Ещё Александр Герцен,которого разбудили декабристы, в середине девятнадцатого века отрезвляюще заметил: «Недостаточно свободы слова: нужна ещё свобода слуха». Мы сегодня наблюдаем поголовную потерю слуха не только в России,но и по всему миру.И еще «Нельзя людей освобождать к наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы». Прежде чем говорить,учитесь слушать.
*
Деньги никогда не каются...
*
- Никогда не просил у Бога,- сказал Слава Богов. - Все проблемы решаю с людьми...
- И?
- Бог милостив!
*
Сейчас в России развелось много Маниловых из гоголевских "Мертвых дух". Манилов мечтал о прекрасном будущем в своей усадьбе,ничего для этого не делая. А нынешние рассказывают о прекрасном прошлом СССР, своими руками разрушив его до основания. При этом, правда, привирают изрядно,как там хорошо всем жилось. А раньше Говорухин сделал фильм "Россия,которую мы потеряли". Тоже плакали по империи, которую разрушили наши предки. И тоже столько наврано было вокруг этого,что диву даешься, как легко партийным и беспартийным маниловым увести за собой русского человека пустой мечтой всего лишь о сытой похлебке и колбасе...Но каждый раз, когда с нами повторяется до боли знакомая история спирали, мысебе успокаиваем,что ситуация освежена новыми участниками действа. Страна та же,но люди то уже другие...Но теперь мне так хочется не ждать конца - потому что итог известен, даже пусть с другими людьми, заранее...Мы ходим по кругу маниловщины...Гоголь,что ты с нами наделал
*
Когда-то нас запишут в "и другие"...
*
В романе " Мать" Максима Горького есть пронзительная экономическая «история» с болотной копейкой, раскрывшая стихийный бунт против фабриканта, распорядившегося вычесть «копейку» из зарплаты рабочих на осушение болота...Революция с копейки...Как когда в московской типографии начался мятеж из-за типографских,которые требовали платить за знаки препинания,как за слово...Революции начинаются с мелочей...
*
запутались с небесами
и убедились, что небо - это не мы...
и теперь говорим с голосами
от рожденья немыми
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
