В этот маленький сборник рассказов, вошли те, что являются случаями, или приключениями из жизни, мне близких людей: родственников, либо товарищей.
Которые, ими рассказаны, в разное время. По этому, всё, что здесь отображено, является су
ШЕЛ ВТОРОЙ ГОД ВОЙНЫ / тыл /
Многие авторы начинают свое повествование с того, где и когда это происходило. Ну а я, пожалуй, начну с самой середины!
Поезд чуть приостановился на разъезде, Анюта едва ухватилась за железную лестницу товарного вагона, как состав вновь стал набирать скорость. Тяжёлая сумка тянула женщину вниз, под колеса вагона. Собрав все силы, она рывком подскочила вверх, подтягиваясь на руках, а ногами стараясь попасть на круглые перекладины ступеней, что ей вполне удалось. Вдруг сверху потянулась рука, ухватила за куртку, вернее, за воротник куртки, и потянула вверх. Ане оставалось только перебирать руками и ногами по лестнице. Она моментально оказалась на вагоне. В те военные, да и послевоенные годы таким способом можно было быстрее добраться до места назначения, чем долго ждать пассажирский поезд, если, конечно, не поймает охрана, и ты не окажешься в комендатуре.
Взобравшись на вагон, Аня оказалась лицом к лицу с хозяином руки, мужчиной лет тридцати пять. Она резко отдёрнула руку и постаралась как можно дальше отодвинуться
от незнакомца. Чего ты шарахаешься, хотя бы поблагодарила за помощь. Женщина шмыгнула носом, потёр его рукавом, отодвинулась на некоторое расстояние. – Я б и сама, подумаешь…, помощь.
-Куда едем? - А тебе чё….? – Да, так… просто, попутчица ведь! - Тоже мне попутчик!
Аня ещё постаралась подальше отодвинуться. В ту пору часто были случаи, что грабили, раздевая до нитки, и скидали с поезда. Поезд сильнее набирал скорость, дым из паровоза шлейфом тянулся за составом, накрывая его своей пеленой.
Парень сделал движение по направлению к собеседнице, протянув руку, чтоб придержать её ближе к себе. Вагон был без крыши и заполнен, как говорят в народе, с «кабанчиком» углем, лишь края возвышались немного над ним.
Аня рванулась в сторону, но уголь со средины посыпался. Она вместе с ним съехала к краю вагона и потеряла драгоценное время, для ретировки. Парень рванулся и всей тяжестью навалился на неё, завязалась борьба. Силы были явно не равными. Но отчаяние, с которым сопротивлялась молодая женщина, дали свои результаты. Она, махая
руками, ухватила кусок угля, изо всех сил ударила нападающего, чем на время ошеломила его, после чего высвободилась из-под него и отскочила в сторону. Всё это ненадолго остановило его. Помотав, как бык на родео, головой, пригладив волосы, шапка у него упала во время борьбы, и он бросился вперёд. Но этого времени было достаточно, чтоб Аня освободилась от груза – сумки за спиной тянули её вниз на землю, и она быстро стала спускаться по другой лестнице, что находилась на противоположной стороне вагона. Парень вновь хотел её схватить за воротник, но держась одной рукой за перекладину лестницы другой, как могла, отмахивалась. Парень стал кидать куски угля. Но женщину уже ничего не могло остановить. Собрав всё своё мужество, она оттолкнулась, как заправский десантник от вагона и по ходу поезда, кубарем покатилась по откосу насыпи. Встала и, прихрамывая, пошла, искать свою сумку. Ведь в ней был драгоценный груз: два ведра картошки в селе дала сестра. Шёл второй год войны!
Найдя свой груз, она, для успокоения напевая себе под нос песенку, взвалила ношу на плечи и двинулась дальше, ведь ей надо вернуться до завтра на работу, да и дети дома голодные ждут, надо торопиться, до города ещё далеко. Оставалось ещё идти километров десять. Зайду я на железнодорожный пост, в народе попросту называют будка. По дороге, немного на отшибе, она увидела берёзу. « Наломаю я веников для баньки березовых, решает она, когда ещё вырвусь» Потратив минут сорок и связав веники, привязала к палке, валявшейся рядом и перекинув через плечо как коромысло, пошагала дальше.
Начинало темнеть. Луна ещё не появлялась. Подул лёгкий ветерок, повеяло прохладой, появились небольшие тучки. После нескольких порывов, кто знает, откуда набежавшего резкого ветра, наступила вечерняя, легкая благодать. Появилась луна, тучки разбежались, как будто специально давая луне возможность освещать дорогу путнице. Но вдруг чуткое ухо женщины услышало какой-то шелест в кустах. Остановилась. Оно тоже остановилось, перестало шелестеть, но стояло вдалеке тёмным, неразборчивым пятном. Пошла дальше,- оно двинулось за ней. Аня побежала бегом, насколько позволяла ей тяжёлая ноша. Её спутник не отставал от неё. Резко остановилась,- остановился и он. И тогда, кинув палку с вениками, просто плюхнулась на землю и стала хохотать вовсю мочь своих молодых легких. Кто посмотрел бы со стороны, сказал: «сошла с ума». Но дело было в том, что это её собственная тень бежала за ней, а шелест – её веники. Они шелестели, покачиваясь на палке в такт её ногам. Действительно говорится: « У страха глаза велики!» И так, бегая со своей тенью наперегонки, Аня почти достигла своей цели – будки. Там работала её знакомая.
Будка была видна далеко. Она освещалась хорошо, и вокруг неё было хорошо видно. Кроме того она стояла на возвышении, чтоб её было видно подходящим поездам, так как на ней находились указатели, на какой путь принимается состав на станции. Вокруг будки был сооружён деревянный настил, дежурная выходила на него, показывая, что путь свободен. Так вот, на этом настиле сидели, лежали бездомные, сейчас их зовут бомжи, а тогда – «ширмачи», «шнырики», или просто бандиты. Так вот, человек тридцать этих ширмачей окружали будку. Дежурных они не трогали и своим присутствием не мешали их работе. Поэтому работники будки не прогоняли этих людей, давая возможность им здесь переночевать. Вот к этой будке и направилась наша путешественница. Проходя между лежачих людей, она переступала через их ноги, чтобы пройти к входу в будку. Некоторые ещё не спали и угрюмым взглядом провожали стройную фигуру женщины.
Подруга, увидав Аню, хлопнула себя по полным ляжкам, выпиравшим из-под форменного «железнодорожного» платья. «Ты что сдурела? Ночь, бандюги кругом, а ты пешком. Вопросы из неё сыпались как из пулемёта. Аня, прервав её, стала рассказывать подруге, что с ней произошло.
