На главнуюОбратная связьКарта сайта
Сегодня
22 декабря 2024 г.

Кто в состоянии выразить, как он пылает, тот охвачен слабым огнем

(Франческо Петрарка)

Анонсы

02.03.2018

Март 2018

Пришел марток — надевай семь порток. Шагает самый первый и важный весенний месяц. Негоже встречать его с простуженной... кгхм, головой. На холоде кожа съеживается и сжимает пучки извилин, не поместившихся под черепом и вылезших наружу. Возможно, поэтому длинноволосых девиц называют глупыми — все аксоны вовне, где морозно, мокро, жарко... экстремально, в общем. Куда уж тут до размышлений о высоком? Все думки о насущном.

А насущное с каждым днем все неудержимее течет: водой из сосулек, дорожками, лужами, соплями, временем. Растущий день готовит флору к бурному движению соков. Лучи теплого светила оглаживают шерстку котов и перья воробьев, отчего те и другие прочищают связки, лишая покоя всех остальных. С покатости крыш и кружева веток летят сигналы «Подъем!» Все существа встряхиваются и выходят из спячки. Бритва тепла вскрывает вены рек, освобождая влагу от сухой снежной коросты.

Март

Но это будет позже, а пока начало марта — кошмар для маскулинной части европейской цивилизации, но радость для цветочников, галантерейщиков и других коробейников. Сколько же невинных цветочных голов полегло в неравной битве с гильотиной традиций, сколько китайцев заработали себе немного на лапшичку, изготавливая безделушки, котиков, песиков и ангелочков с сердечками. Сколько коучей и пикаперов радостно вздрогнули от предстоящей продажи звуковых колебаний. Казалось бы — не удержаться миру на скользком шифере наживы. Но некая великая сила заставляет глубже дышать, шире раскрывать глаза, томиться, волноваться и беспричинно радоваться чему-то нерациональному, алогичному и вечному, как Вселенная.

Снег теперь уже не тот,
Потемнел он в поле.
На озерах треснул лед,
Будто раскололи.
Облака бегут быстрей,
Небо стало выше.
Зачирикал воробей
Веселей на крыше.

Все чернее с каждым днем
Стежки и дорожки,
И на вербах серебром
Светятся сережки.
(Самуил Маршак)


Сон о монорифме
PerGYNT
этого красавца зовут Павлик. Павел Перьев

Сон об одной монорифме

Мир вертится, но как-то без меня,
порой ползком, порою семеня,
разбрасывая дурьи семена
И брызги дней как вязкая слюна,
способная втянуть в себя слона

Огромная кирпичная стена
брутальна как басовая струна
от дальних звезд до бездн морского дна
натянута
Мелодия одна
звучит однообразна и верна
пространствам непроросшего зерна
всем тронувшимся фазою от сна:
идите на
__________идите на
____________________идите на


К Амуру
Евгений Абрамович Баратынский
Ничтожный для времён, я вечен для себя

К Амуру

Тебе я младость шаловливу,
О сын Венеры! посвятил;
Меня ты плохо наградил,
Дал мало сердцу на разживу!
Подобно мне любил ли кто?
И что ж я вспомню, не тоскуя?
Два, три, четыре поцелуя!..
Быть так; спасибо и за то.


Зависть
Юрий Карлович Олеша
Гейне, родившийся в 1801 году, называл себя первым человеком девятнадцатого века. Родившись на другом конце века, я могу назвать себя его последним человеком

Зависть

Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно «та-ра-ра», выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так:
«Как мне приятно жить… та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг… ра-та-та-та-ра-ри… Правильно движутся во мне соки… ра-та-та-ду-та-та… Сокращайся, кишка, сокращайся… трам-ба-ба-бум!»

Когда утром он из спальни проходит мимо меня (я притворяюсь спящим) в дверь, ведущую в недра квартиры, в уборную, мое воображение уносится за ним. Я слышу сутолоку в кабинке уборной, где узко его крупному телу. Его спина трется по внутренней стороне захлопнувшейся двери, и локти тыкаются в стенки, он перебирает ногами. В дверь уборной вделано матовое овальное стекло. Он поворачивает выключатель, овал освещается изнутри и становится прекрасным, цвета опала, яйцом. Мысленным взором я вижу это яйцо, висящее в темноте коридора.

В нем весу шесть пудов. Недавно, сходя где-то по лестнице, он заметил, как в такт шагам у него трясутся груди. Поэтому он решил прибавить новую серию гимнастических упражнений.

Это образцовая мужская особь...


Конек-Горбунок
Петр Павлович Ершов
Мы с Чижовым стряпаем водевиль Черепослов, в котором Галь получит шишку пречудесную. Куплетцы — заяденье!

Конек-Горбунок

Начинает сказка сказываться
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба — на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от села.
Там пшеницу продавали,
Деньги счетом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.

В долгом времени аль вскоре
Приключилося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить.
Мужички такой печали
Отродяся не видали;
Стали думать да гадать —
Как бы вора соглядать;
Наконец себе смекнули,
Чтоб стоять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь.

Вот, как стало лишь смеркаться,
Начал старший брат сбираться,
Вынул вилы и топор
И отправился в дозор...


Сандро
Фазиль Абдулович Искандер
Вот так же некоторые критики, услышав, что гремят тарелками (не скажу где), бросаются отгонять сфальсифицированную опасность

Сандро из Чегема

Дядя Сандро прожил почти восемьдесят лет, так что даже по абхазским понятиям его смело можно назвать старым человеком. А если учесть, что его много раз пытались убить в молодости, да и не только в молодости, можно сказать, что ему просто повезло.

