|
Сегодня 24 февраля 2025 г.
|
Умейте всегда перенестись на точку зрения противоположного мнения — это и есть истинная мудрость (Дмитрий Менделеев)
Анонсы
30.01.2011 Шорт-лист недели 21–28.01.2011: За дрожью век...Не важно, что Дима не Хелена Фолшадей Аду и даже не мулатка. Главное ведь в ощущении. Не правда ли?.. 
СТИХОТВОРЕНИЕ НЕДЕЛИ 21–28.01.2011:
(Номинатор: marko)
(5: Sarah, Kinokefal, IrkanKlayd, IRIHA, marko)
на «писателя» Вирилори
http://stihi.ru/2011/01/25/906
А где-то там, на обороте ночи,
за двадцать семь непаханых земель,
с изнанки чувств снимая слой за слоем
цветные плёнки, спит Она. И пусть
за дрожью век воображенья хмель
снесёт в аффекте долгого запоя
плотину снов, пронырливая грусть
в ковчег любви в последний миг заскочит.
Заёрзав стрелкой, треснутый компас
в беспамятство впадёт и в тот же час
обрывки слов волна бесследно смоет.
Kinokefal: Смотрите сами: http://www.youtube.com/watch?v=4TYv2PhG89A Разве наш Димо-сан, не есть «плывуший глас исполненый торжества» над всякой... ну, допустим, тщетой бытия (хотя хотел сказать другое). Не важно, что Дима не Хелена Фолшадей Аду и даже не мулатка. Главное ведь в ощущении. Не правда ли?.. И ваще, Димо-сан иногда представляеццо мне в образе мятежного Лю Баня, раздающего всем сестрам по серьгам, аккуратно и осторожно, чтоп названным сестрам не повредить ушки в попыхах. Редкий дар.
CicadasCatcher: Для мня лично «С изнанки...» — вещь далеко не лучшая, написана экспромтом в качестве отклика на приглянувшееся стихотворение Ви безо всякого подстрочника и двусмыслия, которым я обычно люблю шпиговать стихи. Просто игра воображения и только. Хотя что-то вместе с грустью помимо моей воли туда все-таки прошмыгнуло... Случай — странная штука: ждать его, приманивать его так же бессмысленно, как и совсем не принимать во внимание. В этот раз он отчего-то решил подмигнуть мне. И хотя в его несвоевременности больше грусти, чем радости, он все равно оказался к месту, напомнив своей выходкой, что к чаяниям всегда следует относиться с улыбкой, как относимся к детским невинным шалостям. И вместе с тем — мои искренние спасибы всем проголосовавшим и отдельно марко за номинацию!
ФИНАЛИСТЫ НЕДЕЛИ 21–28.01.2011:
(Номинатор: tamika25)
(4: oMitriy, tamika25, white-snow, larky)
tamika25: Вот эта первая строчка (она же и название) заставила меня выцепить стих Егора из ленты, о чем я не только не пожалела, а просто вволю насладилась таким трепетным и нежным отношением к женщине. Цвет побежалости... А тут просто лично мое субъективное восприятие напомнило какие-то детские ассоциации, когда, глядя на эти радужные разводы, я часто удивлялась волшебству природы, и для меня этот цвет так и остался загадкой. Хотя, в свое время, учась в техническом вузе, я часто сталкивалась с этим цветом перекаленной стали. Здесь же, в стихотворении, Иркен рисует свою женщину-мечту и обычными красками, и загадочными, здесь и штрихи индиго с вишней, и душистый мед. А эти веснушки, катящиеся жемчугом!.. Рисует воображение автора, рисует, и одновременно теряется в чувствах к своей «Галатее», боясь, что она оживет и, может, отвергнет его. Казалось бы, рисовать свой сон — прием не из новых, но это никогда не бывает одинаковым у разных художников. И попытка нарисовать свою приснившуюся любовь Егору, по-моему, более чем удалась. Еще и за счет таких маленьких милых штрихов, которые как бы оживляют рисунок авторских фантазий и делают стихотворение запоминающимся и трогательным. Это и «клюй небеса по камешкам», и «если добавлю ямочку — кажется, оживешь!», и «имя катаю в шепоте, радугу теребя»... Вот такое стихотворение, написанное необыкновенными красками души на холсте, сотканном из интересных и приятных сердцу находок, прочитала я у Егора, и сразу же решила номинировать. О чем ни капли не пожалела. Разбирать стих подробно не хочется. В этот раз ограничиваюсь просто описанием произведенного впечатления...
