ИРЖИ И МАРЛА. МУМУ И ДРУГИЕ (ПЬЕСА)

http://resheto.ru/speaking/gold_collection/news837.php 

 

 

 

Зигмунд Фроммович, известный психоаналитик, дядька с черной шевелюрой, нечто среднее между Бетховеном и Эйнштейном.

Кошка, милая такая, любезная.

Другие лица появляются без объявления по мере необходимости, или без таковой.

 

Сцена.

Кабинет Зигмунда Фроммовича, увешанный картинами с изображением черных и красных квадратов, спиралей, каля-маля и прочих архетипов.

 

 

 

Зигмунд Фроммович, входя в приемный кабинет, с удивлением видит кошку, свернувшуюся калачиком на релаксационном кресле.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. О-о!!! Киска! Прысь под лафку!

К о ш к а (вытаращив огромные зеленые глаза). Ой! Зигмунд Адлерович! Я вас так ждала, так ждала... что уснула! Понимаете, ДОКТОР, я пережила такой стресс, что мне необходима ваша квалифицированная помощь! Иначе я умру... (плачет, т. е. утирает глаза лапкой)

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (трет лоб и интенсивно трясет головой). Я слюшаю фас, матам.

К о ш к а (всхлипывая). Мадмуазель. В последнее время мне снится один и тот же сон — я тону, тону... вот уже запас кислорода кончается… а меня никто не спасает.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. О-о, то есть — хидрофобия! Дас ист фантастишь! Как фас зовут моё милое титя?

К о ш к а (погасив неистовые глазки). Муму.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. Was!! Mumu??? О-о! Но, это Туркенеф! Сопачка?!

М у м у. НЕТ! Зигмунд Адлерович, Тургенев не всё договаривал! Вообще... Герасим был не глухо-немой, а слепо-глухо-немой! Он меня перепутал с собакой, посадил в мешок и бросил, как персидскую княжну в волжские волны, под невнятное мычание, как бы испрашивая разрешения у своих мнимых сотоварищей. У меня такой стресс, доктор!

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (опять трет лоб и интенсивно трясет головой). О-о, я-я, раскашите подробнее... Так, что фас беспокоит?

 

 

Стук в дверь. Не дожидаясь ответа, вваливается бравый драгун с лихо закрученными усами, в бурке, с забинтованной правой рукой и с чугунком полным картошки в мундире.

 

Ч е л о в е к  в  б у р к е. Здоров, Зигмунд Юнгович! Меня-то беспокоить один страх такой, ночной. Тону я, значить, в Урале-то. Пулеметы: трам-там-тах... А Петька: «Уууу, буль-буль»...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. О-о, сдравствуйте, хосподин Чапаеф!

М у м у (с искренней радостью в голосе). Я так и знала! Так и знала, что ты выплывешь!

 

 

Стук в дверь. По сложившейся традиции, не ожидая ответа, заваливает мужик в царёводаренном зерцале и богатой собольей шапке набекрень.

 

Ч е л о в е к  в  з е р ц а л е. Дохтур, ета... Как тя звать-то, немчинская рожа? Ну, значит, тону я, тону...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч, М у м у, Ч а п а е в (хором). О-о-о, я-я, Ермак Тимофеевич!!! А где княжна?

Е р м а к. Вы чё? Ах, уехали или что-то ли? Если Тимофеевич, так непременно с княжной штоли ? Я вам чё, Стенька Разин? Тут ещё Краснопольский какой-то ко мне приставал: «Давай тебе, Тимофеич, княжну изобразим!» Да на кой ляд мне бабы-то енти здалися? У меня сабля вместо бабы, тож обнажаться может и кровушку пьет не хуже.

Ч а п а е в (косясь на Муму). Не скажи, Ермак Тимофеевич. Бабы-то... они разные бывают. Вот помню, была у нас одна пулеметчица...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. Майн Гот! Мой старый холофа! Вы же промокли! Фам надо бальзам на корных трафах, срочно, шнель! (Достает глиняную бутыль, припрятанную за каким-то архетипом). Бите!

