|
Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником (Эрих Мария Ремарк)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
| из цикла "Исторический роман" | Под знамением Бога Грозы (часть третья) | Кровь за власть.
1
…Передо мной не вставай!
Стала душа моя злою.
Мертвых я видел своими глазами
На Темной Земле,
Праху подобны они…
«Из песни об Улликумме».
Суппилулиума решительным движением откинул тяжелую занавесь, скрывавшую вход в покои Фыракдыне. Уже наступила глубокая ночь, и прекрасная таваннанна готовилась ко сну. Небольшую, но богато убранную спальню наполнял завораживающий тонкий аромат благовоний. Серебряные лампадки с тоненькими язычками желтого мерцающего пламени бросали мягкий свет на стены, обтянутые нежно-розовой тканью. Посреди спальни раскинулось просторное мягкое ложе, украшенное золоченой резьбой. Постель скрывал роскошный балдахин из тонкого ассирийского льна спокойного голубого цвета. В одном из углов покоев находилась небольшая золотая истанана: черный куб базальта, на котором стоял лев, вырезанный из голубого мрамора. На спину льва опиралась ногами грозная богиня Сауска. Черты лица и тела правдоподобно сотворил великий мастер из серебра и украсил драгоценными камнями. В другом углу располагался низенький туалетный столик с множеством глиняных флакончиков, маленьких серебряных баночек, золотых гребешков, туалетных ложечек и других прелестных мелочей, необходимых красивой женщине.
Перед столиком на деревянном стульчике с небольшой спинкой сидела сама Фыракдыне. Две девочки-невольницы готовили правительницу ко сну. Таваннанну уже облачили в тонкую ночную хубику с широкими рукавами до локтей. Одна из невольниц расчесывала черные жесткие волосы, плащом укрывавшие плечи и спину правительницы. Широкий гребень из электрона исчезал вместе с кистью в густом водопаде волос. Другая невольница держала зеркальце из полированного серебра с затейливым узором по ободку перед Фыракдыне.
Заметив вошедшего Суппилулиуму, правительница невольно вздрогнула и подала знак прислужницам. Те накинули на плечи таваннанне красную шерстяную андули и, склонившись до земли, попятились из спальни.
- Мог бы предупредить перед приходом. Скоро полночь, - упрекнула его таваннанна, слегка покраснев.
Суппилулиума промолчал. По его мрачному лицу и гневному сверлящему взгляду, Фыракдыне поняла, что лабарна пришел не для выполнения супружеских обязанностей, а для тяжелого неприятного разговора.
Таваннанна покорно ждала, когда лабарна начнет. Суппилулиума же продолжал безмолвно жечь ее взглядом. Наконец Фыракдыне не выдержала и воскликнула:
- В чем ты меня хочешь обвинить? Я в заговоре не участвовала. Наоборот, предупредила тебя перед походом на Митанни, что среди твоих слуг - предатель. Хоть Иссихасса и является мне родственником, однако, никаких тайных дел я с ним не вела. Все мои мешеди взошли на стены и готовы были погибнуть, защищая тебя.
- Я знаю. Если б ты участвовала в заговоре, я бы давно приказал тебя схватить и посадить в темницу, - наконец пробурчал лабарна. – Меня волнует другое: Иссихасса пришел с войсками свергнуть меня и не побоялся гнева Богов. Когда я попытался его укорить, он напомнил мне про лабарну Арнуванду, моего брата. Обвинил меня в том, что я подослал убийцу Арнуванде. Это - ложь. Фазарука хотел пробраться в покои Арнуванды и прикончить правителя, но я не разрешил. Мало того, я собирался покинуть Хатти, дабы не мешать брату управлять страной.
- Я верю тебе, - голос таваннанны прозвучал глухо.
- Но не это главное, - продолжал Суппилулиума. – Почему Иссихасса, в связи с самоубийством лабарны Арнуванды, вспомнил тебя?
Фыракдыне побледнела и плотно сжала губы. Она дрожащей рукой взяла со столика серебряное зеркальце, затем со злостью швырнула его на место и раздраженно произнесла:
- Ты же знаешь, и все знают, что Арнуванда покончил с собой. Сколько грязи намешали вокруг его смерти! Зачем вновь все ворошить?
- Эта грязь попала на нас, а я хочу быть чистым перед Богами. - Суппилулиума пристально посмотрел таваннанне в глаза и осторожно спросил: - Нас никто не слышит?
- На страже стоят лувийцы. Говори на древнем хаттском. Они плохо понимают этот язык.
- Тогда я поделюсь своими сомнениями, - уверенней и тверже продолжил лабарна. – Я прекрасно знал брата. Ты тоже прекрасно помнишь все его слабости. Могу сказать с уверенностью: Арнуванда не мог убить себя, да еще таким образом. Он был труслив и малодушен. Я бы еще как-то поверил, что он смог бы пересилить себя и выпить чашу отравленного вина, но воткнуть кинжал в сердце собственной рукой - сомневаюсь! Ему не хватило бы смелости и хладнокровия. Уверен - его убили! И сделал это кто-то из окружения лабарны. Но к нынешнему времени из тех вельмож мало кто остался в живых.
Таваннанна резко встала. Лицо ее совсем обескровилось и вытянулось. Глаза испугано блестели.
- Что ты хочешь этим сказать? – выдавила она из себя, сжимая кулачки.
Суппилулиума схватил ее за плечи, грубо усадил обратно на стульчик и прямо в лицо произнес:
- Я по твоим глазам вижу: тебе известно, как погиб правитель. Ты первая обнаружила лабарну мертвым. И еще одно странное обстоятельство: он зарезал себя почему-то в твоей спальне.
Глаза Фыракдыне становились все шире. Лицо сделалось похожим на кусок мрамора. Но она вдруг воскликнула властным голосом:
- Убери руки!
Суппилулиума невольно отпрянул. Сам не сознавая, он подчинялся этой властной женщине, где за красивой внешностью пряталась огромная сила воли и хладнокровие. Фыракдыне не страшен никто. Даже при виде Ярри, ее сердце не дрогнет.
- Тебя мучает совесть? – тихо, но очень твердо произнесла она. Встала и повернулась спиной к лабарне, чтобы он не заметил злости на ее лица. – Твоя совесть чиста. Ты боишься, что будешь держать ответ перед Богами за смерть Арнуванды? Но Боги-то знают истинного убийцу. Так чего ж ты мучаешься? Зачем врываешься ко мне среди ночи, шумишь. Неужели думаешь, что панкус поверит словам предателя Иссихассы?
- Я хочу знать правду, - настойчиво требовал лабарна. – Я невиновен, но неизвестность гнетет меня и не дает спокойно спать.
Таваннанна повернулась к нему всем телом. На ее бледном лице сверкали глаза волчицы, загнанной в угол. Она решительно сказала:
- Ну, знай же правду! Хоть я не уверенна, что, познав ее, ты сможешь спокойно уснуть. Пусть волосы твои поседеют. – Она вся напряглась и, чеканя каждое слово, произнесла: - Лабарну Арнуванду убила я!
- Что? – лицо лабарны перекосилось от ужаса. Словно через какую-то завесу прозвучали эти четыре слова. Его мозг отказывался принять смысл услышанного.
- Да, я, таваннанна Фыракдыне, великая правительница Хатти, твоя старшая жена и мать твоих детей.
- Нет! О, Боги! – воскликнул Суппилулиума и грохнул кулаком по туалетному столику. Заколки, броши, баночки – все посыпалось на пол.
Тут же в спальне появились два здоровенных лувийских охранника, привлеченные шумом. Но, увидев, что все в порядке, и их помощь не требуется, моментально исчезли.
Лабарна отсутствующим взглядом смотрел на упавшие баночки и разлитые по полу ароматные масла. Его взгляд медленно переместился на лицо таваннанны. Как бы удивляясь, он спросил:
- Тебе все это время не было страшно? Ведь ты пошла против воли Богов. Нарушила священный закон Телепину. Совершила страшный, тяжелый грех. – Суппилулиума сел на стульчик и сжал руками виски.
- У тебя дурная привычка: когда злишься, все время стучишь кулаком по столу, - ровным голосом упрекнула его Татухепа. Ее лицо приобретало нормальный цвет. – Ну, как? Тебе стало легче от моего признания? Вспомни то время. Ты сам кричал на Большом Собрании, что Арнуванда проклят Богами. Еще пару лет его правления, и от Хатти осталось бы несколько городов подвластных Митанни. Я бы стала рабыней и мыла ноги какому-нибудь ассирийскому тамкару. – Она подошла к изголовью ложи и достала откуда-то из потайного места кувшин с вином. Не соблюдая никаких приличий, великая таваннанна приложилась прямо к узкому горлышку. Отпив несколько крупных глотков, она продолжала: - Да, я его зарезала, и рука моя не дрогнула, а душа не испытывает угрызения совести. Это говорит о том, что руку мою направили богини Истустая и Папия, прядущие в подземном мире нить жизни лабарны. А совесть мою охраняет Богиня Солнца Вурусему и святая мать Сауска.
- Что ты такое несешь? По закону, я обязан отдать тебя на высший суд панкуса. Панкус должен осудить тебя на смерть, - удрученно произнес Суппилулиума.
- Только попробуй! – прошипела Татухепа, превратившись в тигрицу, готовую прыгнуть и разорвать обидчика на куски. – Я тут же объявлю панкусу, что убила Арнуванду по твоему уговору. А впрочем…- Она мгновенно расслабилась и пожала плечами. – Никто не сможет доказать мою вину. Разве только Иссихасса.
- Опять Иссихасса! – прорычал Суппилулиума, сжимая руки в кулаки. – Расскажи все. Я должен знать!
- Хорошо. Я расскажу. А ты потом решай: осуждать меня или простить. Запомни: я не говорю: казнить или помиловать, потому что Арнуванда воистину был проклят Богами, и его кровь не запачкала мои руки. На его совести много грязных убийств. Он и тебя собирался прикончить, если б Фазарука не перерубил хребет одноглазому старику там, в подземелье Цапланды.
Суппилулиума содрогнулся, вспомнив сырое подземелье Цапланды и сгорбленного одноглазого старика с кинжалом в руках. Фыракдыне еще глотнула вина и поставила кувшин на стол.
- Мне исполнилось пятнадцать, когда я стала женой лабарны Арнуванды, хотя перед Богами, меня обещали совсем другому. Мой суженый служил телепурием в городе Арина. Мы должны были через год произнести клятву в верности перед истаннаной Богини Солнца. Но однажды, во время праздника Пуруллия, где я участвовала в танцах жриц Богини Сауски, Арнуванда приметил меня. Я так понравилась лабарне, что он решительно наплевал на гнев Богов и совершил ужасную подлость. Ты помнишь эту историю? Телепурий выпил много вина, пошел ночью проверять посты на крепостной стене и случайно свалился вниз. Глупее ничего нельзя придумать.
- А кто был отцом этого юноши? – поинтересовался Суппилулиума.
- Жезлоносец Хухулилла. Теперь ты понимаешь, почему жезлоносец защищал тебя в Цапланде, не испугавшись гнева Арнуванды, а после привел в Хаттусу войско Вурусему. – Суппилулиума кивнул. – После гибели жениха, я не долго носила траур. Вскоре меня отдали в жены лабарне. Я ничего к нему не чувствовала, кроме отвращения. Но, став супругой лабарны, я невольно оказалась возле государственных дел. Не знаю зачем, но Арнуванда частенько приглашал меня на собрание панкуса. Наверное, хотел показать всем, какая у него красивая жена. Правителем же он был бездарный. Многие телепурии потянулись ко мне с просьбами и жалобами. Хотели, чтобы я повлияла на некоторые решения лабарны. Вскоре я с ужасом поняла, что Хатти делает последние вздохи. Города плохо защищены. Землепашцы страдают от поборов. Во многих землях голод и разорение. На границах неспокойно. Правитель, тем временем, заключал какие-то нелепые договоры с Митанни и Арцавой, тем самым, приближая гибель государства. Закатывал пиры и веселые охоты. Сановники все чаще приходили ко мне и умоляли хоть как-то повлиять на правителя. Казна пуста. Соседи дерзко разоряют города и переманивают землепашцев. В войске все чаще случаи неповиновения и дезертирства. А чем я могла помочь?
Не в силах дольше выслушивать жалобы, я попросила отпустить меня в Цапланду к Таваннанне Никламати. Арнуванда возмущался, покричал, но все же разрешил. Как раз через неделю нагрянули каскийцы. Правитель Великой Хатти - жалкий трус - сбежал, оставив на сожжение священную столицу. Я пришла в отчаяние. Чего же дальше ждать? Если враг сжег Хаттусу, то вскоре вся земля Хатти запылает. Хоть я и Хурритка чистых кровей, но мои предки еще при Великом Лабарне служили в Хаттусе и в Арине, ходили в походы вместе с победоносным Мурсили, когда пал Вавилон к его ногам. Мой отец командовал войском Бога Зерна при лабарне Тудхалии и погиб под Удой, защищая город.
Я безумно люблю Великую Хатти и не могла поверить, что скоро на месте цветущих долин будет степи, поросшие сорной травой; вместо могущественных городов останутся жалкие поселения полудиких скотоводов. Со всех сторон будут приходить враги набирать рабов, как тягловую скотину из стада. Самое ужасное, что никто из близкого окружения лабарны не разделял мои опасения. Все, как один, старались быть глухими и слепыми. Отчаявшись, я начала бредить о том, как бы самой захватить власть и спасти хоть какую-то часть от бывшей огромной державы, хоть несколько городов. Но вокруг я не видела ни одного воина, способного набраться смелости и поддержать меня в дерзком замысле, а возможно и в заговоре. Видела только трусов и льстецов. А враг тем временем безнаказанно опустошал земли. Великая Хатти умирала.
И вдруг, все заговорили о Суппилулиуме. Будто огненный меч Бога Солнца прорезал свинцовые тучи. Нас оповещали обо всех победах дерзкого юного полководца. Мне стало понятно, что наши стремления совпадают, только ты уже действуешь, а я бессильна что-либо предпринять. Иссихасса, упросив старую таваннанну отдать ему мешедей и ушел к тебе на подмогу. Я хотела идти с ним, все равно кем, хоть лучником, хоть помогать лекарям. Но Никламати, со слезами на глазах просила остаться возле нее в Цапланде.
Наконец объявился Арнуванда. После разгрома Каски и Арцавы, у него, наконец, хватило смелости спуститься с Бычьих гор. Осознавая свой позор, он ходил злой, ни с кем не разговаривал. Когда же узнал, что ты взялся за восстановление Хаттусы, его чуть не хватил удар. Телепурии отдаленных земель перестали ему подчиняться. А глава Верхней Страны, Хемиша прогнал посланников, да еще пригрозил вырезать им печени, если они еще заявятся. Запершись с преданными сановниками в тайной комнате, он строил планы, как тебя скорее извести. Они решили вызвать тебя на Большое Собрание, обвинить в нарушении закона Телепину, затем казнить. В крайнем случае, если панкус воспротивится, подослать убийцу. Я поняла, что это конец не только для тебя, но и для всей Хатти. Тогда я решила настроить против Арнуванды некоторых сановников, которые еще сохранили разум и не потеряли совесть. Да, это я подговорила жезлоносца Хухулилллу поддержать тебя. Каков ты был на Большом Собрании! Я глаза не могла оторвать. Но эти трусливые шакалы по прозвищу «Великий род» сидели и молчали. Только Хухулилла что-то мямлил в твое оправдание. Потом тебя вместе с Цулой увели в подземелье. Я ушла с Большого Собрания, посмеявшись над панкусом. Арнуванда не особо на меня злился. Ему было важно то, что с тобой покончено. Я пыталась хоть что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя из подземелья. Хотела с мешедями прорваться в темницу и освободить. Фазарука оказался проворнее.