В первый раз он получил пулю от какого-то негодяя, как он его неизменно называл. Он получил пулю, когда затягивал подпругу своему коню перед тем, как покинуть княжеский двор.

Дело в том, что он тогда был любовником княгини и торчал у нее день и ночь. Благодаря своим выдающимся рыцарским достоинствам, он был в то время первым или даже единственным ее любовником.

Юный негодяй был влюблен в княгиню и тоже торчал у нее день и ночь, кажется, на правах соседа или дальнего родственника со стороны мужа. Но он, по словам дяди Сандро, не обладал столь выдающимися рыцарскими достоинствами, как сам дядя Сандро. А может, и обладал, но никак не мог найти случая применить их к делу, потому что княгиня была без ума от дяди Сандро.

Все-таки он надеялся на что-то и потому ни на шаг не отходил от дома княгини или даже от самой княгини, когда она это позволяла. Возможно, она его не прогоняла, потому что он подхлестывал дядю Сандро на все новые и новые любовные подвиги. А может, она его держала при себе на случай, если дядя Сандро внезапно выйдет из строя. Кто его знает.

Княгиня эта была по происхождению сванка. Возможно, именно этим объясняются ее некоторые любовные странности. К достоинствам ее прекрасной внешности (дядя Сандро говорил, что она была белая, как молоко), я думаю, необходимо добавить, что она отлично ездила верхом, неплохо стреляла, а при случае могла выдоить даже буйволицу.

Я об этом говорю потому, что доить буйволицу трудно, для этого надо иметь очень крепкие пальцы. Так что вопрос об изнеженности, инфантильности или физическом вырождении сам по себе отпадает, несмотря на то, что она была чистокровным потомком сванских князей...


Песня Ангела
Rita
везде хорошо, где я есть

Песня Ангела

Я буду поджидать у перекрестка,
Там, где встречаются четыре ветра.
Не бойся, ты найдешь туда дорогу,
Лишь только следуй за лучом своей надежды,
Почувствуй в сердце чудное горенье,
Прислушайся к шуршанью моих крыльев,
Услышь души волшебные аккорды,
И насладись гармонией свободы.
Забудь все прежние свои свершенья,
Все, что закончено, оставь без сожаленья,
Нет смысла в удержании кого-то,
Смотри вперед — и будешь вечно юным.
Всегда есть сердце, что спешит тебе навстречу,
Готовое раскрыть свои объятья,
Лишь только разгляди его улыбку,
И улыбнись в ответ, наполнись светом.
Дари себя, не требуя отдачи,
Лишь так ты сможешь обладать любовью,
Нельзя отнять того, с чем расстаешься,
Дари себя — и все к тебе вернется.
Часы идут, следов не оставляя,
И шум земли проносится в пространстве,
Столетия торжественны и тихи...
Я рядом вечно, я всегда с тобою...


Дневник
Тарас Григорьевич Шевченко
В ком нет любви к стране родной, Те сердцем нищие калеки

Дневник (с 12 июня 1857 г. по 13 июля 1858 г. (по юлианскому календарю))

• Я, несмотря на мою искреннюю любовь к прекрасному в искусстве и в природе, чувствую непреодолимую антипатию к философиям и эстетикам. — 5 июля

• Вечер был тихий, светлый. На горизонте чернела длинная полоса моря, а на берегу его горели в красноватом свете скалы, и на одной из скал блестели белые стены второй батареи и всего укрепления. Я любовался своею семилетнею тюрьмою. — 11 июля

• ...Благочестивые уральцы, а особенно уралки, нашему брату [не]раскольнику воды напиться не дадут... Не знаю, чем восхищается в уральцах этот статистико-юмористик и вдобавок враль Небольсин? Грязнее, грубее этих закоренелых раскольников я ничего не знаю. Соседи их, степные дикари киргизы, тысячу раз общежительнее этих прямых потомков Стеньки Разина. — 12 июля

• Мне кажется, что свободный художник настолько же ограничен окружающею его природою, насколько природа ограничена своими вечными, неизменными законами. А попробуй этот свободный творец на волос отступить от вечной красавицы природы, он делается богоотступником, нравственным уродом, подобным Корнелиусу и Бруни. Я не говорю о дагеротипном подражании природе. Тогда бы не было искусства, не было бы творчества, не было бы истинных художников, а были бы только портретисты вроде Зарянка.
Великий Брюллов черты одной не позволял себе провести без модели, а ему, как исполненному силою творчества, казалось бы это позволительным. Но он, как пламенный поэт и глубокий мудрец-сердцеведец, облекал свои выспренные светлые фантазии в формы непорочной вечной истины. И потому-то его идеалы, полные красоты и жизни, кажутся нам такими милыми, такими близкими, родными. — 12 июля

• ... В великороссийском человеке есть врожденная антипатия к зелени, к этой живой блестящей ризе улыбающейся матери природы. Великороссийская деревня — это, как выразился Гоголь, наваленные кучи серых бревен с черными отверстиями вместо окон, вечная грязь, вечная зима! Нигде прутика зеленого не увидишь, а по сторонам непроходимые леса зеленеют. А деревня, как будто нарошно, вырубилась на большую дорогу из-под тени этого непроходимого сада. Растянулась в два ряда около большой дороги, выстроила постоялые дворы, а на отлете часовню и кабачок, и ей ничего больше не нужно. Непонятная антипатия к прелестям природы.
В Малороссии совсем не то. Там деревня и даже город укрыли свои белые приветливые хаты в тени черешневых и вишневых садов. Там бедный неулыбающийся мужик окутал себя великолепною вечно улыбающеюся природою и поет свою унылую задушевную песню в надежде на лучшее существование. О моя бедная, моя прекрасная, моя милая родина! Скоро ли я вздохну твоим живительным, сладким воздухом? Милосердый Бог — моя нетленная надежда. — 14 июля

