Горе одного только рака красит
(Николай Лесков)
Анонсы
25.02.2017
Как лист увядший падает на душу. Итоги турнира № 76
Братья Стругацкие наверняка бы изумились, глядя, как брошенная на ветер строчка обрастает новыми смыслами и исполнениями...
Часть I. Торжественная
«У отца Гаука были печальные добрые глаза и маленькие бледные руки в неотмытых чернильных пятнах. Румата немного поспорил с ним о достоинствах стихов Цурэна, выслушал интересный комментарий к строчке “Как лист увядший падает на душу...”, попросил прочесть что-нибудь новенькое и, повздыхав вместе с автором над невыразимо грустными строфами, продекламировал перед уходом “Быть или не быть?” в своем переводе на ируканский.
— Святой Мика! — вскричал воспламененный отец Гаук. — Чьи это стихи?
— Мои, — сказал Румата и вышел».
А. и Б. Стругацкие. Трудно быть богом.
Прощальный сонет Цурэна оказался айсбергом, огромная часть которого скрыта в глубинах интернета. Братья Стругацкие наверняка бы изумились, глядя, как брошенная на ветер строчка обрастает новыми смыслами и исполнениями.
Как лист увядший падает на душу
всей пятерней! От боли одурев,
душа рванет и выпрыгнет наружу.
Как тяжелы листы с твоих дерев,
Отчизна, как воняют гнилью рясы
твоих попов. Как блещут медью лбы
твоих вельмож. Ты любишь наше мясо
и нашу кровь. В пустых глазах толпы —
грядущего пожарища сполохи.
И, глядя в нас, дрожит от страха тьма.
Куда деваться, если у эпохи
ни совести, ни чести, ни ума?
И я уйду. Не потому, что трушу,
а потому, что воздух твой нечист...
...Как лист увядший падает на душу,
душа, сорвавшись, падает на лист.
Погостив три недели, айсберг отчалил, унося
Его величество. Да прибьется он к добрым берегам!
Отплывая, Иван бросил провожающим его рыцарям три конфеты. Одна, самая большая и шоколадная, попала в руки Наташи:
Я покидаю вас, мои — озёра, камни, сосны, ели,
мои дожди, мои метели — бегу от вашей колыбели,
лишаю вас моей любви.
Я покидаю вас, мои — дома, дымы, колонны, шпили,
мостов изогнутые крылья, окутанные влажной пылью —
лишаю вас моей любви.
Я покидаю вас, мои — ночные сны и сны дневные,
друзья, любимые, родные — хранители мои земные —
лишаю вас моей любви.
Я покидаю вас, края, заворожившие мне душу
музыкой дудочки пастушьей — прощайте... слышу... тише, глуше...
и смолкнет дудочка моя...
Вторая конфета, чуть поменьше, упала на голову рыцаря СhurA:
Сегодня мне слеза туманит взоры.
Я пуповину разрубил кинжалом
И покидаю Родину с тоскою.
Друзья! Меня не поминайте всуе.
Корабль мой уходит в неизвестность,
Последний раз бортом причал целует.
Прощайте, бунтари и недотепы,
И куртизанки, что меня любили.
Моих баллад крамольные куплеты
Останутся звучать во всех тавернах.
И в кабаках их будут петь пьянчуги,
Поплёвывая вслед глумливым донам.
А я исчезну в прошлом без возврата.
Как лист увядший, упаду вам в души.
А третья, карамелька, прямиком спланировала в карман LunnayaZhelch:
Как лист увядший падает, на душу
спускается осенняя хандра,
ты вновь сидишь среди морей идущих
не в силах оторваться от ведра.
Земля твоя — то линия, то — точка,
то — преломленный облаком мираж.
Ты говорил, что все отдашь за строчку,
но знал ли, что за строчку — все отдашь?
За песни, в чье значенье не вникали,
в сандалиях гремят чужие камни.
Пульс незнакомых звезд в твоем стакане —
чуть тлеющих — не могущих гореть.
Изгнание бесчувственно, как смерть,
как вышивка машинная на ткани.
Остальные рыцари, оставшиеся без сладкого, грустно смотрели вслед уплывающему айсбергу. Под ногами Его Величества мерцали, угасая, кристаллы:
Как лист увядший падает на душу —
с теплом она хранит его, зажав
в невысказанной памяти. В грядущем
в листве я буду ползать, как удав,
душить воспоминания, томиться:
я всё припомню... Дайте мне бутыль.
Держи подарок, полицейский рыцарь,
что бил меня дубинкою: не ты ль
спишь с королевой? Ты, священник, может
для Бога генералов подкупил?
Хитры на рожу прочие вельможи,
лишь ты, король, не тот качаешь скилл.
Я уплыву: что там — братоубийство,
что здесь — братоубийство — красота!
Везде земля хранит и греет листья
и оставляет место для креста.
В трагическую пору листопада
Выходят в мир свободных душ ловцы.