(Номинатор: pesnya)
(3: pesnya, Max, SukinKot)
IrkanKlayd: Мир из кубиков. Нео с Оракульшей на голубиной скамейке. Мир-хронотоп. (Понимаю, что рвется из аллюзионной памяти бессмертное кортасарское «здрасте-мордасти, хроноп, хроноп» — но ничего не могу сделать.) Стихотворение, выверенное ГОСТами хронотопа, всегда технично и интригующе примитивно... Императив «запомни» задает экспозицию. Размерность и имя массива. Дальше просто — определяются массив переменных и их функция... Смотрите, из чего на девять десятых состоит стих, отследите эстафету простых предложений (а сложных практически нет в этой вещи):
Мы сидим,
Ты пьёшь,
Я прожгла,
Вечер заходит,
Облака рвутся,
Ветер трогает,
Кот зовёт,
Звёзды падают,
Трава кажется,
Ты п о л о с к а е ш ь (тут я умер и родился... а «полощешь» не роляет?..)
Вокзал и поезд ждут
.........................................
Собственно, вот он, стих — только в неглиже, вне стихотворности. Леди автор пробежала объективом камеры по застывшим в рапиде объектам... Я как-то говорил, что обожаю перечисления... это правда. Правильно и вовремя обнаженный клинок последовательности предикатов нанизывает на себя реальность, словно рябину на нить. Но когда клинок спрятан, завуалирован майей магии строк — словно подвоха ждешь от такого оружия... Впрочем, есть жанр, стиль и режим, в котором легко рождаются подобные вещи. Дневник. И кто осудит даму, за то, что ей угодно было сегодня показать нам страничку?..
(Номинатор: Rosa)
(2: Rosa, JZ)
Rosa: ...Как говорила уже много раз, насмешить сложнее, чем огорчить. Господин Сержан ироничен в этом стихотворении и, что еще более ценно, самоироничен. Замечание на полях: пришла к неоспоримому для себя выводу — умный человек просто обязан быть самоироничным, иначе он просто превращается в плюющуюся желчью жабу, когда объязвливает других и дико опасается подобных экивоков по отношению к себе. Я прочитала стихотворение господина Сержана с огромным удовольствием. Призываю до сих пор не ознакомившихся ознакомиться. Да здравствуют интеллигентный юмор и та самая улыбка, которая опровергает утверждение, что признак ума — это непременный серьез.
JZ: ...Показалось самой удивительной остро-сладкой диковиной в ряду особенно ярких и пробуждающих аппетит вкуснятин!
(Номинатор: CicadasCatcher)
(1: CicadasCatcher)
СТАТИСТИКА НЕДЕЛИ 21–28.01.2011:
Номинировано: 5
Прошло в Шорт-лист: 5
Победитель: CicadasCatcher
Почетный лоцман: marko
Голосовало: 15
Чацкий: IrkanKlayd Читайте в этом же разделе: 24.01.2011 Выбираем Произведение года – 2010 24.01.2011 Шорт-лист недели 14–21.01.2011: Навылет и навсегда 17.01.2011 Шорт-лист полумесяца 31.12.2010–14.01.2011: Из ледовитых буратин 15.01.2011 Требуются парадоксы! 12.01.2011 Шорт временно распух
К списку
Комментарии
| 01.02.2011 09:01 | подозоитильна, что Варерия ничё ни впичитлило | | | 01.02.2011 15:09 | marko Никто не убилсо, Чацкий уехал в Саратоф после первого же резона, скушна. | | Оставить комментарий
Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.
|
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,
уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,
тебе твой дар
я возвращаю – не зарыл, не пропил;
и, если бы душа имела профиль,
ты б увидал,
что и она
всего лишь слепок с горестного дара,
что более ничем не обладала,
что вместе с ним к тебе обращена.
Не стану жечь
тебя глаголом, исповедью, просьбой,
проклятыми вопросами – той оспой,
которой речь
почти с пелен
заражена – кто знает? – не тобой ли;
надежным, то есть, образом от боли
ты удален.
Не стану ждать
твоих ответов, Ангел, поелику
столь плохо представляемому лику,
как твой, под стать,
должно быть, лишь
молчанье – столь просторное, что эха
в нем не сподобятся ни всплески смеха,
ни вопль: «Услышь!»
Вот это мне
и блазнит слух, привыкший к разнобою,
и облегчает разговор с тобою
наедине.
В Ковчег птенец,
не возвратившись, доказует то, что
вся вера есть не более, чем почта
в один конец.
Смотри ж, как, наг
и сир, жлоблюсь о Господе, и это
одно тебя избавит от ответа.
