|

Убивают не гневом, а смехом (Фридрих Ницше)
Мейнстрим
09.09.2016 Премия «Le Monde» подвела чертуПарижский историк и писатель Иван Яблонка получил 7 сентября литературную премию газеты газеты «Монд»... Парижский историк и писатель Иван Яблонка, чья работа «Летиция» (Ivan Jablonka. Laëtitia ou la fin des hommes), опубликованная издательством «Seuil», уже вошла в первые отборы премий «Гонкур» («Goncourt») и Ренодо (Renaudot), получил 7 сентября литературную премию газеты газеты «Монд» («Prix littéraire du journal Le Monde»).
Литературно-социологическое расследование дела 18-летней Летиции Перрэ (Laëtitia Perrais), изнасилованной и убитой в январе 2011 года в местечке Порник (департамент Луар-Атлантик), многие критики характеризуют как своего рода «НЛО» — «неопознанный литературный объект», поскольку в строгом понимании оно не является ни романом, ни эссе. Всесторонне анализируя частный эпизод, автор — профессор новейшей истории университета 13-го округа Парижа, представляет общий портрет Франции начала XXI века, пытаясь понять причины «небывалой нищеты, производимой обществом», вследствие чего указанный эпизод рассматривается уже как факт истории.
В списке претендентов на премию «Le Monde» текущего сезона с «Летицией» конкурировали 9 книг, в том числе вошедший 7 сентября в первый отбор премии Ренодо роман Лионеля Дюруа «Отсутствующий» (Lionel Duroy. L’Absente, — изд. «Julliard») и номинированный на Гонкуровскую премию роман Люка Ланга «В начале 7-го дня» (Luc Lang. Au commencement du 7e jour, — изд. «Stock»).
Литературная премия «Le Monde» была учреждена в 2013 году, в прошлом году ее лауреатом стала Агнес Дезар, отмеченная за роман «Это переменчивое сердце» (Agnès Desarthe. Ce coeur changeant, — изд. «L’Olivier»).
Автор: Ника МУРАВЬЁВА («Решетория»)
Источник: «Le Monde»
Читайте в этом же разделе: 09.09.2016 Фицджеральда издадут без изменений 09.09.2016 На Таганке вручили «Книгу года» 08.09.2016 Каждой даме — по собачке! 08.09.2016 Опубликован список номинантов на Renaudot 08.09.2016 Гонкур вступает в игру
К списку
Комментарии Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
|
|