Арнуванда пришел в бешенство, когда узнал о твоем побеге и раздавал пощечины направо и налево. Когда же нашли в темнице окоченевшее тело одноглазого, лабарна потерял сознание и долго не мог придти в чувства.
Арнуванда в бешенстве решил наказать всех бунтарей и потребовал готовить войска для похода на Хаттусу. Я поняла, что может произойти кровопролитие, после которого некому будет защищать даже Цапланду. Решила любой ценой предотвратить очередную глупость Арнуванды. Мне удалось поговорить наедине с Хухулиллой. Он и без того впал в немилость у лабарны. А тут я ему сказала, что он не будет стоить и кусочка женской хасгалы, если не уведет войско Вурусему в Хаттусу. Он колебался, но я крикнула ему в лицо, чтобы он вспомнил убитого сына. Я сказала: если он не сможет этого сделать, то пусть прыгнет с башни и расколет себе голову о камни, но не позорит память сына. Хухулилла смог переманить на твою сторону войско Вурусему.
Если б ты видел, что произошло с лабарной, когда он узнал об измене. Он орал и топал ногами. Все разбегались и прятались, лишь бы не попасть под горячую руку. Арнуванда не знал, на ком сорвать злость. Его гнев дошел и до меня. Он припомнил все: как я оскорбила панкус, как смеялась над ним, как смотрела восхищенно на тебя, когда ты обвинил его в предательстве… Сначала меня забавлял его истерический визг. Я никогда не боялась этого дурачка. Вскоре он начал мне надоедать. Еще через некоторое время – злить. Этот болван распалялся все больше и больше. В конце концов, обнаглел и ударил меня по лицу. – Таваннанна перевела дыхание. – Мой род идет от знатных вольных хурритов. Никто безнаказанно не смеет бить человека из нашего рода по лицу, словно жалкого раба, будь то даже сам лабарна. В голове у меня затуманилось. Я сама не поняла, как все произошло. Как будто это был кто-то другой, я же стояла и наблюдала со стороны.
У меня всегда был с собой тонкий ахеявский кинжал. Он мгновенно оказался в руке. Арнуванда мучился недолго. Даже ничего не успел понять. Клинок проткнул сердце. На мой крик сбежалась стража. Я же притворилась, будто падаю в обморок. Все осталось бы тайной. Тогда я растерялась, и мой кинжал остался торчать в груди Арнуванды. Вскоре приехал ты с Иссихассой. Хитрый Иссихасса вынул клинок из тела лабарны и спрятал. Он прекрасно знал, кому принадлежит кинжал.
- Иссихасса знал? – удивился Суппилулиума.
-Да. Но ты не думай, в заговоре с ним я не участвовала. Он даже не пискнул ни разу про кинжал. Хитрец принялся строить тайные планы, и так умело скрывал все, что даже я не могла ничего прознать о заговоре. Возможно, если бы до меня каким-то образом дошли бы слухи о предательстве Иссихассы, он попытался бы меня шантажировать, вспомнив про злополучный кинжал.
- Где же теперь нож? – поинтересовался Суппилулиума.
- Его носит одна из твоих жен – дочь Иссихассы. Он подарил кинжал ей, надеясь, что я затрепещу, увидев проклятое оружие, и соглашусь на все, лишь бы тайна смерти Арнуванды не была раскрыта. Он ошибся.
Наступило гнетущее молчание. Фыракдыне стояла и бессмысленно глядела на оранжевое пламя светильника. Ее тело приняло гордую и независимую позу. Суппилулиума уставился в пол, переваривая услышанное. Нисколько не легче стало на душе. Лабарна поднял голову и спокойно сказал:
-Прости меня. Я был груб. Ты очень много сделала для меня и для страны.
- Пустяки, - устало ответила Фыракдыне. – Надо же было кому-то это сделать. Боги выбрали меня.
- Никто не узнает про настоящую смерть лабарны Арнуванды. Я возьму твой грех на себя.
- Зачем? Лабарна не должен быть грешен, иначе гнев Богов падет на всю страну. – Таваннанна глубоко вздохнула. - Ты узнал, что хотел, теперь можешь идти и спать спокойно. Твоя совесть чиста. Мне же надо остаться одной и поговорить с Богами.
Суппилулиума тяжело поднялся, собираясь направиться к выходу. Но тут таваннанна бросилась к нему, упала на колени и, обхватив его ноги, судорожно зарыдала. Суппилулиума нагнулся и поднял ее легкое тело. Фыракдыне всхлипывала. Ее лицо было мокрое от слез. При всем самообладании и воинственности, она оставалась слабой женщиной, которую нужно защищать. Ее припухшие губы, как у обиженного ребенка, сквозь всхлипывания шептали:
- Не уходи. Мне страшно. Я не смогу уснуть. Я боюсь его мести. Он придет во сне, и будет мучить меня. Мать Сауска не сможет защитить меня.
Суппилулиума растерялся. Он совершенно не умел утешать детей, а тем более женщину, которая вдруг из грозной львицы превратилась в пугливую лань. Он, как можно мягче произнес:
- Я не уйду. Останусь с тобой. Ярри не посмеет приблизиться к твоему ложу.
Большое Собрание началось поздно вечером. Сановники, пришедшие в халентуву, разделились на две группы. Одна, более многочисленная состояла из верных слуг Суппилулиумы. Они гордо держали головы, словно победители. Другая часть панкуса состояла из слуг Иссихассы. Приспешники опального жезлоносца напоминали затравленных лисиц. В душе они проклинали Иссихассу, и готовы были упасть к ногам Суппилулиумы и молить о пощаде. Их можно было понять: сановники понятия не имели о подлом заговоре. Но кому теперь докажешь? Иссихасса удрал и оставил их в глупом положении. Теперь они искали любой путь к спасению. Пусть, даже, их выгонят из халентувы, отнимут все земли с полями, садами и лесами, лишь бы только кара не коснулась их жизни и жизни их детей. Воздух в зале накалился, словно перед грозой. Косые взгляды сверкали, словно искры из-под кресала, готовые разжечь огонь.
Вошел лабарна в сопровождении мешедей и горцев. Члены Великого Рода склонили головы. Верные слуги лабарны сделали это уверенно и с достоинством; бывшие приспешники Иссихассы – медленно и боязливо. Следом за лабарной вошла таваннанна. Суппилулиума сел на трон. Следом на свой трон грациозно опустилась таваннанна.
Суппилулиума обратил в зал усталое лицо с синими кругами у глаз. Его тяжелый испытывающий взгляд прощупывал строй вельмож, заставляя краснеть и бледнеть каждого. Твердым спокойным голосом лабарна обратился к присутствующим:
- Великие мужи Хатти. Вы являетесь опорой государства. От вас зависит состояние торговли, армии, политики и вообще жизни и благополучия страны. Но если опору начинает точить червь зависти и жадности, то здание неминуемо рухнет, придавив обломками всех, не разбирая на правых и виноватых. Я не хочу в чем-то обвинять вас или оправдывать себя. Да, я слишком горд и самонадеян. Но разве я пекусь о собственном благе? Для меня важнейшая цель в жизни – возродить Великую Хатти, какова она была при божественном Лабарне или при победоносном Мурсили. Объясните мне: неужели я поступаю неправильно?
- Нет! - единогласно ответил панкус.
- Может, что-то делал не так, совершал грубые ошибки, кому-то из вас нанес смертельную обиду? Или мое правление тяжким бременем легло на плечи народа, и я не достоин после смерти стать Богом? Припомните все хорошенько.
- Мы довольны тобой! – единодушно возвещал панкус.
- Может быть, кто-нибудь обвинит меня в смерти лабарны Арнуванды? – холодно сверкнул глазами Суппилулиума.
- Никто не посмеет! – единодушно отвечали сановники.
- Почему же тогда меня предал человек, которому я доверял больше всего? - взорвался Суппилулиума, вновь обводя всех тяжелым взглядом. – У него было все: серебро, земли, невольники, огромные поместья. Может быть, еще кто-нибудь жаждет власти? Мало кому-то золота и серебра достается? Кто-то из вас голодает? Ходит в рванье? Или мечтает стать Богом?
- Солнце наше, - воскликнул один из сановников, - не вини всех. Предатели – это сторонники Иссихассы. Вон они в углу жмутся. Их всех надо схватить и отправить в темницу!
- Кто это сторонник? – закричал один из вельмож в углу. – Хочешь сказать, что мы предали лабарну? Чтоб у тебя язык отсох! Ты сам брал у Иссихассы серебро на постройку своего дома. Я видел собственными глазами и слышал собственными ушами.
- Ложь! – завопил первый, густо покраснев. – Ты хочешь очиститься от грязи, вытирая руки о другого.
- Их надо судить по древнему закону! – вскрикнул еще один вельможа из сторонников лабарны. – Пусть предателей бросят в воды Марассантии. Боги решат их судьбу. Если они выплывут, то судить их и казнить; если потонут, то снять с них вину.
- Тебя самого надо бросить с башни, - раздался возглас с другого конца зала. – Если не разобьешься, то казнить. Может напомнить, как ты помог Иссихассе купить подешевле аппантес для строительства крепостных стен? После этой сделки ты стал одеваться в ассирийские одежды.
В зале поднялся дикий шум. Все разделились на две кучи и кричали, надрывая глотки. Обвиняли друг друга в страшных изменах. Пламя факелов бешено плясало. Телохранители напряглись и внимательно следили за беснующимися ораторами, в случаи чего, могли и остудить палками по хребту. Горцы схватились за кинжалы. А все кричали, размахивая руками и брызгая слюной.
- Тихо! – перекрыл гвалт громкий властный голос лабарны. Все тут же смолкли. Наступила, непривычная для уха, тишина. Даже было слышно потрескивание пламени, да учащенное дыхание самых ярых крикунов.
- Что вы разорались, словно грязные торговцы из-за сикеля меди, - укорил их лабарна. – Вы же панкус, Великий Род Хатти. Что подумают о вас души предков? Что скажут потомки? Вы, как голодные шакалы, готовы перегрызть друг другу горло, лишь бы самим выжить. Где ваше единство Великого Рода? С меня одного Иссихассы довольно.
Все пристыжено опустили глаза.
Суппилулиума приказал позвать кантикини Танри. Вошел младший брат Хемиши в желтой жреческой одежде со стопкой глиняных табличек в руках.
- Что изволит услышать великий правитель? – спросил Танри, склонив голову.
- Прочти-ка нам, что написал великий лабарна Хатусили более двухсот лет назад, - попросил Суппилулиума жреца. – Пусть разум вновь вернется в наши головы, сердца успокоятся, а души забудут обиды. А вы внимательно слушайте! – крикнул он панкусу, - и поразмыслите, о чем писал великий муж в своем завещании.
Танри низко поклонился лабарне, затем поклонился панкусу, поднес к глазам первую табличку и стал громко читать:
«Так сказал великий правитель Собранию, войску и сановникам:
Я заболел. И тогда позвал я юношу лабарной и сказал всем: - «Пусть он сядет на трон». Я, правитель, объявил его своим сыном. Я обнял его и возвысил. Я постоянно окружал его заботами. Он же оказался недостойным того, чтобы на него смотрели. Он слезы не уронил, не выказал сочувствие. Он был холоден и невнимателен!
Тогда я приказал его схватить и доставить к своему ложу. И что же? Пусть впредь никто не возвеличивает сына своей сестры. Слову правителя он не внял, зато слушал свою мать, эту змею. Он слушал братьев и сестер своих, которые шептали ему враждебные слова. Я, правитель узнал об этом. На вражду я отвечаю враждой.
Довольно! Он мне больше не сын! Мать его завыла подобно корове: - «У меня, живой еще, сильной коровы, вырвали чрево. Его погубили, и ты его хочешь убить!» Но разве я, правитель, причинил ему какое-нибудь зло? Разве я не сделал его жрецом?
Я всегда отличал его на благо ему же. Он воле правителя не отнесся сочувственно. Разве после этого он сможет в глубине своей души питать доброжелательность по отношению к городу Хаттуса.
Мать его змея. Он вновь будет слушать слова матери, братьев и сестер. Чтобы добиться возмездия, приблизится и скажет сановникам и подданным, поставленных на свои должности правителем: «Смотрите! Из-за правителя они умрут!» После придет он к ним и будет их убивать. Начнет творить кровавое дело. И не будет знать он страха.
Он приблизился к сыновьям города Хаттусы, чтобы увести быков и овец, кому бы они ни принадлежали. Внешних врагов своих я поразил молотом, и страну свою я держал в спокойствии. Так пусть не приходит и не нарушает мир в моей стране.
Но отныне, да не спускается он беспрепятственно вниз. Куда ему вздумается! Смотрите! Сыну своему, Лабарне, я дал дом, много полей, много быков, много овец. Пусть он ест и пьет вдоволь. Если он будет себя хорошо вести, то разрешаю ему подниматься вверх и остаться в моем доме.
Смотрите же! Мурсили – мой сын. Признайте его правителем! Посадите его на трон!
Ему многое Богами вложено в сердце. Только настоящего льва Боги могут поставить на львиное место. Подданные и сановники, когда начнется война или восстание, будьте опорой сыну моему!
Только во истечении трех лет разрешите ему идти в поход. Я хочу уже теперь сделать его властителем-героем. Вам он правитель – отпрыск моей солнцеликости. Если же поведете его в поход несовершеннолетним, приведите его обратно невредимым. Ваш род да будет единым, как волчий. Да не будет в нем больше вражды. Его подданные рождены от одной матери. У вас одно сердце, одна грудь и один и тот же дух в вас. Среди вас не должно быть вражды. Никто не должен нарушать заповедь. То, что сделали города Синахува и Убария, вы не должны повторить! Злонамеренность да не будет в вас. Иначе сын мой сделает вам то, что я сделал с теми.
Никто не должен говорить: «Правитель делает тайком то, что его сердцу мило, но я ему прощаю». Так будет или не так, но злонамеренности не должно быть. Вы же, кто знает мои слова и мою мудрость, сделайте моего сына мудрым.
Один другого не должен сталкивать, один другого не должен продвигать вперед. Старейшины не должны говорить с моим сыном для собственного благополучия. С тобой, сын мой, не должны говорить старейшины Хатти, люди города Куссары, Хеммуваса, Тамалкияса, Цалпаса – никто из местного населения.
Посмотрите на сына моего Хуццияса. Я сделал его телепурием города Таннасанды. Жители этого города схватили его. Они со мной враждовали, говоря ему: «Восстань против власти своего отца! Халентувы города Таннасанды, которые не очищены им, ты должен очистить».
Я сместил Хуццияса. Тогда в Хаттусе затеяли вражду сами сыны Хатти. Они схватили мою дочь, потому что у нее были сыновья, и говорили ей: «Для трона твоего отца нет наследника! Простой подданный сядет на трон. Простой поданный будет властвовать!» И она посеяла мятеж в городе Хаттусе и в самой халентуве. Сыновья дворца и сановники стали со мной враждовать. Моя дочь восстановила против меня всю страну. Сыны Хатти умирали.
Дочь моя обесчестила мою голову и имя мое. Я схватил ее в городе Хаттусе и приказал привести к себе. Она не слушала слова отца и пила кровь сыновей Хатти. Я выслал ее из города. Но если вновь она появится в моем доме, то вновь поднимет мятеж. Ей постройте дом вне города. Пусть она ест там и пьет вдоволь. Но вы ей зла не делайте. Она делала мне зло. Но я злом на зло не отвечаю. Она меня не называет отцом, и я ее не называю дочерью своей.
До сих пор никто из моего рода не следовал моей воле. Ты же, Мурсили, сын мой, внемли моим словам. Храни в себе слова отца. Если последуешь моему слову, ты будешь есть только хлеб и пить только воду. Когда же достигнешь зрелого возраста, то ешь по три раза в день и насыщайся вдоволь! Когда же придет старость, пей вволю! И только тогда ты сможешь пренебречь словами отца.
