Ехали из Бирмингема в Лондон. Поезд был веселый, разноцветный - желто-зеленый снаружи и плюшево-синий в салоне. Солнечное утро бодрило, а пролетающие за окном ухоженные английские поля, с овечками, выкошенной травой, плотно свернутыми бочонками сена и стоящими на холмиках небольшими поместьями будоражили внимание обилием деталей. Нас было двое - мой друг Ипполит, уже многие годы живущий среди этих пейзажей, и я, турист.
Ипполит задумчиво смотрел в окно и вертел в руках свою трубку, пустую впрочем, да и курить он бросил давно. Он постукивал мундштуком по костяшкам пальцев, поглаживал отполированную поверхность чашки, а иногда даже немного подбрасывал ее вверх. Функцию этой трубки в его руках я не совсем мог понять: я подозревал что она служила ему для занятия пальцев - как четки в старые времена или мобильный телефон в наши. Когда его мысль убегала далеко, как сейчас, то манипуляции с трубкой становились особенно заметными.
Наше молчаливое путешествие было прервано проводницей которая заглянула в купе и спросила не хотели бы мы купить что-нибудь порекусить.
- “Тебе стоит попробовать здешние чипсы," сказал Ипполит по-русски, "или, как они здесь называются, криспсы. В Англии с хорошей едой туго, но криспсы тут отличные.”
- “Да, пожалуй," ответил я. "Two packets of crisps and two coffees”, обратился я к проводнице.
- “Ой, как хорошо что вы говорите по-русски!”, воскликнула она, и только теперь я оглядел ее должным образом. Это была молодая девушка, невысокая и стройная, с коротко и смело остриженными волосами. Острые линии стрижки в сочетании со строгим вагонным жакетиком напомнили мне то ли о юных девочках-матросках, то ли о стюардессах из рекламных роликов. Она приятно улыбалась и, казалось, была неподдельно рада нашей встрече. За границей русский язык слышится со всех сторон, но я никогда не был свидетелем особого внимания одного русскоязычного незнакомца к другому. Дома наше социальное общение пропитано фамильярностью (“Слышь, купи сборничек ...”, по Андруховичу), а тут мы проходим мимо друг друга на улице не поворачивая головы и даже как-то чураясь взаимного опознания. Поэтому я был искренне удивлен знакомству с этой молодой девушки, такому простому как оно и должно быть.
- “Я сейчас всё принесу”, сказала она и исчезла в проходе.
Мы с Ипполитом переглянулись. Возможно, мы сошлись в мыслях, и уж несомненно о том приятном впечатлении которое произвела на нас эта девушка. Через пару минут, торопясь и тарахтя своей тележкой в проходе, она остановилась возле нас и выложила на наш столик, кроме заказанного, еще какие-то шоколадки.
- “Ешьте, мальчики, это всё бесплатно. Ой, еще пол вагона осталось. Я потом зайду к вам, ладно?”, и она исчезла опять.
Теперь я заметил что Ипполит перестал вертеть трубку в руках. Его мысль, доселе кружившая над английскими полями, приземлилась в нашем купе.
- “Ты заметил как она на тебя посмотрела?” спросил он меня.
- “Нет. А как?”
- “Окинула с головы до ног. С явным интересом. Так на простых пассажиров не смотрят.”
- “Да уж! Любовь с первого взгляда!” я рассмеялся, но как-то больше для виду. Неужели Ипполит действительно что-то заметил в ее глазах?
- “Не знаю, только что-то мне подсказывает что она не против погулять с нами в Лондоне.”
Мы разговорились о Лондоне. Это был мой первый целенаправленный визит в город героев Диккенса и, разумеется, я был полон ожиданий. В программе дня предложенной Ипполитом меня смущало лишь обязательное посещение наскучивших по календарям и открыткам туристических достопримечательностей - Биг Бен, Трафальгарская площадь, Букингемский дворец. Стоит заметить, что я хоть и живу многие годы в Нью-Йорке, так никогда и не видел статую Свободы, разве что только издалека, маленькую, как игрушку.
Проводница вошла уже без тележки.
- “Можно к вам?”
Мы кивнули. “Заходите”.
Она протиснулась в полуоткрытую дверь купе и села на пустое сиденье напротив меня. Я хотел рассмотреть ее повнимательнее, тоже с головы до пят, но чтобы не выражать особенного интереса постарался сделать какое-то равнодушное выражение лица. Ипполит, напротив, заметно оживился. После того как мы представились друг другу (Ипполит, Ярослав, Даша) разговор зашел о том как нас троих занесло в это купе.