• Для человека-материалиста, которому Бог отказал в святом, радостном чувстве понимания Его благодати, Его нетленной красоты, для такого получеловека всякая теория прекрасного ничего больше, как пустая болтовня. Для человека же, одаренного этим божественным разумом-чувством, подобная теория также пустая болтовня, и еще хуже — шарлатанство. Если бы эти безжизненные ученые эстетики, эти хирурги прекрасного, вместо теории писали историю изящных искусств, тут была бы очевидная польза. Вазари переживет целые легионы Либельтов. — 23 июля


Этика
Гарри Гаррисон (Henry Maxwell Dempsey)
Удивительные вещи можно вбить человеку в голову, если колотить по ней с малолетства

Специалист по этике

– Один момент, — прервал собеседника Язон и, отвернувшись от экрана, выстрелил в нападавшего рогатого дьявола. — Нет, ничем важным я не занят. Сейчас приду. Возможно, смогу помочь.

Он выключил видеофон, и изображение радиста на экране погасло. Когда Язон проходил мимо подстреленного им рогатого дьявола, тот зашевелился в последней вспышке уходящей злобной жизни, и его рог проскреб о гибкий металл ботинка. Язон отшвырнул чудовище вниз, в джунгли.

В сторожевой башне Периметра было темно, освещение исходило только от экранов перед пультом управления защитой. Мета взглянула на него и улыбнулась, затем ее внимание вновь переключилось на экраны.

– Я иду в башню космической связи, Мета, — сказал Язон. — На орбите корабль, он пытается вступить с нами в контакт на неизвестном дежурному языке. Может быть я смогу помочь.

– Долго не задерживайся, — сказала Мета и, убедившись, что все контрольные лампы горят зеленым, потянулась к нему. Ее руки, мускулистые, сильные как у мужчины, обхватили его, губы были теплыми и женственными. Он вернул поцелуй, и она потянулась вновь к приборам, как будто его тут и не было.

– Главная беда Пирра, — сказал Язон, — это слишком большое внимание работе.

Он наклонился и слегка укусил ее за шею. Не отрывая глаз от приборов, она игриво шлепнула его и засмеялась. Он отскочил, но недостаточно быстро, растирая ушибленное ухо.

– Женщина-тяжеловес! — пробормотал Язон про себя.

Связист был один в рубке космической радиосвязи — подросток, никогда не покидавший Пирра и поэтому не знавший других планет и их языков. Язон же, благодаря своей карьере профессионального игрока, говорил или по меньшей мере был знаком с большинством галактических языков.

– Они вышли из зоны приема, — сказал оператор, — скоро вернутся. — Он повернул ручку, и сквозь атмосферные помехи донесся голос:

– …jeg kan ikke forstaå… Pyrras, kan dig hør mig...


Лист бумаги
Сергей Владимирович Михалков
В конце концов, любой женщине присущи черты милиционера, когда она имеет дело с мужчиной. Сначала она говорит: «Давайте не будем», а потом: «Следуйте за мной!»

Лист бумаги

Простой бумаги свежий лист!
Ты бел как мел. Не смят и чист.
Твоей поверхности пока
Ничья не тронула рука.

Чем станешь ты? Когда, какой
Исписан будешь ты рукой?
Кому и что ты принесешь:
Любовь? Разлуку? Правду? Ложь?

Прощеньем ляжешь ты на стол?
Иль обратишься в протокол?
Или сомнет тебя поэт,
Бесплодно встретивший рассвет?

Нет, ждет тебя удел иной!
Однажды карандаш цветной
Пройдется по всему листу,
Его заполнив пустоту.

И синим будет небосвод,
И красным будет пароход,
И черным будет в небе дым,
И солнце будет золотым!


Вне игры
pesnya
Оставляю за собой право не соответствовать вашим ожиданиям

Вне игры

В промозглую усталую весну,
Вобравшую в себя все наши зимы,
Мы погрузились и идем ко дну.
С печалью давней невообразимой
Колючий ветер утром со двора
Сгоняет неприкаянные стаи.
Лишь нам двоим понятная игра
То оживет, то снова замирает...
И, в разных уголках одной Земли,
Синхронно проиграв последний раунд,
Мы все-таки с тобою не смогли
Стереть под ноль свой внутренний аккаунт.