Вы – мои первые подданные! Храните слова мои. Ешьте хлеб и пейте воду. И город Хаттуса будет возвышаться, как моя страна в мире и спокойствии. Если же слова мои хранить не будете, то в будущем вам не жить – вы погибнете! Кто нарушит слово отца, тот тотчас должен умереть. Он не может быть моим посланником, он не может быть моим первым подданным. Пусть ему отрежут член, и не будет у того наследников! И род его прекратится! Так было со словами моего деда. Разве его сыновья не отложились от него? Мой дед своего сына Лабарну в город Санухуритта отметил, как своего наследника. Но потом его подданные нарушили слово и посадили на трон Пакахулиму. Сколько лет с тех пор прошло, и сколько из них уцелело? Дома сановников – где они? Разве они не исчезли?
Вы должны хранить слова великого лабарны и правителя. Если вы их будете хранить, тогда город Хаттуса будет возвышаться, и страну свою вы будете умиротворять. Так ешьте хлеб и пейте воду. Если вы слова правителя не сохраните, то страна ваша попадет под чужеземное владычество! Будьте осторожны в делах, касающихся Богов: в их доле хлебов и возлияний. Их блюда из хлеба и их крупа должна быть поставлена на стол. И ты, Мурсили не должен быть нерадивым ни медлить. Иначе зло вновь придет. Да будет так!
Великий правитель, лабарна, говорил сыну своему Мурсили: Я дал тебе свои слова. Пусть эти таблицы тебе читают из месяца в месяц. Запечатлей в сердце своем мои слова и мою мудрость и милостиво управляй моими подданными и моими сановниками. Если ты увидишь чей-либо поступок, или кто-нибудь какое-нибудь слово скажет, то в каждом случае спрашивай панкус. И каждый раз речь обращай к панкусу. Что в сердце твоем, то и делай.
Великий правитель сказал Хаспаяр: Ты же обо мне не забудь. Да не скажут о тебе правитель и сыновья дворца: «Смотрите! Она все время спрашивает жриц». Правитель пусть о тебе не говорит: «Спрашивает она жриц, я о том не знаю». Ты обо мне потом не забудь! Спрашивай меня, и я тебе поведаю слова свои. Обоими меня, как положено. Прижми меня к своей груди и похорони меня в земле.
Таблица лабарны, великого правителя: как великий правитель лабарна в городе Куссара заболел и призвал к себе юного Мурсили».
Чтец смолк. В зале царила тишина. Отчетливо и ясно прозвучал голос лабарны:
- Великий правитель Хатусили был очень мудр, если сумел в те смутные времена, полные раздоров, удержать власть и защитить границы Хатти от вторжения. Ведь тогда еще не продиктовали Боги лабарне Телепину мудрые законы. Хатусили оставил потомкам свое завещание. Через все строки его бесценных слов прослеживается одна мысль: не допустить любыми силами в стране внутренней войны, ибо от этого Хатти погибнет. Великий лабарна Мурсили внял словам отца, и вот результат: он дошел с непобедимой армией до самого Вавилона. Его преданные смелые воины даже ни разу не встретили достойного сопротивления. А к чему привели времена заговоров и переворотов правителей Алувамны, Хантили, Циданты, Хуции? Вспомните! Хатти была обессилена междоусобицами, и, в конце концов, поставлена на колени перед врагами. Сколько лабарне Тудхалии пришлось платить золота и серебра правителю Та-Кемет Тутмосу, чтобы его воины не вторгались в наши земли и не опустошили их, как это произошло с землями Кадеша, Керкемиша и Митанни? А вспомните, к чему привела вражда между мной и моим братом Арнувандой? Боги разгневались и наслали на нашу страну чуму. Нам еле удалось вымолить у них прощения.
И вот опять, я вижу зияющую пропасть. Великий Род разделился и стоит по разные стороны бездны, не замечая опасности под ногами. Если вы сойдетесь в смертельной схватке, то все до единого канете во чрево пропасти вражды. Я не допущу этого. Но и вы поразмыслите над моими словами. Мы должны быть крепкими, как пять пальцев одной руки, сжимающей меч. Если пальцы будут спорить друг с другом, то меч вышибут из руки. – Суппилулиума поднялся, собираясь уходить. Панкус склонил головы. Напоследок лабарна произнес: - Пусть завтрашний день для вас и для меня станет днем прощения. Простите своих врагов и завистников. Если кто завидует твоему богатству – отдай ему часть. Если ты завидуешь богатству другого, спроси у своего сердца и разума: «Неужели я буду счастлив от лишнего куска серебра?» Я же обещаю, что не буду устраивать гонения на приспешников Иссихассы. Гнев мой не коснется их детей и их домов. Я не буду отбирать у них земли и скот. Дочь Иссихассы, мою жену я не сошлю в отделенный город Хатти, а оставлю в халентуве и никогда не буду упрекать ее в подлости отца. Что ж касается самого Иссихассы. – Суппилулиума вздохнул. – Его сами Боги прогнали с земли Хатти. Они отняли у него все. За жадность всемогущие покровители карают жестоко. Он умрет в чужом краю, и родственники не будут заботиться о душе его и бренных останках, не будут приносить на могилу его хлеб и вино. Одиночество и изгнание - разве бывает кара страшнее?
Лабарна удалился. Панкус зашумел, восхваляя мудрость и справедливость Суппилулиумы. Те, кто недавно готов был вцепиться в глотки, теперь протягивали друг другу руки и, опустив пристыжено глаза, извинялись и клялись в вечной дружбе. Приспешники Иссихассы, ожидавшие неминуемой кары, находились на вершине счастья. Они ругали и проклинали подлого предателя и боготворили милостивого правителя.
- Благородный панкус! – огласил зал властный звонкий голос таваннанны. Все примолкли и устремили взоры на правительницу. – Когда с глупыми распрями покончено, когда в лице вчерашних врагов вы увидели друзей и братьев своих, я, ваша правительница, скажу вам то, что не досказал лабарна Суппилулиума. Не смотря на счастливый исход вашего спора, не забывайте, что угроза все еще продолжает висеть над Хатти окровавленным мечом. Вы у Тушратты оборвали тетиву, но лук еще цел и стрелы отточены. У такого мудрого повелителя, как лабарна Суппилулиума, должны служить не менее умные слуги, а не безмозглые пожиратели хлеба и вина. Вы в походе хорошо поработали руками, пора немного поработать головой. Хатти нуждается в золоте и серебре. Нужна крепкая армия и много колесниц. Нужно благосклонность Богов и миролюбие соседей. Разбейте свои черепа, но добудьте все это, если хотите, чтобы потомки не говорили о вас дурно.
После этих слов таваннанна грациозно поднялась и покинула собрание. Панкус еще долго бурлил, обсуждая государственные дела. Но раздора больше не было. Великий Род воспрянул. Вновь стал единым.
2
На закате дня, когда усталое красное солнце погружалось в далекое море где-то за горизонтом, Львиные ворота распахнулись. Кантикини в желтых жреческих накидках, с пылающими факелами вышли из города и выстроились по обе стороны вдоль дороги. Из ворот показалась скорбная процессия. Впереди шли жрицы в красных хасгалах и устилали путь лепестками цветов. Восемь могучих кантикини несли на плечах носилки, украшенные веточками священного дерева еуа и самшита. Среди зеленых веточек проступало восковое лицо Старшего кантикини Киры. За носилками ехала колесница, в которой, склонив головы, стояли лабарна Суппилулиума и таваннанна Фыракдыне. Следом шли сановники, за сановниками знатные воины и жрецы, Замыкали процессию богатые горожане. Кантикини с факелами пристраивались в конец процессии, образуя огненный хвост. В траурном шествии не слышалось музыки и песен; только шаркали ноги по земле, да жалобно завывали плакальщицы.
Процессия взошла на гору. Впереди показались отвесные скалы хесты. За спиной остались еле различимые сторожевые огни на башнях Хаттусы. На вершине горы ждал сложенный из бревен высокий уктури – погребальный костер. Процессия обошла вокруг уктури и расположилась кольцом. Жрецы подняли носилки с телом Старшего кантикини по широкой лестнице на самый верх.
Все, кроме лабарны и таваннанны, встали на колени. Кантикини с факелами подошли к уктури и запалили нижние бревна. Шипящее пламя устремилось оранжевыми языками вверх. Плакальщицы завыли еще громче и протяжнее, а кантикини, отступив на несколько шагов, затянули сильными голосами погребальный гимн:
Саван Нессы, саван Нессы
Принеси, приди!
Матери моей одежды
Принеси, приди!
Я прошу, прошу я!...
Вскоре пламя загудело, охватив весь уктури. От жара бревна лопались с сухим треском, поднимая к темнеющему небу снопы искр. Зной становилась нестерпимый. Раскаленный воздух обжигал лица. Но никто не смел даже шевельнуться.
Когда носилки с телом усопшего поглотил огонь, процессия тронулась обратно в Хаттусу. Всю ночь полыхал погребальный костер, и всю ночь в храмах шли службы по ушедшему Старшему кантикини Кире.
Наутро, как только рассвело, и Бог Солнца выкатил из моря огненную колесницу, к уктури направились жрицы матери Сауски. Огромная куча углей и пепла еще источала знойное дыхание. Жрицы вылили на угли десять больших кувшинов пива, десять таких же кувшинов вина и десять кувшинов напитка влахи. Угли с шипением выбросили облако белого пара, и огонь, отдав последние силы, умер. Жрицы разыскали среди пепла остатки Киры. Серебряной лаппой собрали обгорелые кости и опустили в кувшин с жертвенным маслом. Промыв в масле кости, они вынули их и положили на белую льняную гаццурнулли. Затем останки завернули в праздничную андули и возложили на резной стульчик.
Вскоре из города вновь появилась многолюдная процессия из жрецов и знати во главе с лабарной и таваннанной. Вокруг потухшего уктури разложили двенадцать хлебов, а на них сверху пироги с жиром. Кантикини поставили длинные столы и скамейки. Столы устлали чистыми льняными скатертями и заставили всевозможными яствами. Во главе стола поставили стульчик с останками великого кантикини. Справа сели лабарна с таваннанной, слева Сестра Богов и Чистый жрец господина Хатти. Затем пригласили сесть всех остальных. Началась поминальная трапеза. Лучшие куски на золотой посуде ставили перед костями усопшего. Лучшие вина в серебряных чашах подносили ему. Трижды лабарна поднимался, чтобы выпить за успокоение души мудрого Киры. Мрачно проходила трапеза в молчании, без музыки и песен.
После трапезы кантикини убрали столы и совершили молитву. Из храма Бога Грозы привели двух годовалых бычков и восемнадцать баранов. Жрецы зарезали одного быка и девять баранов в жертву Богини Солнца. А остальных животных в жертву душе умершего.
Окончив жертвоприношения, кантикини положили кости на носилки и перенесли их в хесту. А все, кто присутствовал на поминальной трапезе, отправились в храм Бога Грозы, молиться за упокоение души Киры. Жрецы хесты уже приготовили в подземных скалах небольшой склеп, в котором вмещались стул и кровать. Кости положили на кровать, а у изголовья зажгли лампаду. После того, как масло в лампаде выгорело, кости положили в серебряный кувшин с очищенным маслом. Туда же привели быка и барана, чтобы принести в жертву душе умершего. Еще кровь не успела вытечь темно-красными струйками из перерезанных глоток жертвенных животных, а жрецы хесты уже принялись замуровывать склеп камнями.
В тот же день созвали Большое Собрание кантикини. На нем присутствовала Сестра Богов и Чистый жрец господина Хатти. Большое Собрание кантикини возглавлял лабарна. На место Старшего кантикини, испросив богов, выбрали ученика Киры Танри. Его торжественно обмыли в священном источнике, помазали жертвенным маслом и облачили в белую андули и желтую накидку Старшего кантикини. Жрецы из высшей касты ударили его по три раза варасамой и, тем самым, посвятили в главного жреца всех Богов.
3
Усталые кони наконец-то ощутили под ногами ровную широкую дорогу без ям и ухабов. Эту дорогу ни с какой другой не спутаешь. Она вела прямо в благодатный Ашшур. Вокруг расстилались зеленеющие ячменные поля. Высокие крепкие колосья волнами колыхались под набегающим ветром. Среди бескрайнего зеленого моря возвышались темные островки пальмовых рощ. На склонах холмов паслись многочисленные стада. Вскоре появились цветущие сады с ухоженными деревьями и ровные ряды виноградных посадок. Впереди весело заискрился на солнце голубой Тигр, неся чистые воды через множество стран в далекие дивные моря.
Аллунита подстегнул коня и приказал воинам затянуть песню. Всадники, не смотря на усталость, грянули сиплыми голосами. Из-за холмов показались высокие зубчатые стены Ашшура. Немного правее у предгорий Загара гордо возвышалась уступами квадратная башня святилища Иштар и стены священного города Арбела. Аллунита протянул руки в сторону башни и громко воскликнул:
- Приветствую тебя владычица страны! Самая великая госпожа! Первая среди первых на небе и на земле! Повелительница всех Богов!
Ближе к Ашшуру дорога становилась людной. То справа, то слева от всадников оставались небольшие селения земледельцев: кучки низеньких глинобитных домиков с плоскими соломенными крышами, окруженные неровным каменным забором. Потянулись торговые караваны. Караванщики спешили согнать навьюченных мулов с дороги, уступая путь грозному отряду всадников, и низко кланялись при этом.
Аллуниту раньше радовался, подъезжая к Ашшуру. Как было здорово после долгого отсутствия увидеть знакомые поля и сады, величественные храмы и шумные торжища. Его сердце всегда трепетало при виде святилища Иштар, широкого Тигра, высоких белых утесов, на которых ютился красивый город. Но сейчас вдруг все показалось как-то иначе, не так радостно. Что-то изменилось в душе. Те же высокие белые стены, тот же голубой широкий Тигр, те же манящие прохладой финиковые рощи, но какое-то все чужое. Славный шумный город Ашшур уже не был до боли родным. Он не принадлежал ему. Что-то надломилось внутри. Куда-то в другое место тянулось сердце, ноющее от непонятной тоски.
Аллунита все время вспоминал всадников в звериных шкурах, уходящих вверх в горы, главаря, гордо восседавшего на низеньком крутобоком коньке. Что-то узрел он в нем знакомое, родное. О чем бы Аллунита не думал, мысли сами собой возвращались к диким всадникам, и невыносимая, незнакомая, до сей поры ему тоска, начинала сжимать сердце.
Тысяча «Непобедимых всадников Бога Ашшура» подъехала к мощным стенам, возведенным из хорошо подогнанных глыб песчаника. Высота стен достигала сорока локтей. Через каждые сорок локтей вперед выступали массивные квадратные башни. Всадники проехали через широкие ворота, отделанные глазурованной плиткой. Стражники вытянулись в струнку, отдавая честь. Кто же не знает «Непобедимых», от которых до сих пор дрожит спесивый Вавилон. Это они навели порядок на границах государства и отбили охоту у разбойников касситов хозяйничать на торговых путях.
Копыта застучали по мостовой, мощеной кирпичом. Аллунита направил отряд к величественному дворцу правителей Ашшура. Шум и суета многолюдного города сразу окружила со всех сторон. Ашшур слыл столицей торговли. Город стоял на пересечении важных торговых путей, поэтому сюда стекалось множество караванов со всех концов земли. Здесь вечно было много народу. С раннего утра площади у ворот наполнялись шумом и криками. И только поздно вечером город затихал.