- “А я вообще-то из Дании”, начала Даша. “Ой, такая банальная история, не хочется даже рассказывать. Если кратко, то жила в Питере, вышла замуж за датчанина, переехала с ним в Копенгаген. Потом он меня бросил, а с документами получился пшик, вот и перебралась сюда. Хорошо, что пока есть работа”. Она неловко улыбнулась. Мы посочувствовали, порасспрашивали еще, рассказали о себе. Всё это время я более и более обращал внимание на ее динамичный голос, непредсказуемые смешки, небрежные жесты. Смелость, с которой она инициировала наше знакомство, интриговала меня. Ипполит, сидящий рядом с Дашей, был теперь полностью поглощен разговором с ней. Он рассказывал ей о своем университете, демонстрировал свою трубку, пытался шутить. С некоторым разочарованием я начал понимать что Ипполит явно обходил меня по социальной линии. Обычно задумчивый и неразговорчивый со мной, он преображался в компании молодой девушки.
За разговором прошло минут пятнадцать. “Ой, вы же будете сегодня в Лондоне!” воскликнула Даша. “Приходите сегодня к нам в театр, в восемь часов, у нас будет что-то вроде самодеятельности. Я там играю одну роль. Но вы увидите.” Она написала адрес на салфетке и даже нарисовала подробный план улиц.
- “Что же”, сказал я, “нам вечером особо делать нечего. Может и придем. Спасибо.” Я был доволен тем что удастся посетить мероприятие вне туристической программы.
- “Да, приходите. Это близко от вокзала, две остановки. А поезд самый последний в десять ноль пять - успеете. Представление у нас всего час длится.”
Лондон был как Лондон. Я даже не удивился. Меня больше заинтересовали англичане - однотипные клерки в черных лакированных туфлях пестрящие яркими галстуками, полицейские, как это ни странно, с добродушными физиономиями, панки, готы, бомжи. В середине дня, в метро, к нам приблизился господин средних лет, высокий и крупного телосложения, со светлыми волосами и мясистыми чертами лица.
- “Простите, ” сказал он по-русски, “я услышал родную речь, и не мог не подойти.” Второй раз за этот день мы убедились в существовании дружелюбных русских, скучающих по родному языку. Господин, должно быть, немного волновался, так как с помощью большого носового платка вытирал капли пота выступавшие на лбу, несмотря на работающий в вагоне кондиционер. Незамедлительно он познакомил нас с очередной историей из эмигрантской жизни.
- “Я уже шесть лет живу в Испании. Жена - испанка. По-русски почти не с кем поговорить. Давайте встретимся вечером, пойдем куда-нибудь, посидим-выпьем. Ну, как?”
Предложение провести время со странным незнакомцем, даже за пивом, не было заманчивым, но он глядел на нас как-то почти умоляюще, и нам было неудобно отказываться. К счастью, Ипполит нашел выход.
- “Мы с вами, наверное, могли бы встретиться вечером, только у нас уже запланировано мероприятие”, и он предъявил салфетку, на которой Даша в поезде нарисовала карту.
- “Очень жаль”, сказал господин. “Ну что-ж, приятно было познакомиться. Меня Алексеем зовут, кстати”.
Когда он отошел, я и Ипполит одновременно выпалили почти одну и ту же фразу: “Уж не Широв-ли?”
Этот маленький инцидент напомнил нам о театре где мы обещали появиться вечером. Захваченные новыми впечатлениями от Лондона, мы почти забыли о нем. Когда же мы вышли на улицу, я предложил поискать представительство загадочного лондонского чая “Ахмад” который дома продается на каждом углу, но о котором ни один из знакомых англичан никогда не слышал. Все же мысль о Даше не покидала меня. Когда мы определились с маршрутом, основываясь на адресе с упаковки, который я смутно помнил, я вдруг спохватился.
- “А как же билеты в этот театр?” спросил я. “Она ведь нам ничего не сказала. Вдруг всё уже распродано?”
- “Ты знаешь,” сказал Ипполит, “я думаю потому и не сказала, что для нас она как-то всё устроит. Может, встретит на входе и проведет без билетов.”
- “Ты думаешь?” усомнился я.
