Если вы увлекаетесь французским кино, в особенности la nouvelle vague, вы, наверное, заметили что непременным атрибутом таких фильмов является книжная полка. Она служит символом неспешного интеллектуального времяпровождения буржуазного общества, и уже настолько вкоренилась в культуру, в интерьер, что о ней невозможно думать только как о хранилище полезной или развлекательной информации. Книги во французском кино в основном с белыми или желтоватыми обложками - традиция таких известных издательств как Gallimard, GF Flammarion, Albin Michel выпускать книги не карманного формата именно в нейтральных тонах, без картинок и иллюстраций. Но иногда, на полке среди таких бесцветных корешков попадаются и цветные томики - то зеленые, то коричневые. Они, маленькие и толстенькие - несомненно из коллекции ”Bibliothèque de la Pléiade”, самой авторитетной и престижной французской литературной серии. Покрытые тонкими полосками из настоящего золота и напечатанные на папиросной бумаге, что позволяет им вмещать под полторы тысячи страниц в томе, они уже стали объектом коллекционирования и весьма недешевы так как стоят от пятидесяти до двухсот долларов.
Я нашел один такой томик в книжном магазине в Бруклине. Маленький и уютный, магазинчик специализируется на искусстве, философии и неширпотребной литературе. Я навещаю его раз в несколько недель и иногда нахожу в нем недорогие старые книги которые тяжело отыскать в других местах. Цены написаны карандашом внутри, на вкладке, и обычно не превышают нескольких долларов. Один раз, на самой высокой полке, среди дорогих антикварных книг я заметил томик “Pléiade”. Это был Jean Giono. Удивленный находкой, я взобрался на лестницу и открыл его. Цена нигде не была указана. Если не учитывать прозрачную пленку в которую она была обернута, и библиотечный штамп на первой странице, книга была в прекрасном состоянии. Наверное, пятьдесят долларов, как минимум, подумал я. И каждый раз когда я приходил в этот магазин, я видел этот желанный томик на верхней полке, скрытый от глаз большинства покупателей, и ожидающий того особого, знающего читателя. У меня никогда не было своего такого издания. Я брал книги из серии “Pléiade” в университетской библиотеке, читал очень бережно, и чуть ли не сдувал с них пылинки. В европейских магазинах, где я видел их на продаже, они стояли в стеклянном шкафчике, и нужно было попросить ключик у продавца чтобы даже подержать одну такую книгу в руках. И этот Jean Giono манил меня - он находился над моей головой, такой доступный. Я опять поднялся на верхнюю полку, внимательно просмотрел страницы в начале, в конце книги, но цены нигде не было. Понятно, подумал я, книга настолько дорогая что они даже не хотели марать ее карандашом. Сто долларов, точно. Я спустился с лестницы и ушел в разочаровании. Этот томик стал для меня таким же заветным объектом как тот старинный словарь из сартровского “L’âge de raison”: Борис обхаживает его в букинистике в течение многих дней, и в конце концов решается попросту украсть его.
Но после нескольких месяцев книга была по прежнему на своем месте. Раздраженный своей нерешительностью, я снял ее с полки одним движением и направился к кассе. Я предъявил томик “Pléiade” продавцу - худому, небритому парню, и спросил: “Сколько? Цены нигде вроде не указано.” Он открыл книгу, посмотрел на нее со всех сторон, повертел в руках, даже немного подбросил, как будто хотел оценить ее по весу. Книга была на непонятном языке, автор неизвестен. Озадаченный, он неловко произнес:
Мы целовались тут пять лет назад,
и пялился какой-то азиат
на нас с тобой — целующихся — тупо
и похотливо, что поделать — хам!
Прожекторы ночного дискоклуба
гуляли по зеленым облакам.
Тогда мне было восемнадцать лет,
я пьяный был, я нес изящный бред,
на фоне безупречного заката
шатался — полыхали облака —
и материл придурка азиата,
сжав кулаки в карманах пиджака.
Где ты, где азиат, где тот пиджак?
Но верю, на горе засвищет рак,
и заново былое повторится.
Я, детка, обниму тебя, и вот,
прожекторы осветят наши лица.
И снова: что ты смотришь, идиот?
А ты опять же преградишь мне путь,
ты закричишь, ты кинешься на грудь,
ты привезешь меня в свою общагу.
Смахнешь рукою крошки со стола.
Я выпью и на пять минут прилягу,
потом проснусь: ан жизнь моя прошла.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
