С первого класса я учился с Валей Б. из нашего двора. Девочка она была болезненная: слабенькая и худенькая. Часто пропускала уроки, и ее мама поручила мне опекать подружку. И я опекал - по дороге в школу и домой. Как-то по пути после уроков говорили обо всех наших одноклассниках. Перед домом стали обсуждать наших "толстунов".
- У нас в классе три толстяка!- сказал я.
- Четыре!- самоуверенно поправила меня девочка.
- И кто четвертый?- немало удивился я.
- Ты! - без сомнения простодушно ответила худенькая Валя.
-Не может быть? - был поражен этому откровению девочки я, поскольку всегда считал себя большим, крупным, но не толстым. Тем более, что до этого случая, никто и никогда меня в этом не попрекал.
- Конечно, ты вон какой толстый, - настаивала на своём Валя, размахивая передо мной тоненькими ручками.
Но я слушать ее дальше не стал, а побежал домой. Бросив портфель, сняв куртку и одежду, в одних трусах остановился у зеркала и принялся себя внимательно рассматривать. Ничего толстого в себе я не находил. Видел себя большим, крупным, сильным - для пущей убедительности сжимал руки, демонстрируя скромные мальчишеские бицепсы.. Видел себя в отражении, ну, никак я не толстым, а всё это эта завистливая милюзга придумала.
На следующий день я уже шел в школу самостоятельно, и вернулся без Вали. В классе я держался от нее подальше. Валя почувствовала перемены в наших отношениях и тоже держалась особняком.
Через две недели мы столкнулись с Валей во дворе. Я был со старшими мальчишками, которые принялись дразнить хлыпкую девочку. Я тоже поддержал их обидные слова. До этого Валя терпеливо сносила брань других мальчишек, но когда к ним присоединился её бывший друг, то она неожиданно бросилась на меня с кулаками. И в ответ я начал её бить.
Я бил её со всей мальчишеской силы, вкладывая в удар всю недетскую мощь, которой уже был наделен. Валя отлетела от моих ударов, но я догонял ее и снова был. Бил руками и ногами, под дружное одобрение соседских пацанов. И, остановился только, когда меня скрутили взрослые. Окровавленная девочка с трудом уползла в свой подъезд, где ей навстречу с криком бежала мама.
Вечером пришла к нам мать Вали. Она кричала, плакала, говорила, что Вале вызывали врача, она так пострадала.
- За что? - не понимала мама Вали. - Вы ведь так дружили!
Я молчал. Потом приступила к разбирательству моя мать. В руках у нее был тяжелый аргумент - ремень, который она пустила в дело. Она тоже спрашивала - за что, ты зверь, избил девочку? Но я упорно молчал. Я сам не понимал - за что я побил хрупкую, болезненную Валю, потому что не помнил - с чего началась моя обида не нее?
И молчал всю жизнь до этой минуты, когда вы все узнали вместе со мной подлинную правду. Потому что только сейчас, когда я стал большим и, как справедливо заметила Валя, толстым, эти два эпизода у меня связались воедино.
У предсказателей нелёгкая судьба...
"Эпизод" не очень точно подходит к "стать толстым", первое слово одномоментно, "толстый" - надолго
задумался...
Давайте думать вместе
и...
И ещё
"детские мемуары взрослого человека" - душевнее и более соответствуют автору, нежели "записки мальчиша-плохиша"
пусть будет...
А я вспомнила один случай из школьной жизни: один мальчик (сейчас-то мы переписываемся изредка на "Одноклассниках") постоянно дразнил меня, больно дергал за косички, издевался, как мог, особенно в присутствии других ребят. А через полгода после окончания школы он неожиданно приехал в Москву (я ж тоже сибирячка, как вы, и учиться уехала в столицу) и признался в любви. Оказалось - его поведение было своеобразной защитой от любви, но любовь все равно пересилила - раз приехал. Но за годы дерганий косичек, мой болевой синдром настолько настроился против мальчика, что я его (естественно) отвергла.
так что ваши кулаки, Володя, возможно выражали любовь? :)
Майнер майнунг нах,тьфу... По моему мнению, на первом месте здесь приступ детской агрессивности, и Валя могла бы быть мальчиком Валей, суть не изменится. Девочку, конечно, жальче, но всё же... Автор нам судья.
Ирина,нет, это было совсем другое...
легко принадлежать к большинству - национальному, весовому и так далее...
Если же этой счастливой принадлежности нет, появляются талантливые зарисовки....
Роза,спасибо за хорошую литературную оценку ...мерзкого поступка...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.