«Ну вот…,- с протяжкой сказала она, - я же тебе не раз говорила: будь осторожна. Да правда, как ты будешь осторожен….эхе – хе. Ну, ничего, давай перекусим, и ложись, отдохни. А завтра я придержу немного поезд, и ты вспрыгнешь почти на ходу. Да не бойся, он будет тихо идти». Аня устала, ей хотелось лечь, растянуться, раскинуть руки, и хоть на несколько минут заснуть,- « Не. е .т…, надо идти, дети ждут!»
«Да оставайся! Ну, хоть посиди, отдохни!»
«Нет , надо идти …. Да и завтра мне на работу! А ты же знаешь, что теперь за прогул…,когда за опоздание на пятнадцать минут и то судят!»
« Да а а! - глухо протянула подруга- война! Я хоть проведу тебя до дверей, дальше телефон не слышно…,не дай Бог…!» И она махнула рукой, как бы отмахиваясь от будущих неприятностей.
Осторожно перешагивая, через тела спящих, Аня, никого не потревожив, оказалась вновь на дороге. Подтряхнув свой груз, перекинув с плеча на плечо палку с вениками, она решительно зашагала вперёд! Туда; где её ждали дети! И конечно работа, за опоздание на которую судили, невзирая на малолетних детей! Ей было, двадцать шесть лет, и шел второй год войны…!
ВОЙНА, ТЫЛ И ЖЕНЩИНА.
Война пришла для населения неожиданно и конечно, для радости места было мало.
И когда она окончилась – это была всенародная радость, которую наверно трудно понять современным молодым людям. Чтобы пережить то трудное время люди приспосабливались, как могли в суровых условиях. Так и Аня вынуждена была переехать из города в село. Это было подсобное хозяйство ЧТЗ (Челябинского тракторного завода). Свободного жилья не было и её, с больным мужем и тремя детьми, поселили в рабочей комнате свинарника, т.е. в бытовке. Муж, пока чуть не стало лучше, лежал в аммиачной вони, дети бегали среди свиней. Правда, легче стало, когда наступило тепло, свиньи стали днем находиться в летнем загоне. Только на ночь их загоняли в помещение. Поэтому надо было искать выход. И он нашелся, из села выезжала семья. Продавали избушку, которая стояла на самом краю села, она была даже без входных дверей, да к тому же за двести метров от болота. Избенка была « засыпуха», так, как сбита, была из досок и засыпана землёй, меж ними. Кое – как прикрыта толем «бумага пропитанная смолой». И лишь одно подслеповатое оконце. Но Аня была безгранично рада этому дому. Стоило это богатство всего тысячу «сталинских» рублей. Нам сейчас трудно понять и принять то положение и то состояние, в котором находилась Аня. Но эта решительная энергичная женщина не унывала, а искала возможность выйти из той или иной ситуации. Но эту тысячу надо было где-то взять! Этот вопрос решился как- то сам: хозяйству срочно понадобилось помещение для хозяйственных нужд, а подходило лишь то, где жила Аня с семьёй. И когда её вызвали в контору, завели об этом разговор, она рассказала о своих проблемах. Директор предложил: «дадим одноразовую помощь, а остальную сумму в счет заработанной оплаты.
Так появилась своя крыша над головой. Нет двери – не беда, завесим старым половиком. Сама на работу, некуда девать ребёнка – в зыбку, привязать его к ней веревкой. Укутать зыбку одеялом, старыми тряпками, чтоб было немного теплее – сама на работу. Старший в школе, средний предоставлен сам себе. Муж к тому времени немного отошёл от болезни, пошёл на работу. Как больного, поставили зав. овощехранилища. Семье всё - таки помощь. Да и карточки на хлеб рабочим давали полные, а не как « иждивенцам» – половинные.
Летом, как, ребятишек так и взрослых кормил лес. Собирали рано весной на болоте щавель и другие травы; летом ягоды, грибы, а там и картофель подоспел – крестьянский хлеб. Многие так жили в те времена. Ни на полях, ни в лесу – ничего без позволения властей не возьмёшь, за исключением названного. Кажется; вот оно рядом бери. Ан нет, объездчики кругом, по мелочи – плётка, а у некоторых еще вплетена на конце со свинцом, но, а за большее - тюрьма. Но, надо было жить, и люди ухитрялись жить, используя «невозможности».
Вот такую «невозможность» и нашла она, когда со старшим сыном притащили тяжелый дубовый щит. « Из него мы сделаем двери» - решительно она заявила детям. Рано утром, чтоб никто не видел, она разбила этот щит, стала его подгонять под дверной проем. Петли для дверей, склепал муж сестры, он в хозяйстве работал кузнецом. К обеду дверь была готова и даже навешена на петли. Невольно вспомнишь стихи Некрасова о русской женщине. А на дворе был конец октября. Это сейчас во многих регионах климат изменился, а тогда, в конце октября, на Южном Урале уже наступали холода. Ещё летом она со старшим сыном, ночами наносила из дальнего березняка жерди. Чтоб их не признали свежесрубленными, ошкурив, опускали в болотную грязь. Высохнув, после грязи они сойдут за сухостой, а за него не наказывали. Таким способом Аня заготовила несколько десятков кольев. Из них стала строить сарай. Ломом пробивала лунки в земле и вставляла туда заготовленные колья, а потом оплетала их плотно лозой. Благо её было достаточно на болоте, да и за неё не гоняли объездчики. Крышу смастерила таким же способом. Накосила камыша на болоте, повязала снопики и укрыла сарай. Получилось вполне приличное помещение. Двери набрала из толстой лозы, потому что они были на виду. Потом за сараем выкопала яму, до самой глины, ещё раз перекопала дно ямы, наносила со старшим сыном воды и стала ногами месить глину, постепенно добавляя в эту жижу сухую траву. И этой смесью стала обмазывать оплетённые стены сарая.
Когда мазка высохла в середине и с наружи, это помещение стало прекрасным убежищем для коровы, которую Аня купила, в хозяйстве, по сниженной цене, её выбраковали: хромала, не могла пастись в стаде. Может, кто из читателей обратил внимание, Аня – дети, Аня – старший сын. А где же муж? Да, он был, но болезнь играла свою определённую роль, да и работа занимала большую часть времени. Тогда не признавалось личное, тем более шла война! Ну и конечно своё желание играло огромную роль. И когда Аня просила о чём то, говоря: - у нас же дети. Ответ был почти один: « зарплату я приношу, а дети расти будут – себе добудут!» Поэтому и приходилось ей с детьми тянуть непосильную лямку бытовухи.