Ч а п а е в. Не, Зигмунд Юнгович, извиняй, конешно, но я енту бурду пить не буду. Нашел я такую же надысь на дне Урал-реки, значит. Ну, думаю, щас стресс сниму. Открыл. А оттуда, бес какой-то как сиганет! Не то джин, не то джим, не то шут гороховый. Шустрый такой, спасу нет! Прыгает, кривляется, рожи непотребные корчит, похабщину неудобоваримую несет. В общем, насилу обратно запхал... С тех пор только из бутыли стеклянной. Оно надежней как-то. Ладно! (Шарит в недрах бурки и достает четверть самогона). Ааа, гуляй рванина! За встречу!

Е р м а к. Во, ето по-нашему! Тащи, дохтур, чаши али ендовы какие-нито! И ты, зверь невиданный, тож иди сюдытько.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. Данке, хоспода, но я не пью шнапс утром.

М у м у (с вызовом). А я вообще не пью спиртное! Я хоть и домашнее, но животное! Тем более, мерзость эту. Фи!

Е р м а к. Ты, дохтур, не кочевряжься! Утром он не пьет. Закрой глаза, вот тебе и вечер! А ты, паньтера болящая, щас мигом рысью станешь...

Ч а п а е в. Ермак Тимофеевич, да чё нам бабу поить, только добро в... не добро переводить? А тебе, Зигмунд Юнгович, негоже отказываться. Всех подначил, понимаешь, а сам в кусты? У меня принцип такой: «я пью, — садись и ты со мной пить». На том стояла и стоять будет земля русская! Иль ты не русский?

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (смущаясь). Ну, хорошо, хорошо, гут. Только, шють-шють... для тонуса.

Ч а п а е в  и  Е р м а к (улыбаясь и хором). Ну, так бы сразу!

 

Разливают самогон в серебряную пепельницу, пьют по первой, затем по второй и по третьей, занюхивая ермаковой шапкой, чапаевой буркой и хлороформом.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (приятно расслабившись, обращается к Муму). Милое титя, так што фас беспокоит?

М у м у (надувшись). Я уже говорила, доктор: «Тону я, тону...».

 

 

Те же и блуждающий субъект в армяке.

 

Открывается дверь, входит здоровенный детина в армяке и кирзовых сапогах с табличкой «Кушать подано!» на шее. Обходит вокруг обомлевшую компанию. Молча пьет из бутыли, крякает, утирается рукавом и уходит.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (провожая детину взглядом). Та... Титя мое и вы, хоспода! Нам всем неопхотимо оттохнуть, сменить опстановку. Корошо пы, на море или на лечепные воты...

 

Муму выгибает спину дугой и шипит, Чапаев багровеет, мнет серебряную пепельницу, Ермак рвет на себе рубаху вместе с царёводареным зерцалом.

 

Ч а п а е в (вытягивая шашку). На воды???!!!

Е р м а к (вытягивая атаманскую булаву). На море???!!!

 

Ермак, Чапаев и Зигмунд Фроммович вскакивают. Гаснет свет. Где-то вдалеке слышится Рамштайн. Включается свет.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (бегая кругами, роняя мебель и взвизгивая). О, майн Гот! Я только шютить! Scherz! Das Ist Humor! Хи-хи...

Е р м а к. Да я таких, как ты, под Ревелем на колу вертел! Щас, рожа басурманская, доберусь до тебя! Будет тебе секир-башка!

Ч а п а е в. Хи-хи? Я те дам, «хи-хи»! Я тя, мать порядка патлатая, под Котовского! На колбаски баварские покрошу!

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. Караул! Рятуйтя, люди добрые! Режут!

Ч а п а е в. Муму! Ты чё сидишь? Фас его, шпиёна германского!

М у м у (громко топая лапкой). Василий Иванович! Я же кошка! Какие могут быть «фасы»! Вы что, господа! Совсем ополоумели! Прекратите носиться немедленно! Без вас голова кругом! Ну-ка, брысь!

 

Чапаев от изумления останавливается. В него врезается Ермак. Оба падают, роняя остатки мебели. Зигмунд Фроммович, воспользовавшись заминкой, ныряет под релаксационное кресло.

 

М у м у (немного успокоившись). Стыдно господа ан... (чуть заметно конфузится) вояки! Зигмунд Адлерович плохо говорит по-русски. Он имел в виду горы. (Мурлыкая). Горы, горы, господа!