По окраинам попадались только маленькие домики мелких торговцев и ремесленников, но ближе к дворцу вырастали высокие особняки знатных тамкар. Постоянно мешали проехать вереницы навьюченных животных, телеги, загромождавшие, и без того, узкие улицы. Приходилось не раз протягивать плетью по спинам погонщиков, чтобы шевелились и уступали дорогу. Рабы с бритыми черепами мешались под ногами, неся на тощих спинах мешки и корзины. Нищие калеки в лохмотьях протягивали грязные руки и жалобно молили: «Хлеба, добрый господин!». Телохранители отгоняли бродяг, стегая плетками по головам. Торговые площади у ворот не вмещали всех желающих наживы, и торг вели даже в узких улицах, где и без того двум повозкам сложно разъехаться.
Наконец пробравшись выше в город, всадники попали на широкую улицу. Здесь было свободней. Сюда стражники не пускали простой народ. Справа показалась ступенчатая квадратная башня городского храма Ашшура. К ней примыкала длинная пристройка, ведущая к берегу Тигра. Возле каменной пристани качались на волнах священные барки. Когда умирал старый год и рождался новый, из храма Ашшура торжественная процессия жрецов выносила изображения Богов. На барках боги покидали город, чтобы совершить путешествие по священным местам и, через несколько дней, вновь вернуться в святилище.
Проехав мимо множества больших и маленьких храмов, Аллунита остановил отряд возле дворца правителя и приказал спешиться. Передал коня оруженосцу, сам направился к дворцу. Воины с большими круглыми щитами, начищенной медью горящие на солнце, в островерхих высоких шлемах преградили дорогу. Но когда Аллунита показал золотую табличку с печатью Ашшурбалита, стражники тут же разомкнули копья с тяжелыми бронзовыми наконечниками. Аллунита пересек широкий чистый двор, мощенный большими каменными плитами, и зашагал к главному входу. Рабы омыли его сапоги и метелочками отряхнули с одежды дорожную пыль.
Вход во дворец представлял собой арку из массивных колонн. С двух сторон вход охраняли величественные колоссы быков с человеческими головами и орлиными крыльями. Они являлись божествами-хранителями ассирийских правителей. Их почтенно именовали: «Благодетельные души».
Войдя в полутемный коридор, Аллунита наткнулся еще на целый отряд стражников. Золотая табличка дала ему возможность миновать все посты и подняться по широкой лестнице на третий этаж к тронному залу. Перед входом в зал, вместе со стражниками вход охраняли еще две статуи «Благодетельных душ». На этот раз в человеческом образе, но с орлиными головами. Рабы с отрезанными ушами распахнули перед ним массивные дубовые двери с позолотой, и воин оказался в огромном светлом помещении.
Великолепие и роскошь зала поражало своей изысканностью. Под высоким потолком шел лепной фриз из разукрашенного алебастра: причудливые розетки, пальмовые листья, парящие полулюди – полу орлы. Стены расписаны искусными художниками белой и черной краской. На картинах живо изображались славные походы и сцены из охот богоподобного Ашшурбалита. Могучие воины Ассирии штурмуют стены вражеской крепости. Они решительны и беспощадны. Сопротивляться бесполезно. Крепость все равно будет взята. Тут же стоит Ашшурбалит, а рядом его покровитель – Бог Ашшур в наряде из голубиных перьев. У обоих натянуты тугие луки, готовые разить врагов меткими стрелами. Дальше славный победитель Ашшурбалит сидит на троне, а связанные по рукам пленники ползают у его ног и молят о пощаде. На другой стене Ашшурбалит стремительно мчится на колеснице, погоняя лихих лошадей. Его острые стрелы без промаха поражают грозного льва. У зверя изо рта хлынула кровь. Он еще жив, но смерть скручивает сильное тело в последних судорогах. Одна картина переходит в другую, с множеством сюжетов. В то же время все картины – единое целое: героическая жизнь и мудрое правление великого Ашшурбалита.
Мозаичный пол из каменных плит был настолько гладок и чист, что, казалось, можно поцарапать его даже мягкой обувью. Множество утвари из золота и серебра наполняло зал, резная инкрустированная мебель, серебреные светильники на стенах, каменные вазы – и все расставлено со вкусом, все на своих местах. У противоположной от входа стены на возвышении резной трон ожидал правителя Ассирии.
Высокую спинку украшали статуэтки божеств из слоновой кости. Массивные ножки заканчивались львиными лапами.
Вскоре в зале стали появляться сановники. Они холодно приветствовали Аллуниту, раздвигая рты в натянутой улыбке. Все, как на подбор, в дорогих расшитых одеждах до пола, с открытым правым плечом. У всех длинные черные бороды аккуратно завитые раскаленными щипцами. Массивные золотые кольца в ушах – знак высокого положения в обществе. Золотые браслеты со звериными головками охватывали руки на запястьях или чуть выше локтя. Среди сановников появился высокий туртан – главнокомандующий армией Ассирии. Седина в его завитой бороде тщательно была закрашена черной краской.
- Рад тебя видеть, - бросил он хрипловатым твердым голосом. – Как «Непобедимые»? Все живы?
-Да, могучий. Все живы и полны сил.., - ответил с поклоном почтения Аллунита, но туртана уже отвлекли вельможи. Он так и не дослушал ответ.
Важно прошелся по залу абаракку – главный сановник и первый советник правителя. Его сопровождали двое распорядителей с высокими жезлами. Вошел главный кормчий в окружении богатых тамкар. Появился сгорбленный почтенный старик – наместник страны.
.
. Отдельной кучкой в дальнем углу сбились знатные алайау из многочисленных богатых общин, те, кто поставляет двору и армии Ашшурбалита хлеб, вино, мясо, одежду, оружие и многое другое.
Зал наполнился громкими голосами. Это вошли командующие войсками Ассирии. Они радостно приветствовали Аллуниту, как старого товарища, обнимали его и поздравляли с возвращением.
Один из распорядителей стукнул серебряным посохом об пол, призывая всех к вниманию, и громко объявил:
- Солнцеподобный правитель благодатной Ассирии, любимец Богов: Ашшура, Иштар, Адада, Ану; мудрейший ученик Бога Набу; неподражаемый ишшакум и укуллум, наш господин, благодетель и кормилец, который нас любит, и которого мы любим – достопочтенный Ашшурбалит! Да живет он вечно! Склоните головы перед солнечным сиянием!
Сановники застыли в низком поклоне, прижав руки к груди. Тамкары, алайау и другие представители низших сословий попадали на колени, коснувшись лбами каменного пола. Послышались легкие шаги правителя, вперемежку с тяжелой поступью телохранителей, и перед собравшимися предстал сам Ашшурбалит во всем своем величии. Его окружали крепкие воины в начищенных медных доспехах и бритые евнухи с круглыми масляными лицами.
Сам правитель был невысокого роста, но коренастый с мощной бычьей шеей и мускулистыми руками. Годы начали сгибать его спину и опускать книзу широкие плечи. Но, все равно, в движения его чувствовалась не дюжая сила. Он тщательно закрашивал седые волосы, время от времени предательски выскакивавшие в густых кудрях и в завитой бороде. Хитрое широкое лицо с коварными глазами, темными как ночь, он умащал дорогими притираниями, сгоняя морщины. Кустистые густые брови придавали лицу сердитое выражение. Большой горбатый нос напоминал клюв хищной птицы. Правитель носил длинную темно-синюю одежду с короткими рукавами, расшитую красными розетками. Талию плотно стягивал широкий льняной пояс с тремя правильными складками. По нижнему краю пояса шла золотая бахрома, каждая кисточка которой оканчивалась четырьмя нитями сверкающих стеклянных бусинок. По плечам до пояса спускалась накидка, расшитая золотой и серебряной нитью. Среди узоров выделялись магические символы: полумесяц – знак божества Сина, диск с четырьмя лучами – божество солнца Шамаша, молния с тремя остриями – Бога Адада. На голове правителя возвышалась цилиндрическая тиара из белой валяной шерсти с синими полосками. Широкая лента, усеянная розетками из золотых цветов, поддерживала тиару на лбу. Оба конца ленты спускались на затылок. В руках Ашшурбалит держал высокий серебряный скипетр – символ верховной власти.
Правитель поприветствовал собравшихся, подняв руку со скипетром вверх, и опустился на трон. Двое евнухов тут же принялись работать опахалами из перьев, нагоняя прохладу. Рядом с правителем встал старший сын и наследник Эллиянаррари – заносчивый юноша с надменным гордым лицом. Его роскошное одеяние сверкало золотом. Браслеты, толщиной в палец увивали руки. Огромные золотые кольца оттягивали мочки ушей. Тут же у ног правителя появились несколько писцов с табличками из сырой глины и палочками для письма. Они приготовились ловить и записывать каждое слово властителя.
После недолгой молитвы, правитель изволил приступить к делу. Ашшурбалит терпеливо и внимательно слушал доклады сановников и жалобы тамкар. Принимал мгновенно мудрые решения, неспешно давал указания. Говорил он громко и отрывисто, при этом лицо его ничего не выражало, лишь только по глазам можно было догадаться о его чувствах.
- Сын старшего торговца ударил в споре отца по лицу, - сообщил один из тамкар. – Надо наказать нечестивца. Каково будет твое решение, величайший?
- За оскорбление отца, пусть заплатит в казну триста сикелей серебром. Если у него нет столько серебра, пусть ему отрубят руку.
- Одна из рабынь храма Ашшура посмела показаться перед мужчиной в покрывале, как свободная женщина. Он не сообщил об этом в суд, - кляузничал сановник.
- Какую должность занимает нечестивец? – поинтересовался правитель
- Служит водоносом у тебя при дворе, мудрейший.
- За то, что не повел рабыню в суд, пусть заплатит в казну сто сикелей серебром или получит пятьдесят ударов палками. Рабыне пусть отрежут уши.
- Победоносный и справедливый! – к нему подошел с поклоном военачальник с широким бронзовым обручем на голове – отличительный знак «Бессмертных». – Вчера одна из тысяч «Бессмертных» осталась без мяса по вине твоего сановника.
- Найти виновного! Пусть заплатит тысячу сикелей серебром, иначе – посадить его на кол, - приказал писцам Ашшурбалит, гневно сверкнув глазами.
- Величайший, надо хорошенько разобраться в таком деле, - попытался предотвратить страшный приговор советник абаракку.
- Не хочу слышать никаких оправданий, – жестко отрезал правитель. - Не хватало мне еще бунта среди «Бессмертных» из-за каска мяса. – И тут же выкрикнул писцам. – Забить для «Бессмертных» десять быков из моего стада, а обиженным выдать вина из моего погреба.
- По вине одного из чиновников, почта задержалась в пути из Ниневии на пять дней, - вещал следующий докладчик.
- Выяснить! Виновный пусть заплатит пятьсот сикелей серебром, иначе – отрезать уши.
Так продолжалось еще долго. Чиновники докладывали, а правитель принимал решения. Но вот, очередь истцов иссякла, и к правителю подошел воин в золоченых латах.
- Великий из великих, я привел тысячу «Непобедимых всадников Бога Ашшура» из Митанни.
Улыбка промелькнула в густой бороде Ашшурбалита.
- Аллунита! Пусть охраняет тебя Ашшур! Наконец-то я тебя дождался! – Затем он обратился к собравшимся: - Я всех выслушал, все дела мудро рассудил. Вы - свободны.
Когда в зале остались лишь туртан с абаракку и наместник страны, Ашшурбалит по-отечески взглянул на Аллуниту и заботливо спросил:
- Ты с дороги? Даже доспехи не успел снять.
- Прости, ишшакум, что не предстал перед тобой в подобающем виде. Я только что слез с коня.
- Что ты делал целый год в Вашшукканни? Как здоровье уважаемого Тушратты?
- Ничего не делал, властитель. Тушратта меня не отпускал: держал при себе, приглашал на охоты и пиры.
- Выходит, ты неплохо провел время.
- Да, мой властелин, - чистосердечно признался Аллунита. – Но я помнил твои наказы и старался выведать все возможное у чиновников Тушратты. Каждые девять дней я посылал в Ашшур тайного гонца.
- Я получал твои послания, - довольно кивнул Ашшурбалит. – Очень ценные сведения. Ты неплохо поработал. – Затем правитель обратился к вельможам: - Пройдемте в сад. Аллунита нам расскажет о сражении между Тушраттой и Суппилулиумой.
Правитель, а за ним сановники спустились в зеленый тенистый сад, что находился за дворцом. Под развесистыми пальмами их ждал накрытый стол. Рабы разлили по чашам охлажденное пальмовое вино.
- Мы слушаем тебя, – напомнил правитель.
- Сражение проходило кровавое и жестокое, - начал Аллунита. – Самого боя я не видел, так как скрывался от дозорных Тушратты, но слышал звон мечей и крики атакующих. Проезжая на следующий день место схватки, я поразился множеству убитых и числом изломанных колесниц. Это ужасающее зрелище.
- Конечно. Где ты еще такое мог видеть, - усмехнулся Ашшурбалит. – Твои подвиги в Сухи над вавилонянами и над касситами не приносили стольких жертв. Однако почему ты не напал на Тушратту? Неужели его армия намного превосходила хеттскую.
- Я был верен твоему наказу и выжидал момент, когда какая-нибудь из сторон ослабнет. У Тушратты войск оказалось намного больше, чем у хеттов. Но Суппилулиума действовал хитро и дерзко. Ему удалось уничтожить все колесницы Тушратты. А дерзкие атаки всадников оставили митаннийцев без легкой пехоты.
- Да, я читал твои донесения, - кивнул головой правитель. – Но как ты оцениваешь силы Тушратты?
- Митаннийская армия уже не та, что была при Сауссадаттаре. Старая тактика ведения боя не принесла желаемого успеха. Да и военачальники бездарны. Пожалуй, только Артатама достоин уважения.
- Почему же Тушратта одержал верх?
- Все шло, как ты предполагал: митаннийцы выдохлись в конце сражения, а среди отрядов подвластных государств не было единства. Я бы помог хеттам разгромить митаннийскую армию, а затем занял бы Вашшукканни, но дело испортили посланец Эхнэйота, жрец Эйя и номарх Кадеша Сетти. Они прибыли с войсками и скрытно маневрировали возле поля боя. Как только стало понятно, что ни одна из сторон не может одержать верх, воины Кемет тут же обрушился на Суппилулиуму.
- Жаль, что так вышло, - огорчился Ашшурбалит. – Я бы предпочел видеть Тушратту поверженным. Тогда бы Ассирия, наконец, обрела долгожданную свободу.
- Прости меня недостойного, мудрейший, - с упреком заметил туртан, - но в том есть и твоя вина. Не надо было давать Тушратте наших копьеносцев.
- Мне нужно было как-то отделаться от него, - оправдывался властитель. – Я обязан посылать ему солдат. Но я дал ему войско, набранное из хупшу. – Правитель вновь повернулся к Аллуните. – Но как же там Тушратта? Поведай нам о его планах.
- Правитель Митанни зол на тебя. Он насторожился, словно пес, почуяв опасность, - предостерег Аллунита. – Ты слишком рано выгнал его соглядателей из Ашшура. Скорей всего, он догадывается о твоих замыслах. Он давно собирался направить сюда колесницы, дабы навести порядок в Ашшуре и Ниневии, да хетты не дают покоя. Ему часто снится кошмар, что он бежит от колесницы Суппилулиумы и никак не может спрятаться. Я сам слышал, как он кричит во сне. Тушратта решил собрать огромную армию и навсегда покончить с Хатти. Его военачальники формируют войско из кочевников и, даже, из крепких рабов. Ловят нищих бродяг и ставят их под копье.
- Если собрать много винограда, это еще не значит, что вино получится хорошее. Армия Митанни будет походить на стадо баранов, - сделал заключение туртан.
- Он просто выжил из ума! – согласился Ашшурбалит. – Кормить бродяг только за то, что они носят копья – непозволительная роскошь. Да при первой же битве невольники разбегутся или наделают паники.
