|

Ничтожество литературы есть симптом состояния цивилизации (Стендаль)
Анонсы
21.11.2009 Шорт-лист недели 13–20.11.2009: Нас, конечно, убьют...Столько об него боков вытерли, что самого-то его и не видать совсем... 
Не люблю Пушкина — навял, набил оскомину... не стихами, конечно, нет, а вездесущестью, затоптанностью. Столько на бедолагу лаку налили, столько об него боков вытерли, что самого-то его и не видать совсем. Потому вот когда раскрываешь доставшийся в наследство от мамы букинистический черный томик, рождается своеобразное ощущение — будто пришел на свиданку, не то в петропавловский каземат, не то в психушку, к нему-настоящему, не зализанному, щетиной заросшему, живому... Как там, у Булата — «Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается. Ах, завтра, наверное, что-нибудь произойдет». М-да. В общем, лично мне очень хотелось бы, чтобы внуки мои и внучатые племяннички на уроках литературы открывали и закрывали пушкинскую тему именно стихотворением господина Стрижака. Хоть оно, по большому счету, и не о Пушкине вовсе...
Так что со Стихотворением недели все было понятно еще 14 ноября в 16:42 пополудни (кстати, удивительно, что в ленту «Избранное Золото» оно не попало до сих пор, поскольку не хватает одного голоса — кто-нибудь, добавьте уже его, наконец в свое Избранное!):
Номинатор pesnya
Вот и хватит в лицейских тетрадках лажать.
На прощанье Державину лапу пожать —
и вперёд. Но твои адресаты —
только вёрсты одне полосаты.
Одиночество, брат, даже с выходом в свет.
И в гостиных шушуканье — ибо поэт.
Мимо черни, на россказни падкой,
проходи, заслоняясь крылаткой.
И, вцепившись в пудовую трость, как в цевьё,
сквозь туман, сквозь пошлящее офицерьё —
дуй на выход. Лакеи и шубы.
И невнятно бормочешь сквозь зубы:
«В фолиантах потомков отыщем приют.
Ничего, милый друг. Нас, конечно, убьют.
Ничего. Да какие там бесы?
Просто светские дурни, балбесы».
Дуй насквозь. И всегда оставайся в бегах,
сквозь туман, сквозь позор и письмо о рогах,
сквозь предательства, карты, попойки,
задолжав за квартиру на Мойке.
Более чем достойной вышла на сей раз и пятерка избранных номинантами, открывающаяся замечательным текстом ДАНа с горящими мостами и падающим снегом. Эти самые мосты собрали аж четыре голоса — это показатель, учитывая, что тексты, не ставшие первыми в недельном Шорт-листе, обычно имеют в среднем по одному голосу. Потому, вопреки складывающейся уже традиции, позволю себе процитировать, уже в Шорт-листе, и ДАНа:
DAN. ТАМ ( 4: sumire, tochka-tire, Mi-sama, HedgeHog)
Номинатор: Mi-sama
ТАМ падал снег, и снова жгли мосты.
их вечно жгут, по правде, до и после.
я всех собак выстраивал по росту,
и с ними шёл по улицам пустым,
чтоб никогда не становиться взрослым.
и никогда не превратиться в дым.
пришла зима. пришла? садись за стол.
смотри в окно, смотри куда угодно.
на небе столько звёзд и производных
от этих звёзд, что я с ума сошёл,
совсем сошёл, почти бесповоротно.
с тех пор смотрю бесстрашно только в пол.
куда спешить, когда, зачем, к кому?
полощет день бельё, опять полощет.
я стал бы тем, кого ведут на площадь,
кому привычно крепко руку жмут:
умнее, лучше, ближе в чём-то проще,
я стал бы частью, кем-то нужным тут,
но... падал снег, шло время по пятам.
со звонким лаем строились собаки,
на белом небе появлялась накипь.
я имена дарил своим мостам,
мосты горели, продолжая плакать,
о том, что больше не случится ТАМ.
