использованы картины художников: Tanya Vasilenko, Леонид Афремов.

Автор: Злата ВОЛЧАРСКАЯ («Решетория»)

← Предыдущая	Следующая →
01.05.2018 Май 2018	03.02.2018 Февраль 2018

Читайте в этом же разделе:
03.02.2018 Февраль 2018
18.12.2017 Звезды вечны
01.12.2017 Декабрь 2017
02.11.2017 Ноябрь 2017
01.10.2017 Октябрь 2017

К списку

---

Комментарии

Оставить комментарий

Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.