После седьмого ноября, отбыв праздники, наступила настоящая зима. Упал глубокий снег, почти по колени. Детвора, у кого была зимняя обувка, битые валенки или хотя бы шитые бурки, высыпала на игрища на «плешивой горе». Прозвали её так за то, что вокруг неё росли деревья, а на ней ни одного. Детвора катались на самодельных санках, у кого деревянные, у кого железные, кто просто на листе железа или фанеры.
Особенно в воскресенье. В субботу раньше ходили взрослые на работу, а дети в школу.
В выходной день даже старшеклассники приходили покататься, побарахтаться в снегу.
Утро почти всегда наступало с морозцем. Косые лучи солнца едва грели, но зато зажигали целый фейерверк искрящихся, играющих всеми цветами радуги искр на снегу, на деревьях в снежном убранстве.
Домашние заботы одинаковы: что летом, что зимой, что в праздник, что в будни.
Но хозяйка, распределяла свое дневное время, по – разному подходила к этим заботам. Что нужнее, а что подождет. Вот и сегодня, проводив мужа на работу, занялась обычными домашними делами. Дети, старшие в школу, младшего на печь, чтоб не мешал под ногами, комната мала. Ну а сама, то до печки, обед готовить, то до корыта, простирнуть кое - что для детей, любые дети найдут, где вымазаться. Так и проходят дни в семейных хлопотах. Так и этот день подходил, как и все предыдущие, к завершению. Дети прибежали из школы и сидели, учили уроки. На улице уже сгущались сумерки, но ещё было, достаточно видно.
Вдруг в окно, что со стороны болота - раздался стук. Все удивились. Здесь чужие не ходили, да ещё со стороны болота! «Интересно!»- Подумала Аня.
- Детвора, а ну погасите свет.
Кто-то из детей щелкнул выключателем, женщина прильнула к окну, но напротив окна никого не было. То ли женское любопытство одержало верх, то ли сельская безмятежность, но она решительно ступила к двери. И открыла её в сени, подошла к входной, что вела непосредственно на улицу. Прижала ухо к дверям, что б хорошо было слышно каждый шорох за ними. Прислушалась.
- Кто там? - Молчание.
Потом скрип снега, под твердым шагом.
-Хозяюшка, мы охотники, заблудились, покажи, где находится станция Полетаево?
Собачка, похожая мастью на лисичку, заливалась неописуемым лаем. То подскочит до двери, то убежит испуганно за сарай.
-Хозяюшка, - не бойся, покажи дорогу, ну хоть направление!- И она решилась, несмело приоткрыла дубовую дверь, слегка выглянула из-за неё.
-Я тут, не бойся, покажи дорогу! - Аня более решительно вышла за дверь.
Перед ней стоял мужчина крепкой наружности, среднего роста. Лицо плохо было различить, наушники шапки – ушанки были опущены и завязаны под бородой, от них ложилась тень. Хотя, выходя, она клацнула выключателем уличного освещения, его было недостаточно, чтоб можно было рассмотреть собеседника. Да и он слегка отодвинулся за угол сеней, правую руку, с зажатым в ней ружьём положил на невысокую, крышу сеней, как бы отгораживаясь от света. Собачка вновь выскочила из-за сарая, захлёбываясь лаем, встала между пришельцем и хозяйкой, защищая её.
-Да где ж та дорога? Покажи, а то машешь рукой, там,… там!
-Вон огни видите? Это первое Полетаево, а дальше второе…!
- Где, где…?- И он, оставив ружьё на крыше сеней, Сделал, расставив руки,/ как хозяйки ловят кур/ попытку схватить её в охапку.
Но он сделал ошибку, не рассчитал что она меньше ростом. А она автоматически слегка пригнулась, и его руки поймали пустоту, над её головой. И в тот же миг у стены сарая зашевелилась ещё одна тень, она вскинула ружьё, и тотчас прогремел выстрел. Но Аня, не зная почему, только тень шевельнулась, сделала шаг назад, прикрывшись дверью. Поэтому весь заряд дроби пришелся в крайнюю доску. Выстрел был кучным, близкое расстояние, поэтому ни одна дробинка не попала в цель, а лишь в доску двери. Собачка с испугу завизжала и бросилась впереди хозяйки в дом. Женщина вскочила в сени и, захлопнув дверь, накинула массивный крючок. Сердце готово было выскочить из груди, руки тряслись. Собачка прижималась к её ногам, ища защиты. «Что делать?» - Билась в голове одна мысль «Здесь же дети!» А дети сбились в кучку около печи. Мать, как хорошая наседка около своих цыплят, их защищая, подбежала к печи, открыла заслонку, благо, что не затопили ещё в печи на ночь, засунула голову в зев русской печи, и стала кричать, во всю силу своих легких, о помощи,
- дети кричите…
Крик в трубу порядочно далеко оглашал окружность. Слышал ли кто нибудь эти призывы о помощи, не знаем, но нападающих вполне эти крики могли вспугнуть. Устав от крика, женщина и дети стали прекращать свои призывы, а потом замолчали совсем, надеясь, что их кто-то, да и услышал, посидели, молча, не зажигая свет.
- А вдруг бандиты корову уведут?- подумала вслух мать. Дети зашевелились, старший приник к окну.
-Уйди от окна,- закричала мама на сына,- не дай Бог…!
Ещё посидели, молча в глубокой тишине, насторожённо прислушиваясь, что происходит за стенами дома.
– Нет, я так больше не могу,- заявила Аня,- пойду, проверю, всё ли на месте, не дай Бог, корову…! - И стала натягивать на себя лёгкую шубейку.
– Мама, не ходи…, может они еще не ушли!
- Надо, надо дети! Вы только двери в дом закройте, чтоб они в середину не заскочили, а я уж как - нибудь, в сенях,…- И, не договорив, стала открывать двери в сени.
- Закройтесь на крючок. - И вышла из комнаты.
Прислушалась; за дверью тишина…! Она потихоньку сняла крючок с пробойца и, резко открыла дверь, которая к радости и не скрипнула, быстро побежала к сараю. Собачка выскочила следом. Дверь у сарая была на своем месте. Дёрнула замок,- он тоже был цел и невредим.
- «Может стену сзади выломали?» - промелькнуло в голове. И она решила проверить заднюю стену сарая. Повернув за угол, что был между домом и сараем, она приостановилась на несколько секунд. Собачка с лаем опередила хозяйку. Если бы, не эта, секундная задержка и не собака….!
