Прошло три недели после окончания круиза. Дочь устроила бойкот после того, как узнала, что больше встречаться с олигархом я не собираюсь. Рита хоть и не лезла с нравоучениями, но по всему было видно, что и она не одобряет моих намерений. Телефон то молчал по несколько дней, то разрывался от настойчивых звонков Василия. Иногда я отвечала. Просто так. Ради разнообразия.
— Но почему ты не подходишь к телефону?! Я ведь с ума схожу от неизвестности, — пенял мне бывший сосед по «Максиму Горькому». — Я уже объяснял тебе, что не всегда имею возможность нормальной связи, в тайге не везде ловятся даже самые крутые операторы сотовой связи. А ты в позу встаешь, обижаешься. Да?
— Вовсе не обижаюсь… — цедила сквозь зубы. — Мне просто некогда болтать… Работы много, Катька требует усиленного контроля…
— Нет, не верю, с тобой что-то происходит. Что? Ответь.
Я в таких случаях чаще всего тихо отключалась, а потом ночью беззвучно ревела в подушку.
К моей большой радости, мужу подруги предложили выгодный контракт, и они всей семьей улетели на два года в командировку на другой край света. А я настояла на переезде в Риткину квартиру на время их отсутствия. Очень уж мне не хотелось, чтобы Василий появился на нашем пороге, — узнать мой адрес для человека со связями совсем не трудно. Сим-карту я тоже сменила, так что звонки Василия прекратились, и мы зажили почти прежней жизнью.
***********
Время близилось к полуночи, а дочери все не было. Такое случилось впервые. Обычно Катька предупреждала, если приходилось где-то задерживаться. Но сегодня ее телефон упорно хранил молчание, как старая дева свою честь, которая вообще-то никому и не нужна. «Недоступен, недоступен, недоступен…» — монотонно твердил из трубки металлический голос. Тупо и недоуменно на мои вопросы отвечали и дочерины подружки. Никто даже предположить не мог, где она может находиться в такой поздний час.
— Катька, Катька… И что мне делать? Начинать обзванивать больницы и морги? Ну, появись, позвони… пожалуйста, доченька…
Я уже раз десять раскладывала карты — ничего страшного они не предрекали, но тревога все равно методично колотила по вискам, а воображение визгливой и склочной бабой, которую невозможно прервать в ее словесном потоке, рисовало картины одну ужаснее другой.
Подушка добросовестно сносила мои удары и впитывала слезы. Они лились ручьями, я ничего не могла поделать с собой. Видимо, такова участь всех родителей. Переживания никто и никогда не отменит. И никакое провидение свыше не остановит поток боли, вливающийся в сердце при одной лишь мысли, что с твоим ребенком может произойти что-то плохое. Вот я и тряслась осиновым листом, готовая сорваться по любому звонку, лететь хоть на край света…
— Лишь бы у Катьки ничего не случилось, лишь бы она вернулась домой, лишь бы была целой и невредимой, лишь бы…
Преломлением сквозь собственные причитания я услышала скрежет ключа в замочной скважине.
Дочь была пьяна. Безобразно и невыносимо пьяна. Она глупо улыбалась, сползая по стене в прихожей, оставляя шлейфом на обоях подол платья, зацепившегося за крючок для сумок. Платье задралось почти до груди, оголив худые девичьи ноги, беспомощно разъезжающиеся в стороны, а красная полоска кружевных трусов больно резанула по глазам.
— Мам, мам, плохо… Мне так плохо… Я не хотела… Он такой хороший… Только ради тебя… Ма-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ам…
Я не вслушивалась в бессвязные Катькины блеяния, стояла столбом, не в силах оторвать взгляда от ядовитых стрингов, вспоминая недавнюю беседу с дочерью.
Катька тогда поучала меня:
— Соблазняя мужчину, нужно выглядеть эротично. Вот я в одном женском журнале прочитала, что красный цвет очень сильно влияет на мужскую психику. Правильно подобранное белье — залог успеха. Так что, Любаня, прикупи себе в секс-шопе эротичный комплектик непременно яркой красной расцветки. Обилие кружев и бантиков — обязательно.
Я только посмеялась в ответ: «Ведь до белья еще должно дойти дело» — и спросила дочь: «А может, стоит приобрести весь гардероб одной цветовой гаммы?» Потом мы сошлись на том, что верхняя одежда может быть любого цвета, но обязательно с таким вырезом, чтобы бретельки белья как бы ненароком выглядывали — на обозрение обольщаемому. И вот теперь передо мной сидела моя несовершеннолетняя дочь, одетая именно таким образом, точь-в-точь, как мы планировали экипировать меня.