- “Конечно! Стала бы она с нами вместе сидеть, раздавать шоколадки бесплатно, если бы она нами не интересовалась. Она нас не только на входе встретит, но еще и домой к себе позовет сегодня вечером. Вот увидишь!”
Глаза Ипполита сверкали. Он размахивал трубкой и один раз чуть не ударил ею наотмашь идущего навстречу старичка, но тот ловко увернулся. Мы шагали не замечая улиц, и по-правде говоря, было не так уж важно где находится офис чая “Ахмад”.
- “Эта девченка цепкая. Она тебя не упустит, вот увидишь!” горячился Ипполит. “Русские женщины всегда практичные. Русской что надо - что-б ты из себя ничего был, чтоб не алкоголик, не наркоман, работа у тебя есть - всё! А европейки сами не знают что им надо ... Ты заметил с каким усердием она рисовала тебе адрес? Так чтобы ты уж точно не потерялся, чтобы пришел.”
- “Вот ты всё про меня, а разговаривала она всё время с тобой!”
- “Ну это известно почему. Потому что с тобой смущалась говорить, потому что именно ты ей понравился. Я же следил за ее глазами!”
- “Да и вообще, какое ей дело до меня, она же знает что я через несколько дней улетаю?”
- “Гляди, она из России в Данию, из Дании в Англию, а теперь, я подозреваю, она и в Америку не прочь рвануть.”
- “Ты, друг, сам под нее копай. Ни в какую Америку я ее не повезу. А вот для тебя она - в самый раз.”
Ближе к вечеру мы выбрали такой маршрут чтобы ровно в восемь попасть на указанный адрес. Уже темнело, мы порядком утомились от многочасового хождения, и поэтому остановились выпить по пинте эля в подвернувшемся на пути пабе “The Charles Dickens”. Сидя за барной стойкой, я поймал свое отражение в зеркале и сравнил его с отражением Ипполита, который, нахлобучив элегантную шляпу, картинно посасывал пустую трубку. “Неужели могло статься что Даша действительно из-за меня ..? И для чего Ипполиту так шутить надо мной? Хотя, у него в этих делах опыт есть, нужно его просто слушать, его интуиция редко подводит. Как же это, позовет домой? Мы ведь не планировали. Я даже с собой ничего не взял ... Нет, он меня и выше, и увереннее как-то. Она с ним всё время проговорила, и села рядом с ним. У меня-то, может, черты лица всё же чуть благороднее (эх, господин Голядкин ты, вот кто, со своим благородством!), но женщины больше на рост обращают внимание ... И вообще, я всё равно послезавтра улетаю.“ Мысли текли рекой. “Нужно просто много не думать.” Я вспомнил молодого Джона Фаулза. Франция, поезд, прекрасная незнакомка, и он, перед ней, полноватый невысокий интеллектуал, анализирующий каждую мысль о ней, а затем анализирующий каждый свой анализ. А этот парень, американец, просто так, беззаботно, повернулся к ней и спросил как будто первую пришедшую в голову вещь ...
Мы шли по салфетке. И хотя мне всё время казалось что мы опаздываем, план улиц был воспроизведен Дашей так безошибочно (очевидно, она часто выступала в этом театре) что мы ни разу не заблудились, и подошли к указанному адресу без пяти восемь. Самое странное было то что по виду адрес не соответствовал никакому театру. Это была какая-то невзрачная дверь без вывески перед которой толпились люди лет тридцати, иногда моложе, человек сорок. Одеты они были преимущественно броско, иногда вызывающе, и некоторые имели запоминающиеся, выразительные лица. Отовсюду слышался кокни-диалект, который растворялся в смехе и табачном дыме заполнявшим узкую улицу. Я внимательно изучил взглядом эту компанию, но Даши среди них не было. Не найдя знакомого лица среди этих людей, по-видимому хорошо знавших друг друга, мы с Ипполитом почувствовали себя не в своей тарелке.
- “I’ll ask for tickets,” кивнул я Ипполиту и, заглушив все мысли, подошел к девушке на высоких черных платформах, которая стояла одна в сторонке и курила. “Excuse me, do you know where we could buy tickets for the eight o’clock show?”. Мысли заглушить полностью не удалось. Я подумал что, покупая билет в театр, в Америке говорят “show”, а в Англии - “play”. Девушка посмотрела на меня с удивлением, и потом кивнула подбородком в направлении загадочной двери, выпуская изо рта длинную струю дыма, “Ask ‘at mate over there”. И только теперь я заметил огромного типа с физиономией Уэйна Руни, облокотившегося на дверь с пачкой билетов в руке. Очевидно, это и была касса.