Из-за угла задней стены сарая, почти нос к носу с Аней бы столкнулся тот самый мужчина. Но бросившаяся под ноги собачка, его приостановила и он, опешив, даже слегка попятился назад.
Этого было достаточно, чтоб молодая женщина смогла соорентироватся, в создавшейся обстановке. Она, отпрянув, резко развернулась и,… прямо влетела в двери сеней. Вслед прогремел ружейный выстрел. Но опять спасла дубовая дверь. – «Видно, Бог мне послал тот дубовый щит!» - промелькнуло у неё в голове.
Закрыв входную дверь на крючок, ещё и на засов, стала стучать к детям в домашние двери. Но те сами открылись, дети ухватили мать и почти силой втянули, из сеней в дом. Она испуганная, усталая, просто плюхнулась на табурет. За окном раздавался истошный лай собачки, она просто не успела за хозяйкой вскочить в дом. Раздался ещё выстрел и собачка, заскулив, замолчала. Наступила звенящая тишина, которая, сердечным стуком, и пульсирующей кровью в висках заставляла вздрагивать всё тело. Не было сил ни кричать, призывая помощь, ни успокаивать детей. Она, просто молча, сидела, устало опустив плечи, руки, как плети, лежали неподвижно между колен. Дети так же, молча, обступили её. Сколько прошло такого времени, ни кто не считал. Когда раздался привычный стук в окно. Но он, словно кипятком, обдал всех присутствующих. Все вздрогнули, напряглись. Стук повторился,
- Аня открывай, это я…!
- Отец пришел!- Радостно выдохнула мать.
Дети побежали открывать.
– Обождите!- А ты один? » - глупо спросила.
Но дети уже открыли обе двери. В комнату вошел мужчина ростом под два метра, широкоплеч, болезнь на его внешнем виде мало отразилась. Дети, перебивая друг друга, стали рассказывать о случившемся. Он схватил для обороны топор и выскочил на улицу. Но естественно, там уже никого не было. Отец для уверенности обошел несколько раз вокруг сарая и вокруг дома. Немного отойдя в сторону болота, он нашел раненную собаку, принес её в дом. Её раны обработали йодом и перевязали, положили в ящик, который устроили в тепле, под печь. Скажу наперед, собачка выжила, прожила какое-то время, но её кто-то убил из охотников, приняли за лису.
Утром дети обследовали «поле боя», но утренняя пороша замела почти все следы, остались лишь четыре, едва заметных, борозды от лыж, уходящие в лес.
Никто никого не искал, не до того было. Шла война! Глобино апрель 2008
ИНТЕРВЬЮ
/Рассказ Фантасмагория/
Машина летела, будто сорвалась с цепи. Я не мог понять, что случилось с этой старой железякой. Сегодня мне необходимо было взять интервью у одного высокопоставленного политика. Время до встречи оставалось ещё предостаточно, и я вполне мог не спешить. Но моя машина куда-то спешила сама, что это могло означать, понятия не имею. Дорога шла по прямой по этому я сперва не обращал внимания на происходящее. Но впереди приближались крутые повороты, я несколько раз проезжал по этому направлению, и немного помнил профиль этой дороги. Перед предполагаемым поворотом, стал притормаживать. Но машина не слушалась. Я переключил передачу скоростей, на пониженную. Результат тот же. Мне стало не по себе. «Что случилось?»- билась лишь одна мысль. Машина не снижая скорости, проскочила первый поворот, захватив край обочины, я сумел вывернуть руль, и поворот пролетели благополучно. Но впереди были ещё два, более крутых. Больше я не помнил ничего о дальнейшем путешествии.
Очнулся, вернее я оказался враз в каком –то не известном мне месте. Было легко и свободно, ни переживаний, ни чувства спешки, покой и умиротворение. Из какой –то дымки появилась комната, без привычной мебели с несколькими дверями, на все четыре стороны света. Не успел я оглядеться, как следует, как одна из дверей бесшумно открылась. Из неё вышел пожилой мужчина. С аккуратно подстриженной бородкой, современной прической, волосы до плечей, и белом, с голубой полосочкой, костюме. Он сложил впереди, друг на друга ладони, слегка их потирая, и спросил,
- Как уважаемый вы добрались, благополучно? Мы всё знаем, не утруждайте себя лишними вопросами, а так же мыслями. Вам предоставлена возможность задать несколько вопросов, и получить вполне объяснимые ответы. Впервые такое происходит за много тысяч лет, и именно вам предоставлена такая возможность.
- Почему? Да по тому, что так угодно ему… Всевышнему! Сейчас я проведу вас в помещение, и вы, не видя с кем, будете разговаривать, задавайте вопросы и то, если вам разрешат это делать. Вы готовы? Я уже знаю, готовы! Идёмте!
Комната, куда мы вошли, небольшая, почему-то без окон, но в ней светло как днём. Посередине стоял стул, на который меня и усадил мужчина. Мужчина усадив меня, поправил на мне одежду, как оказалось, тоже беловато серый костюм с чёрной полоской, и вышел , аккуратно прикрыв за собой дверь. Я стал вертеть головой, откуда же будет раздаваться голос. Хоть с какой из стен мне разговаривать.
- Да здесь я, здесь не крути головой, я знаю все твои мысли наперёд. Я мог бы как автомат выдать сразу все ответы на твои все будущие вопросы, но мы проведём беседу, как и полагается, методом интервью. Вопрос, ответ. Начинаем, вопрос!
- Для чего мы живём на земле, зачем Вы, Господи создали нас?
- Я знал, что с этого и начнешь. Для того мил человек, я создал, чтоб Вы, были с большой буквы, чтоб вы научились радоваться, получать радость от дел своих, создания себе подобных. Но, прежде скажу, почему ты выкаешь мне, ты хочешь меня обидеть, разве ты отцу своему должен говорить вы. А я отец ваш! Уважение проявляется не словом «вы», а поступками и делами вашими. А создал я вас, чтоб вы любили друг друга, и вашей добротой душевной я был бы рад. И моя душа согревалась теплом вашей любви. Ответил понятно, чадо мое?
- Вполне, но второй вопрос, почему ты не руководишь действиями нашими, раз хочешь добра нам, почему у нас присутствуют на земле горе, войны, смерть и страдания?