- Это так, мой господин, – горячо подтвердил туртан.
- В этот раз отправь в Вашшукканни прошлогоднее зерно, да и того в два раза меньше, - приказал правитель абаракку. – Золота вообще не посылай. Хитри. Напиши слезное письмо, что в долинах неурожай или мор прошелся.
- Исполню, - кивнул сановник.
- Но как же тебе удалось вырваться из лап правителя Митанни? – вновь обратился Ашшурбалит к Аллуните.
- Тушратта наделил меня высокими полномочиями и послал с поручением. Если я его выполню, обещал щедрую награду.
- Интересно, какую же? – усмехнулся Ашшурбалит.
- Обещал отдать под мое командование три тысячи копьеносцев, землю с городом и стадо в три сотни быков.
- О-го-го, - покачал головой Ашшурбалит. – высоко он тебя ценит. - Взгляд его похолодел. – И ты принял предложение?
- На словах – да, - честно признался Аллунита, но тут же горячо воскликнул: - Великий Ашшур свидетель: пусть лучше я буду жалким рабом на твоих полях, чем вельможей в Вашшукканни.
- Я верю тебе, - улыбнулся сквозь бороду Ашшурбалит. – Но что за поручение он тебе дал?
- Требует прислать в Вашшукканни все пять тысяч «Бессмертных». Меня он обязал передать тебе его волю и возвратиться с «Бессмертными».
С этими словами Аллунита протянул правителю глиняную табличку. Ашшурбалит пробежался глазами по клинописи, затем смачно плюнул на печать Тушратты и гневно швырнул табличку на стол. Негодующе воскликнул:
- О Боги! Неужели этот дурак еще надеется, что я отдам своих лучших воинов! Он хочет отнять у меня руку с мечом, чтобы потом обезглавить. Хватит! Больше Вашшукканни не получит от меня ни сикеля меди. Мы долго платили дань митаннийским правителям. Теперь приходит время Ассирии показать свою силу. Пусть Бог Ашшур натягивает лук. Я припомню Вашшукканни поход Сауссадаттара. – В довершении своих слов правитель стукнул крепким кулаком по табличке. Глиняная табличка треснула на несколько черепков. – Чем он мне грозит? Неужели решит возглавить поход на Ашшур? Мы бы его хорошо встретили.
- Он грозит отдать Ассирию на разграбление хурритам.
Ашшурбалит вопросительно посмотрел на наместника страны:
- Что у нас с хурритами?
- Многих вождей мы подкупили, - ответил старик, - Но хурриты – народ ненадежный. Для них договор – что клятва пьяного торговца.
– Если даже хурриты решат вторгнуться в наши земли, до Ашшура им не дойти, – вмешался туртан. У нас достаточно сил.
- Еще что расскажешь, - продолжал расспрашивать Аллуниту Ашшурбалит.
- Тушратта взбесился, узнав о твоем союзе с Эхнэйотом.
- Это был мой смелый и мудрый шаг, - похвалил себя Ашшурбалит. Чиновники одобрительно закивали. – Я послал в Ахйот отборных воинов, много лазурита, конные упряжи и колесницы. Правитель Та-Кемет с удовольствием принял дары и заключил союз. А как был взбешен Баранубиаш в Вавилоне. Он посылал в Та-Кемет гневные письма, даже не подозревая, что его писцы давно отрабатывают мое золото. Слушайте, что он пишет. – Ашшурбалит пальцем поманил одного из писцов. Тот приблизился к правителю со шкатулкой из черного дерева, украшенной лазуритом. В шкатулке лежал папирус. Ашшурбалит развернул свиток, Поискал глазами нужное место и, улыбнувшись, прочитал: - «Зачем они приехали в твою страну. Если ты расположен ко мне, не вступай с ними в сношения. Пусть они уходят, ничего не добившись». И далее он перечисляет свои жалкие подарки. Еще один глупец, решивший меня обставить. – Ашшурбалит небрежно швырнул свиток обратно в шкатулку, гневно сдвинул брови и грозно произнес: - Я решил твердо: хватит Ассирии быть подвластной. Скоро Митанни и Вавилон станут нашими провинциями.
- Славься! Славься, великий! – воскликнули вельможи.
После трапезы, которую любезно предложил разделить с ним правитель, сановники раскланялись и удалились заниматься делами. Аллунита остался наедине с Ашшурбалитом. Он робко опустил глаза и произнес:
- Прости меня, недостойного. Я бы хотел тебя, наше сияние, кое о чем попросить.
- Проси. Тебе трудно в чем-либо отказать. Я вижу печаль во взоре. Уж не приглянулась ли какая-нибудь Митаннийская девушка. Забудь ее. Лучше наших красавиц нигде не найти.
- Нет, солнцеликий. Как я, воин Ассирии могу думать о чужеземных девушках.
- Тебе, просто, надо отдохнуть. Развейся, поохоться. Или ты желаешь награды? Проси!
- Благодарю тебя, добрейший и мудрейший. Но я хорошо отдохнул при дворе Тушратты. А награды я не заслужил, ведь ничего не сделал героического.
- Тогда поведай, о чем печаль твоя. Раскрой сердце. Тебя слышит только я и Всевышний Ашшур.
- Я благодарен моей Ассирии, которая вскормила меня. Вырастила из меня смелого и сильного воина. Я безумно люблю ее густые леса, синие горы и быстрые реки. Нет земли краше на свете. Но все же она мне - мачеха.
- Вот ты о чем! – Брови правителя поползли сердито вниз. В голосе послышались совсем другие, металлические нотки. – Я чувствовал. Я не хотел посылать тебя в Митанни. Знал, что встреча с хеттами на тебя плохо повлияет. Мне доложили, как ты скупал хеттских пленников и отпускал их на свободу. Это, конечно, благородный жест. Ашшур и Иштар благоволят к тем, кто помогает несчастным. Но всему знай меру. Потом, откуда ты знаешь про свои племена? Может быть, их давно истребили. Время, какое неспокойное.
- Я видел горцев Хауси. Слышал их боевой клич. Они мчались в двух полетах стрелы на крутобоких конях, сильные и отважные.
Ашшурбалит не на шутку рассердился. Глаза его метали молнии.
- Аллунита, я разрешил тебе носить хеттское имя. Я не заставляю снимать этот старый дешевый пояс с медными бляхами. Я многое тебе разрешаю, но не позволю уйти в Хатти. – Ашшурбалит понизил голос. – Да, ты много сделал для меня и для Ассирии. Ты отвоевал у Вавилона земли Сухи со всеми крепостями. Касситы бегут от тебя, как шакалы от грозного льва. На тебя я могу возложить самые опасные и трудные поручения, но отпустить сейчас - я не в силах. Ассирия только начинает приобретать утерянное могущество, вновь становится на ноги. Долг каждого – отдать все силы и всю кровь во имя будущего страны. Скоро мы станем величайшей державой, и нам не будет равных. А ты собираешься бросить все и уехать в неизвестность. Кто тебя там ждет? Кто вспомнит тебя? Для них ты – чужой. Пусть Ассирия тебе мачеха, но разве не добрая? Ты имеешь все: земли, дома, рабов, ты можешь в любое время появиться перед правителем без доклада. И все это хочешь променять…На что? Роскошные дома на убогую лачугу где-то в холодных горах. Тонкую льняную одежду на грубые обноски из вонючей шерсти. Веселые пиры с друзьями на изнурительную работу пастуха или плугаря. Я этого не допущу! Ты опозоришь имя покойного отца, да и всю Ассирию. Ты – воин Ашшура. Тебе никто не смеет напоминать, что ты приемный сын старшего охотника
- Об этом болтают все тамкары на базарах, - с горечью возразил Алунита.
- Плюнь на них! Они сегодня скажут – завтра забудут. Человек служит Богам, а его язык – злым духам. Неужели те северные горы лучше наших бескрайних полей?
- Я сам не знаю, великий. Но меня что-то мучает и тянет туда.
- Это просто плоть твоя истомилась от одинокой жизни и долгих походов, - пробовал успокоить его Ашшурбалит. – Тебе надо жениться на какой-нибудь красивой девушке из знатного рода. Немного семейного счастья и домашнего уюта приведут тебя в порядок. И вот еще, наш главнокомандующий стар, хотя хочет казаться крепким. Но годы отнимают у него силу. Он скоро уйдет на покой. Я думаю тебя поставить на место туртана. Что там посулы Тушратты! Под твоим командованием будет вся армия Ашшура. Представляешь, какая силища!
- Великий, я не знаю, как благодарить тебя за щедрость, - Алунита вздохнул, - но не надо мне этого. В твоем войске есть воины более достойные.
- Надо! – почти крикнул Ашшурбалит и часто задышал от гнева. – Никуда ты не уйдешь из Ассирии. Будешь делать, то, что я повелю. Прикажу быть туртаном – будешь. Другой бы ползал в ногах, вымаливая эту должность. Ты мне нужен, чтобы завоевать Вавилон и Митанни. Ты должен мне помочь вернуть Золотые Ворота Ашшура, увезенные в Вашшукканни Сауссадаттаром. В пророчестве сказано: как только их повесят на место, так кончатся бедствия Ассирии. Ты разобьешь хурритов, а если понадобится, то и Суппилулиуму. Не опускай глаза! Сколько у тебя телохранителей? Четыре. Я дам тебе еще десять, из своих, самых надежных. Они тебя сохранят от меча и от стрелы, но если вздумаешь бежать, - глаза Ашшурбалита коварно сузились в змеиные щелки, - они же тебя и прикончат.
Аллунита вскинул взор.
- Ты мне уж не доверяешь, ишшакум?
Ашшурбалит изменился в лице. На смену злости пришла растерянность. Сам даже не заметил, как далеко зашел в гневе. Он попытался исправить оплошность:
- Прости. Я бываю груб с тобой. Я со всеми бываю груб…
Ашшурбалит потупил взор, о чем-то размышляя. Глухим голосом он продолжил:
- Твой отец был мне верным слугой. Нет, больше – он был мне другом. Настоящим другом. Мы с ним охотились на львов в одной колеснице. Во время сражений он прикрывал меня щитом. Жаль его. Бог Ашшур отнял у меня преданного товарища. – Правитель горестно вздохнул, затем решительно вскинул голову. – Хорошо! Слушай. Как только ты поможешь мне расквитаться с Митанни и заполучить обратно Ворота Ашшура, я отпущу тебя в Хатти.
Алунита не верил собственным ушам.
- Я сделаю невозможное для тебя, Великий!
- Погоди же. После войны всегда наступает затишье. Я намерен в это время отправить торговцев в Каниш к Суппилулиуме. Раньше в Канише существовало большое поселение ассирийских тамкар. Надо восстановить торговлю. Тебя я назначу старшим. Ты сможешь еще больше разбогатеть, заодно поищешь свою родню. – Ашшурбалит остановился, чтобы перевести дух, но, увидев, что Алунита готов рассыпаться в благодарностях, опередил его. – Но учти: ты останешься ассирийским воином и моим верным подданным. Если я позову, ты должен немедленно лететь на крыльях орла в Ашшур.
- О, благодетель! Я не знаю доли лучшей! – выпалил Алунита.
- До чего ты глуп, - пробормотал Ашшурбалит. – Не для торговли я тебя пошлю, для наблюдения. И еще одно условие: ты должен перед этим жениться и родить мне настоящих воинов, которые продолжили бы твой род. Как не тяжело это для тебя – сменишь имя. Оно мне не нравится. Не спорь!
Алунита опустил глаза и молчал.
- Вот и хорошо! Теперь, иди. Отдохни с дороги. Я не буду тебя беспокоить три дня. А после, готовься в поход. Пойдешь через месяц на границу с Хурри. А мне надо подготовить ответ Тушратте.
Алунита с поклоном удалился. К Ашшурбалиту гордой уверенной походкой подошел его сын Эллиянаррари.
- Великий правитель, ты всегда слишком много времени уделяешь этому хетту. Сановники открыто не смеют выражать свое неудовольствие, но в душе они возмущаются.
- Придержи свой глупый язычок, - оборвал его Ашшурбалит. – Он такой же ассириец, как и ты. Если хочешь стать мудрым правителем, не имей привычку повторять то, что болтают между собой грязные торговцы,
- Хорошо, я буду повторят слова вельмож, – дерзко ответил юноша. – Они говорят, что ты больше всех его любишь.
- Больше всех я люблю тебя, сын мой, - возразил жестко Ашшурбалит. – Здесь дело не в любви. Никогда не верь чиновникам, у которых в сердцах полно желчи. Их устами говорит алчность, а не разум. Слушай отца. В будущем, когда я покину сей мир и окажусь в царстве Ашшура, Аллунита будет твоей надежной опорой. Если все сановники, и вообще весь свет ополчится против тебя, и некому будет встать на защиту, Алунита всегда закроет тебя грудью.
- Если он такой верный и честный, почему же до сих пор командует только тысячей? – недоверчиво спросил Эллиянаррари.
- Всему есть свое время. Хорошую собаку можно закормить, и она станет ленивой, - поучительно ответил правитель и добавил: - Но я знаю точно, что он никогда не захочет залезть на престол и никому не позволит этого сделать. А все те, кто окружают меня - выходцы из древних родов, с великими предками... – Ашшурбалит вздохнул. - Большинство этих льстивых рож спят и видят себя на троне.
- Отец, ты говоришь страшные слова, - призадумался юноша.
- Привыкай. Хочешь быть у власти – не доверяй никому. Вот, подумай: правитель Та-Кемет попросил к себе в охрану моих воинов; у правителя Вавилона телохранителями служат касситы, покой Тушратты охраняют воины Куши. Алунита чужих кровей. Сановники его недолюбливают, потому что боятся. Когда я его поставлю туртаном, то не буду опасаться за твою жизнь.
- Почему же ты сейчас кричал на него?
- Кричал..? Львенка можно принести домой из пустыни и вырастить ручным. Но если он хоть раз услышит грозный глас своих сородичей, то его ничем не удержать, - вздохнул правитель.
4
Огненная колесница Бога Солнца с каждым днем все быстрее проносилась по небу. Из-за гор по ночам наведывались холодные ветра, принося ледяное дыхание скорой зимы. Золотые колосья уже скосили, и черные проплешины полей смотрелись уныло. Природа желтела и краснела, чтобы сверкнуть напоследок красотой и умереть до нового тепла.
Хемиша сопровождал в столицу обоз с продовольствием из Верхней страны. Урожай собрали на редкость богатый, не то, что в прошлые годы. Волы еле тащили телеги, доверху нагруженные зерном, тюки с тонкой овечьей шерстью и выделанной кожей. Следом гнали разжиревшие стада быков и баранов.
Вождь Хауси все время сновал вдоль каравана, торопя погонщиков. Ему хотелось поспеть в столицу к празднику Нунтариясхе. Сыновья Улия и Барбиша помогали отцу. Они появлялись то в конце длинного каравана, то в начале, выполняя поручения Хемиши. Наконец показался великий город Хаттуса. К Львиным воротам не пробиться. На сто шагов дорога запружена телегами. В Ворота Лабарны пропускают только возы с рудой и металлом. У третьих ворот столпотворение торговцев. Мен вели уже за пределами города. Торговые площади забиты до отказа. Телепурии со всех городов и поселений везли в Хаттусу зерно и фрукты, чечевицу, шерсть и кожу, гнали скот. Повозки с рудой перегоняли в специальное хранилище под охраной. Столица бурлила. Так всегда случалось перед великим праздником урожая Нутарияской. Но в этот раз творилось что-то невообразимое.
Старший казначей приказал разворачивать караван в ближайший город. В Хаттусе все амбары набиты доверху. Усталые писцы дотошно пересчитали все добро, записали подсчет на глиняных табличках и передали казначеям. Погонщики направили повозки к северу от Хаттусы.