- “Странно что она нас не встречает”, сказал Ипполит.
- “Скорее всего, мы пришли поздно. Она же готовится к выступлению”, предложил я.
- “Подождем немного, может она выйдет”.
Но Даша не появлялась, а люди только прибывали. Некоторые подходили к парню с билетами и обменивали их на разноцветные английские фунты. Пролетело минут двадцать, дверь тихонько отворилась и из нее показалось чье-то лицо. Это была не Даша. Человек-касса громко объявил, “It’s gonna start, mates! Get your tickets and get in!” Мы влились в организовавшуюся очередь и перед самой дверью приобрели два билета, по двадцать фунтов каждый. “Ничего себе самодеятельность!” подумал я.
- “Что-ж, увидим ее внутри, значит”, сказал Ипполит, “плохо только что они так задержали с началом.”
Театральный зал оказался довольно вместимым. Незамысловатые, но удобные кресла стояли в несколько рядов, и ширина занавеса обещала просторную сцену. Стены были разрисованы в причудливые органические формы с таким изяществом и мастерством что, казалось, эти сложные линии представляли реальные трехмерные фигуры. Мы сели в самой середине зала, чтобы лучше видеть сцену, и, видимо, вовремя, так как места вокруг нас разошлись очень быстро. Когда я хожу в классический театр или в симфонический зал я часто замечаю насколько такие места популярны среди стариков. Однажды, сидя на третьем ярусе концертного зала, я даже, для развлечения перед началом программы, считал число лысин в каждом ряду партера. Здесь же пожилые люди отсутствовали, и старший возраст был представлен несколькими мужчинами которым было за пятьдесят. Очевидно, подумал я, показывать будут не Чехова.
Начало задержали еще на десять минут, и я с опаской поглядывал на часы. Но когда погас свет и занавес начал медленно подниматься, декорации на сцене настолько поглотили меня что я перестал беспокоиться о времени. Сцена утопала в синем свете, и в воздухе сверкали, кружась, тысячи микроскопических блесток. На заднем плане, справа, стояла пирамида составленная из белых и синих кубиков, каждый величиной с большую хозяйственную коробку. На вершине пирамиды, поверх третьей ступеньки, помещался старинный стул с искривленными ножками, и на нем сидела, обхватив себя руками, причудливо разодетая и раскрашенная Даша. Это было настоящее преображение из вагонной проводницы в какую-то французскую даму восемнадцатого века. Такое отнесение можно было сделать, прежде всего, не по ее платью (которого на ней не было), а по высокому, экстравагантному парику, который, казалось, своим весом делал ее положение на вершине неустойчивым, а также по огромному количеству румян и белил на щеках. В корсете, белых панталонах и широких серебристых туфлях на бантах, она курила сигарету из длинного дамского мундштука. С правой стороны сцены находилась ручная лестница приставленная к стене и ведущая на верхний, затемненный ярус сцены. Ее было видно за полупрозрачными материями, которые свисали с потолка и обещали развенчание чего-то таинственного. Ничто, однако, не прикрывало середину сцены, где стоял блестящий шест от пола до потолка, вроде тех что принято наблюдать в стриптиз-барах.
Из-за полу-таинственных шалей вышел высокий молодой человек одетый во фрак и высокую черную шляпу, но к этому наряду совсем не шли его узкие черные джинсы и кеды, по крайней мере если говорить о восемнадцатом веке а не о двадцать первом, потому что в каком-нибудь современном Беркли или Бруклине такое сочетание сошло бы за последний писк моды. Он обращался к красавице на вершине пирамиды на смешном французском, но потом переходил на английский. Сценка заключалась в том что молодой человек добивался девушки, а она ему холодно и жестоко отказывала. Это было примитивно и пошло, но публике нравилось. Герой пытался забраться на пирамиду, но та была слишком высока. Девушка ставила ему препятствия, звала на помощь, на сцене появлялись какие-то персонажи, были и шутки, и акробатические номера. В один момент, видимо, желая испытать героя, Даша заказала стриптиз, и на шесте одна за одной протанцевали три полуобнаженные девицы, под дружное одобрение зала. Но когда молодой человек отверг любовные чары танцовщиц, сердце Даши смягчилось, и кубик на котором она сидела ловко опустился на один ярус. Окрыленный успехом, герой начал разбирать пирамиду, кубик за кубиком (в то время как его постоянно отвлекали и соблазняли другие девицы), и в конце концов, после многих приключений, добрался до самой Даши. Он подхватил ее, уже податливую и на всё согласную, закружил, подбросил, а потом, когда прожекторы ослабили свет и на сцене были еле видны очертания фигур, под пульсирующую музыку начал медленно раздевать ее.