Век живи век люби
Валентин Григорьевич Распутин
И правильно: не лезьте в душу народную. Она вам неподвластна. Пора бы это понять

Век живи — век люби

Тому, кто не имеет ее, самостоятельность кажется настолько привлекательной и увлекательной штукой, что он отдаст за нее что угодно. Саню буквально поразило это слово, когда он всмотрелся в него. Не вчитался, не вдумался, там и вдумываться особенно не во что, а именно всмотрелся и увидел. «Самостоятельность» — самому стоять на ногах в жизни, без подпорок и подсказок — вот что это значит. Иногда для важного решения не хватает пустяка; так произошло и на этот раз: как только Саня увидел, что такое самостоятельность, он словно бы встал на свое собственное, ему принадлежащее место, где ему предстояло сделаться самостоятельным, встал так уверенно и удобно, что никаких сомнений но могло быть, его ли это место, и решил: все, хватит. Хватит ходить по указке, поступать по подсказке, верить сказке... Пятнадцать лет человеку, а для папы с мамой все ребенок, и никогда это не кончится, если не заявить раз и навсегда: сам. Сам с усам. Я — это я, это мне принадлежит, в конце концов, мне за себя в жизни ответ держать, а не вам. Конечно, он не собирался переходить границы, в этом не было необходимости, но границы собирался пораздвинуть. И удивительно: стоило Сане принять решение, ему сразу же повезло. Еще в начале лета папа с мамой никуда не собирались, но, вернувшись из спортивного лагеря, где Саня провел июнь, он вдруг узнал, что они уезжают. Они летят в Ленинград, там садятся со своими знакомыми в машину, едут в Прибалтику, затем в Калининград, затем в Брест, куда-то еще и возвращаются только в конце августа, чтобы собрать Саню в школу. «А ты побудешь у бабушки», — сказала мама. Папа вздохнул. Август у бабушки на Байкале золотой месяц: ягоды, грибы, рыбалка, купанье, и папа, будь на то его воля, не раздумывая, поменялся бы с Саней местами. Только Саня, разумеется, отказался бы меняться — и не потому, что ему не хотелось побывать в Прибалтике и увидеть Брест, хотелось, и особенно в Брест, но он предпочитал быть там, где нет папы с мамой, которые и в Бресте умудрились бы затолкать его в окоп или в траншею и не позволили бы высовываться, чтобы, не дай бог, не схлопотать выпущенную сорок лет назад пулю. Если у родителей один ребенок, они, судя по всему, сами впадают в детство, продолжая играть с ним, как с куклой, до тех пор, пока он не откупится собственным родительским вкладом...


Битва
Юрий Васильевич Бондарев
Уныние — великий грех. Нам не хватает оптимизма

Батальоны просят огня
Глава 1

Бомбежка длилась минут сорок. В черном до зенита небе, неуклюже выстраиваясь, с тугим гулом уходили немецкие самолеты. Они шли низко над лесами на запад, в сторону мутно-красного шара солнца, которое пульсировало в клубящейся мгле.

Все горело, рвалось, трещало на путях, и там, где еще недавно стояла за пакгаузом старая закопченная водокачка, теперь среди рельсов дымилась гора обугленных кирпичей; клочья горячего пепла опадали в нагретом воздухе.

Полковник Гуляев, морщась от звона в ушах, осторожно потер обожженную шею, потом вылез на край канавы и сипло крикнул:

– Жорка! А ну где ты там? Быстро ко мне!

Жорка Витьковский, шофер и адъютант Гуляева, гибкой независимой походкой вышел из пристанционного садика, грызя яблоко. Его мальчишеское наглое лицо было спокойно, немецкий автомат небрежно перекинут через плечо, из широких голенищ в разные стороны торчали запасные пенальные магазины…


Человек-амфибия
Александр Романович Беляев
Беда не в том, что человек произошел от животного, а в том, что он не перестал быть животным. Глупым, злым, неразумным

Человек-амфибия

Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Черное небо покрылось звездами. «Медуза» спокойно стояла на якоре. Тишина ночи не нарушалась ни всплеском волны, ни скрипом снастей. Казалось, океан спал глубоким сном.

На палубе шхуны лежали полуголые ловцы жемчуга. Утомленные работой и горячим солнцем, они ворочались, вздыхали, вскрикивали в тяжелой дремоте. Руки и ноги у них нервно подергивались. Быть может, во сне они видели своих врагов — акул. В эти жаркие безветренные дни люди так уставали, что, окончив лов, не могли даже поднять на палубу лодки. Впрочем, это было не нужно: ничто не предвещало перемены погоды. И лодки оставались на ночь на воде, привязанные у якорной цепи. Реи не были выровнены, такелаж плохо подтянут, неубранный кливер чуть-чуть вздрагивал при слабом дуновении ветерка. Все пространство палубы между баком и ютом было завалено грудами раковин-жемчужниц, обломками кораллового известняка, веревками, на которых ловцы опускаются на дно, холщовыми мешками, куда они кладут найденные раковины, пустыми бочонками. Возле бизань-мачты стояла большая бочка с пресной водой и железным ковшом на цепочке. Вокруг бочки на палубе виднелось темное пятно от пролитой воды.

От времени до времени то один, то другой ловец поднимался, шатаясь в полусне, и, наступая на ноги и руки спящих, брел к бочке с водой. Не раскрывая глаз; он выпивал ковш воды и валился куда попало, словно пил он не воду, а чистый спирт. Ловцов томила жажда: утром перед работой есть опасно — слишком уж сильное давление испытывает человек в воде, — поэтому работали весь день натощак, пока в воде не становилось темно, и только перед сном они могли поесть, а кормили их солониной.

Ночью на вахте стоял индеец Бальтазар. Он был ближайшим помощником капитана Педро Зуриты, владельца шхуны «Медуза».

В молодости Бальтазар был известным ловцом жемчуга: он мог пробыть под водою девяносто и даже сто секунд — вдвое больше обычного.

«Почему? Потому, что в наше время умели учить и начинали обучать нас с детства, — рассказывал Бальтазар молодым ловцам жемчуга. — Я был еще мальчишкой лет десяти, когда отец отдал меня в ученье на тендер к Хозе»...