- Создавал я вас с одной мыслью, чтоб вы любили вашу землю, берегли её. Любили друг друга, и уважая меня славили мое имя, как творца вашего. Но я не ограничил ваши способности к развитию, дав вам возможность совершенствоваться. И дал вам выбирать свой путь в жизни, как единому человеку, так и в целом обществу. И вот ты видишь воочию, что вы выбрали. Вы сами выбрали раздор, грехопадение, войны, зависть, злобу и многое то, что противоречит добру. И нечего всю вину валить на моего оппонента, Сатану. Когда б вы жили по тем заповедям, что я вам предложил в Библии, то Сатана не смог бы вас сбить с пути праведного, Истинного! А так, что я могу сделать, только пожалеть, что ваш путь пошел не по той стези.
- Господи, почему ж ты допускаешь, всё это, не исправишь наши поступки. Почему имя твое каждый, кто ни хочет тот и попирает, тянет, как латаное одеяло на себя, прикрываясь именем твоим. Принося горе и войны, с твоим именем, « с нами Бог». Не уж-то, не трогают тебя, слёзы женщин, горькие слёзы детей.
- Я уже сказал, я дал возможность людям определиться самим, и какой путь вы выберете, такая будет и ваша доля. Слёзы трогают и детей и женщин и даже мужчин, но я не могу изменить свое слово. Любое правительство зависит только от вас, вы ж его выбирали и давали полномочия. Вот и дайте такие полномочия, чтоб без вашего «Да», или « Нет», оно не могло ступить и шага. А богатые и бедные, это зависит от стяжательства. К примеру, ты хочешь быть богатым ? Вот видишь, хочешь, а богатство не всегда можно добиться честным путём. Тем более, я не зря вас сделал смертными, если вас сделать бессмертными, вы друг другу горло, за чепуху перегрызёте. Но вы не вечны, голыми родились, голыми и уйдёте в иной мир. А за имя мое, опороченное воздастся, всем.
- Скажи, а кто прав из священников, в любом вероисповедовании, какая вера ближе к истине?
- Что я могу сказать тебе, сын мой, Я не хочу паскудить ни одну, но, всё –таки скажу, я ненавижу ложь. Сребролюбие, а многие из священнослужителей занимаются стяжательством, заполняя не только храм златом, но и прикрываясь именем моим, набивают мошну свою. Вот это самое страшное. Мне не нужны лживые слова, не нужны лживые службы, не нужен храм, дом мой, наполненный златом и дорогими подношениями. Мне нужна ваша любовь, истинная, а не сиюминутная, пока молишься. Вышел и забыл, а и того хуже, богохульствуешь выйдя, всего за порог храма. Матерные слова, грубость, хамство, стяжательство, присущие не только простым обывателям, но и священнослужителям. А ведь людское тело, обиталище души является храмом моим. И какая бы ни была вера , коль она не идёт в разрез заповедям моим, является мне приемлемой. А та, что утверждает, что она есть истинной, уже лжива и вредна. Все люди, дети мои, как я могу вас не любить. Вы все братья, вы произошли от одного, Адама. Как вы сейчас называете, он матрица, а вы его клоны. И если вы, идёте друг, против друга, совершаете огромный грех. Чтите Библию и читайте её, если сказать по вашему, это инструкция, или руководство ко всем действиям людей!
-Господи, а кто для тебя Иисус Христос?
- Это один , Сын мой! Для землян он царь земной. Плохо читаете Библию, там всё чётко сказано, разбирайтесь лучше. Я присылал его на землю, напомнить вам, кто вы и для чего вы существуете на земле. А вы погрязшие в грехах, что сделали с ним?
-И последний вопрос, с твоего позволения. Когда будет конец света ?
- Конец света, понятие растяжимое, по идее он уже начался, вы испаскудили всю землю. Ваше мышление, начиная от самого последнего в иерархической лестнице, очень эгоистично, для вас не существует наше, а лишь мое, и за границей этой межи, вам всё равно, что будет. Конечно за исключением некоторых. Земному обществу надо объединяться в одно целое, не тратить материальные и духовные силы на мелочность борьбы между собой, а направить усилия на создание, земного экрана от межзвездного мусора.
- Он очнулся, он очнулся! – послышался крик.
Я удивлённо прислушался, « о ком это, да и о чём», не мог я понять, через силу открыл глаза. « Где это я, -подумал, - всё такое белое!» Передомной появилась девушка, вся в белом, на косынке лишь краснел маленький крестик.
- Ну как, вам уже лучше?- Я вопросительно взглянул на неё!?
-Д а вы в больнице, вас привезли после аварии, тормоза отказали, говорят, лопнул шланг. Наконец до меня дошло, где я и что происходит. « А как же интервью» подумал я. И тоскливо сжалось сердце. Как жаль, что это всё было, всего лишь в беспамятстве. Зашёл пожилой врач, как я понял травматолог.
- Вы знаете, молодой человек, вы счастливчик, машина в дребезги, а вам, ничего отделались лёгким четырёх часовым обмороком. Конечно небольшое сотрясение, но ничего завтра, как новая копеечка будете. Отдыхайте, не буду вас утомлять. - Врач вышел, прикрыв за собой плотно дверь. Всё равно через неё доносились тихий чей-то разговор и топот пробегающих ног по коридору. Я свободно откинулся на подушку, глаза сами по себе сомкнулись и я погрузился в глубокий сон.
Капля правды
Наш институт давно работает над изучением Капли правды. Ещё на заре советской власти мы взялись за изучение, данного проекта. Который мог нам, то есть институту, принести мировую славу, в раскрытии этого вопроса.
До того как появилась эта идея, изучения Капли правды. Мы занимали довольно низкий статут. Обыкновенная уездная лаборатория по изучению воды. Хотя мы занимали вполне твёрдое положение в научном мире. В то время изучали структуру морской воды, структуру пресной, а так же воздействие воды, на человеческий характер, на его речь и обещания. Изучали процентное содержание воды в лекциях и преподавательских объяснениях той или иной темы. Ну и конечно изучали всевозможные слёзы. Для этого у нас был открыт специальный отдел, с подотделами. Где изучали разные виды слёз. Ну конечно людских слёз, животными у нас занимались в основном практиканты и техники –любители, в виде хобби. Каждый подотдел занимался своим видом. Так как слёзы делятся: на виды, подвиды, по структуре и направлениям.
Вот к примеру, слеза ребёнка, она по своей консистенции проста, наивна, и через несколько минут пропадает, когда мама рядом и её забота и материнское тепло, высушат слезу ребёнка.
Слеза женщины гораздо сложнее. Она может быть вызвана разными факторами. По этому, она может быть горькой, просто солёной с фривольными добавками. А может быть с добавкой страданий и переживаний за своих близких. А особенно трудна женская слеза, к изучению, при потере ребёнка.
