|
Гордость — огромная вывеска самой маленькой души (Яков Княжнин)
Публицистика
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Месть мертвой старухи - из практики врача | В конце весны в Братске на 83 году жизни скончался врач Николай Степанович Степанов.Сохранилось моё интервью с сибирским онкологом и этот рассказ о работе студентом в морге.
__________________________
В Братске у меня был добрый знакомый - доктор Н.С.Степанов. Он онколог,давно на пенсии,но работу не бросал.Вел личный сайт,консультировал больных.Выпустил книгу о лечении онкобольных. Несколько раз я слышал от Николая Степановича эту историю.Хотел даже записать его рассказ,но как-то удалось уговорить самого доктора написать эту историю.Степанов записал - я лишь слегка подредактировал и сократил лишние медицинские детали.Впрочем, вот эта история:
С четвертого курса мединститута я начал подрабатывать в морге судебно-медицинской экспертизы. Сюда санитаром меня пристроил по знакомству дружок Игорь, который был заведующим патолого-анатомическим отделением больницы. И хотя, в карьере врача он был намного меня впереди, но по возрасту мы были ровесниками - поэтому дружили. Морг больницы и отдел судебно-медицинской экспертизы находились в одном здании – часть которого была в подвале. Встречались часто.
Дежурные эксперты ночью находились в одноэтажной пристройке. Мне тоже приходилось ночевать там, и когда привозили трупы, то спускался вниз, принимал тела и оформлял документы.
Когда моё дежурство попадало на субботу и воскресенье, то я выполнял ещё обязанности санитара секционного зала: готовил тела к вскрытию, пилил черепа, зашивал трупы, а также обмывал, одевал и выдавал их родственникам – обыкновенная рутинная работа для будущего врача. А в будние дни, перед сдачей дежурства, меня обязали подметать коридор морга.
Игорь тоже подрабатывал, но место у него была чище: вёл курсы в медицинском училище и педагогическом институте. Чаще всего группа, где преимущественно были девушки, приходила к нему на работу, и он на деле рассказывал и показывал тела усопших по личному учебному плану. Девушки к нам, по понятным причинам, в морг ходить не любили. Да и Игорь предпочитал быть чаще на виду у молоденьких студенток подальше от морга.
Однажды Игорь мне сказал: “Ты сегодня дежуришь. В морг привезли бездомную старуху. У неё вросшие ногти на пальцах ног.
Я как раз прохожу эту патологию по теме. Отрежь ей пальцы и завтра передай мне. Я покажу студенткам, как выглядят вросшие ногти, книжка книжкой, а тут реальный объект... Не тащить же девочек для этого в морг”.
Отказать другу я не мог, но исполнять его просьбу тоже не хотел.
Одно дело обслуживать трупы по плану, а другое надругаться над телом, которое хоть и остается невостребованным, но все же человек. Долго мучился этим, и неожиданно нашёл, как мне казалось, простой и ловкий выход: подошёл к опытной санитарке морга Семёновне работающей постоянно, и как бы от имени Игоря командным голосом попросил её выполнить задание начальника.
“Я что, сошла с ума?- взвизгнула санитарка, даже не дослушав меня до конца.- Ты разве не знаешь, что вросший ноготь бывает только у ведьм! Чтобы она мне потом всю жизнь снилась? Нет – отрезай сам”, - категорически возразила она.
Я на завтра к Игорю:
“Игорёк! Ну, её, эту бабку. Наша Семёновна говорит, что после того, как я отрежу пальцы, старуха будет мне сниться до конца дней моих!”
“Ты – студент четвёртого курса медицинского института, а несёшь такой бред вслед за малообразованной санитаркой! Иди и отрезай!”- приказным тоном, не терпящим возражений, сказал Игорь.
Я опять в мучениях брожу по моргу, резать не хочу, и ослушаться своего благодетеля боюсь, видать побледнел весь от утомительных мыслей. И тут встречаю к своей радости заведующего судебной медицинской экспертизой. Тот, увидев моё бледное лицо, сразу спросил, что случилось?
“Юрий Васильевич! Игорь велит мне отрезать у безродной бабки, которая лежит внизу, пальцы с вросшими ногтями для своих образовательных целей. А у меня душа не лежит к этому. Бабка то всё же в вашем морге. Что мне делать”?