Настоящий человек
Борис Николаевич Полевой
Русский человек всегда был загадкой для иностранца

Повесть о настоящем человеке

Звезды еще сверкали остро и холодно, но небо на востоке уже стало светлеть. Деревья понемногу выступали из тьмы. Вдруг по вершинам их прошелся сильный свежий ветер. Лес сразу ожил, зашумел полнозвучно и звонко. Свистящим шепотом перекликнулись между собой столетние сосны, и сухой иней с мягким шелестом полился с потревоженных ветвей.

Ветер стих внезапно, как и налетел. Деревья снова застыли в холодном оцепенении. Сразу стали слышны все предутренние лесные звуки: жадная грызня волков на соседней поляне, осторожное тявканье лисиц и первые, еще неуверенные удары проснувшегося дятла, раздававшиеся в тишине леса так музыкально, будто долбил он не древесный ствол, а полое тело скрипки.

Снова порывисто шумнул ветер в тяжелой хвое сосновых вершин. Последние звезды тихо погасли в посветлевшем небе. Само небо уплотнилось и сузилось. Лес, окончательно стряхнувший с себя остатки ночного мрака, вставал во всем своем зеленом величии. По тому, как, побагровев, засветились курчавые головы сосен и острые шпили елей, угадывалось, что поднялось солнце и что занявшийся день обещает быть ясным, морозным, ядреным.

Стало совсем светло. Волки ушли в лесные чащобы переваривать ночную добычу, убралась с поляны лисица, оставив на снегу кружевной, хитро запутанный след. Старый лес зашумел ровно, неумолчно. Только птичья возня, стук дятла, веселое цвиканье стрелявших меж ветвей желтеньких синиц да жадный сухой кряк соек разнообразили этот тягучий, тревожный и грустный, мягкими волнами перекатывающийся шум.

Сорока, чистившая на ветке ольховника черный острый клюв, вдруг повернула голову набок, прислушалась, присела, готовая сорваться и улететь. Тревожно хрустели сучья. Кто-то большой, сильный шел сквозь лес, не разбирая дороги. Затрещали кусты, заметались вершины маленьких сосенок, заскрипел, оседая, наст. Сорока вскрикнула и, распустив хвост, похожий на оперение стрелы, по прямой полетела прочь...


Наука любви
Публий Овидий Назон (Publius Ovidius Naso)
Легче добьешься в любви конца, нежели умеренности

Наука любви

Кто из моих земляков не учился любовной науке,
Тот мою книгу прочти и, научась, полюби.
Знанье ведет корабли, направляя и весла и парус,
Знанье правит коней, знанью покорен Амур.
Автомедонт направлял колесницу послушной вожжою,
Тифий стоял у руля на гемонийской корме, —
Я же Венерой самой поставлен над нежным Амуром,
Я при Амуре моем — Тифий и Автомедонт.
Дик младенец Амур, и нрав у него непокладист,
Все же младенец — и он, ждущий умелой руки.
Звоном лирной струны сын Филиры утишил Ахилла,
Дикий нрав укротив мирным искусством своим:
Тот, кто был страшен врагу, кто был страшен порою и другу,
Сам, страшась, предстоял перед седым стариком;
Тот, чья мощная длань сулила для Гектора гибель,
Сам ее подставлял под наказующий жезл.
Словно Хирону — Пелид, Амур доверен поэту:
Так же богиней рожден, так же душою строптив.
Что ж, ведь и пахотный бык ярмо принимает на шею,
И благородный скакун зубом грызет удила, —
Так и Амур покоряется мне, хоть и жгут мое сердце
Стрелы, с его тетивы прямо летящие в грудь.
Пусть! Чем острее стрела, чем пламенней жгучая рана,
Тем за стрелу и огонь будет обдуманней месть...


Бал
DiavoLLita
Только память и пепел... Татьяна Селюченко

Бал

Мне лестны ваши комплименты, Сударь,
Однако, не найти ответных слов.
Давайте же честны друг с другом будем —
Мы оба с вами здесь не про любовь
Улыбки сеем, па и реверансы,
Игривый смех и целованье рук,
И, с кем-то новым закружившись в танце,
Бежим от горечи случившихся разлук.
Глядя в глаза чужие удивленно,
Увидев в отраженьи их себя,
Мы понимаем, что определенно
Не сможем посмотреть в ответ любя.
И разбиваем чары в полдороги,
Снимаем маски ангелов и фей.
Разбитыми сердцами понемногу
Касаемся затронутых людей.
Трепещем в ожиданьи новой боли
Разочарованно глядящих глаз...
Мы оба с вами, Сударь, поневоле
Стыдимся настоящих нас.
И в хороводе пышных платьев будем
Кружиться, создавая маскарад,
Скрывая в нём, что никого не любим,
И комплименты сыпать невпопад.


Из жизни
Вера Федоровна Панова
Терпеть не могу расхлябанность и великовозрастную инфантильность

Серёжа
Несколько историй из жизни очень маленького мальчика

Выдумали, будто он на девочку похож. Это прямо смешно. Девочки ходят в платьях, а Серёжа давным-давно не ходит в платьях. У девочек, что ли, бывают рогатки? А у Серёжи есть рогатка, из нее можно стрелять камнями. Рогатку сделал ему Шурик. За это Сережа отдал Шурику все ниточные катушки, которые собирал всю свою жизнь.

А что у него такие волосы, так их сколько раз стригли машинкой, и Серёжа сидит смирно, закутанный простыней, и терпит до конца, а они все равно растут опять.