Мне сделалось холодно, особенно в руках. Я был подавлен, мне было наверное даже противно, но я не мог не заставить себя не смотреть на это. Даша, проводница из поезда, такая простая и доступная в общении, так вскружившая нам голову за один день, сбившая нас с толку своим вниманием и этим приглашением, теперь находилась в десяти метрах от нас, обнаженная, в руках высокого, крепко сложенного мужчины. Но это зрелище было менее шокирующим чем осознание того что она, наверное, находилась в объятиях этого человека каждый вечер. Мое воображение рисовало мне смутные, неразборчивые сцены с человеческими телами, Дашу, покрытую чужими руками, ее существование среди этих людей, темные истории и проблемы закулисной жизни. Я забыл о времени и не смел взглянуть на Ипполита.
На сцене происходили изменения - полупрозрачные шали исчезли и главные герои спектакля, теперь уже полностью обнаженные, в полумраке стали взбираться по лестнице наверх. И когда они оказались на втором ярусе, луч прожектора ударил в их сплетенные тела, а они вдвоем как-то накренились и начали падать вниз, на нас, и ... оказались распластанными на сети натянутой между потолком и зрителями. Освещенные со всех сторон, они перекатывались в объятиях друг друга прямо у меня над головой, и я мог детально рассмотреть их красивые, стройные тела. Это был конец спектакля. Свет над нами погас и публика разразилась аплодисментами и улюлюканьем. Картинка передо мной поплыла, смазалась, закружилась. Странно-отчетливым оставался лишь один гладко-выбритый господин лет сорока в переднем ряду, который просидел всё представление с каменным лицом, а в конце молча поднялся и зачем-то надел темные очки.
Я не помню как мы вышли из зала на улицу. Я не помню что мне говорил Ипполит. Но я помню что мне не хватало воздуха, что звенела голова, и было ощущение чего-то поломанного внутри. Горькая интроспекция перемежалась с мыслями прыгающими с одного воспоминания на другое. Мне показалось что за один день я многому научился.
Мы опоздали на поезд. Мы взяли такси до автобусного вокзала и просидели на неудобных пластмассовых скамейках в ожидании рейса на Бирмингем больше часа. Ипполит спрятал глаза за надвинутой на лоб шляпой и делал вид что спит. Приехали из Лондона в Бирмингем поздней ночью.
Анциферова. Жанна. Сложена
была на диво. В рубенсовском вкусе.
В фамилии и имени всегда
скрывалась офицерская жена.
Курсант-подводник оказался в курсе
голландской школы живописи. Да
простит мне Бог, но все-таки как вещ
бывает голос пионерской речи!
А так мы выражали свой восторг:
«Берешь все это в руки, маешь вещь!»
и «Эти ноги на мои бы плечи!»
...Теперь вокруг нее – Владивосток,
сырые сопки, бухты, облака.
Медведица, глядящаяся в спальню,
и пихта, заменяющая ель.
Одна шестая вправду велика.
Ложась в постель, как циркуль в готовальню,
она глядит на флотскую шинель,
и пуговицы, блещущие в ряд,
напоминают фонари квартала
и детство и, мгновение спустя,
огромный, черный, мокрый Ленинград,
откуда прямо с выпускного бала
перешагнула на корабль шутя.
Счастливица? Да. Кройка и шитье.
Работа в клубе. Рейды по горящим
осенним сопкам. Стирка дотемна.
Да и воспоминанья у нее
сливаются все больше с настоящим:
из двадцати восьми своих она
двенадцать лет живет уже вдали
от всех объектов памяти, при муже.
Подлодка выплывает из пучин.
Поселок спит. И на краю земли
дверь хлопает. И делается уже
от следствий расстояние причин.
Бомбардировщик стонет в облаках.
Хорал лягушек рвется из канавы.
Позванивает горка хрусталя
во время каждой стойки на руках.
И музыка струится с Окинавы,
журнала мод страницы шевеля.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