Тут наконец-то до меня дошла Катькина фраза «только ради тебя». Что ради меня? Где ради меня? С кем ради меня? И главное, зачем ради меня? Я стала тормошить дочь, но она уже практически спала. Пришлось транспортировать ее в комнату, раздевать, укладывать, смывать макияж. Катька не сопротивлялась, так крепок был ее сон. Почти до рассвета я просидела у дочериной постели, и только с первыми лучами солнца меня сморил сон.
— Что это такое было вчера? — строгим тоном директрисы элитного лицея начала я утренний допрос.
Катька сидела с помятым лицом, сонная, недовольная.
— Ничего, — дочь пожала плечами и отхлебнула кофе.
— Ничего?!
Я, наверно, разбудила всех соседей — орала одновременно истошно и визгливо. Даже несколько тарелок со злости разбила об пол (прости, Рита!). Катька лениво отмахивалась, не возражая, но и не оправдываясь.
Когда мой пыл угас, дочь потупила взор (это она умеет, знает отходчивый характер мамочки) и тихо прошелестела:
— Больше не буду… Прости…
Свое слово Катька сдержала, действительно — подобных выходок больше не повторялось, но через два месяца я стала замечать за дочерью странности. Она стала часто закрываться в ванной, чего раньше ей бы даже в голову не пришло. И аппетит у нее изменился, и предпочтения в еде стали удивительными. То лимоны покупала килограммами и поглощала их, то вдруг набрасывалась на соленые огурцы. Вскоре мои подозрения подтвердились — дочь беременна.
— Боже! Тебе всего шестнадцать! Ты исковеркаешь свою жизнь.
— Ну не избавляться же от дитя?
Невозмутимость дочери бесила. А больше всего раздражало, что Катька не хотела назвать имени отца ребенка.
— Даже под пытками ты ничего не узнаешь. Мусь, он случайный человек. Просто спонсор. Или донор, если тебе так больше нравится.
— Тоже мне, Зоя Космодемьянская! Никто тебя не собирается пытать. Как у вас сейчас все просто. Ты хоть понимаешь, что любому ребенку нужен отец? И твой — не исключение. Это очень важно.
— Ну, ты и насмешила меня, Любаня. Вот и нет! Не каждому ребенку нужен отец! Моя жизнь, — дочь назидательно ткнула пальцем в свою грудь, — яркий тому пример.
А ведь права чертовка. Вырастила же я Катьку одна. И внука или внучку поднимем. А ничего! Справимся. Документы на перевод на заочное обучение в выпускном классе мы уже подали. С экзаменами дочери помогу, как смогу, сама. В крайнем случае придется обратиться к моей матери — вызвать ее в Москву на помощь. Не откажет. Как-никак, с правнуками возиться — не чужими детьми заниматься. Она у меня — педагог, профессионал.
а вот интересно - предполагалась продолжение любовной линии Любани? Читатель ждал?))) Спасибо.
Чего не было, того не было.
Неужто Василий!?
Хорошая мысль! Над ней стоило подумать)) Шучу, думала, конечно. А ты прям Холмс, дорогая. Но... интрига впереди... Впрочем вчера дописала финал. Точка поставлена... в 17 главе)))))))
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Осенний вечер в скромном городке,
гордящемся присутствием на карте
(топограф был, наверное, в азарте
иль с дочкою судьи накоротке).
Уставшее от собственных причуд
Пространство как бы скидывает бремя
величья, ограничиваясь тут
чертами Главной улицы; а Время
взирает с неким холодком в кости
на циферблат колониальной лавки,
в чьих недрах все, что смог произвести
наш мир: от телескопа до булавки.
Здесь есть кино, салуны, за углом
одно кафе с опущенною шторой,
кирпичный банк с распластанным орлом
и церковь, о наличии которой
и ею расставляемых сетей,
когда б не рядом с почтой, позабыли.
И если б здесь не делали детей,
то пастор бы крестил автомобили.
Здесь буйствуют кузнечики в тиши.
В шесть вечера, как вследствие атомной
войны, уже не встретишь ни души.
Луна вплывает, вписываясь в темный
квадрат окна, что твой Экклезиаст.
Лишь изредка несущийся куда-то
шикарный "бьюик" фарами обдаст
фигуру Неизвестного Солдата.
Здесь снится вам не женщина в трико,
а собственный ваш адрес на конверте.
Здесь утром, видя скисшим молоко,
молочник узнает о вашей смерти.
Здесь можно жить, забыв про календарь,
глотать свой бром, не выходить наружу,
и в зеркало глядеться, как фонарь
глядится в высыхающую лужу.
1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.