Зато он развитой, все говорят. Он знает наизусть целую кучу книжек. Два или три раза прочтут ему книжку, и он уже знает ее наизусть. Знает и буквы, но читать самому — очень долго. Книжки густо измазаны цветными карандашами, потому что Серёжа любит раскрашивать картинки. Если даже картинки в красках, он их перекрашивает по своему вкусу. Книжки недолго бывают новыми, они распадаются на куски. Тетя Паша приводит их в порядок, сшивая и склеивая листы, изорванные по краям.

Пропадет какой-нибудь лист — Серёжа ищет его и успокаивается, когда находит: он привязан к своим книжкам, хотя в глубине души не принимает всерьез все эти истории. Звери на самом деле не разговаривают, и ковер-самолет летать не может, потому что он без мотора, это каждый дурак знает.

И вообще, как принимать всерьез, если читают про ведьму и тут же говорят: «А ведьм, Серёженька, не бывает»...


(March-18)
nevsky
Поэт. Виталий Кулик

Февральские стебокку

Хокку (хайку) — вид минималистической японской поэзии — короткие стихи без рифмы из 3 строк. Содержательная часть такова: состояние погоды/природы/ — неожиданное философское наблюдение поэта, часто парадоксального содержания — острое ощущение сопричастности к неповторимому мимолётному мгновенью.
Вообще, хокку состоят из 17 слогов и схемы 5–7–5. Однако — плюнул я на все эти правила, слюной — как плевали еще до исторического материализма. И от хокку здесь больше суть, чем форма.
Так что хокку эти вполне можно назвать «стебокку»

*
Мартовский выбор
Неоднозначен.
На перепутьи.
*
В полдень морозный
Мчит к нам заказчик.
Тпру, где оплата?
*
Овцы галопом
Бегут в супермаркет.
Душ пункт обменный.
*
Меч мой наточен.
Хоть денег и нету,
Я там держусь.
*
Рюмка сакэ
намекает на баню.
Инея шепот...
*
Глянул на улицу...
Сладкою песней
треск дров в камине...
*
Власти молчание
так говоряще.
Рушатся глыбы.
*
Ойся, не ойся,
Разницы нету.
Все по Ашанам.
*
Голубь на крыше
Взглядом орлиным
Пальто подмечает.
*
Вот говорят
В мире всё не напрасно.
Ну а Пхёнчан?


Исход
asiat05

Исход


Типа ровно два года,
как написано.

Как аромат вина в пустом бокале,
Тоска так невесома и сладка;
Играет лунный свет на покрывале
Под музыку бессмертного сверчка.

Уже подобен дереву сухому.
Зачем мешать? Желанный дровосек
Дает преображение былому
К той истине, что ищет человек.

И в этот миг почувствовать безмолвно
Прикосновенье к истине Творца,
Когда бредешь дорогою неровной,
Не ведая начала и конца.

И сбросить жизнь, как старую одежду,
Как сапоги, подбитые свинцом,
И в суть войти, где нет «потом» и «прежде»,
И верить, что откроет Он лицо.


Баталия
Алексей Силыч Новиков-Прибой
раньше разбойников вешали на крестах, а теперь наоборот — разбойникам вешают на грудь кресты

Цусима

...Сентябрь укорачивал дни и удлинял ночи. По утрам чувствовалась приятная прохлада. Прозрачнее становились дали, яснее вырисовывались берега, омываемые водами Финского залива. Вчера учебно-артиллерийский отряд вернулся из плавания в Кронштадт и, отсалютовав семью выстрелами крепости, бросил якорь на большом рейде. Отряд возглавлял флагманский крейсер 1-го ранга «Минин», на котором я проплавал в качестве баталера летнюю кампания 1904 года. Кончалась наша кампания. Ожидали приказа главного командира Балтийского флота втянуться в гавань и разоружиться. И наши корабли останутся там на всю зиму, скованные льдами до следующей весны. А мы переселимся во флотский экипаж, в огромнейший трехэтажный кирпичный корпус, что стоит на Павловской улице.

Был полный штиль. Безоблачная высь по-летнему обдавала, теплом. На востоке смутно обозначался Петербург, подернутый сизой дымкой. А если посмотреть в обратную сторону, то перед взором, постепенно расширяясь, все просторнее развертывался водный путь. Он вел к Балтийскому морю, исчезая в безбрежности и отливая свинцовым блеском. Там, в солнечных лучах, мерещился Толбухин маяк, как одинокий перст, показывающий курс морякам.

Из Кронштадта, из Петровского парка, оттуда, где стоит памятник первому создателю русского флота, докатился до нас выстрел пушки, возвестивший полдень.

На кораблях, отбивая склянки, зазвонили в колокола. Вместо послеобеденного отдыха я ушел на бак уселся на палубу и, привалившись к чугунному кнехту, занялся чтением газет. Вокруг меня, слушая чтение, расположилось десятка три матросов, все в парусиновой одежде, все босые.

Одни сидели в различных позах. Другие лежали, подложив кулаки под голову. Война с Японией возбудила особый интерес к газетам...