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (из-под кресла). Я-я, коры, гросс горы! Поля, леса, ре... Коры, коры! Натюрлих...

 

Чапаев и Ермак поднимаются, отряхиваются. Чапаев поднимает бутыль, взбалтывает.

 

Ч а п а е в. Ну, так бы и сказал. Горы я люблю. Уральские.

Е р м а к: И я Камень тож люблю (тянется к бутыли) ещё как!

 

Открывается дверь, входит давешний детина в армяке. Печально переступает разгромленную мебель, подходит к Чапаеву и отбирает бутыль. Взамен сует измятый лист бумаги и, вздохнув, уходит.

 

Ч а п а е в (ошарашено хлопая глазами, читает в слух). Пропала собака, белая с рыжими подпалинами. Откликается на кличку Муму. Сука. Б..ть! Как задолбала меня эта придурошная барыня!

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (вылезая из-под кресла). Позвольте, так это был Герасим! Я доктор, я ясно видел, что этот человек не слепой! И тут (выхватывает бумажку у Чапаева) и тут тоже ясно написано: «су...», ой, нет, не здесь — а, вот: «...пропала собака!». Собака! Собака, господа! Белая, с рыжими подпалинами, су... Нет, дальше: «Иногда откликается...». Откликается иногда, господа! Вот! Документ! (Трясет бумажкой и с укоризной смотрит на Муму)

 

Муму и почему-то Чапаев и Ермак смущенно смотрят в пол.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (решительно). Нет, я сейчас пойду, догоню Герасима и устрою вам очную ставку! Стыдно, стыдно вам барышня! Я старый больной человек, я доктор с мировым именем! Я не позволю над собой издеваться! Я!..

Ч а п а е в. До-о-октор!?

З и г м у н д Ф р о м м о в и ч (осекаясь): А?

Ч а п а е в. А где же ваш страшный немецкий акцент? Тирольский, если я не ошибаюсь.

З и г м у н д Ф р о м м о в и ч. Was?

 

Те же и господин в плаще.

 

Стук в дверь.

 

Г о л о с  и з – з а  д в е р и: Разрешите, Зигмунд Фроммович?

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч. Кого там ещё черт несет. (Спохватываясь). Входите, входите. Сегодня софершенно бесумный день, каштый... как это по-русски? А, «вфалифается» и каштый «тонет».

 

Входит слегка полноватый человек средних лет, в грязно- белом плаще, в резиновых сапогах и в шляпе, снятой с пугала.

 

В о ш е д ш и й: Здравствуйте, доктор, я глубоко извиняюсь за свое вторжение, но...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (преображаясь).

Ты кто? Мой гость с утра пришедший?

Скорее имя мне реки

Открой свои полночны тайны

И душу выложи на блюдце

Я душу рассмотрю под микроскопом

Немного покопаюсь там и сям,

Туда-то плюну, там подмажу

И — Оп!

Я исцелю тебя

За плату столь ничтожную (в долларах)

В сравненье со страданием твоим!

Ну же! Имя! Имя мне реки!

(Я сверюсь, внес ли гость мой в кассу

Свой скромный дар).

 

В о ш е д ш и й (ошарашенно). Кто я? Я господин Ким. То есть, просто Ким, профессор.

Нет не профессор вы!

Светило!

Что нам во благо воссияло,

Заместо солнц на горизонте!

Когда чернуха наступает,

Ваш «Вас Ист Дас» — последняя опора!

Вы — свет в конце туннеля!

Неугасимый светоч, гений!

Ой. (Трясет головой, взгляд проясняется) Видите ли, доктор, я по рекомендации одной знакомой дамы. Ну, в общем, не важно, у меня записано на одиннадцать часов. Сейчас, именно одиннадцать, извините. (Обращаясь к прочим). Извините, но у меня... записано.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч: А, я-я, конечно, конечно, хосподин Ким. У меня тоше записано. Я ошень, ошень Вас штал! Проходите, лошитесь вот сюта, Вам пудет ошень утопно. (приглашает господина Кима прилечь на кресло, вдруг вздергивает голову)

Открой мне душу! О, несчастный!

