Написано на основе информации, полученной Секлитовой Л.А. Стрельниковой Л.Л. на контактах с Высшим Разумом
Существование любого индивида всегда связано с целым рядом обстоятельств, от которых он зависит. Ему приходится подчиняться им, независимо от его желаний. Поэтому, свобода является условной. Любой, существующий в мире индивид, зависит от Высших Сил, подчиняется им, хотя не каждый способен это осознать. Уровни Иерархии совершенствования разделяют всё развивающееся на тех, кто находится ниже и тех, кто находится выше. У вышерасположенных больше знаний, опыта, энергомощь, чем у тех, кто стоит ниже них по этим показателям. Меньший потенциал всегда подчиняется бОльшему, обладающему довлеющей силой, которая подчиняет других.
Низшее подчиняется Высшему – это закон Иерархического построения. Соизмерение величин может быть по мощностным, количественным, качественным показателям. Количественное, качественное преимущество даёт преобладание в энергопотенциале, а это позволяет Сути с бОльшим потенциалом выступать в роли Учителя, Руководителя для Сути с меньшим потенциалом, что определяется Иерархическим построением. Вышестоящий потенциал Уровня распространяет своё влияние на нижерасположенный Уровень – мир с определённым количеством его потенциалов. Любой потенциал может контролировать конкретное количество меньших потенциалов, которое способно удержать его энергомощь.
«Управление и мощь являются главными величинами в Иерархии».
Управление уже само по себе подразумевает наличие мощностной силы, как определяющего условия подчинения. Эти две неразрывно связанные функции являются определяющими в установочных моментах программ частных индивидуумов. Неотвратимость сложной ситуации человеком воспринимается как рок. Низкий потенциал вынужден подчиняться высокой энергии блока ситуации, и это направляет подчиняющуюся сторону к наработке энергий, необходимых ей для продвижения в развитии. Прогрессирование частных единиц способствует совершенствованию всей Иерархии.
В программе жизни человека есть жёсткие ситуации, события, обладающие неотвратимой неизбежностью. Примером может быть война, которая, как в воронку, втягивает множество людей вопреки их желаниям (её может и не быть, если обществом сделан правильный выбор). Начинают войну лидеры государств, поддерживающие своим окружением (кто станет во главе государства, во многом зависит от его граждан). Если выбор сделан в сторону войны, включается вариант военных действий программы общества.
В программе развития общества имеются контрольные точки, в которых есть варианты выбора пути. Число их ограничено, и все они являются лишь частью основной программы, поэтому, просчитаны Высшими Расчётчиками заранее. Любые программы создаются сначала в голограммном варианте как конструкции на тонком плане и находятся в будущем времени. Выбор в контрольной точке, например, А включает события выбранного пути (графически это будет выглядеть как зигзаг ответвления от основной прямой), разворачивающиеся в настоящем времени. Ситуации мирного развития и войны будут совершенно разными. Война – это неправильный выбор общества, и за это оно расплачивается большими жертвами и разрушениями. Точка Б является выходом из проявленного варианта на основной путь, а также конечной для не избранных, которые тоже уйдут в прошлое время, как не проявленные (человечество избежало множество войн благодаря правильному выбору в контрольных точках). Выбор точки А явился причиной событий, последствия которых общество получило в точке Б.
Потенциал подчиняющей силы события превышает потенциал частных единиц, поэтому, им приходится подчиняться ей.
Во время сражения Свыше идёт управление тонким полем, энергетика которого приближена к физической. Довлеющий потенциал поля удерживает участников боя в определённой зоне, вовлекая их в действия. Роли действующих лиц точно рассчитаны. Кому предопределено погибнуть, будут жёстко привязаны к роковому месту – выбора у них нет. У тех, кто по программе должен выжить, свобода выбора перемещения в определенных границах сохраняется.