(номинатор: ikki)
(номинатор: SukinKot)
(номинатор: Volcha)
(номинатор: antz)
«Стих Дана хорош, — констатировал SukinKot. — Падает снег, горят мосты, строятся собаки. “Я стал бы тем, кого ведут на площадь” Зачем ведут? Первое, что приходит в голову — казнить. А зачем еще? Толкать речь? Нет, лидеров не ведут, это лидеры ведут за собой. Значит, все же казнить. “Кому привычно крепко руку жмут” — если крепко жмут, значит уважают (пусть даже это не друзья, а враги). Но почему привычно, если казнить? Нет, не казнить. “Я стал бы частью, кем-то нужным тут” — вот ответ. Мог бы стать частью толпы. Все укладывается. Но что там? Что Там? Что “не там” понятно, что “там” — не очень. А самое главное, непонятно чем “там” отличается от “тут” (где герой мог бы быть нужным). “Тут” — это реальный мир или место, в котором он идет со строем своих собак по улицам? Ведь, видимо, строй собак нереален, это тоже образ. Итак, есть “там” (где горят мосты и падает снег), “тут”, где герой лишний, ибо он не от мира сего, и есть еще внутренний мир героя с его собаками, который не “там” и не “тут”. На мой взгляд, чересчур сложно выходит. “Мосты горели, продолжая плакать”. Почему плакать? Мост ведь не свеча. По мне, мосты — парни бравые, они не плачут, даже если горят».
В основном я, пожалуй, готов согласиться с таким раскладом. Но только в основном, ибо есть частности, которых СК, на мой взгляд, не углядел. Дело в том (и это еще одна из причин, по которым стихотворение ДАНа цитируется, не став первым), что Антон и ДАН говорят, в общем, об одном и том же, и никакого «чересчур сложно» тут нет. «Там», думается, не «внутренний мир героя с его собаками», но единственно живой и настоящий его мир, в который и на который он устремлен из «тут». «Там» одновременно притягивает и страшит своими звездами и их производными, и вот этот страх выполняет функцию волнореза, барьера — покуда он есть, герой будет чужим и ненастоящим как «тут», так и «там». Одиночество, господа, это великая вещь, оно отравляет привычное комфортное существование, но взамен провоцирует рождение таких строк и образов, которые иным комфортным и не снились. Ну, а собаки ли следом бегут или апостолы поспешают — каждый решает для себя самостоятельно.
Автор: marko
Читайте в этом же разделе: 15.11.2009 Шорт-лист недели 06–13.11.2009: Повсюду сплин и западня... 08.11.2009 Шорт-лист недели 30.10–06.11.2009: И ничего не изменилось 01.11.2009 Шорт-лист недели 23-30.10.2009: Меняю имидж на кофе! 25.10.2009 Встречаемся на «Менделеевской» 25.10.2009 Шорт-лист недели 16-23.10.2009: «Если б вы только видели...»
К списку
Комментарии
| 21.11.2009 20:31 | pesnya воод, я исправила вопиюсчую несправедливасть по поводу атсутствия в "Золоте") | | | 21.11.2009 20:33 | эльфа Сделайте ленту стихов недели, чтобы можно было знать, какие стихи выбирались в прошлом :)
У Антона не просто стихотворение, а классическое стихотворение - ничего лишнего или недостающего. Сейчас, в наше время, такие произведения очень редки. Я рада, что победил достойнейший :) | | | 21.11.2009 20:49 | Rosa Валера, Ваши комментарии к просходящему - как шоколад)))
А вкуснее шоколада для меня ничего нет) | | | 21.11.2009 21:17 | SukinKot Эльфа, а есть ведь Анонсы. Правда шорт-листы там в перемешку с объявлениями, но разобраться не сложно :) | | | 21.11.2009 21:19 | SukinKot А вообще, я рад, что победил Антон, и то что другие стихи прошли в шорт-лист. Я честно говоря, боялся, что не все пройдут. Голос то у меня один :) | | | 21.11.2009 23:11 | Volcha да, Варерий умеет сказать веско и хорошо :) | | | 21.11.2009 23:18 | marko Ша, - веско и хорошо молвил Варерий. Вдали гулко взорвалась ударная комсомольская стройка. | | | 22.11.2009 10:49 | pesnya а у мня лёхкое слово: сказала - и номинант мой пабидил!) Волча, гатовьсь, ты следуюсчая) | | | 22.11.2009 13:52 | antz Рибят, спасибо за голоса. Варер, спасибо за комментарии. Всё правильно сказал. | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
А.Т.Т.
1.
Небо.
Горы.
Небо.
Горы.
Необъятные просторы с недоступной высоты. Пашни в шахматном порядке, три зеленые палатки, две случайные черты. От колодца до колодца желтая дорога вьется, к ней приблизиться придется - вот деревья и кусты. Свист негромкий беззаботный, наш герой, не видный нам, движется бесповоротно. Кадры, в такт его шагам, шарят взглядом флегматичным по окрестностям, типичным в нашей средней полосе. Тут осина, там рябина, вот и клен во всей красе.
