Реалистический художественный текст имеет, на мой взгляд, пять вариантов финала. Для себя я называю их: халтурный, банальный, открытый, неожиданный и метафизический.
Общее свойство халтурных финалов – чувство обмана, туфты, фальшивой ноты. Ощущение, что тебя использовали и развели, особенно досадное на контрасте с хорошим предыдущим текстом. Пример – дилогия про Остапа Бендера. Авторы дважды кинули героя, которому симпатизирует читатель, иначе говоря, они кинули читателя – грубо, поспешно и неубедительно. До чего неуклюже слита концовка «Золотого телёнка» – умный Остап внезапно сбрендил, обвешался золотом и потопал напролом через границу. Ага. И убогая фраза про управдомов – не верю ни ей, ни герою, ни авторам.
Причины понятны. В стране победившего соцреализма не опубликовали бы роман, где обаятельный мошенник находит бриллианты. Тем более, где он удачно шантажирует матёрого ворюгу и сваливает в тёплые края. Чему учит такая проза? Как говорил Энди Таккер, тут вам не там. Ладно. Но придумайте концовку достойную истории. Герой прибывает в Рио и становится добычей местных комбинаторов. Или – его встречают люди в штатском с «просьбой» поработать на советскую разведку. Или пусть будет метафизический финал, подобный веллеровскому «Хочу в Париж». В любом случае дайте Остапу увидеть город мечты. Какая могла бы выйти сцена! Улыбка Юрского, эффектный спуск по трапу, индиговое море, белые штаны. Эх...
Бывает, автор устаёт от собственного текста, героев или загоняет себя в сюжетный тупик. Тогда финала либо вовсе нет, либо «на помощь» приходят внешние силы: теракты, катаклизмы, ДТП. И то, и другое, разумеется, – халтура. Над примерами особенно не думаю, вот первое, что приходит в голову. «Списанные» – единственный большой текст Быкова, который я осилил до конца. И сразу пожалел, что не бросил раньше. Ибо под слоями фольги и фантиков оказалась... не какашка даже и не пластилин. Вообще ничего. Пустая фраза то ли о природе, то ли о погоде. Ну, Быков не был бы Быковым, если бы не объяснил, что подобный слив – это верх мастерства. Потому что его роман – метафора, развязка не важна, реальность бессмысленна, а жизнь полна разочарований.
Откровеннее высказался Нельсон Демилль, автор детективов-триллеров-бестселлеров, в том числе романа «Ночная катастрофа» (Night Fall). Интрига такая: через минуты после вылета из Нью-Йорка над океаном взрывается гражданский самолёт. Официальная версия – техническая неисправность. Но есть и другая – ракета, выпущенная с подводной лодки. Два честных агента спецслужб приватно ищут правду. Властные структуры им всячески мешают, вплоть до попыток ликвидации, что наводит на мысли. Написано классно – не оторвёшься: динамика, знание предмета, живые герои. И вот находится частное видео, на котором ракета видна. Силовики вынуждены объясниться, иначе улику обнародуют. Но как тогда быть с результатами десятка экспертиз, доказывающих, что никакой ракеты не было и быть не могло? Всех экспертов подкупили, запугали? Хм. Там были люди с именами, с репутацией, плюс многочисленный техперсонал. По-любому протекло бы.
В послесловии автор пишет, как упёрся лбом в это противоречие и ничего толкового выдумать не мог. И тут сын ему говорит: а где у тебя назначена итоговая встреча и когда? Да нигде пока. Вот. Пусть она будет ранним утром 11.09.2001 на верхнем этаже одной из башен-близнецов. Гениальная идея, сынок. Все злодеи погибают, видеокассета уничтожена, и объяснять ничего не надо. Хорошие ребята чудом уцелели, но теперь у них совсем другие заботы.
Абсолютный чемпион дешёвки и халтуры – убийство героя без особой сюжетной необходимости. То есть персонаж мог бы жить и здравствовать, что никак не изменило бы идею произведения, не ослабило бы его месседж. Ан нет, умертвить героя, во-первых, легко, во-вторых, это заманчивая слёзовыжималка – особенно в финале, особенно если убиенный доверчив, трогателен и слаб. Даже серьёзные авторы, классики велись на подобный соблазн. На жаргоне критиков приём называется «сабачька». Подозреваю, в память двух невинных жертв отечественной словесности: Белого Бима и Муму.
Зачем Тургенев утопил Муму? Известные мне интерпретации топчутся около пары идей. Раб способен отважиться на протест, только принеся в жертву самое дорогое, то что делает его зависимым и слабым. Шире: человек достигает максимальной свободы, убив в себе всё человеческое. Муму – метафора души. Меня этот конструкт не убеждает – ни с позиции читателя или героя (хотя там в голове ночь), ни, тем более, с позиции автора. Интересную версию предложила моя жена: финал рассказа – саркастическая усмешка Тургенева, адресованная борцам за освобождение человечества. Посмотрите, утописты, за кого вы боретесь, и что оно с вами сделает при первом удобном случае.
Но даже если так – почему бы не спасти собаку? Верёвка намокла, кирпич выскользнул, Муму доплыла до берега (там кстати деревня по тексту) и нашла себе добрых, хороших людей. Почему нет? Так ли обязательны трагизм, надрыв и слёзы? Зачем детям в пятом классе этот депресняк? Не полезней ли для психики и воспитания чувств Майн Рид, Дюма, Джек Лондон?
К слову, о последнем. Он, конечно, не Тургенев, но мы сейчас не о красотах стиля. У Джека Лондона четыре повести, где главные герои – собаки. И ни одна не погибает, хотя риски велики. Бэк уходит с волками, Белый Клык, Майкл и Джерри обретают семьи и счастливую жизнь. Люди гибнут, да, но у них был выбор. Их никто силком на Юкон не гнал и в сани не запрягал. А собаки – народ подневольный, и Джек Лондон помнил об этой разнице. Он своих героев и читателей любил, он всегда на их стороне – именно там, где должен быть автор.
Гавриил Троепольский любил себя. В единственной своей известной повести он предпочёл наступить читателю на яйца, насладиться его болью и собственным «талантом». С Бимом ведь проще гораздо, ничего выдумывать не надо. Сдвинь время на пару часов, и люди найдут собаку живой. Что изменилось бы в морали, идее? Ничего. Вышла бы мудрая, где-то печальная, в целом светлая повесть. А получился самый жестокий текст советской литературы, который не станет перечитывать ни один психически здоровый человек. И такой же фильм. Не знаю, чему там аплодировали критики на «Оскаре», у критиков свои тараканы. Не верю в мешки хвалебных писем, пришедших в «Советский экран». Нам неизвестно, кто их видел и считал.
А верю вот чему. Как-то в одной из киношных групп фейсбука была задана тема: «Самый неприятный советский фильм, о просмотре которого вы жалеете». Ответили тысячи полторы участников. «Белый Бим» лидировал с большим отрывом. И, может быть, впервые я обрадовался своему попаданию в мейнстрим.