Хемише сдал полномочия старшему погонщику. Словно гора с плеч упала! Он тут же направился к Фазаруке. Верхом в город не проехать. Коней оставили в ближайшем поселении и, уже пешими, вошли в бурлящий город.
Двухэтажный дом за каменным прочным забором. Резные ворота – как не узнать дом Фазаруки. Но привратник сказал, что жезлоносца вызвал правитель. Хемиша с сыновьями направился к Южной цитадели. В халентуве сказали, что жезлоносец у правителя с докладом. Хемиша решил дождаться его в городе. Во дворце творилась такая же суматоха, что и в нижнем городе. Чего туда соваться?
Фазарука покинул цитадель только после полудня. Он с озабоченным видом шагал вниз по ступенькам. Следом семенили писцы с глиняными табличками и палочками для письма. Увидев горца, жезлоносец бросился к нему и долго не выпускал из объятий. Затем, друзья решили сходить куда-нибудь повеселиться. Заодно позвали с собой Цулу.
Они выбрали дом богатого торговца. Хозяин славился добрым вином. Здесь собралось много народа, жаждущего выпить по чаше веселящего виноградного сока или пальмового вина. Тут же на кухне варили пиво, пекли лепешки и жарили мясо на каменных жаровнях.
Возле входа сидели нищие бродяги в грязных лохмотьях. Несчастные пили из треснутых глиняных кружек дешевую кислятину и закусывали объедками, которые им выносили невольники, служившие у торговца.
В самом дворе за длинными деревянными столами сидели горожане и залетные торговцы, воины с суровыми лицами и смуглые пастухи. Все о чем-то громко и оживленно беседовали, некоторые, выпив изрядно, затягивали песни. Глубже в саду стояли круглые столики, предназначенные для богатых гостей.
Сам хозяин, раздобревший круглый финикиец бросился встречать Фазаруку, Цулу и Хемишу с сыновьями. Лицо его расплылось в широченную улыбку. Он долго кланялся, затем отвел гостей в сад и усадил под раскидистой яблоней. С дерева свисали спелые красные плоды. Тут же появились серебряные начищенные кубки, вазы с фруктами, лепешки с хрустящей сарамой и кувшин с лучшим вином. Прозрачная рубиновая струйка весело полилась, заставляя звенеть серебряные кубки. Подошел невольник с жертвенным сосудом. Гости совершили возлияние и произнесли молитву. Цула предложил выпить за здоровье и счастье великого лабарны Суппилулиумы. Все осушили кубки до дна. После завели неспешный разговор, вспоминая былые походы и жаркие сражения. Цула бросил взгляд на Улию и Барбишу, невзначай сказал:
-У тебя хорошие сыновья. Из них вырастут великие воины. Мне в походе не так спокойно было с сотней мешедей, как с ними. Младшего Барбишу обязательно оставь в Хаттусе. Пусть воспитывается среди сыновей дворца. Да и старшего я бы взял в охрану солнцеликого.
- Барбишу оставлю. По горам набегался, пора науки познавать. А у старшего иная судьба, - возразил Хемиша. – Я когда-нибудь состарюсь и не смогу больше водить в походы лихих всадников. Тогда он меня сменит. Верно, Улия?
- Правда, отец. Я постараюсь быть достойным воином нашего рода, - искренне заверил юноша. Но, по печальному лицу было видно, что сейчас он думал о чем-то другом.
-Какой невеселый нынче Улия, - заметил Фазарука. – Взор его совсем погас. Во время похода глаза блестели, словно крупные алмазы, а сейчас больше походят на выцветшую морскую гальку. Послушай, Хемиша, если хочешь из сына сделать хорошего телепурия, обязательно жени его.
- Надо, - согласился Хемиша. – У нас в горах много хорошеньких девушек, которые родили бы ему крепких сыновей. Есть невесты из знатных родов, с огромным приданным.
- Так в чем же дело стало! – обрадовался Фазарука. – Нет лучше времени для свадьбы, чем на празднике Нунтариясхи.
- Было бы отлично. – Хемиша помрачнел и с упреком поглядел на сына. – Да он сохнет по девчонке из свиты таваннанны. Сегодня я ее видел в халентуве. Заметила Улию - так сразу слезы ручьями. А у него, смотрите, женское колечко на мизинце.
Улия налился краской и спрятал руку с кольцом под стол.
- Не стесняйся, - подбодрил его Цула. – Скажи нам, кто разжег пламя в твоем сердце? Ничего, что она из свиты таваннанны. За такого героя любой отец с радостью отдаст дочь.
- Не приставай к парню, - оборвал его Фазарука и сочувственно добавил: - Я догадываюсь, кто лишил его сна – юная Асмуникал. Она стройна как лань и красива, словно распустившийся цветок. Не так ли, Улия?
Юноша покраснел еще гуще.
- Так это дочь повара Судхабии – презренного лувийца, - нахмурил брови Цула.
- Она, - подтвердил Фазарука, - его младшая и самая прелестная дочь.
- Тогда, Улия, забудь про нее, - безнадежно махнул рукой Цула и громко стукнул по столу пустой чашей.
Хозяин, с перекошенным от страха лицом, рысцой подбежал к их столу и дрожащим голосом спросил:
- Великий гость чем-то недоволен?
- Недоволен, - прорычал великан. – Хоть молодое вино у тебя чудесное, но я не привык пить кислятину. Принеси мне выдержанного, да чтоб весь кувшин мхом порос.
- Слушаюсь, мой господин, - залебезил торговец.
- Еще пришли сюда музыкантов и танцовщиц, - приказал ему, в свою очередь, Фазарука. – Мы к тебе пришли веселиться, а не напиваться.
- Будет исполнено, - горячо заверил их торговец и умчался за вином.
- Расскажи, почему мне надо забыть Асмуникал? – несмело попросил Улия у Цулы. - Ее отец жаден, я знаю. Но если ему заплатить хороший выкуп, разве он устоит?
- Вот пристал, - рассмеялся Фазарука. – Видно, сильно присох парень. Погляди вокруг: мало ли красивых девушек?
- У меня есть племянник, сын старшего брата, - начал Цула. – Сейчас он служит телепурием в маленьком городке вблизи Киццуватны. Когда он был еще незрелым подростком, и сражался со сверстниками деревянным мечом, этот самый Судхабия, отец Асмуникал, служил мелким сборщиком зерна. У него росло пять хорошеньких дочерей. Младшую звали Асмуникал. Старшие дочери уже достигли возраста невест, но хитрый лувиец отвергал все предложения. Да и кто к нему сватался? Такие же мелкие чиновники. Судьба свела Судхабию и моего старшего брата. Тот тогда занимался сбором податей. Презренный лувиец стал подлизываться к нему: присылал жене брата подарки, на праздники приглашал в свой дом. Он восхвалял моего племянника. Говорил, что ему будет прекрасная пара его младшая дочь. Мой брат – человек открытый и доверчивый - поддался на лесть и составил с Судхабией брачный договор, даже внес большой выкуп за невесту. Осталось ждать, когда дети подрастут, и тогда их можно будет соединить перед Богами узами брака.
Вскоре об этом договоре стало известно по всей Хатти. Еще бы, - мелкий сборщик зерна сосватал дочь за племянника старшего над мешедями лабарны. Мы с братом даже не думали, что этот негодяй хочет с помощью своих детей пробиться вверх, а не добиться места честным трудом.
- Да, - продолжал Цула, отхлебывая из чаши вина. – Он был мелким сборщиком зерна. Блоха, которую можно раздавить одним щелчком. Но брачный договор поднял его в глазах знати. Он выдал всех старших дочерей за знатных людей с титулами. Все зятья имели положение при лабарне. Презренный лувиец влез, втесался со своей немытой рожей в Великий Род. Все новоприобретенные родственники принялись усиленно продвигать его по службе. И я, дурак, старался. Вывел его в повара лабарны. Так этот наглец задумал выдать младшую дочь Асмуникал не за моего племянника, а за лабарну Суппилулиуму. Да будет наш правитель здоров и счастлив.
Брачный договор Судхабия расторг. Выплатил, как полагается, выкуп в двойном размере. Я тогда сильно разозлился, хорошенько намял ему бока. Чуть не убил. Но этот наглый упрямец стоял на своем. Так презренный лувиец опозорил моего брата. Со своей обидой я пришел к лабарне и пожаловался ему. Восхваляю мудрость и благородство повелителя! Он пообещал, что никогда не женится на дочери повара. А если Судхабия такой нечестный, то будет изгнан из халентувы. Суппилулиума прогнал бы этого наглеца, но родственники Судхабии остудили гнев правителя. Сейчас этот подлец подмазывается к женам Суппилулиумы и к самой таваннанне. Он хочет, чтобы таваннанна уговорила лабарну взять Асмуникал в жены.
- Что ж мне теперь делать? – Улия схватился за голову.
- Не умрешь, если подыщешь невесту в родных горах. У нас девушки ничем не хуже, - рассердился Хемиша.
- Да, тебе с Судхабией не договориться, - покачал головой Цула. - Уж если он что вбил в свою тупую башку – обратно не выбить. Скорее дочь придушит, чем откажется стать родственником лабарны.
- Послушайте, друзья! Зачем договариваться с этим скупердяем? Надо просто украсть невесту, - предложил находчивый Фазарука. – В наше время женихи нередко крадут возлюбленных. Лишь всего-навсего – не получишь приданного. Зато и выкуп платить не надо. Покаешься перед Богами, принесешь в жертву годовалого бычка – и Всемогущие простят.
- Я так и сделаю! – обрадовался Улия. Свет надежды вспыхнул в глазах юноши, взгляд прояснился, лицо ожило.
- Не вздумай, мальчишка! – гневно прикрикнул Хемиша. – Это тебе не пастушка какая-нибудь, а дочь дворца из свиты самой таваннанны. Не из хижины надо красть, а из халентувы. Тебе любой ее родственник шею свернет. Они боялись тебя трогать, когда халентуву горцы охраняли, терпели твои ухаживания. Теперь, если ты еще раз к ней подойдешь - прирежут, как глупого барана и выкинут в реку.
- Надо поговорить с самой таваннанной, - не унимался захмелевший Фазарука, продолжая давать мудрые советы. – Не ругай парня. Воин он или кусок женской хасгалы. Если что - мы с Цулой поможем.
- Верно! – подтвердил Цула.
- Да вы совсем сдурели! – рассердился Хемиша. – Думаете, таваннанна поможет украсть девушку из свиты? Крадут бедняки, которым нечем заплатить выкуп, да и то по согласию родителей.
- Я сам поговорю с звездоподобной и украду Асмуникал. – решительно произнес Улия и встал. – Разреши, отец!
- Не мешай сыну обрести счастье, - поддержали юношу Цула и Фазарука.
- Как знаешь, - сдался Хемиша. – Но если Судхабия со своими слугами надает тебе по шее, я тебе нос вытирать не буду.
- Пусть только попробует, и я ему отрежу уши, - огрызнулся Улия, поклонился всем и быстро ушел.
Барбиша также собрался уйти.
- Ты хоть не лезь в это дело! – попросил Хемиша.
- Но он же мой брат, и рассчитывает на мою помощь. – Возразил Барбиша. – Как я могу предать брата? Это не по закону гор. Тем более, я знаю в халентуве все тайные ходы, а многие мешеди – мои друзья.
- Не слишком ли много я вам даю свободы? – воспламенился Хемиша. – Другие отцы детей держат в строгости.
- Отец, мы тебя любим и уважаем – Еникей тому свидетель, - оправдывался Барбиша, в почтении склонив голову. – Но нельзя идти против воли великой матери Сауски. Улия и Асмуникал любят друг друга. Если Боги позволят их разъединить, то две жизни на этой земле останутся несчастными. Великая мать Сауска не простит.
- Во, наговорил, - насупился Хемиша. – Причем тут юношеская дурь и Великая мать Сауска?
-Но, отец, - Барбиша решил зайти с другой стороны, - Асмуникал самая красивая и самая добрая девушка во вселенной. Когда я был ране, она ухаживала за мной: поила отварами, промывала рану. У нее очень нежные руки, как крылышки птички.
-Вы оба совсем потеряли голову из-за этого цыпленка, - гневался Хемиша. – Отца вы кое-как уговорили. Но что скажет мать?
- А мама обо всем знает. – Барбиша ехидно улыбнулся. – Не сердись. Разреши Улии привести невесту в дом.
- Разреши! Разве не ведешь, как парень страдает. Он настоящий воин и поступает, как мужчина, - навалились на него Цула и Фазарука.
- Пусть будет так, - сдался Хемиша. – Но если Еникей разгневается, и Асмуникал не принесет ему сына, - Улия не станет во главе племен Хауси. Так ему и передай.
- Я понял тебя, отец! – обрадовался Барбиша и побежал вслед за братом.
Хемиша хмуро уставился на дно кубка. Цула понимающе похлопал его по плечу. Фазарука решил разрядить обстановку.
- Хотите, я вам расскажу интересный случай? – оживленно спросил он.
- Давай, - нехотя согласился Цула.
- Хемиша. Ты помнишь, как мы прорывались из западни, расставленной митаннийцами. Меня везли связанного в повозке. Вы с Тоопекой прикинулись табунщиками, а твои воин дерзко напали из засады.
- Припоминаю, - ответил Хемиша, - но что в этом было интересного.
- Помнишь, ты кинулся ко мне на помощь, а я в то время уже успел освободиться от пут и прикончить охранников.
- Да, и это припоминаю. Я даже немного удивился твоей ловкостью.
- А все потому, - хитро улыбнулся Фазарука, - что один ассириец подарил мне кинжал.
- Каким же образом? – удивился Цула.
- На пиру у Тушратты. – объяснил Фазарука. – Митаннийцы праздновали победу. Меня, как почетного пленника, усадили перед входом в пиршественный зал и кормили объедками. Тогда прибыла конная тысяча Ашшурбалита. Их командующий в золоченых латах предстал перед Тушраттой. Его осмеяли за то, что он явился слишком поздно. Когда ассириец выходил, то остановился возле меня и что-то спросил - что, я уже не помню – а затем незаметно сунул мне нож.
-Ты говоришь: ассириец? Командующий тысячей всадников? – Хемиша сверлил Фазаруку горящим взглядом. – Ты его хорошо разглядел?
- Я, даже, не посмотрел на него. Какое мне дело до них. Они веселились, а я готовился к смерти. Да и лицо ассирийца скрывала полумаска. Но за нож я ему благодарен. Если еще раз встречу - назову братом.
- Вспомни, о чем он тебя спрашивал, - умолял Хемиша.
- Вспомни! Легко сказать. Что-то… - Фазарука от удивления сам чуть не свалился со скамейки. – Постой же! Он спросил про племена Хауси.
- Ну! – взревел Хемиша. – Где нож!
- Я ношу его с собой. – Фазарука вынул из-за пояса тонкий кинжал и положил его на стол. Обыкновенный бронзовый нож с обоюдоострым лезвием. Ножны с незатейливым узором. Костяная рукоять с головой оленя. Хемиша дрожащими руками положил на стол другой точь-в-точь такой же кинжал.
- Что это? – в один голос воскликнули Цула и Фазарука.
- Это кинжал моего брата, - сквозь стиснутые зубы ответил Хемиша. Он еле себя сдерживал, чтоб не разрыдаться, как ребенок.
- Но то был ассирийский воин в высоком чине, - возразил Фазарука. - У него все доспехи украшали позолоченные пластины.
- Это он, - твердо повторил Хемиша. – Вот здесь на лезвии, - он обнажил кинжал, - видите, еле заметная надпись. Она гласит: «Аллунита, сын племени Хауси. Мне покровительствует Еникей».
- Значит, твой брат жив! Ты должен радоваться, а в твоих глазах слезы, - удивился Цула.
