Волна говорит, что смертность не аксиома,
мол верь мне, любимая, не открывай глаза,
держи меня за руку....сделаем шаг назад
и ты будешь дома.
И ты будешь каяться,
видя горящий дом.
Но толку стоять столбом,
если твои мужчины не возвращаются.
5.
И своими ладонями он мог накрыть тебя целиком,
и дурацкими сказками он мог пичкать тебя всю ночь.
То ли в горле ком, то ли все тело ком,
который катится в вечное «все равно
о ком».
И ты не то чтобы плакала, просто не понимала,
почему эти руки больше тебя не прячут
от невзгод и почему не смеется мама.
Пятилетние девочки в принципе редко плачут,
мало.
И единственное, что осталось, как тонкий след,
как височная боль, пара негромких нот:
великанские руки, несколько синих лент,
твои волосы, тонкие словно высокий слог...
Он пытался сплести их вместе.
И не смог.
32.
Вот. Сейчас. Он откроет дверь и заполнит собой весь дом.
Потому что давно пора. Потому что ребенок вырос.
Потому что все берега ты обшарила от и до
и уже начала просить не о празднике, а о том,
чтоб бушующий океан его тело на сушу вынес.
Вот. Сейчас. Ты забудешь все, что тебе пережить пришлось,
и тогда он вбежит к тебе, в грязной робе, большой и сильный.
Потому что в тот первый год в тебе что-то оборвалось.
Потому что сейчас вот-вот искривится земная ось...
ничегошеньки не сбылось из того, о чем ты просила.
Вот. Сейчас. Ты накинешь плащ и опустишь кольцо в карман.
Потому что вино пьянит. Потому что уже не страшно.
Потому что вода шумит...потому что зовет туман...
но...рука на твоем плече...сонный голос бормочет: «Мам...»
небо, звезды и океан говорят тебе: «Они наши»...
59.
Я ведь тебе говорил, что мой дед рыбачил?
Наверное, это он разозлил богов...
Потому что никак иначе
мы не стали бы теми, кем стали:
коллекцией дураков,
кормежкой для дикой стаи
морского Дьявола.
Мать никогда не плавала.
Она говорила, что страшно, когда нет опоры,
когда под ногами бездна так громко воет,
а запах воды и ветра лишает воли.
Я ведь тебе говорил, что мне снится мама...
в забрызганном фартуке, с белыми волосами,
в слезах, потому что я завалил экзамен.
Мне мокрые камни оттягивают карманы,
носком ковыряю пол и смотрю в окно
в пустые глаза холодного океана,
которому все равно.
Я ведь тебе говорил, что она на нервах,
на белых таблетках, на вызубренных молитвах.
Она так хотела, чтоб я оказался первым,
кого не прижмут ко дну гробовые плиты.
Ничего, говорит, прорвемся...еще не поздно...
и вообще ты не вышел ростом
и дорогу искать по звездам
не умеешь.
Мне так хочется быть смелее
ради нее. Киваю и ухожу.
Я ведь тебе говорил, что я ей пишу,
только письма уносят волны.
и хотелось бы знать: я такой же на вкус соленый,
как они?
Как никак восемь лет на дне.
Мама, извини,
никого из твоих не видел и даже не
искал.
А в висках —
один единственный вопрос:
Я такой же на вкус соленый?
...я такой же на вкус соленый...