“Иди к Игорю и скажи, что у бабки нашлись родственники”.
“Ну, спасибо! Вы меня выручили!”
Конечно, Игорь не поверил моим словам. Ругнул меня мимоходом, но был занят другими делами, и на этом всё бы закончилось. Но мне еще предстояло ночное дежурство с мёртвой бабкой в холодильнике.
Дежурство прошло как обычно.
А утром я пошёл подметать коридор морга от его конца к лестнице. Тут почему-то вспомнились слова Семёновны, и я спиной стал чувствовать дверь холодной комнаты, где лежал труп бабки. Не на шутку разыгралось воображение. Когда, пятясь спиной, дошёл до холодной комнаты, я услышал сзади скрип медленно открывающейся двери! И схватился за ручку двери, боясь повернуться. С одной стороны мурашки страха побежали по телу, а с другой нужно было понять, что происходит, логично объяснить себе - откуда это? Потому что можно и умом тронуться.
Я оцепенел, судорожно сжимая ручку холодной комнаты с трупами, и чувствовал, как по ложбинке спины течёт холодный пот. Но я заставил себя успокоиться и медленно отпустил ручку двери холодильника. Только взмахнул веником, но снова послышался скрип открывающейся двери, и я снова схватился за ручку двери…
И тут только до меня дошло. Ну, ясно же! Прежде, чем начать подметать коридор, я открыл форточку в подвальное помещение. Это утренний сквознячок шевелит дверь комнаты! А бабушка, со вросшими ногтями, спокойно покоится в холодильнике и на белый свет не спешит, ждет своего часа для похорон.
Я закончил дежурство. Покинул морг, стараясь больше не вспоминать и никому не рассказывать, как изрядно струхнул по глупости свой. Но история на этом, как я теперь понимаю, не закончилась.
Прошло несколько лет. Игорь поехал в Москву на усовершенствование квалификации. Однажды ночью он в умиротворённом состоянии возвращался от друзей в общежитие врачей на улицу Поликарпова через станцию метро “Беговая”. Была зима и мороз за двадцать градусов. Еще поднимаясь по лестнице, Игорь заметил, что какой-то мальчишка перевесился через ограду выхода и смотрит на него. Когда Игорь поравнялся с ним, пацан сдёрнул с головы врача меховую шапку и побежал. Игорь выскочил на верх, и стал его догонять. Они бежали к арке, где стояло такси. Игорь давно уже мог бы ударить ногой по ногам мальчишки, и сбить его, но вспомнил своего сына. “Глупый пацан, - тешил себя словами Игорь, - ведь таксист его сейчас схватит”.
Но когда они огибали такси, Игорь почувствовал удар по голове, и потерял сознание. Пришёл в себя в каком-то дворе. Не чувствовал ног, а руки, видимо, непроизвольно подсовывал под себя, и они ощущались. Ковыляя на больных ногах, Игорь стал искать место, где можно было бы согреться. Нашёл один открытый подъезд и обнял чуть тёплую батарею. Утром он добрался до общежития врачей, и коллеги, увидев, в каком он состоянии, срочно отправили пострадавшего в травматологию.
Исчезли деньги, дубленка, шапка. Только одинокий паспорт оставался в портмоне.
В травматологическом отделении лечащий врач Игоря занимался научной работой, связанной с обморожениями. И у него был собран материал по интенсивному лечению таких больных. Не хватало контрольных случаев: исходов обморожений, которым лечение не проводилось. И Игорь попал в эту группу. Через некоторое время у него почернели пальцы ног, и его жена вывезла Игоря в наш город. Здесь хирурги удалили ему пальцы на ногах и боролись за то, чтобы сохранить головки плюсневых костей, чтобы он мог хотя бы удовлетворительно стоять и ходить.
Игорь потерял все пальцы на ступнях. Как хотел отрезать той бабке, которой давно уже нет. Сам Игорь, конечно, не связал свое несчастье с той бабкой, про которую он и думать забыл. А я вот до сих пор помню. И теперь с оглядкой отношусь к мертвецам, которые могут так изощренно отомстить… | |
Автор: | vvm | Опубликовано: | 09.06.2020 01:23 | Просмотров: | 1357 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
|
|