- Он отдал кинжал, - горестно произнес Хемиша. – Он знал, что рано или поздно кинжал попадет в мои руки. Аллунита грустит о родине. Тоска невыносимая. Если воин Хауси расстался с кинжалом или с поясом Еникея, значит – он готовится к смерти.
- Да что ты такое говоришь! – возмутился Фазарука.
- Это так. У каждого воина Хауси есть кинжал, пояс и амулет из черного камня. Воин носит все это с самого рождения. Если что-нибудь утеряешь - Еникей наказывает смертью.
5
Наутро вершины Бычьих гор поседели от снега. В тот же день Старший кантикини объявил начало праздника Нунтариясхи. Хатти зашумела, радуясь наступлению последнего праздника лета. Ведь скоро начнутся холода, и потянутся однообразные короткие хмурые дни и длинные вечера.
Последний праздник теплого сезона справляли особенно пышно и весело. В первый день длинная разукрашенная процессия выехала из Хаттусы и направилась в город Катабе. Там состоялось праздничное Большое Собрание и великолепный пир. На следующий день старший сын Суппилулиумы, он же наследник престола, Арнуванда совершил долгий ритуал для хаттского божества защиты Цитхаррии. Он принес ему щедрые дары полей и садов, а так же многочисленные жертвы: быков, баранов, птиц. Третий день вся Хатти совершала обряды с жертвоприношениями для Бога Грозы. Вечером Арнуванда отправился с символом Цитхаррия в долгую поездку к городу Хакмару, а оттуда в город Татасуну.
На четвертый день с восходом Бога Солнца лабарна и таваннанна в сопровождении знати оправились вдоль излучины великой реки Марассантии по городам: Тахурна, Арина, Татисга, Харан, Цапланда, Катепу. В каждом городе проходили праздничные богослужения и веселые пиры. До самого утра не смолкала музыка. Землепашцы и пастухи, покончив с делами, стекались в города, чтобы присоединиться к веселью и воздать должное Богам. Из Катепу путь правителя лежал обратно в Хаттусу.
Солнце клонилось к западу, перекрашивая горы в оранжевые и красные нежные тона. Усталые кони еле плелись. Цветы, украшавшие повозки, завяли от жары. Сановники дремали в колесницах. Ни у кого не осталось сил и желания веселиться после столь продолжительных праздников.
- Я устала от дороги, - пожаловалась Фыракдыне лабарне, - и девочки мои утомились.
- Выпей немного охлажденного вина. Оно прибавит силы, - предложил Суппилулиума. – К ночи будем в Хаттусе.
- Я за праздники столько его перепробовала, что теперь смотреть не могу без отвращения на чаши и кувшины, - ответила таваннанна, обиженно надув губы.
- Хочешь, я прикажу остановиться. Мы разобьем лагерь возле дороги. А утром продолжим путь.
- Пожалуй, из-за моего каприза не стоит останавливаться. – Таваннанна устало закатила глаза. – Лучше отпусти меня к реке искупаться. Вечер жаркий. Я обмою уставшее тело в живительных струях Марассантии. Великая река восстановит мои силы.
- Хорошо. Но не долго, - разрешил Суппилулиума. – Солнце скоро сядет. После заката не купайся, иначе разгневаешь речных духов.
- Я очень быстро, - пообещала таваннанна. Она пересела в легкую колесницу. – Не останавливайтесь. Я вас догоню.
Четверка стройных высоких лошадей быстро понесла колесницу к реке. За ней последовали еще несколько повозок со свитой таваннанны и ее мешедями. Высокая пожелтевшая трава расступилась, и впереди показалась голубая манящая гладь широкой реки. Повеяло прохладой. Запахло тиной. Копыта коней увязли в мягком белом песке. Из густых камышей выпорхнула испуганная птица.
Таваннанна выбрала удобное место для купания: кусок песчаного берега, со всех сторон окруженный высокой травой и зарослями камыша. Мешеди расположились широким полукругом и внимательно следили за тем, чтобы ни зверь, ни птица не помешали правительнице наслаждаться.
Фыракдыне с удовольствием скинула отяжелевшую за день хасгалу, сняла массивные браслеты и украшения, оставаясь совершенно нагой. Ее прекрасное сильное тело задрожало от сладостной истомы, почувствовав свободу. Легко ступая босыми ногами по теплому песку, она вошла в прозрачную прохладную воду. Возле ног тенью метнулись в разные стороны маленькие рыбки. Фыракдыне, затаив дыхание, легла на воду и заскользила вперед.
На нее вдруг нахлынули воспоминания о далеком радостном детстве, когда она была маленькой черноглазой тоненькой девчушкой. Ее все любили. Отец, могучий воин, покупал ей дорогие хасгалы и разноцветные накидки, приносил из далеких походов украшения. Мама в ней души не чаяла. Мама должна была больше любить братьев. Девочки в семье – обуза. Мальчики – вот будущие кормильцы и продолжатели рода. Но почему-то к маленькой Фыракдыне все относились по-другому, не как к обузе. Ее почти никогда не наказывали за шалости и частенько баловали сладостями.
Ей до безумия нравилось купаться в речке на закате. Летом она часто выскальзывала из дома, обхитрив бдительных служанок, бежала за город, забиралась в камыши и плавала. Мать гневалась: нельзя купаться вечером и сердить речных духов. Когда-нибудь они утащат тебя на дно. Странно, но маленькая Фыракдыне никого не боялась. А вода вечером в реке такая теплая и ласковая, словно руки матери, бережно держащие ребенка.
Девушки из свиты таваннанны скинули хасгалы и бросились в воду. Им тоже не терпелось искупаться после утомительной дороге, несносной жары и едкой сухой пыли. Они плескались и резвились. Над рекой, соловьиной трелью разливался звонкий смех.
Таваннанна с сожалением заметила, как огненный шар прячется за горы. Фыракдыне неохотно вышла из воды, подставляя тело ласковому ветру. Девушки обтерли ее мягкой тканью и надели чистую хубику. Она взошла в колесницу. Возничий щелкнул плетью, и кони потихоньку побрели по песку.
Вдруг в зарослях залились свирепым лаем сторожевые псы, почуяв зверя. Закричали мешеди. Что-то огромное ломилось сквозь камыши. Здоровый секач выскочил на берег прямо перед колесницей правительницы. В его сером, поросшем грязной щетиной, теле торчали три пики. Кровь стекала красными струйками на песок. Кабан хрипел и мотал головой. Девушки испуганно завизжали, похватали одежду и разбежались кто куда. Кабана окружили высокие сторожевые псы, и не давали сдвинуться с места. Они злобно лаяли, брызгая слюной. Один из мешедей подскочил к зверю и рубанул секирой по хребту. Кабан испустил отчаянный предсмертный визг и рухнул на землю. Тут же псы ринулись рвать его на части.
Кони, запряженные в колесницу таваннанны, испуганно заржали и рванули с места. Возничий кувырком слетел на песок, выпустив вожжи из рук. Таваннанна в последний миг успела вцепиться в поручни повозки. Напуганные животные, почуяв свободу, и подгоняемые страхом, понесли, не разбирая дороги. Берег поднимался вверх и заканчивался крутым обрывом. Вожжи упали на дышло. Их невозможно было достать. Колесницу высоко подкидывало на ухабах. Таваннанна еле держалась. Она с ужасом почувствовала, что ее пальцы слабеют, лицо окаменело, воздуху не хватало. А кони бешено мчались прямо к обрыву. Единственное, что оставалось – спрыгнуть с колесницы, рискуя покалечиться.
Таваннанна мысленно молила богов и уже готовилась к худшему, как вдруг краем глаза заметила всадников. Они нагоняли колесницу с обеих сторон. Всадники лежали на холках коней, слившись с ними в единое целое, и пытались приблизиться к обезумевшей упряжи. Вот они поравнялись с несущимися конями. Наконец один из них ловко перепрыгнул на холку правого коня, другой, заехав немного вперед, принялся хлестать лошадей плетью по мордам, заставляя их перейти на шаг. Колесница остановилась почти на краю обрыва. Лошади упряжки ржали, били копытами землю, пытались укусить наглых всадников, но, в конце концов, почувствовали крепкую руку и успокоились.
Таваннанна не сразу пришла в себя и осознала, что избежала гибели. Она еле разжала побелевшие пальцы и распрямила спину, при этом чуть не потеряла сознание. Но все же устояла. Немного отдышавшись, она, наконец, обратила внимание на своих спасителей. Воины стояли перед ней на коленях. Один – коренастый стройный юноша с хищным горбатым носом и большими горящими темно – карими глазами. Борода и усы только начинили пробиваться на гладком лице. Другой – еще мальчик, чертами похожий на первого.
- Кому я обязана спасением? – спросила таваннанна не совсем твердым голосом.
- О звездоподобная, будь всегда счастлива и красива, - воскликнул старший. – Неужели твои сиятельные очи не узнают нас. Мы верные слуги лабарны, сыновья телепурия Верхней страны.
- Теперь вспомнила, - виновато улыбнулась таваннанна. – Сама богиня Сауска послала вас на помощь.
- Мы лишь сделали то, что нам велели Боги, - скромно ответил младший и горячо добавил: - Если бы мы не успели и допустили твою гибель, то сами бы покончили с собой.
При этом выражение лица у него было такое по-детски доверчивое, что таваннанна невольно рассмеялась. Барбиша даже покраснел от обиды.
- Встаньте же, славные воины! Ваш отец должен гордиться такими сыновьями.
Сзади послышался страшный грохот. Это мешеди на двух колесницах мчались помочь своей госпоже. Страх и ужас перекосил их лица. Они думали, что таваннанна разбилась или покалечилась. Не сносить им головы! Но, увидев свою правительницу целой и невредимой, слуги немного успокоились. Мешеди упали перед госпожой на колени и принялись лбами бить о землю и стонущими голосами молить о прощении.
- Замолчите! – прикрикнула Татухепа, как хозяйка на провинившихся псов. После взгляд ее немного смягчился. – Во время праздника грешно поднимать руку на человека. Но в следующий раз готовьте ларцы для ваших отрубленных голов. Теперь идите прочь и не стоните возле меня. Прикажите подать другую колесницу с сидением.
Мешеди вскочили и со всех ног бросились выполнять приказание. Вскоре привели легкую двухколесную повозку, запряженную парой мулов. Мешеди помогли таваннанне устроиться на сиденье с низкой спинкой.
Улия и Барбиша шли рядом с колесницей. Их кони преданно следовали за хозяевами.
- Милые юноши, - заговорила таваннанна. – Боги, конечно, мудро поступили, что послали вас спасти меня. – Брови таваннанны сердито сдвинулись. – Но скажите честно: что вас привело сюда? Уж не собирались вы поглазеть на дочерей дворца, когда те купались. Вы совершили великий грех.
- Нет, звездоподобная! – воскликнул искренне Улия. – Неужели ты думаешь, что честный воин способен на такой поступок. Боги сразу бы нас лишили зрения, и мы ходили бы по дорогам в лохмотьях, выпрашивая милостыню. Мы ехали сюда, чтобы увидеть тебя, Солнцеподобная, упасть к твоим ногам и, не смея поднять глаза, просить о снисхождении.
- А в другом месте, разве нельзя было предстать передо мной? – удивилась таваннанна. – Я никогда не отказываю верным слугам.
- Но великая, ты всегда занята, - оправдывался Барбиша. – Мешеди не пускали нас.
- Действительно, во время праздников ко мне на прием попасть не просто, - согласилась таваннанна. – Но сейчас я вас выслушаю. Говорите!
- Мне бы хотелось получить одну жемчужину из твоего ожерелья, - дрожащим от волнения голосом начал Улия.
- И всего-то? – удивилась таваннанна. Она сняла с высокой гибкой шеи нить искрящегося крупного жемчуга и протянула юноше. – Выбирай любую. Или хочешь – возьми все ожерелье.
Улия поцеловал руку правительницы, но украшение не взял. Его уши стали красными. На щеках загорелся румянец.
- Прости великая, но не об этой жемчужине я говорю. Зачем мне мертвый камень.
Таваннанна, поняв, в чем дело, кивнула головой. Глаза ее хитро прищурились.
- Я знаю, о ком ты говоришь. От меня ничего не скроешь. Ты давно приглядываешься к Асмуникал, дочери повара Судхабии. То-то я вижу знакомое колечко на твоем мизинце.
- Да, солнцеликая, ты всегда можешь угадать мысли смертных.
- Но зачем же ко мне пришел? – снова удивилась правительница. – У нее есть отец. Он решает судьбу дочери. Заплати ему хороший выкуп. А я, так и быть, отпущу девушку из свиты. Хотя, мне и жалко расставаться с ней. Она очень умная, веселая и красивая. Вышивает тонко-тонко, и ниточку прядет, тоньше всех. А как чудесно поет – заслушаешься! Я думаю, такой смелый воин, как ты, достоин взять ее себе в дом.
- Благодарю, мудрейшая, - поклонился Улия. – Я с радостью бы отдал повару Судхабии все, что имею. Упал бы перед ним на колени и молил до тех пор, пока он не даст согласия. Но Судхабия готовит иную судьбу для дочери.
- Я об этом ничего не слышала, - призналась таваннанна. – И какой жребий ее ожидает.
- Он хочет выдать ее за лабарну.
Тонкие брови Фыракдыне удивленно поползли вверх.
- Вот наглец! – рассмеялась она. – Теперь я поняла, почему Судхабия увивается вокруг меня. Неужели этот осел думает, что Суппилулиуме недостаточно девяти жен, и солнцеликому больше нечего делать, как только жениться, да еще на четырнадцатилетней девочке. Да как он посмел даже предположить такое. Я люблю Асмуникал, как дочь, а он… - Фыракдыне резко остановила мулов.
- Но это действительно так, - горячо подтвердил Улия, чувствуя, что Фыракдыне становится на его сторону.
- Но, - задумалась Фыракдыне. – Если Суппилулиума согласится на его уговоры, да еще родственники надавят, тогда даже я не смогу противиться воле правителя. Ты хочешь, чтобы я поговорила с Судхабией?
- Нет! Не смею просить о таком у великой женщины Хатти, - испугался Улия.
- Тогда что?
- Разреши мне ее украсть, - бледнея, выпалил Улия.
- Что?! – Татухепа нахмурилась и хлестнула Улию плеткой по спине. – Украсть? И с этим ты пришел ко мне? Воруют невест юноши, у которых за душой ничего нет. Они воруют, чтобы не платить выкуп. Достоин ли будет такой поступок сына телепурия? А что на это скажет лабарна? Ты подумал?
- Но великая! – взмолился Улия. – Воровать невест – древний хеттский обычай. К тому же у меня нет другого выхода. Повар упрям. Если даже великий лабарна Суппилулиума не согласится взять в жены его дочь, он будет настаивать на том, чтобы выдать ее за Арнуванду или за Мурсили – старших сыновей лабарны.
Таваннанна задумалась, потом крикнула мешедям:
- Позовите Асмуникал!
- Их догнала колесница, разукрашенная цветами и разноцветными лентами. Из повозки выпорхнула стройная девушка. Она поправила на ходу хасгалу небесного цвета, легко подбежала к таваннанне и склонила голову, сложив руки на груди.
- Вы звали меня, госпожа, - прощебетала она тонким нежным голоском.
Таваннанна ласково погладила ее по голове. Фыракдыне, как и все женщины, очень хотела иметь красивую дочь, но у правительницы рождались только сыновья. Да и тех воспитывали наставники – старые закаленные воины и мудрые жрецы. Ей предоставляли только дочерей дворца - дочерей знатных вельмож из Великого Рода. Поэтому Татухепа всю любовь свою перенесла на Асмуникал. Таваннанне очень нравилось ее красивое гладкое личико с большими карими глазами и нежными пухлыми губками. Острый подбородок делал лицо немного вытянутым, но розовые щечки с ямочками, когда она улыбалась застенчивой обворожительной улыбкой, скрывали этот недостаток. Из всех девушек, у Асмуникал, была самая тонкая талия и самые длинные ноги. Таваннанна часто глядя на свою воспитанницу, вспоминала себя такой же юной. Только характер у Асмуникал был спокойный и кроткий. Чувствовалась лувийская кровь. Хетты и особенно хурриты вспыльчивые и горячие, а лувийцы всегда спокойные.