Им несть числа. Они исчадья смрада,
Смертей и боли гнусные жрецы.
Во все века рождались подлецы —
Ошмётья человечьего отпада,
Чтобы хлестать и гнать людское стадо,
Взнуздав, тащить на бойню под уздцы.
И мир бы рухнул, если б не преграда,
Которой имя гордое — борцы,
Не ищущие славы и пощады.
А рядом с ними вещие Творцы.
И верить в них и доверять им надо.
В трагическую пору листопада.
Зачем увядший лист упал на душу?
Грядущее облечено в туман.
Дурман отчаяния разум глушит,
Но я не трушу — как идущий на таран.
Смотрю вперёд сквозь мраморную стужу.
Апломб не хуже, чем самообман.
Бей в барабан, судьба! И рвись наружу,
Огонь, из сердца, ошалевшего от ран!
Окинув прошлое от края и до края,
Я не увижу тех, кто будет сожалеть…
Хоть соскользнет невольная слеза немая,
Но рассмешит моя прижизненная смерть.
И вмиг душа помолодеет, понимая,
Что лист, упавший на неё, помог прозреть.
Как лист увядший падает на душу, так серость бытия
вонзает гниль во все вокруг, бесчинствуя и разлагая дух
рабов страстей, рабов корыстолюбия. Что им земля моя?
Свобод не ведая, тут каждый сер с рождения, и слеп, и глух.
Что благо королю, то — правда, остальное ложь. Здесь сытно как,
легко, почетно как — шпионом быть! Ты ж продолжай лизать сапог
господ, ведь для чего тебе, простолюдин, язык? Не просто так,
он — враг, им нечего болтать. Лижи усерднее, не надорви пупок.
О лебеде, взывающем к звезде тоскливо, больше не спою.
И запахов, смердящих ржавчиною, не вдохну — мой путь на юг.
Бегу не от себя — в себя... с судьбой крутясь в греховном колесе.
Я — книгочтей, поэт, и пусть вонюч, похож на пьяную свинью,
Но знаю — перемены скоро, уж поверьте моему чутью.
Я не прощаюсь и листом увядшим падаю, молясь за всех...
Как лист увядший падает на душу —
К немому небу припадает взгляд.
Бог, верно, спит, устав молитвы слушать.
К чему слова, когда мосты горят…
Оставив тень свою в краю любимом,
Запечатленном в памяти крестом,
Я ухожу, дыша кровавым дымом.
О, Родина, мне не понять тебя умом!
В кромешном мраке и при ясном свете
Ты — храм безбожный на людской крови.
Когда ты видишь недруга в поэте,
Кто пестует сады твоей любви?
О чем молчу — услышав, скроет ветер.
Тому, что прокричу, сужден полет.
И боль моя грядущему столетью
На душу откровеньем упадет.
как лист увядший падает на душу
летит баул подбитым голубком
на палубу дубовую ничком
паду и я чужбиной оглоушен
трясиной ненадежной стала суша
друзья в неё попадали гуртом
бараны на охотно-вещевом
и старый друг отфренден и не нужен
поверхностные серферы сетей
на поле дураков копают клады
имея язву шефа и оклады
но каждый царь герой и лицедей
елейный скорпион в ряду святош
по матери по правде резанешь
и добрый френд под ребра сунет нож
Листом увядшим падаю на душу.
Пусть память помнит и хранит мой след.
А будет плохо, душу нужно слушать —
В нее с листом я заложил секрет.
У нашей веры гной на ранах правды,
У тех, кто в рясах, в лжи испачкан рот.
И все министры — воры, казнокрады.
Мы — лишь рабы. Запуганный народ,
Не прогибайтесь под монаршим взглядом,
Чтоб стать скотом для легкого битья.
Богам служите, только тем, что рядом
В людском обличии средь воронья.
Прощайте! Мне же будет не хватать сердец,
Что оставляю, зная — у терпенья есть конец.
Так лист ложится на ладонь,
теплом притянут, как магнитом.
Он раньше не был знаменитым,
и нынче не грустит о том,
что отпустив, родная ветвь
о нем не вспомнит не заплачет.
Да мало ли подобных мачех
детей отправили в кювет.
Родных неназванных отцов,
как подлецов, ни счесть ни вычесть —
их можно только закавычить,
чтоб дальше не узнать в лицо.
Лег лист на палубу-ладонь.
И пусть он больше не печалит
вас, кто скопился на причале —
тепла души не тронет он.
Увядший лист, как символ скорой смерти,
Напоминанье о былой красе,
Сорвавшись, падал, и, достигши тверди,
Стал незаметным к утренней росе.
Рассвет рассеял призрачные тени,
Представив взору черный силуэт:
Качает ветер, разгоняя тленье.
О! Кто ты, висельник? Ужель поэт?
Кому, бедняга, перешел дорогу,
К какому ложному свернул порогу?
