О! восхитительный белый!
Белой луною в пустыне,
солнце сменив посеревшее,
выдавилось и застыло –
Смешивай! Тщательно смешивай!
Белое слепит и щурит,
прыснем в немного маренго!
Кто прошептал слово "сурик"?
Кто тут предатель оттенка?
Серый один благодатен!
Цвета цемента прекрасна
стенка. И смысл понятен
Даже последнейшей дуре –
действуйте по процедуре!
День. Натюрморт томно-серый.
Влез мастихином в салфетку,
тёмным раскрасить погуще.
Тенью в излом никну едкой
(культовые интерьеры –
однообразие сущее).
Будет – не плачьте – вам солнце
сверх даже всяческой меры!
Белое в ветхом оконце,
ртом округлённым орущее,
тучки просящее с ночи,
дождь прохладительный ждущее.
Оловом тусклым залуживай
солнца кружочек, дружочек.
Тени сгущаются кружевом –
день опускается к ночи.
Мокрый асфальт и графитовый,
фельд-грау и антрацитовый –
выставка камне-кристальная.
Сколько сериночек впитывал
тысячелетьями в жиле
этот обломок кварцитовый,
чтоб заслужить жить в квартире
рядом с чистейшим нефритовым?
Ночь. Изумительный чёрный!
Лунного света добавим-ка.
Снова отличнейший серый
в чёрной очковой оправе.
Может, немного перчёный,
соусом жирным разбавленный?
Белые дыры тяжёлые
с чёрным венчаются карликом.
Свет их любви новорожденной
ночь разбивает на пар...секи.
Из звездопадного дождика,
цеженый мелкою марлею,
радугой серых гранитин
в ночь прилетает земную.
В тень рассыпаясь спасительно,
сразу встает беззащитен.
Рядом сидит одесную...
Или в камнях. Умозрительно.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
24 мая 1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