Ну, те женские слёзы, что содержат, глупость, ревность и злость можно сразу отличить. Достаточно туда добавить, как катализатор, одну каплю мужской слезы. Мужские слёзы, о них вообще отдельный разговор. Во-первых, их всегда мало, у нас их было вообще в малом количестве, а если и появлялись, были тяжёлыми с примесью горечи и стальным отблеском, с запахом пороха и гари. Иногда с водочным привкусом, но этих было очень, очень мало, они не имели научной ценности.
Ох, да что я всё про старые времена! Когда появилась в лаборатории капля правды, даже я не помню, а я являюсь старожилом нашего заведения. И кто её принес, и где взял никто не помнит. Может из тех, кто воевал на фронтах гражданской войны, и у них осталась эта капля от прежних времён. А может … , ну в общем не помню, гадать не буду! Но помню точно, что благодаря этой капле правды, нашу лабораторию превратили в институт Капли правды. Мы стали работать над её усовершенствованием, естественно и её увеличением. Мы хотели эту каплю правды превратить в поток правды. Получив статут института, мы с головой окунулись в работу. Нам хотелось, чтоб поток правды вынес все негативные, порочные качества на поверхность, для творческой работы над ними другим институтам, в науке и правознавстве, государственном демократическом правлении. Да, что там говорить, много, много чего мог наш институт исправить в существующем обществе.
Правда, при присвоении статуса института, сократили изыскания по изучению слёз. Прикрыли отдел изучения мужских слез, урезали отдел женских, лишь оставив группу по изучению лёгких- фривольных с добавкой ревности. Правда, можно было открыто, а пожалуй демонстративно изучать слёзы радости с добавками патриотического благоговения с оттенком восторга, по поводу действий правительства. И строго запретили изучать детские горькие слёзы с добавками душевной боли и отчаяния. Так как в нашей стране, в новом обществе такого нет и не может быть, а по этому нечего нести материальные затраты, на разработку такой пустой не существующей темы. Мы все свои усилия бросили на изучение капли правды. С ней обращались очень осторожно, так как она у нас была в единственном экземпляре. Создали все условия для её сохранности, микроклимат, светоизлучение с суточной периодикой. Наконец охрану, чтоб эта капля правды не попала, не дай Бог, в общую систему водоснабжения, попробуй её там найти . Создавая условия, мы приложили все силы к её размножению, но с этим ничего не получалось. Мне, как её хранителю даже стало казаться, что с каждым днём она становится меньше и меньше. Конечно я подал сигнал , в верх…,туда! Мне ответили,
- Не поднимать паники!
Через некоторое время капля исчезла совсем, оставив в фарфоровом хранилище желтовато кровавое пятнышко! Я опять послал запрос, задав вопрос.
- Просим не беспокоиться, сохранять самообладание!- совершенно секретно!
Через время приехали из соответственных органов ,поинтересовались, меня не забрали, слава Богу оставили. В хранилище вошёл человек, в белом халате в очках. Меня естественно выпроводили за дверь. Через некоторое время позвали,
- Смотрите, капля цела, продолжайте работать. А вот эту бумажку подпишите! Что вы не будете разглашать государственную тайну!
А что делать, конечно, я подписал. Ведь нашему институту запретили изучать мужские слёзы. Прошли годы, я уже довольно пожилой человек, повидавший на своём веку многое, смотрю на современную жизнь через призму времени. Действительно говорится, история не возвращается, но на каждом своем витке, как спираль, может повторять те или иные события. Видел и изучал много чего. Пришлось возвратиться к изучению детских и женских слёз, с примесью лагерных, а впоследствии концентрационных лагерей запахов и примесей. Слез матерей, потерявших своих близких и родных .Пришлось видеть слёзы радости победы, восстановления. Слёзы радости созидания. Мы продолжали работать над каплей правды, и нам казалось, что ещё немного, и мы одержим победу, она стала понемногу увеличиваться. Мы сможем создать не каплю, а поток капли правды. Но я никогда не думал, что вся наша работа пойдёт насмарку. Что я доживу до такого опять времени, что мне придётся изучать вновь слёзы бездомных детей. Предсмертные слёзы старушек, слёзы проданных в сексуальное рабство девушек. Мужские слёзы, с привкусом и запахом стали, крови и пороха!
А капля правды, как она?- вы спросите. А что с ней случится, я как старослужащий продолжаю присматривать за ней. Может она и пропала бы совсем, да помните, мне оставил тот, в белом халате и очках, флакон с принудительной жидкостью. Чтоб я её подпитывал искусственно. Может когда нибудь эта капля правды и пригодится кому нибудь. И из этой капли
разольётся целый поток правды. Но это наверно будет другое время!
03/2008
СОН И ЯВЬ
Вдоль улицы тянулись дома все залитые солнечным светом. Зелень деревьев отделяла их от тротуаров и проезжей части улицы. Я стоял на остановке и радовался такому приятному солнечному летнему утру. Мимо проходили люди, одни спешили на работу, другие, по всей вероятности , после ночной смены домой, имея усталый сонный вид. На остановке собралось порядочное количество людей. Кто, дождавшись своего номера автобуса или троллейбуса, уезжал. А кто – то вновь подходил и стоял в ожидании. Средь этого людского водоворота появилось что – то такое, что привлекло мое внимание. Это что-то, прекрасное светлое, чистое. Как драгоценный камень средь серости и обыденности. Нет, эта женщина была обыкновенной, на первый взгляд как тысячи других. Лет двадцать семь – тридцать. Но что-то к ней тянуло, какая –то сила влекла к ней. Фигура у неё была обыкновенной, небольшого роста. Белокурые волосы распущены, белыми бликами рассыпаясь по плечам, отдельные завиточки обрамляли её слегка округлое лицо. Брови слегка подчерненные выделялись на крутом лбу. Носик прямой, на конце, как кнопочка, смотрел слегка вверх. Рот, слегка подкрашен губной помадой, чувственно выделялся на её лице. Но глаза, чуть –чуть на выкате, голубые, с зеленоватым оттенком они будто жили отдельной жизнью, независимо от жизни хозяйки. Фигурка плотненькая, не полная, но в теле. Груди немного великоватые по отношению до фигуры не портили её, а наоборот привлекали взгляд. Хотя одежда была обыкновенной для лета, даже по современным меркам пуританской. Разве, что расцветка платья была весёлой. Зелёные листочки с розовыми цветочками по белому полю. Покрой был более чем скромен, глухой воротник, слабо выделенная талия, длина платья достигала гораздо ниже колен. Но такой покрой не скрывал, а наоборот подчёркивал движения и аккуратность её фигуры. Она была похожа всем своим видом на это солнечное утро. Всё это враз бросилось мне в глаза, и просто зачаровало меня на некоторое время. И это чудо обратилось именно ко мне!
