* * *
Милая, поздно плакать и отпираться, и
вряд ли теперь посмотрит на нас с тобой
та, что спасает девочек «до пятнадцати»,
к ним приходя во сне, заглушая боль.
Та, чьих имён не помнят,
чьи волосы расплелись.
Та, чьи глаза желты, как осенний лист.
* * *
Бабочка-однодневка, моя Сюзанна,
волосы – мёд, глаза одинокой лани.
Ты обращалась к Богу, но он всё занят
и не исполнит глупых твоих желаний.
Бабочка, мир твой – каменный лабиринт
и подношенья для желтоглазой девы.
Будешь кричать: «Пожалуйста, забери
всё! Но с моей красой ничего не делай!»
Милая, поздно плакать и ждать чудес
и ни к чему срезать золотые кудри.
Ты продолжаешь жить и дарить секунды
той, чьи слова пусты, как сгоревший лес.
* * *
Бабочка-однодневка, моя Сесилия,
волосы – смоль, глаза зеленее моря.
Ты продолжаешь верить в её всесилие,
той, что когда-то стала причиной мора.
Зубы сцепить, ладони сильнее сжать
и прокричать, заведомо в пустоту:
«Плетью секи, несчастьями поражай,
но сохрани небесную красоту!»
* * *
Птица ветров, чужая, святая Бэлла…
что тебе сделка, если уже на дне,
если любимый, путаясь в простыне
душу свою вышвыривает из тела.
Сделаешь всё, чтоб выдохнул…улыбнулся…
будешь ночами молиться на желтоглазую:
«Дай ему свет… Давай, воскреси, как Лазаря!
жизнь моя стоит музыки его пульса…»