И кошелек положь на кресло

Ой (трясет головой), какой секотня странный день. Так што фас песпокоит? Вы тоше тонете во сне?

Г о с п о д и н  К и м (лежа на кресле). Я? Нет, что вы, доктор. Я сплю как...ой (вскакивает и дергается в такт неслышимой музыки).

Итс бин э хадс дейз найт

Энд ай эм вокинг лайк э доуог

Итс бин э хадс дейз найт

Ай вил би слипинг лайк э лоуог.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (тоже внезапно задергавшись). Бат, вен ай кам фром май хоум... кх-гх. (Успокаивается и оглядывается на вытаращенные глаза кошки-собачки, Ермака и Чапаева). Н-да, то есть, я-я! У всех у нас пыфают трутные тни. Так, что фас беспокоит, хосподин ...э-э-э... Ким (кивает и улыбается). Тонете во сне?

Г о с п о д и н  К и м (снова ложась в кресло). Да нет же, что вы, доктор! Не тону я вовсе. Хотя, вот очередь за дверью утверждает что тонет. Но, я считаю, что это невозможно. Очередь за дверью ведь, так? Дверь на суше? Так? Ну, как же она может тонуть за дверью, то есть на суше? Это совсем не логично! Хотя, если Вы бывали в приемной у Высокого Человека. Ну, например, у Гоминида Гоминьдановича Доминантского, то не скрою, порой возникает такая мыслишка, что тонете, и тонете прямо на суше. Хотя я суши и сашими всякие там, не очень, знаете ли, н-да. Так я говорю, не очень-то приятная для Уважаемого Гоминида Гоминьдановича, но... суши я не люблю. Хотя ни разу не ел. Не приходилось, знаете ли. Ну, вы же доктор... э-э... ПСИХОАНАЛИТИК! Вы-то поймете, что...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (краснея и покрываясь пятнами): Стоп! Заткнись, как тя звать то... это... тфу! Какая ОЧЕРЕДЬ ТОНУЩИХ?!

Г о с п о д и н  К и м (безразлично пожимая плечами). Не знаю, вроде человек двести-триста, в белых плащах с черными крестами, в латах вроде, хотя пластинчато-кольчатые, век тринадцатый. Говорят на старогерманском. Я, знаете ли, лингвинист иногда, точно могу сказать, что...

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (резко бледнея и приседая). Матычька Бозка! Ледовое побоище, псы-рыцари! Все утопленники, все! Ма-ма! Я повешусь, бл...ть, точно повешусь! (Мечется по комнате перед обалдевшей компанией. Вдруг, внезапно останавливается). Нет, зачем? (Просветляясь) У меня есть окно! В него можно... в него можно прыгнуть. Так... прыгнуть. Пятый этаж? Сойдет... (Обращаясь к безмолвным своим посетителям) А, суки, не ждали! Отольются кошке мышкины слезы! У меня есть ОКНО! А, съели? Хамло рязанское! Я, я... я Прометей... тфу... Икаром их бин! Дану вас всех в ж...пу! Банза-а-а-ай!!!! (Радостно бежит к окну)

 

Гаснет свет. Из далека долго звучит Рамштайн.

 

Все те же, да не те, и еще кто-то.

 

Включается свет. Доктор все ещё радостно бежит к окну.

 

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (на бегу к окну слагает хокку)

Миг остался! Банзай!

Божественный ветер нашел свой дом

Здравствуй, Аматэрасу!

 

Что-то вспыхивает, и происходят стремительные превращения.

 

Кошка-собачка мгновенно обретает: грудь; рыжую челку; зелёные глаза; ногти; сверкающий алый венец; ноги в джинсах; кожаную куртку; руки и все остальное. Превращается в Марлу.

Чапаев Василий Иванович становиться на четвереньки и мгновенно трансформируется, приобретая: вместо рук и ног — ноги с копытами; бурка превращается в пальто; усы в уздечку; чуб в гриву; лицо — в харю, пардон, в морду симпатичного такого коника с большими веселыми глазами.

