Чехова перечитываю постоянно, Бунина – редко. И не потому что ценю его меньше, а потому что для меня он чересчур метафизический. Если коротко: Чехов - суперталантливый человек, а Бунин – природа. В Чехове больше гуманного: иронии, ума, искушений, слабости, мужества. Он хоть и гений, а свой, с ним хочется и можно говорить. Сейчас перечитываю "Дуэль" – в классической интерпретации противостояние "сверхчеловека" и слабака, рефлексирующего, порочного бездельника. Но ведь это автор стоит по обе стороны барьера. Насмехается над собой на каждой странице, в каждом почти рассказе. Выдавливает по капле раба, вытравливает то, чем в себе недоволен. Это есть у Шукшина, у Довлатова. Такие люди долго не живут: 44, 45, 49. Бунин себя любил, он горд и целен как Эверест.
Или приёмы. У Чехова их в лупу едва разглядишь. Я его анализирую пословно, пытаясь увидеть работу над текстом, понять, как это технически сделано. Иногда – удаётся, чаще – нет. Но хотя бы не возникает уже иллюзии, что это – просто, что смог бы так же. В юности – каюсь – было. А относительно Бунина – никогда. Его приёмы виднее, но недосягаемо чудесны, подобны рассвету в горах или закату над океаном. Или живому огню. Или взгляду кошки.
Недавно в ленте друга встретил рассказ "Холодная осень". И опять пропал в этом ритме, с трудом удержался от чтения вслух. И снова думал: в лучших, запредельных бунинских текстах фабула второстепенна. Она – каркас, не более, ибо художественная ткань есть история сама по себе, увлекательное языковое приключение. Язык самодостаточен, будто пейзаж с лучшей точки обзора. Любые затейливые придумки, коллизии были бы здесь искусственны, лишни. Что происходит в "Холодной осени"? Или в "Солнечном ударе"? Банальные сюжеты, пересказать – десятка слов много. Однако читаешь и гонишь странную мысль: человеком ли это написано? Или не написано вовсе, а просто существует, как вид из окна, лес, дождь.
