Есть у меня приятель. Когда кто-то при нем пытается предсказать, чем закончится какая-нибудь житейская история, он с ходу начинает кипятиться и заявляет, что концовку даже самым буднишним коллизиям никому заранее знать в принципе невозможно - что-нибудь все равно пойдет не так. «Придумай к любой из них десяток развязок, - говорит он, – будет одиннадцатая, сочинишь сто – обязательно случится сто первая».
Не уверен, что это правило работает во всех случаях, но о нем я сразу вспомнил, читая на сайте начинающих авторов комментарии к своему рассказу.
Это был небольшой, всего лишь на пол странички, опус, и содержание его предельно просто: Игорек, мальчуган семи лет отроду, побывав впервые в театре, сказал родителям, что они живут «понарошку», а настоящая жизнь только в театре, чем задел своего отца за живое. Вот и весь незатейливый сюжет этой семейной сценки.
Я был абсолютно уверен, что суть ее ясна, как божий день, но, оказалось, моя уверенность никакого отношения к действительности не имела. Это я сразу сообразил, едва прочел первые комментарии.
Вот они эти достопамятные строки. Я не изменил в них ни единого слова, ни одного знака препинания.
«Бедный ребенок! Уже как старичок».
«Забавный сюжет развития событий».
«…С такого папаши станется потащить семилетку к психиатру, ибо неправильно мыслит, не как приказал папаша. И нравится ему все, а не как назидательно решила мамаша».
«Странный папа, которого задевают явные наивности семилетки».
«Что-то в этом есть, аха. Полно незрелых инфантилов, настрогавших детей, да».
«После театра обычно бывает секс. Но у родителей Игорька видимо его не бывает. Ни после театра, ни после кино, ни после водки с зефиром».
«Ах ты ж господи *умиленно* С тз зрения зрелого человека, подчеркну, именно, зрелого (не всякий взрослый таковым является) – это наивность, которая свойственна детям. Это нормально. Но в любом случае виден оригинальный взгляд на мир, нетипичное, не одномерное, не зашоренное, свободное мышление. Пошто я пишу очевидные вещи».
«Только дети, пьяные и разозлённые говорят то, что думают».
«Тема, конечно, интересная, но в таком возрасте рассуждать о таких вещах!? Не завидная судьба ждёт такого паренька… В лучшем случае психбольница…»
Такой вот спектр мнений обозначился в среде тех, кто прочел мою байку.
Нет, у меня в мыслях не возникает наводить на кого-то критику, хотя, вроде как, некоторые рассуждения откровенно перехлестывают через край, опять же с моей точки зрения, к которой, впрочем, я сам давно уже отношусь с большой осторожностью, но мне хотелось бы худо-бедно понять, с чего так разыгрались эмоции у людей, - вроде повод пустяшный, а какой запал.
«Вот она самая что ни на есть реальность, - подумалось мне, когда я впервые прочел приведенные выше коменты, – ни одному вымыслу с ней не сравниться, и ведь ничего не поделать с этим».
Действительно, как тут спорить, когда у читателя священное право вершить суд над авторским текстом, по своим меркам, и уступать эту свою привилегию он пока никому не собирается, да и, по большому счету, делать это категорически не следует.
Жаль, конечно, что в жизни все как-то не так гладко, как в теории, которая, как я ее понимаю, считает, что автор и читатель представляют собой некий симбиоз, который способствует обоюдному их интеллектуальному росту, но тут уж ничего не поделать.
Правда, был один комментарий, после которого так и подмывало воскликнуть: «Умри, Денис, лучше не напишешь».
«Я удивляюсь, вроде здесь люди приближенные к искусству, а не понимают, что мальчик из рассказа говорит чистейшую правду и понял это уже в своем возрасте. Лишь бы не забыл, когда вырастет».
Что и говорить, умно сказано и от души, но уж очень похоже на глас вопиющего в пустыне. Не под силу ему что-нибудь изменить.
И чем дольше я размышляю над этими, мало сказать, разноречивыми, коментами, тем сильнее ситуация напоминает мне одну из историй с Одиссеем. С одной стороны Сцилла читательской непредсказуемости, с другой Харибда авторского самомнения. Как проскочить невредимым между ними? Прямо-таки, неразрешимая задача. Не заморачиваться б ею, но ведь куда как заманчиво уподобиться хитроумному Одиссею.
Авторизация
Камертон