Но это – подтверждение и знак,
что в нищете
влачащий дни не устрашится кражи,
что я кладу на мысль о камуфляже.
Там, на кресте,
не возоплю: «Почто меня оставил?!»
Не превращу себя в благую весть!
Поскольку боль – не нарушенье правил:
страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.
___
Здесь, на земле,
все горы – но в значении их узком -
кончаются не пиками, но спуском
в кромешной мгле,
и, сжав уста,
стигматы завернув свои в дерюгу,
идешь на вещи по второму кругу,
сойдя с креста.
Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.
Как на сопле,
все виснет на крюках своих вопросов,
как вор трамвайный, бард или философ -
здесь, на земле,
из всех углов
несет, как рыбой, с одесной и с левой
слиянием с природой или с девой
и башней слов!
Дух-исцелитель!
Я из бездонных мозеровских блюд
так нахлебался варева минут
и римских литер,
что в жадный слух,
который прежде не был привередлив,
не входят щебет или шум деревьев -
я нынче глух.
О нет, не помощь
зову твою, означенная высь!
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
Не жгу свечи,
когда, разжав железные объятья,
будильники, завернутые в платья,
гремят в ночи!
И в этой башне,
в правнучке вавилонской, в башне слов,
все время недостроенной, ты кров
найти не дашь мне!
Такая тишь
там, наверху, встречает златоротца,
что, на чердак карабкаясь, летишь
на дно колодца.
Там, наверху -
услышь одно: благодарю за то, что
ты отнял все, чем на своем веку
владел я. Ибо созданное прочно,
продукт труда
есть пища вора и прообраз Рая,
верней – добыча времени: теряя
(пусть навсегда)
что-либо, ты
не смей кричать о преданной надежде:
то Времени, невидимые прежде,
в вещах черты
вдруг проступают, и теснится грудь
от старческих морщин; но этих линий -
их не разгладишь, тающих как иней,
коснись их чуть.
Благодарю...
Верней, ума последняя крупица
благодарит, что не дал прилепиться
к тем кущам, корпусам и словарю,
что ты не в масть
моим задаткам, комплексам и форам
зашел – и не предал их жалким формам
меня во власть.
___
Ты за утрату
горазд все это отомщеньем счесть,
моим приспособленьем к циферблату,
борьбой, слияньем с Временем – Бог весть!
Да полно, мне ль!
А если так – то с временем неблизким,
затем что чудится за каждым диском
в стене – туннель.
Ну что же, рой!
Рой глубже и, как вырванное с мясом,
шей сердцу страх пред грустною порой,
пред смертным часом.
Шей бездну мук,
старайся, перебарщивай в усердьи!
Но даже мысль о – как его! – бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг.
Вот эту фразу
хочу я прокричать и посмотреть
вперед – раз перспектива умереть
доступна глазу -
кто издали
откликнется? Последует ли эхо?
Иль ей и там не встретится помеха,
как на земли?
Ночная тишь...
Стучит башкой об стол, заснув, заочник.
Кирпичный будоражит позвоночник
печная мышь.
И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном.
Все откололось...
И время. И судьба. И о судьбе...
Осталась только память о себе,
негромкий голос.
Она одна.
И то – как шлак перегоревший, гравий,
за счет каких-то писем, фотографий,
зеркал, окна, -
исподтишка...
и горько, что не вспомнить основного!
Как жаль, что нету в христианстве бога -
пускай божка -
воспоминаний, с пригоршней ключей
от старых комнат – идолища с ликом
старьевщика – для коротанья слишком
глухих ночей.
Ночная тишь.
Вороньи гнезда, как каверны в бронхах.
Отрепья дыма роются в обломках
больничных крыш.
Любая речь
безадресна, увы, об эту пору -
чем я сумел, друг-небожитель, спору
нет, пренебречь.
Страстная. Ночь.
И вкус во рту от жизни в этом мире,
как будто наследил в чужой квартире
и вышел прочь!
И мозг под током!
И там, на тридевятом этаже
горит окно. И, кажется, уже
не помню толком,
о чем с тобой
витийствовал – верней, с одной из кукол,
пересекающих полночный купол.
Теперь отбой,
и невдомек,
зачем так много черного на белом?
Гортань исходит грифелем и мелом,
и в ней – комок
не слов, не слез,
но странной мысли о победе снега -
отбросов света, падающих с неба, -
почти вопрос.
В мозгу горчит,
и за стеною в толщину страницы
вопит младенец, и в окне больницы
старик торчит.
Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли – задом наперед -
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.
март – апрель 1970
|
|