Человек живёт в селе, городе и страстно желает уехать отсюда навсегда. Но его мечте не суждено сбыться, если он привязан к месту своего проживания довлеющим потенциалом программы. Потенциал индивида, как мини-частность, необходим в данном месте для концентрации его общей потенциальной мощи, и энергокачества своей души человек будет нарабатывать здесь от рождения до смерти.
«В силу сложившихся обстоятельств…» – считает человек, попадая в те или иные сложные ситуации. Но эти ситуации вписаны в его программу жизни, чтобы получить от него требуемый результат – расчетные энергии для Высших Систем и души самого человека.
Работник вносит свой вклад, как результат труда, в изготовлении определённой продукции, способствуя увеличению дохода предприятия. Ему может не нравиться его работа, но ему приходится выполнять её, так как она даёт ему возможность зарабатывать, чтобы обеспечивать себя, свою семью. Он старается не допускать брака, повышая профессионализм, мастерство, что отражается на размере заработка; проявляет характер, преодолевая трудности; учится правильно оценивать необходимость того, чем занимается. А это есть выработка различных энергий, создающих качественные накопления ячеек матрицы его души, увеличивает энергомощь, что и является её развитием. Человека ставят в условия, где он обязан добросовестно, качественно выполнять порученную ему работу – «в силу сложившихся обстоятельств».
Рост энергонакоплений в душе личности помогает ей подниматься по Иерархии распределений. Рост самосознания способствует росту самооценки, пониманию соотношения Низкого и Высокого Уровней развития. Это позволяет полнее осознать значимость Личностей, занимающих Вышестоящее положение, у которых больше знаний, возможностей, мощи. И, как следствие, это рождает уважение, смирение, покорность, следование Законам мироздания – Закону подчинения, Закону послушания. Повиновение в Иерархии Бога нарабатывается на самосознании личностями значимости Вышестоящих Сутей в управлении и руководстве процессами развития миров, стоящих по Уровню ниже. Иерархическое распределение в Отрицательной Иерархии также устанавливает полную зависимость нижерасположенных от Вышестоящих, но повиновение там нарабатывается не на добровольной основе, а на беспрекословном подчинении потенциальной мощи, идущей от вершины Пирамиды, возглавляемой Дьяволом.
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне -
как не сказано ниже по крайней мере -
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
1975 - 1976
* * *
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать "впусти".
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
все отчетливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, "прощай".
1975 - 1976
* * *
Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975
* * *
Это - ряд наблюдений. В углу - тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.
Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском "доброй ночи" уст,
не имевших сказать кому.
1975 - 1976
* * *
Потому что каблук оставляет следы - зима.
В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома.
Что сказать ввечеру о грядущем, коли
воспоминанья в ночной тиши
о тепле твоих - пропуск - когда уснула,
тело отбрасывает от души
на стену, точно тень от стула
на стену ввечеру свеча,
и под скатертью стянутым к лесу небом
над силосной башней, натертый крылом грача
не отбелишь воздух колючим снегом.
1975 - 1976
* * *
Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
налетают порывы резкого ветра. Голос
старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
Низвергается дождь: перекрученные канаты
хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
как соленый язык за выбитыми зубами.
Одичавшее сердце все еще бьется за два.
Каждый охотник знает, где сидят фазаны, - в лужице под лежачим.
За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
как сказуемое за подлежащим.
1975 - 1976
* * *
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда - все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум - крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
1975
* * *
Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.
1975
* * *
В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
мостовая блестит, как чешуя на карпе,
на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
и чугунный лес скучает по пылкой речи.
Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
но никто не сходит больше у стадиона.
Настоящий конец войны - это на тонкой спинке
венского стула платье одной блондинки,
да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
уносящей жизни на Юг в июле.
1975, Мюнхен
* * *
Около океана, при свете свечи; вокруг
поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной.
Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук,
дотянуться желающих до бесценной.
Упадая в траву, сова настигает мышь,
беспричинно поскрипывают стропила.