Коту под хвост
white-snow
снех

Коту под хвост

Ты была моим врагом и не сдавалась,
я говорил: «Давай убью тебя и будет весело».
Ты отвечала: «Завари на ужин малость,
сегодня мы ждем в гости профессора».
Вечером приходил профессор, кандидат наук,
шепелявил утробным голосом, что
есть статья и человек человеку друг.
Потом ушел босиком в твоем демисезонном пальто.
В прихожей остался висеть клетчатый фрак
и толстая трость с набалдашником.
Ты взяла с полки томик «Борис Пастернак»,
я из-под дивана автомат Калашникова —
силы неравны, из укрытий — бутылка «Псоу».
Ты идешь на кухню и варишь малость,
в дверь звонит профессор, заходит, говорит мне: «Ноу».
Сидим, пьем на троих, кого-то из нас не осталось —
показалось, что профессор ушел,
присмотрелся получше, меня нет.
Вы остались наедине пить крюшон,
мою застрявшую тень закатали в цемент,
кто я теперь без тени, даже у сомнений они есть.
Вернулся босиком в твоём демисезонном пальто,
внутри страдала беременностью месть.
Вы сидели вместе, профессор играл Бельмондо,
голосом Гамлета я спросил: «Где тень моя?»
Профессор ответил: «У отца».
Мне не жалко было свинца,
сквозь череп профессора были видны твои растения.
Ты взяла череп профессора
и томно прозвучала: «Быть или не быть, вот в чем вопрос».
Я понял — нужно уходить —
над головой кружили мессеры,
бутылка «Псоу» катилась коту под хвост.


Кошка на раскаленной крыше
Теннесси Уильямс
Женщины любят побежденных, но изменяют им с победителями

Кошка на раскаленной крыше

Когда поднимается занавес, через полуоткрытую дверь слышно, что кто-то принимает душ в ванной. Красивая молодая женщина с озабоченным видом входит в спальню и подходит к двери в ванную.

Маргарет (старается перекричать шум воды): Один из этих недоделанных уродов запустил в меня масляным бисквитом: теперь надо переодеться!

Маргарет говорит одновременно и быстро, и растягивая слоги. Произнося длинные пассажи, она напоминает священника, нараспев читающего молитву: вдох делается после конца строки, поэтому фраза завершается на последнем дыхании. Иногда Маргарет перемежает свою речь негромким пением без слов, типа «Па-па-па!»

Шум воды прекращается и Брик откликается, хотя его все еще не видно. В его тоне слышно вежливо преувеличенная заинтересованность, маскирующая полное безразличие к жене.

Брик: Что ты сказала, Мэгги? Вода шумит, я ничего не слышу.

Маргарет: Я просто сказала, что один из этих уродов испортил мое кружевное платье, теперь надо переодеваться...

Брик: Почему ты называешь их уродами?

Маргарет: Потому что у них нет шеи.

Брик: Совсем нет шеи?

Маргарет: Я, по крайней мере, не заметила. Жирные головки налеплены на жирные тушки без малейшего промежутка.

Брик: Плохо дело.

Маргарет: Куда хуже, даже шею им не свернуть, потому что ее просто нету! Правда, милый? (Снимает платье, остается в нижней шелковой сорочке цвета слоновой кости. Слышен визг детей снизу.)…


Зверинец
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Никогда, дети мои, человек не бывает так доволен, как тогда, когда он подстроит гадость своему ближнему

Зверинец

— К вам можно? — повторил я через запертую дверь.
— Кто такой? — послышался изнутри сердитый старческий голос.
— Это я, Михаил Осипович, — пустите. Я вам ничего дурного не сделаю.

Дверь, защелкнутая на цепь, приотворилась, и на меня глянуло испуганное, злое лицо Меньшикова.
— Да ведь вы небось драться пришли? — недоверчиво прохрипел он.
— Чего же мне драться... У меня и палки нет.
— А вы, может, руками... а?
— Нет, руками я вас не буду... Право, пустите. Я так, поболтать пришел.

После долгого колебания Меньшиков снял цепь и впустил меня.
— Здравствуйте, коли пришли. Не забываете старика — хе-хе…
— Где вас забыть!

Он привел меня в большую холодную гостиную, с застоявшимся запахом деревянного масла, старой пыли и какой-то мяты…
Мы сели и долго молчали.
— Альбомик не желаете ли посмотреть? — придвинул он мне книгу в кожаном переплете, с оторванными застежками.

Я развернул альбом и наткнулся на портрет какого-то унылого человека.
— Кто это?
— Большой негодяй! Устраивал сходки разныя... Да — шалишь, — сообщил я кому следует... засадили его.
— Гм... А этот?
— Морской чиновник? Вор и растратчик. Я в одной статье такое про него написал, что вверх тормашками со службы полетел.
— Это вот, кажется, очень симпатичное лицо...
— Какое! Бомбист, совершеннейший бомбист!..


Человек
Максим Горький (Алексей Максимович Пешков)
Человек, который пришел на свет, чтобы не соглашаться

ЧЕЛОВЕК

...В часы усталости духа, — когда память оживляет тени прошлого и от них на сердце веет холодом, — когда мысль, как бесстрастное солнце осени, освещает грозный хаос настоящего и зловеще кружится над хаосом дня, бессильная подняться выше, лететь вперед, — в тяжелые часы усталости духа я вызываю пред собой величественный образ Человека.

Человек! Точно солнце рождается в груди моей, и в ярком свете его медленно шествует — вперед! и — выше! трагически прекрасный Человек!

Я вижу его гордое чело и смелые, глубокие глаза, а в них — лучи бесстрашной Мысли, той величавой силы, которая в моменты утомленья — творит богов, в эпохи бодрости — их низвергает.

Затерянный среди пустынь вселенной, один на маленьком куске земли, несущемся с неуловимой быстротою куда-то в глубь безмерного пространства, терзаемый мучительным вопросом — «зачем он существует?» — он мужественно движется — вперед! и — выше! — по пути к победам над всеми тайнами земли и неба.