- Давно ждёте?
Я стоял, словно ударенный по голове, стоял и молчал. Лишь смотрел на неё своим глупым взглядом, мой язык не мог пошевелиться. Такого я не испытывал с молодых лет. Наконец до меня дошёл её вопрос. Я молча, утвердительно мотнул головой. И наконец, выдавил из себя,-
- Нет! А да, да!- поспешно поправился я.
- Так да или не да? – Заулыбалась она. Чем осчастливила меня. Её улыбка подбодрила и я заговорил.
- А Вам какой номер нужен, вам куда ехать?
- Да мне всё равно, времени у меня вагон, я сегодня выходная.
- О, о! Так это прекрасно, у меня тоже… может, просто пройдёмся?
- А почему бы и нет…
- Так что, пошли?... – Я со счастливой улыбкой пошагал рядом с этой прекрасной женщиной.
Разговор вначале плохо клеился, я боялся, спросить что-то невпопад, а она по всей вероятности просто стеснялась. Чтоб как-то упрочить наше знакомство, я предложил,-
- Давайте зайдём в какое-то кафе.
Она взглянув своим взглядом, как будто накрыла меня морской волной!
- Хорошо, давайте!- Проворковала она.
Мы зашли в первую, попавшуюся по дороге кафешку. Я заказал два кофе с коньяком, хотя в такую погоду, пристало наверно заказывать холодный спиртной коктэиль. Но увы. в нашем городишке такие искусы не практиковались.
- Нет, нет мне с ликером! – запротестовала она.
Мы устроились за столиком около окна. За широким витринным окном ярко светило солнце, мимо шли прохожие. В кафе было приятно прохладно , от работающего кондиционера. Со мной за одним столом сидела прекрасная женщина, о которой можно было только мечтать. И если кто-то из проходящих по улице мужчин, через окно, обращал на мою собеседницу внимание, я гордо смотрел на него. Что именно я сижу с ней рядом. Мало -по- малу у нас с ней, завязался разговор. Кто где живет, чем увлекаемся, чем занимаемся в свободное время, стали искать общих знакомых. Не нашли, перешли на любимую литературу и любимых авторов. Мы лишь тактично не касались семейных отношений. Я, стеснялся, да и по правде сказать, не хотелось разрушать идиллию влюбленности. А она, как я понял, к этому была равнодушна. Я предложил погулять по городу, она благосклонно согласилась. Продолжая свой беспредметный в основном разговор, мы долго бродили по городу. Мы вспоминали и Есенина и Блока, я рассказывал жизненные смешные и не смешные истории, где ездил и что повидал за свою жизнь. От долгого променажа и продолжительной беседы даже захотелось вновь заглянуть в какое либо кафе, для дальнейшего поддержания жизнедеятельности. Что я и огласил вслух.
- Олечка. а не стоит ли, нам зайти в какую либо забегаловку и восстановить свои силы хорошим обедом, а?
- А зачем? Идёмте ко мне домой, у меня мама и тётя такой прекрасный борщ готовят.
Конечно, меня слово «ко мне домой», просто предвосхитило, но последующие слова повергли в мимолетное уныние. « Мама и тётя», значит мы, не сможем остаться наедине. Я нерешительно затоптался на месте, не зная, то ли соглашаться, то ли нет. О том: что меня ждёт работа, жена, что меня будут искать, беспокоиться, я забыл. Как под гипнозом я готов был идти за этой женщиной хоть куда. Меня чуть смущало одно, разница в годах. Она была почти вдвое младше, я знал, что не красавец, что б мог покорить такую женщину. Но её магическая сила была, столь великой и я не мог устоять, мой дух был сломлен. Хотя он не очень и сопротивлялся. Я покорно улыбнулся, и согласно махнув головой, произнес,
- Согласен, а это далеко?
Она радостно захлопала в ладоши, как будто это была самая радостная минута её жизни.
- Да нет в Нахаловке, на второй линии.
Где была Нахаловка, да ещё какая-то вторая линия. Я ни сном, ни духом не знал, но готов был, идти за этой женщиной не раздумывая, хоть на смерть. Шли мы довольно долго, но я радовался, что ни кто не находится между нами. И мне было очень приятно шагать рядом с ней, по пыльным улочкам Нахаловки. Она иногда при ходьбе по неровной дороге касалась меня, то рукой, то плечом. И эти прикосновения порождали во мне такие чувства, что трудно передать не только на бумаге, но и словами. После каждого прикосновения хотелось обнять её и, не отпуская, держать в объятиях бесконечно долго. Но моя смелость была ограничена возможностью, улица не позволяла сделать к этому, даже попытки. И когда наши прикосновения стали чаще, а дорога совсем неровной, она объявила:
- Вот, мы и пришли!
Лишь после её слов я осмотрелся, действительно мы куда-то пришли. Если бы мне, надо было возвращаться назад, я по всей вероятности, не нашёл дороги без посторонней помощи. Улицы как таковой небыло, хотя и ту, по которой мы шли, с большой натяжкой можно было назвать улицей. Она окончилась каким – то обрывом, который зарос густым кустарником и одинокими деревьями. Между которых, протискиваясь, спускалась узкая тропинка куда – то вниз. Напротив него, немного осторонь, стояла беленькая глиненная хатка. К ней пристроенная ещё одна, укрытые чем-то чёрным, то ли толем, то ли рубероем. Оля взяла меня за руку и потянула, за ограду, представшего предо мною жилища.
- Ну, смелее, смелее!
Я как бычок на верёвочке, чуть упираясь, последовал за ней. Хлопнула входная дверь, и мы оказались, в довольно просторном помещении, непонятного назначения, то ли кухни, то ли прихожей.
- О о! Вот и Оля, наконец –то! А мы тебя уже потеряли!
- А мы вот, - она, немного смяв слова, не называя меня по имени, добавила;- задержались, гуляли по городу!
- Ничего, ничего, наверно проголодались? – Это две старушки, перебивая друг друга, захлопотали около стола. Больше ничего не спрашивая стали накрывать на стол.
- Ты посиди, я сейчас, переоденусь, - и она ушла в другое помещение, выйдя, через маленькую дверь, в боковой стене.
- А вы как, давно дружите? - спросила одна из старушек, с опаской оглядываясь, на ту дверь.