В деревянном городе крепче спишь,
потому что снится уже только то, что было.
Пахнет свежей рыбой, к стене прилип
профиль стула, тонкая марля вяло
шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив,
как сползающее одеяло.
1975
* * *
Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат - не те там злаки,
и доро'гой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.
1975
* * *
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
Как поздно заполночь ища глазунию
луны за шторою зажженной спичкою,
вручную стряхиваешь пыль безумия
с осколков желтого оскала в писчую.
Как эту борзопись, что гуще патоки,
там не размазывай, но с кем в колене и
в локте хотя бы преломить, опять-таки,
ломоть отрезанный, тихотворение?
1975 - 1976
* * *
Темно-синее утро в заиндевевшей раме
напоминает улицу с горящими фонарями,
ледяную дорожку, перекрестки, сугробы,
толчею в раздевалке в восточном конце Европы.
Там звучит "ганнибал" из худого мешка на стуле,
сильно пахнут подмышками брусья на физкультуре;
что до черной доски, от которой мороз по коже,
так и осталась черной. И сзади тоже.
Дребезжащий звонок серебристый иней
преобразил в кристалл. Насчет параллельных линий
все оказалось правдой и в кость оделось;
неохота вставать. Никогда не хотелось.
1975 - 1976
* * *
С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает - чем бы не замели
следы - с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнет, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.
1975 - 1976
* * *
Заморозки на почве и облысенье леса,
небо серого цвета кровельного железа.
Выходя во двор нечетного октября,
ежась, число округляешь до "ох ты бля".
Ты не птица, чтоб улететь отсюда,
потому что как в поисках милой всю-то
ты проехал вселенную, дальше вроде
нет страницы податься в живой природе.
Зазимуем же тут, с черной обложкой рядом,
проницаемой стужей снаружи, отсюда - взглядом,
за бугром в чистом поле на штабель слов
пером кириллицы наколов.
1975 - 1976
* * *
Всегда остается возможность выйти из дому на
улицу, чья коричневая длина
успокоит твой взгляд подъездами, худобою
голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
На пустой голове бриз шевелит ботву,
и улица вдалеке сужается в букву "У",
как лицо к подбородку, и лающая собака
вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
Улица. Некоторые дома
лучше других: больше вещей в витринах;
и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
то, во всяком случае, не внутри них.
1975 - 1976
* * *
Итак, пригревает. В памяти, как на меже,
прежде доброго злака маячит плевел.
Можно сказать, что на Юге в полях уже
высевают сорго - если бы знать, где Север.
Земля под лапкой грача действительно горяча;
пахнет тесом, свежей смолой. И крепко
зажмурившись от слепящего солнечного луча,
видишь внезапно мучнистую щеку клерка,
беготню в коридоре, эмалированный таз,
человека в жеваной шляпе, сводящего хмуро брови,
и другого, со вспышкой, чтоб озарить не нас,
но обмякшее тело и лужу крови.
1975 - 1976
* * *
Если что-нибудь петь, то перемену ветра,
западного на восточный, когда замерзшая ветка
перемещается влево, поскрипывая от неохоты,
и твой кашель летит над равниной к лесам Дакоты.
В полдень можно вскинуть ружьё и выстрелить в то, что в поле
кажется зайцем, предоставляя пуле
увеличить разрыв между сбившемся напрочь с темпа
пишущим эти строки пером и тем, что
оставляет следы. Иногда голова с рукою
сливаются, не становясь строкою,
но под собственный голос, перекатывающийся картаво,
подставляя ухо, как часть кентавра.
1975 - 1976
* * *
...и при слове "грядущее" из русского языка
выбегают черные мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких лет уже безразлично, что
или кто стоит у окна за шторой,
и в мозгу раздается не неземное "до",
но ее шуршание. Жизнь, которой,
как дареной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остается часть
речи. Часть речи вообще. Часть речи.
1975
* * *
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
1975-1976
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
