Учил я как-то стихи.
Надо сказать что класс попался шумный, беспокойный.
Учишь их учишь, разучиваешь, а они –
то Хайку в туалет просится ( девочка – дочка видного японского коммуниста Танку Нагаута , переживает что она очень маленькая и ее никто не понимает).
То Ямб харкается в Хорея, сцепятся – аж жуть! Летят по сторонам слоги да отдельные междометия, бьют друг друга томиками Бродского, а иногда и до рассогласования глаголов у них доходит…Срифмуешь их – вслух ласково, про себя матерно, и рассадишь по разным полкам…а Ямба в угол дополнительно…потом сам себя начинаешь бранить
за жесткость – он ведь, бедняжка, пятистопный родился…
Ажанбеман дергает за косички маленькую Дактиль, а когда она, пунцовея от смущения, оборачивается, ловко перебегает на другую строчку…ох уж эти мне дети французских иммигрантов…А то что он во всЕх словАх ударения на последнИй слОг ДелаЕт…не знаешь уже как с этим бороться.
Гекзаметр – мальчик конечно прилежный, но уж больно тяжеловесный( сказывается освобождение от физкультуры) и многословный…как начнет про свою Грецию древнюю-то канючить, ну вот вынь ему да и положь ее! Хоть портрет Гомера вон выноси…
Амфик Брахов – ученик такой норовистый, сложный.Если не сказать трехсложный.
Как что не по нему, дядю всё грозится позвать, Анапеста Петровича, видного какого-то начальника.
А вот Валерик Лимерик – мальчонка веселый, прямо вот крестик, не то чтобы нолик, что-то щебечет,хоть ты там тресни, жаль что вот папа его – алкоголик.Да, вот такой он мальчонка веселый.
Из Ирландии…
Проказник кстати – положил он как-то стихи Маяковского на лесенку, так вот потом стихи у того лесенкой-то и складывались…
А вообще класс у меня был дружный, хоть и хулиганистый .
Помнится, маленький мальчик ( не помню фамилии) нашел пулемет,
Всем классом ржали, так весело, вот.С ним вообще постоянно что-то происходило
- то на дно унитаза провалится, то пальцы в розетку сунет.Бедовый какой-то.
Но дети его любили!!! Про все его выходки слово в слово друг другу расказывали.
Прямо харизматический лидер местной молодежи…
Или вот братья Матерщинниковы-Виршины как-то уборщице нашей, Сцилле Харибдовне, в пирожки порошков подсыпали! Ох, бабуля на них в гневе частушками-то нецензурными как давай сыпать! Аж прохожие останавливались у открытого окна, послушать, припасть к роднику народному…Повысила, понимаешь, резко багаж детских знаний.
(бабка кстати, ой как непроста - в свое время самого Троцкого лыжной палкой в перепалке зашибла).
Но при всём при том – какие обсуждения у нас были!Какие споры до хрипоты!
На тему, например «Финальная стадия окончательного этапа последней стадии корректры произведенея» или там «Ботинки-полуботинки. Новый уровень неочевидных рифм» или «Размер.Так ли он важен»? ( девочки кстати почему-то краснели при произнесении темы доклада). Красота просто.
А самое классное было – вечером останешься разбирать творения-то учеников-то, пока все умляуты над U да надстрочия надо О расставишь , да яти с ижицами вычеркнешь к едреной фене…Махнешь рукой – да полезешь в сейф за потаенной бутылочкой коньяка.
Позовешь в нарушение правил директора Гиперболу Синекдоховну да красотку Аллегорию с кафедры Непрямого Воздействия – хряпнете вы по писят за изящную словесность да за неоскудение и могучесть языка, и смотрите задумчиво в окно, на улицу, где –
Как сорок лет тому назад,
Сердцебиение при звуке
Шагов, и дом с окошком в сад,
Свеча и близорукий взгляд,
Не требующий ни поруки,
Ни клятвы. В городе звонят.
Светает. Дождь идет, и темный,
Намокший дикий виноград
К стене прижался, как бездомный,
Как сорок лет тому назад.
II
Как сорок лет тому назад,
Я вымок под дождем, я что-то
Забыл, мне что-то говорят,
Я виноват, тебя простят,
И поезд в десять пятьдесят
Выходит из-за поворота.
В одиннадцать конец всему,
Что будет сорок лет в грядущем
Тянуться поездом идущим
И окнами мелькать в дыму,
Всему, что ты без слов сказала,
Когда уже пошел состав.
И чья-то юность, у вокзала
От провожающих отстав,
Домой по лужам как попало
Плетется, прикусив рукав.
III
Хвала измерившим высоты
Небесных звезд и гор земных,
Глазам - за свет и слезы их!
Рукам, уставшим от работы,
За то, что ты, как два крыла,
Руками их не отвела!
Гортани и губам хвала
За то, что трудно мне поется,
Что голос мой и глух и груб,
Когда из глубины колодца
Наружу белый голубь рвется
И разбивает грудь о сруб!
Не белый голубь - только имя,
Живому слуху чуждый лад,
Звучащий крыльями твоими,
Как сорок лет тому назад.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