- А вы женаты? - добавила свой вопрос, другая.
- Вы скоро с Олечкой поженитесь, так внуков хочется!? – перехватила инициативу первая, не дождавшись ответа на свой первый вопрос.
Я не успел ответить ни на один их вопрос, как открылась, упомянутая выше, дверца и оттуда появилась Оля. Она вышла, уже переодевшись в домашний лёгкий халатик. Он ярко подчеркивал её фигуру. Затянутая, обтягивающим пояском халата, талия, и чуть укороченная длина халата показывала полноту колен, прежде спрятанную длиной платья. Свободное декольте дополняло то, что могло именно дополнять оно, в данной картине. Это была совершенно другая женщина. Та и не та, новый наряд придал совсем другой вид, немного фривольный, он будто освободил в ней долго скрываемые эмоции. Весь её вид говорил сам за себя, до умопомрачения красивая женщина.
В это время кто –то постучал во входную дверь, Оля выскочила в неё, плотно прикрывая кинула на ходу мне.
- Я сейчас, подожди!
Старушки было умолкшие при появлении Оли, вновь стали засыпать меня вопросами. Я, не- впопад, отвечал. Разговаривая, меня прямо, терзала одна мысль, - «куда подевалась Оля?» Она отсутствовала уже более двадцати минут. Не слушая более старушек, я встал и вышел. Во дворе, прилегающем к дому, ни кого небыло. Выйдя через открытую калитку, на так называемую проезжую часть, огляделся. Оли нигде небыло видно. Вдали, с той стороны, откуда мы пришли, мелькала мужская фигура, в белом костюме. Меня даже поразило, что я разглядел на таком расстоянии, на нем серые полосочки. У мужчины на голове была соломенная шляпа. Я огляделся кругом ещё раз, улицу окутывала предвечерняя тишина, она была абсолютно пуста. Оли нигде небыло видно. Я прошелся туда -сюда, вдоль небольшого заборчика, что отделял окружающий вокруг дома двор, от проезжей части и остальной улицы. В то же время, осматривая всё по сторонам. Мое внимание привлекли заросли кустарника, что густо обрамляли крутой спуск, в песочный карьер. Немного поколебавшись, я вступил в заросли. Средь кустов, оказалось, была протоптана, едва заметная тропинка, которая круто, спускалась вглубь карьера. О котором, мне что-то Оля рассказывала по дороге к ней, но я под впечатлением её чар, не обратил на рассказ ни какого внимания. И стал вспоминать только лишь сейчас. Потихоньку, чтоб ноги не поехали на крутой тропе, придерживаясь за кусты, я стал спускаться вниз. Карьер в этой части оказался не очень и глубоким. Немного дальше он опускался полого ещё ниже и там, блестело небольшое озерко. Пройдя, ещё метров несколько в его сторону, увидел под раскидистым кустом Олю. Она в самом купальнике полусидела, на расстеленном халатике. Волосы её были спутаны, глаза закрыты и вся её фигура создавала безучастный вид ко всему окружающему. Я окликнул её, она не открывая глаз, истерически засмеялась. Помотала перед своим лицом рукой и бессильно опустила её рядом. Я хотел ей помочь, наклонился над ней. Увидел на халате, около её ног, лежало несколько смятых мелких денежных купюр, целлофановый пакет и использованный шприц. От неожиданности вскрикнул, поняв всё.
Меня вдруг кто-то толкнул под бок. От увиденного, и от неожиданного толчка, от ощутимой физической боли в боку, я проснулся и не мог понять, где я…
- Ты чего стонешь, что-то болит? – это, оказывается, проснулась жена.
И услышав мой вскрик, решила разбудить меня. Заняв удобнее положение, она вновь потихоньку сонно засопела. Оказывается, это был сон, всего лишь сон! Я же, после впечатления ото сна, больше не мог заснуть. В душе перемешались различные по своему характеру, ощущения. Давно забытое чувство влюблённости, и забытое от неё, чувство разочарования! Сердце тоскливо сжималось, и было такое ощущение, что у меня украли, что-то самое дорогое!
ГУСАК
Странный случай, почти сказка, что произошло в нашем дворе. Год назад к нашим домашним гусенятам, что мы купили на базаре, откуда –то появился ещё гусёнок. Совсем чужой, никто бы и не обратил на него внимания, если б он не проявил себя хозяином, средь не только гусиного подрастающего поколения, но и средь всего молодого выводка того времени. Хто б там ни был куры, гуси, утки, или вообще какая либо крылатая живность, он ко всем относился отечески, то есть с большой заботой. Мог оберегать слабых, обиженных, а иной раз, и тех, что про него плохо не только думали, но и плохо по отношению до него поступали. Сперва его покровительство распространялось только лишь до пернатых , но потом перешло и на тех животных что были поменьше в его окружении: кошки собачата, может и мыши, в общем не знаю точно , но вполне вероятно. Людей же охранять он стал гораздо позднее. Все восприняли это просто, как знак привязанности, или как знак животного дрессирования. Но по всей вероятности мы все ошибались в этом. Гусак чувствовал просто себя ответственным за всех окружающих его. Каждое утро он провожал всех уходящих на роботу. И с радостным гоготом встречал возвращающихся вечером домой, встречал всех, и добрых и злых, в настроении и без него. Встречал радостно, с большим и весёлым настроением, как будто у него небыло своих птичьих забот. Птица порой становилась просто некоторым из жителей дома в тягость, а порой и вообще казалось, мешала жить своей человеческой жизнью. И вот однажды собрался местный совет дома, на котором, долго обсуждался вопрос о гусаке. Все привыкли к нему и считали его своим, чуть ли не символом двора. Но большинство пришло к выводу он мешает жить. И тогда, что б не проявлять жестокость, решили гусака просто продать на базаре.
Утром , один из определённых экзекуторов, завернув кричащую голову гусака набок, отнёс его на базар. Долго не торгуясь, он сбыл птицу с рук, и вполне с довольным видом возвращался домой. Он уже подходил к дому, когда его накрыла тень пролетающей птицы, это был, им проданный гусак. Верная птица летела домой, где её совсем не ждали любимые ею люди. Родной двор был совсем рядом, знакомые стены дома , родная ограда. Гусак радостно стал приземляться к родному месту. И в это время сильный удар, проезжающего мимо авто оборвал его радостное стремление. Гусак кубарем покатился в придорожную пыль. И последней его мысль была «Как же они все там без меня…!»
Автомобиль проскочил мимо, водитель проворчал сквозь зубы, « вечно под колеса попадает глупая птица!»
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