Зелень утешает зренье. Монотонное движенье даже лучше, чем покой, успокаивает память. Время мерится шагами. Чайки вьются над рекой. И в зеленой этой гамме...
- Стой.
Он стоит, а оператор, отделяясь от него, методично сводит в кадр вид героя своего. Незавидная картина: неопрятная щетина, второсортный маскхалат, выше меры запыленный. Взгляд излишне просветленный, неприятный чем-то взгляд.
Зритель видит дезертира, беглеца войны и мира, видит словно сквозь прицел. Впрочем, он покуда цел. И глухое стрекотанье аппарата за спиной - это словно обещанье, жизнь авансом в час длиной. Оттого он смотрит чисто, хоть не видит никого, что рукою сценариста сам Господь хранит его. Ну, обыщут, съездят в рожу, ну, поставят к стенке - все же, поразмыслив, не убьют. Он пойдет, точней, поедет к окончательной победе...
Впрочем, здесь не Голливуд. Рассуждением нехитрым нас с тобой не проведут.
Рожа.
Титры.
Рожа.
Титры.
Тучи по небу плывут.
2.
Наш герой допущен в банду на урезанных правах. Банда возит контрабанду - это знаем на словах. Кто не брезгует разбоем, отчисляет в общий фонд треть добычи. Двое-трое путешествуют на фронт, разживаясь там оружьем, камуфляжем и едой. Чужд вражде и двоедушью мир общины молодой.
Каждый здесь в огне пожарищ многократно выживал потому лишь, что товарищ его спину прикрывал. В темноте и слепоте мы будем долго прозябать... Есть у нас, однако, темы, что неловко развивать.
Мы ушли от киноряда - что ж, тут будет череда экспозиций то ли ада, то ли страшного суда. В ракурсе, однако, странном пусть их ловит объектив, параллельно за экраном легкий пусть звучит мотив.
Как вода течет по тверди, так и жизнь течет по смерти, и поток, не видный глазу, восстанавливает мир. Пусть непрочны стены храма, тут идет другая драма, то, что Гамлет видит сразу, ищет сослепу Шекспир.
Вечер.
Звезды.
Синий полог.
Пусть не Кубрик и не Поллак, а отечественный мастер снимет синий небосклон, чтоб дышал озоном он. Чтоб душа рвалась на части от беспочвенного счастья, чтоб кололи звезды глаз.
Наш герой не в первый раз в тень древесную отходит, там стоит и смотрит вдаль. Ностальгия, грусть, печаль - или что-то в том же роде.
Он стоит и смотрит. Боль отступает понемногу. Память больше не свербит. Оператор внемлет Богу. Ангел по небу летит. Смотрим - то ль на небо, то ль на кремнистую дорогу.
Тут подходит атаман, сто рублей ему в карман.
3.
- Табачку?
- Курить я бросил.
- Что так?
- Смысла в этом нет.
- Ну смотри. Наступит осень, наведет тут марафет. И одно у нас спасенье...
- Непрерывное куренье?
- Ты, я вижу, нигилист. А представь - стоишь в дозоре. Вой пурги и ветра свист. Вахта до зари, а зори тут, как звезды, далеки. Коченеют две руки, две ноги, лицо, два уха... Словом, можешь сосчитать. И становится так глухо на душе, твою, блин, мать! Тут, хоть пальцы плохо гнутся, хоть морзянкой зубы бьются, достаешь из закутка...
- Понимаю.
- Нет. Пока не попробуешь, не сможешь ты понять. Я испытал под огнем тебя. Ну что же, смелость - тоже капитал. Но не смелостью единой жив пожизненный солдат. Похлебай болотной тины, остуди на льдине зад. Простатиты, геморрои не выводят нас из строя. Нам и глист почти что брат.
- А в итоге?
- Что в итоге? Час пробьет - протянешь ноги. А какой еще итог? Как сказал однажды Блок, вечный бой. Покой нам только... да не снится он давно. Балерине снится полька, а сантехнику - говно. Если обратишь вниманье, то один, блин, то другой затрясет сквозь сон ногой, и сплошное бормотанье, то рычанье, то рыданье. Вот он, братец, вечный бой.
- Страшно.
- Страшно? Бог с тобой. Среди пламени и праха я искал в душе своей теплую крупицу страха, как письмо из-за морей. Означал бы миг испуга, что жива еще стезя...
- Дай мне закурить. Мне...