Ермак Тимофеевич, так же встает на четвереньки. С ним, вот такая х... хиромантия происходит: зерцало превращается в мерцало и продолжает мерцать; шапка превращается, превращается шапка... в элегантные шорты и выкидывается нафиг за ненадобностью; чуб превращается в два треугольных уха и раскладываются по бокам округлевшей головы; передние руки превращаются в задние лапы; задние руки (мм... задние ноги?) превращаются в передние лапы; вырастает приятная густая, мягкая и теплая шерсть. Получается Кот. Огромный такой котяра. Ласковый, но хитрый.

Господин Ким: сидит и хлопает левым глазом; затем правым глазом; затем обоими глазами вместе. Ни во что не превращается. Сидит и хлопает в ладоши глаз.

Вбегает Герасим, на ходу трансформируясь: сапоги превращаются в элегантные шорты; шорты — в римские сандалии; армяк — в тогу; борода — в подбородок; шевелюра — в шевелюру пореже, закрученную в протуберанцы; бутыль реквизированного самогона — в баклажку с пивом. Превращается в Иржи.

 

Следом вбегают сахарные трубочки и Римская империя, но говорят «ой» и убегают обратно.

Вбегает Нечто Лесное, говорит «Ой!» и глядя в отсутствие окна поезда, слагает такую мантру:

ТРЯМ!!!

И застывает на месте.

 

Зигмунд Фроммович, тем временем, все ещё бежит к окну, веселый и свободный!

 

 

Конь в пальто элегантно разворачивает круп и, опираясь на передние ноги, мастерским ударом обоих задних ног сбивает тело Зигмунда Фроммовича с траектории движения (вбивает Фроммовича в стену).

 

К о н ь  в  П а л ь т о (говорит такое хокку).

Нет мотылькам свободы,

Как только фонарь ночной

Их заключит в объятья.

 

Сыплется штукатурка. У остатков мебели слетает фанеровка. Бедный Фроммович отлетает от стены прямо в объятья Кота. Кот и Зигмунд Фроммович падают.

 

К о т (ловя профессора, говорит такое хокку)

Их заключает в объятья

Тревожный сон устремленья.

Я чё вам, Яшин?

М а р л а (Подлетая и, махая крыльями наподобие веера, говорит полегшим такое хокку).

Я — не я

и лошадь не моя

Совсем сдурел, конь паразитский?

К о н ь в  П а л ь т о (насупясь, говорит такую мантру).

А я чё?

Это вон этого господина, блин, благодарите. Надо ж так человека очередью испугать.

Г о с п о д и н  К и м. Господа, да откуда ж я знал суть происходящего? Я же никогда не понимал и не понимаю сути происходящего! Я же не ангел! Я действительно, просто пошел к Зигмунду Фрейдовичу, по рекомендации даденной мне некой госпожой, и никак не мог предположить, что...

К о т (сверкая глазами). Помолчи...

И р ж и (задумчиво рассматривая ремни сандалий). Насчет Ледового побоища не беспокойтесь — я эту кодлу целиком отправил к Ивану из Костромы.

Н е ч т о  Л е с н о е. Трям! К какому Ивану? Сусанину?

И р ж и. Ну да. Он человек опытный. Отправит к их Ядреней Матери, а она, мудрая женщина, куда подальше.

В с е (кроме Зигмунда Фроммовича).

Ура, Ан... ой

Ура, Иржи

Ура, Йенек

Слагаем с себя свои вирши

Из них сплетем веник

Дорожку ковровую тебе расчищать.

З и г м у н д  Ф р о м м о в и ч (приходя в себя). Ах, это вы! Ангелы! Приятно вас видеть. А мне сейчас снился такой странный сон, будто я тону, тону...

 

Марла машет крылами — Зигмунд Фроммович вновь засыпает, умиротворенный и счастливый, как младенец

 

 

Вечереет. Все задумчиво смотрят в окно и пьют чай с клубничным вареньем. Зигмунд Фроммович посапывает в релаксационном кресле, свернувшись калачиком и подложив под щеку ладошку.

 

Конь в Пальто, не отрывая взгляда от таинства вечера, складывает такое хокку:

Нет колыбели лучше,

Чем серпик месяца.

Приляг, сердешный.

 

С небес слетает Одинокий Журавль, смотрит... улыбается и улетает по своим, по журавлиным делам. Поют кузнечики. Воздух чист и приятен на ощупь.

 

SEMARGL 2005