Идет он, орошая кровью сердца свой трудный, одинокий, гордый путь, и создает из этой жгучей крови — поэзии нетленные цветы; тоскливый крик души своей мятежной он в музыку искусно претворяет, из опыта — науки создает и, каждым шагом украшая жизнь, как солнце землю щедрыми лучами, — он движется все — выше! и — вперед! звездою путеводной для земли...

Вооруженный только силой Мысли, которая то молнии подобна, то холодно спокойна, точно меч, — идет свободный, гордый Человек далеко впереди людей и выше жизни, один — среди загадок бытия, один — среди толпы своих ошибок... и все они ложатся тяжким гнетом на сердце гордое его, и ранят сердце, и терзают мозг, и, возбуждая в нем горячий стыд за них, зовут его — их уничтожить.

Идет! В груди его ревут инстинкты: противно ноет голос самолюбья, как наглый нищий, требуя подачки; привязанностей цепкие волокна опутывают сердце, точно плющ, питаются его горячей кровью и громко требуют уступок силе их... все чувства овладеть желают им; все жаждет власти над его душою.

А тучи разных мелочей житейских подобны грязи на его дороге и гнусным жабам на его пути.

И как планеты окружают солнце, — так Человека тесно окружают созданья его творческого духа: его — всегда голодная — Любовь; вдали, за ним, прихрамывает Дружба; пред ним идет усталая Надежда; вот Ненависть, охваченная Гневом, звенит оковами терпенья на руках, а Вера смотрит темными очами в его мятежное лицо и ждет его в свои спокойные объятья...


Осенник
alouette
тим

Осенник

с благодарностью за такой устойчиво-жизнеспособный образ В.В.В.

Смывают дожди запоздалые листья.
Прощаясь,
Осенник стоит у порога.
...Он скоро уйдет.
И неслышно, по-лисьи
в озябшее сердце вкрадется тревога.
Сперва извиняясь: «Немного побуду…»
Потом все уверенней: «Знаешь, останусь!»
И я, предавая себя, как иуда,
смирюсь.
Но...
уже не раскаюсь.


Написать и поджечь
satory
Белый танец в декорациях кафельных стен, две тысячи лет или двадцать один — хрен, а по бокалам толстый формалин, белый танец, out in. (с)

***

Написать и поджечь расхромавшийся слог,
Незаконченный март. Пару стертых дорог...
Чуть растерянный взгляд и притоптанный мох,
Это все что осталось... Это все, что я смог.

Все мои корабли полегли под водой...
Все мои поезда не вернулись домой...
Ты услышишь меня или собственный вой,
Когда мимо ворот пройдет утром конвой.

Прочитай между строк недописанный стих,
Я такой же, как он, — неоправданно тих.
С каждым новым звонком просыпается тик,
С каждой новой весной разрастается крик.

Не заглушишь уже. Ничего не поймёшь.
Только в спину вонзишь приготовленный нож.
Так смешаются вместе: тревога и ложь,
Ты на месте стоишь, говоря, что уйдешь...


Песенка
Корней Иванович Чуковский (Николай Васильевич Корнейчуков)
Человек рождается, чтобы износить четыре детских пальто и от шести до семи взрослых. Десять костюмов — вот и весь человек

Скрюченная песня
Английская песенка

Жил на свете человек,
Скрюченные ножки,
И гулял он целый век
По скрюченной дорожке.

А за скрюченной рекой
В скрюченном домишке
Жили летом и зимой
Скрюченные мышки.

И стояли у ворот
Скрюченные елки,
Там гуляли без забот
Скрюченные волки.

И была у них одна
Скрюченная кошка,
И мяукала она,
Сидя у окошка.

А за скрюченным мостом
Скрюченная баба
По болоту босиком
Прыгала, как жаба.

И была в руке у ней
Скрюченная палка,
И летела вслед за ней
Скрюченная галка.

Поздравляем именинников!
С днем рождения!

Для иллюстраций использованы картины художников: Н. Г. Тур, Tomasz Setowski.

 

Автор: Злата ВОЛЧАРСКАЯ («Решетория»)


← ПредыдущаяСледующая →

11.03.2018
О борта новоизбранных. Итоги «OtvertkaFest-2017»

23.02.2018
Точки расставлены. Итоги читательского голосования по финалистам «Светофора»

Читайте в этом же разделе:
23.02.2018 Точки расставлены. Итоги читательского голосования по финалистам «Светофора»
15.02.2018 Пирожки ждут респектов!!!
10.02.2018 Превращая голоса. Итоги Бала Внеконкурсных Обороток
09.02.2018 Внимание! Открываем читательское голосование по финалистам «Светофора»
08.02.2018 О зверях и фанфарах. Итоги конкурса обороток «Продолжение — следует!»

К списку


Комментарии

02.03.2018 09:05 | Песня

дадада, мы такие) Волча, респект и благодарности за титанический труд. Какртинки просто бест оф зебест!

04.03.2018 05:14 | Auska

Какая симпатичная работа! Спасибо большое за неё.

09.03.2018 02:24 | Rusalka

Какая красивая подборка стихов и иллюстраций! Замечательно! Скачивала картинки, читала стихи))
Картинки фантастические)
И авторы такие интересные)
Браво!

09.03.2018 20:12 | Volcha

Картинки - это картины означенных художников) всё для именинникофф ))

13.03.2018 22:29 | asiat05

Спасибо за поздравления!
Труд проделан просто огромный!

Оставить комментарий

Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.


Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Поиск по сайту

Новая Хоккура

Камертон