- Туго? То-то, друг. В бою без друга ну, практически, нельзя. Завтра сходим к федералам, а в четверг - к боевикам. В среду выходной. Авралы надоели старикам. Всех патронов не награбишь...
- И в себя не заберешь.
- Ловко шутишь ты, товарищ, тем, наверно, и хорош. Славно мы поговорили, а теперь пора поспать. Я пошел, а ты?
- В могиле буду вволю отдыхать.
- Снова шутишь?
- Нет, пожалуй.
- Если нет, тогда не балуй и об этом помолчи. Тут повалишься со стула - там получишь три отгула, а потом небесный чин даст тебе посмертный номер, так что жив ты или помер...
- И не выйдет соскочить?
- Там не выйдет, тут - попробуй. В добрый час. Но не особо полагайся на пейзаж. При дворе и на заставе - то оставят, то подставят; тут продашь - и там продашь.
- Я-то не продам.
- Я знаю. Нет таланта к торговству. Погляди, луна какая! видно камни и траву. Той тропинкой близко очень до Кривого арыка. В добрый час.
- Спокойной ночи. Может, встретимся.
- Пока.
4.
Ночи и дни коротки - как же возможно такое? Там, над шуршащей рекою, тают во мгле огоньки. Доски парома скрипят, слышится тихая ругань, звезды по Млечному кругу в медленном небе летят. Шлепает где-то весло, пахнет тревогой и тиной, мне уже надо идти, но, кажется, слишком светло.
Контуром черным камыш тщательно слишком очерчен, черным холстом небосвод сдвинут умеренно вдаль, жаворонок в трех шагах как-то нелепо доверчив, в теплой и мягкой воде вдруг отражается сталь.
Я отступаю на шаг в тень обессиленной ивы, только в глубокой тени мне удается дышать. Я укрываюсь в стволе, чтоб ни за что не смогли вы тело мое опознать, душу мою удержать.
Ибо становится мне тесной небес полусфера, звуки шагов Агасфера слышу в любой стороне. Время горит, как смола, и опадают свободно многия наши заботы, многия ваши дела.
Так повзрослевший отец в доме отца молодого видит бутылочек ряд, видит пеленок стопу. Жив еще каждый из нас. В звуках рождается слово. Что ж ты уходишь во мглу, прядь разминая на лбу?
В лифте, в стоячем гробу, пробуя опыт паденья, ты в зеркалах без зеркал равен себе на мгновенье. Но открывается дверь и загорается день, и растворяешься ты в спинах идущих людей...
5.
Он приедет туда, где прохладные улицы, где костел не сутулится, где в чешуйках вода. Где струится фонтан, опадая овалами, тает вспышками алыми против солнца каштан.
Здесь в небрежных кафе гонят кофе по-черному, здесь Сезанн и Моне дышат в каждом мазке, здесь излом кирпича веет зеленью сорною, крыши, шляпы, зонты отступают к реке.
Разгорается день. Запускается двигатель, и автобус цветной, необъятный, как мир, ловит солнце в стекло, держит фары навыкате, исчезая в пейзаже, в какой-то из дыр.
И не надо твердить, что сбежать невозможно от себя, ибо нету другого пути, как вводить и вводить - внутривенно, подкожно этот птичий базар, этот рай травести.
Так давай, уступи мне за детскую цену этот чудный станок для утюжки шнурков, этот миксер, ничто превращающий в пену, этот таймер с заводом на пару веков.
Отвлеки только взгляд от невнятной полоски между небом и гаснущим краем реки. Серпантин, а не серп, и не звезды, а блёстки пусть нащупает взгляд. Ты его отвлеки -
отвлеки, потому что татары и Рюрик, Киреевский, Фонвизин, Сперанский, стрельцы, ядовитые охра и кадмий и сурик, блядовитые дети и те же отцы, Аввакум с распальцовкой и Никон с братвою, царь с кошачьей башкой, граф с точеной косой, три разбитых бутылки с водою живою, тупорылый медведь с хитрожопой лисой, Дима Быков, Тимур - а иначе не выйдет, потому что, браток, по-другому нельзя, селезенка не знает, а печень не видит, потому что генсеки, татары, князья, пусть я так не хочу, а иначе не слышно.
Пусть иначе не слышно - я так не хочу. Что с того, что хомут упирается в дышло? Я не дышлом дышу. Я ученых учу.
Потому что закат и Георгий Иванов. И осталось одно - плюнуть в Сену с моста. Ты плыви, мой плевок, мимо башенных кранов, в океанские воды, в иные места...
|
|