Твой заостренный лик не даст ответ.
Стальная птица принесла надежду,
Но не готов наш мир и тьма невеждных,
И в чудо верящим здесь места нет…
Душа-увядший лист летит на воздух,
как на свободу вырвавшийся дрон.
Ещё не поздно, дон, еще не поздно,
ещё стихов и времени вагон!
Еще и этот опус не окончен,
еще проходит хрип и слабый вдох.
Душа бросает курс и рвется в клочья
в надежде учинить переполох!
И нет ее. Распалась на осколки
со злобой дня сговорчивых цитат,
в которых правда ссохлась и прогоркла,
зато такую вряд ли запретят.
Как лист увядший падает на душу,
Так я любовь свою роняю в вас.
Как океан волной ласкает сушу,
Терпения вдыхаю прозапас.
И хоть в отчаянье, но убежденья
Мои тверды, их не сломить врагам.
Не откажусь от сласти дерзновенья
Петь оды не властям, а беднякам.
Придет пора — мученья не напрасны,
Народ свободный вырвет с корнем зло.
И петь мы станем только о прекрасном.
Лишь б это время поскорей пришло.
Листом увядшим в души проникая,
Я лью в них свет — от края и до края.
Как лист увядший падает на душу
И тонет, не царапнув гладь души,
Как птица, чуя приближенье стужи,
Растаять в небе пасмурном спешит,
Так я уйду, непонят и не принят,
В забвенье бедных, скаредных умов,
Не тронув их сонетами своими,
Которыми прославиться бы мог,
Живи в другой стране, в другое время.
Возможно, на чужбине слаще мед —
Лишенное привычной почвы древо
И в райских кущах вряд ли оживет.
Пусть я был дерзок, зол и неприятен,
Зато не тратил искренность на ложь.
Сгорели в жарком пламени тетради,
Свободен я. И вы свободны. Что ж,
Шагнувшим в бездну не нужны слова.
И лживая, толпа всегда права.
Как лист увядший падает на душу,
Так пишется последняя строка.
Я ухожу не потому, что трушу,
А от того, что горечь глубока.
Да, до сих пор болят мои бока,
Но кулаками разум не нарушен,
И сколько бы ни каркали кликуши —
Любовь моя к отчизне велика!
Пусть штиль на море нынче, но закат
В багровый цвет окрасил облака.
Так что таится там за облаками?
Волна умрет, ударившись о камень,
Но за откатом следует накат
А искра божья порождает пламя.
А один кристаллик опоздал на турнир, и долго таял на берегу:
Как лист увядший, падает на душу,
Безжалостной чертою подводя,
Стихающие линии дождя,
Отрывистый и мерный стон кукушки,
Дугой чернильной скорый росчерк волн.
Вот-вот накроет и седые камни,
И босоногих чаек; и тогда мне,
Весь мир заменит утлый ветхий челн.
Средь просоленных и от пота мокрых
Морских волков, разбойных побродяг
Истает на ветрах, как драный флаг,
Как старый гюйс последний мой автограф
Часть II. Тревожная
Тема: «…пусть зрение мое — в один Гомер,
пускай мой слух — всего в один Бетховен…»
...
«…есть ностальгия зрения и слуха!»
Это строчки из стихотворения Александра Кабанова «Мосты»
Да, есть в нашей памяти звуки и картины (а также запахи, прикосновения и даже «вкусы», по которым тоскуем, и, порой, малый намек на них (дуновение ли, случайный звук, мимолетный запах) вдруг волнуют и будто возвращают нас в прошлое.
Число выпадов: Не ограничено.
Форма: Стихотворение или эссе в прозе.
Сроки: с 1 марта по 22 марта сего года.
Дополнительные условия:
И в этот раз опять
СОКРОЙТЕ ВАШИ ЛИЦА!
НЕ в ленте
делайте свои выпады,
НО
отсылайте их сразу
ПРИВРАТНИКУ
на адрес
april105@yandex.ru
Под ником redaktor они будут опубликованы в ленте, и
КОРОЛЕВА
НАГРАДИТ вас, НЕ ЗНАЯ ВАШИХ ИМЕН, и все мы вместе поучаствуем при этом в
УГАДАЙКЕ,
которую
согласился провести для нас
НАШ
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ВАЛЕРИЙ,
ОН ЖЕ МАРКО!
В помощь:
Автор: ole
Читайте в этом же разделе:
24.02.2017 Что такое триллер. Итоги «OtvertkaFest-2016»
16.02.2017 Дооткровенничалась. Итоги голосования по внеконкурсным обороткам
14.02.2017 Камин, перо и калькулятор. Итоги угадайки «Охота на оборотня»
11.02.2017 Об отраженной гениальности. Итоги конкурса обороток «Продолжение — следует!»
09.02.2017 На пути к эпилогу. Выбираем лучшую внеконкурсную оборотку
К списку
Комментарии
Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.