- Я звала тебя, птичка моя, спросить: цело ли твое горячее сердце?
- Мое сердце и душа всегда принадлежит вам, моя госпожа, - не задумываясь, ответила девушка.
- Спасибо, - Фыракдыне одарила девушку улыбкой, полной любви и нежности. – А куда делось твое золотое колечко?
Асмуникал залилась краской. Ее глаза беспокойно забегали. Она заметила Улию, испугано воскликнула и закрыла лицо полупрозрачной головной накидкой.
- Не дрожи, - пожалела ее таваннанна. – Я знаю все твои сердечные тайны. Признайся мне: любишь ли этого юношу? Не красней же! Отвечай. Он мне верный слуга. Я ему многим обязана.
Асмуникал подошла еще ближе к таваннанне и уткнулась лицом в складки ее длинной хубики.
- Да, госпожа, - сквозь слезы стыда еле слышно произнесла она.
- Согласилась бы ты перед Богами стать его верной женой?
- Согласилась, - еще тише ответила девушка.
- А если надо пойти против воли отца? – допытывалась Фыракдыне.
- Я боюсь отца, - со страхом призналась Асмуникал.
- Отцов надо бояться и уважать, - согласилась Фыракдыне. – Ну, а все же?
Бедная Асмуникал не знала, что сказать. Слезы вновь сверкающими капельками показались на глазах.
- Смелее! – подбадривала ее таваннанна. – Вспомни, как я тебя учила: говори все, что на сердце, и Боги тебя поддержат. Страх унижает и губит человека. У дочерей дворца два оружия: острый кинжал и честное смелое сердце.
Асмуникал вытерла слезы краем головной накидки и улыбнулась детской чистой улыбкой. Ямочки заиграли на розовых щеках.
- Пойду против воли отца! – лицо ее стало серьезным. – И пусть Боги меня рассудят, - как можно тверже закончила она.
- Тогда слушай меня внимательно, моя маленькая пташка. Я бы очень хотела видеть тебя счастливой! Так, как отца не уговорить, этот юноша решил тебя украсть. Но что ты задрожала?
- Мне страшно. Ведь если не удастся сбежать, родственники убьют меня.
- Пусть только попробуют тронуть хоть волосок на твоей голове, - возмутилась Татухепа.
- Нет, не губи их тогда. Ведь они вправе наказать меня и тем самым смыть позор с нашего рода.
- У тебя доброе сердце. Но пока я жива, дочь дворца никто не посмеет обидеть, - успокоила ее таваннанна. – Я была еще моложе тебя, когда один красивый черноглазый юноша решил меня украсть.
- Правда! – воскликнули удивленно все трое слушателей.
- Да, но это было так давно. – Взгляд таваннанны затуманился. На губах заиграла чуть заметная улыбка. – Мне исполнилось всего двенадцать. И я согласилась. Так хотелось, чтоб меня не выкупали, словно овцу на базаре, а дерзко украли среди ночи и увезли на быстром коне, сжимая в крепких объятиях.
- Ну и как? – сорвалось у чрезмерно любопытного Барбиша. Он слушал раскрыв рот, и давно забыл, что перед ним великая правительница.
- Никак, - Фыракдыне горько усмехнулась. – Наш заговор раскрыли. Меня заперли на три месяца в храм Вурусему в Арине и кормили только хлебом и водой, заставляя часами замаливать грех. А смелого черноглазого юношу высекли и отправили подальше, телепурием в Куссару.
- Добрая госпожа, неужели ты так несчастна, - пожалела ее Асмуникал. – И вы больше ни разу не виделись?
- Почему же! – Таваннанна озорно поглядела на свою любимицу. – Я вижу его, чуть ли не каждый день. Это лабарна Суппилулиума! – ответила Фыракдыне и рассмеялась, увидев, как у всех от удивления округлились глаза.
- Лабарна Суппилулиума? – с сомнением произнес Барбиша. – Я в это никогда не поверю.
- А тебя никто и не заставляет верить. Ты думаешь, он всю жизнь был степенным и мудрым правителем?
- Таваннанна Фыракдыне! – послышался издалека голос стражника.
Уже спустились густые сумерки. Колесница таваннанны выбралась на дорогу. Впереди горела цепочка огней. Лабарна приказал выстроиться мешедям с факелами по обочине, чтобы Фыракдыне не заблудилась в темноте.
Стражники преградили дорогу.
- Кто такие? Зачем идете?
- Я сын телепурия Верхней страны Улия. А это мой брат Барбиша. Звездоподобная ждет нас. Мы принесли разноцветную шерсть, крашенную лучшими красильщиками в Самухе и железные иголки для шитья, сделанные нашими ювелирами.
Появился старший мешедь таваннанны, оглядел братьев с головы до ног и разрешил пройти. Улия и Барбиша оказались на женской половине халентувы. За плечами они несли плетеные корзины с крашеной шерстью.
Некоторое время спустя к стражникам подошел полный важный вельможа в расшитой красивой одежде. На ногах его нежно поскрипывали новенькие красные сапожки с загнутыми узкими носами. На голове поблескивала золотыми нитями круглая шапочка. Черная напомаженная борода тщательно завита и уложена ровными колечками.
- Кто такой? Зачем идешь? – встретили его стражники обычными вопросами. При этом их каменные лица ничего не выражали, будь то перед ними нищий или высокий сановник.
Вельможа выкатил вперед толстую нижнюю губу и важно представился:
- Я, Судхабия, повар солнцеликого лабарны Суппилулиумы. Пришел к великой правительнице по важному делу.
Просторный круглый зал украшала лепка из алебастра. Посредине журчал фонтанчик. На низеньких скамеечках сидели жены лабарны и дочери дворца. Все занимались обычными делами: одни вышивали золотыми и серебряными нитями на дорогих тканях; другие пряли; равномерно постукивал небольшой ткацкий станок. Под сводами звучала музыка, и звонкие высокие голоса выводили грустную песню. Служанки обходили всех с подносами и предлагали фрукты.
- Звездоподобная, - отвлек ее от размышлений старший мешедь. - К тебе прибыли двое юношей с крашеной шерстью.
Таваннанна в это время занималась чтением донесений из далеких стран.
- Пусть войдут. Я их ожидаю, - разрешила Татухепа и вложила свиток папируса обратно в деревянный чехол.
Появились братья. Поставили у ног правительницы корзины с шерстью и низко поклонились. Она с видом знатока стала перебирать тонкие пряди, сама же незаметно шепнула Улии:
- Иди. Она тебя ждет.
Фыракдыне подала знак одной из девушек. Та оторвалась от вышивания и юркнула в полутемный коридор.
- Следуй за ней, - указала таваннанна.
Пройдя за провожатой по узкому проходу, Улия очутился возле низкой двери. Девушка стукнула три раза, затем скрипнула засовом, впустила Улию в комнату и шепотом произнесла:
- Я посторожу снаружи.
Язычок масляной лампадки слабо освещал крохотную комнату. В небольшом окошке, под самым потолком, проглядывал кусочек вечернего неба. Стены украшали тяжелые ковры с хеттскими и лувийскими орнаментами. Узкая кровать с резными ножками аккуратно убрана под пестрое льняное покрывало. На небольшом столике, в керамической, немного кособокой вазе стоял букет садовых цветов. Рядом лежала неоконченная вышивка. В углу низенькая скамеечка и тазик для умывания.
Улия не сразу заметил Асмуникал. Она сидела посреди комнаты на шерстяном ковре, поджав под себя ноги. Ее плечи чуть вздрагивали. Розовые щеки намокли от слез. Улия осторожно приблизился к ней, опустился на колени и поцеловал душистые черные волосы.
- Почему ты плачешь? – как можно мягче спросил юноша.
- Как не плакать, если птица должна покинуть родное гнездо и лететь неизвестно куда, - услышал он в ответ слова полные грусти.
Асмуникал заплакала еще сильнее. Улия старался утешить девушку, как мог.
- Посмотри, что я тебе принес. – Улия достал из дорожной сумки тонкий головной обруч. – Такие обручи носят все наши девушки. Видишь: черный камень в середине. Он убережет тебя от несчастья. Этот камень встречается только у нас в горах. Он обладает волшебной силой. Говорят, такие камни вылетают из под копыт божественного оленя, на котором едет Еникей.
Улия осторожно надел на голову девушки обруч. Всхлипывания потихоньку стихали.
Старший мешедь вновь подошел к таваннанне и сообщил, что к ней просится повар лабарны, почтенный Судхабия.
- Что ему нужно? – поинтересовалась таваннанна, а в глазах ее промелькнул испуг.
- Сказал: по очень важному делу, - пожал плечами мешедь
- Не пускай его, Великая! – взмолился Барбиша.
- Не могу, - беспомощно развела руками Фыракдыне. – Может быть, он пришел по поручению лабарны. Пусть войдет, - приказала она, а когда мешедь удалился, шепнула Барбише: - Беги, предупреди брата, спрячьтесь на время. Я постараюсь поскорее выпроводить Судхабию.
Барбиша бросился на поиски брата. В освещенном проеме он увидел, как старший мешедь приказывает стражником пропустить толстого Судхабию. Барбиша завертелся на месте, не зная, куда бежать. В боковом проходе заметил девушку, которая прислонила ухо к двери, пытаясь подслушивать. Она заметила несущегося Барбишу, хотела его задержать, но тот проскочил между ее рук и с грохотом растянулся на полу, до смерти напугав влюбленных.
- Улия, прячься! Сюда идет повар, - задыхаясь, выложил он.
Судхабия, действительно, не сразу направился к таваннанне, а решил заглянуть в комнату дочери. В коридоре послышались его грузные шаги и мерное поскрипывание новеньких сапог.
Выскочить незаметно братья уже не успевали. Улия, не долго думая, схватил Барбишу за шиворот и вместе с ним нырнул под кровать. Асмуникал поправила покрывало. Девушка быстро привела себя в порядок: вытерла с лица слезы, присела на скамеечку возле столика, взяла в руки иголку с нитью и сделала вид, будто занята рукоделием. Улия и Барбиша затаились, словно мыши и не смели дышать.
За дверью послышался протестующий голос стражници. Но его оборвал грубый сочный бас. За тем тяжелая рука осторожно постучалась в дверь.
- Войдите, - робко откликнулась Асмуникал.
Судхабия протиснулся в комнату. Его красные новенькие сапоги остановились прямо перед носом Улии.
- Здравствуй дочка, - приветливо сказал он и погладил своей широкой ладонью девушку по голове. Асмуникал, по обычаю, поцеловала руку отцу.
- Почему сидишь одна, скучаешь? – спросил Судхабия, не зная, с чего начать разговор.
- Мне не здоровится, - слабо ответила девушка. – Голова кружится.
- Скоро она у тебя еще больше закружится от счастья. Ты у меня станешь самая счастливая и самая богатая. Это, конечно, трудно будет уладить, но я обязательно своего добьюсь!
- О чем ты говоришь, отец?
- О твоей судьбе, - Судхабия самодовольно засопел. – Я сейчас иду к звездоподобной обговорить одно дельце: как лучше выдать тебя замуж за сына лабарны Арнуванду. Ведь Арнуванда – наследник престола и станет впоследствии лабарной, а ты, как старшая жена, взойдешь на трон таваннанны.
- Ну что ты, отец, - слабо возразила Асмуникал. – Не получится из меня таваннанны. Правительница должна быть сильная, властная. К тому же, я старше Арнуванду, а Боги не любят таких браков.
- Что ты за ерунду несешь! – разозлился Судхабия и топнул ногой. – В своем ли ты уме? Вся Хатти будет у твоих ног. Ты будешь пра-ви-тель-ни-ца, - протянул внушительно он. Затем в сердцах воскликнул: - Дура! – Смачно сплюнул на ковер, не зная, как более ярче выразить чувства. – Ты что не хочешь быть похожей на Фыракдыне? Править страной? Сидеть во главе стола на всех праздниках? Все будут ползать перед тобой на коленях, ловить каждое твое слово! Будешь грозной великой правительницей.
- Отец, я не умею быть грозной. Я не хочу, чтобы передо мной ползали на коленях…
- Замолчи! – Судхабия затряс кулаками. – Все мое дочери безропотно подчинялись воле отца – и смотри, как счастливо живут. Одна ты смеешь возражать. Жалкая тварь. Готовь себе свадебный наряд. Будешь делать все, что я скажу, иначе изобью, как собаку.
- Но отец! – попробовала возразить Асмуникал. Ее глаза наполнились слезами, а в сердце закипела обида.
- Думаешь, я не догадываюсь, отчего тебе не здоровится? – наступал на нее Судхабия, все больше распаляясь, и размахивая в воздухе толстыми руками. – Все этот оборванец – сын Хемиши – лишил тебя покоя. Забудь о нем! Не он ли подарил эту безделушку? – Судхабия грубо сорвал с головы дочери золотой обруч с черным камнем и, со злостью, бросил его на пол.
Улия весь задрожал от гнева. Он готов был выскочить из укрытия и зарезать грубияна. Барбиша понял его порыв и крепко сжал руку брата, давая понять, что не время для сведения счетов. Еще будет время.
- Отец, что ты делаешь! – закричала Асмуникал и попыталась поднять обруч. Но Судхабия оттолкнул ее легкое тело своей массивной ногой. Девушка полетела в угол и сжалась в комочек от страха.
Судхабия немного поразмыслил, поднял обруч и промурлыкал под нос:
- Что я делаю! Это же золото. Обруч много стоит. Так, - протянул он и любовно погладил желтый искрящийся металл, ощупал пальцами чеканный узор. – Камень какой-то? Надо будет его выковырять и вделать аметист или лазурит. - Настроение его заметно улучшилось. Он, уже громче, обратился к дочери: - Давно моя варасама не ходила по твоей спине. Да что я с тобой разговариваю? Я – отец, и вправе решать судьбу дочери. Ты выйдешь замуж за Арнуванду. А про своего чумазого горца забудь. Зятья будут следить за каждым твоим шагом. Если этот оборванец приблизится к тебе – ему обрежут уши.
Он стремительно вывалился из комнаты и громко хлопнул дверью, оставляя в темноте рыдающую дочь. Улия с Барбишей вылезли из укрытия.
- Скорее! – Крикнул Барбиша.
-Чего скорее? – Рассердился Улия и принялся утешать вздрагивающую девушку.
- Хватит плакать! Асмуникал, встань! – Мальчишка чуть не силой заставил подняться ее на ноги. - Отлично! – удовлетворенно воскликнул он. – Мы с ней одного роста.
- Успокойся, не кричи, дай подумать, - одернул его Улия.
- Я уже все за тебя придумал, - отмахнулся Барбиша. Нерешительность брата злила его. – Ты будешь ее воровать или нет?
- Но как?
- Тебе пастухом надо быть, а не воином, - разошелся Барбиша. В другое время, за такие слова получил бы по шее. Но в этот раз Улия понял: брат придумал, действительно, что-то хитрое. Тем временем глаза Барбиши озорно загорелись. – Иди, посторожи за дверью, а мы с Асмуникал переоденемся. Она в моей одежде выйдет из халентува.
- Нет! …Я не могу…Не хочу! – Ужаснулась девушка, представив себя в мужском коротком андули.
- Ничего страшного, - уговаривал ее Улия. – По-моему, очень здорово придумано. Иначе нам не выбраться. Ты же слышала, что за тобой будут следить. А горцев стражники никогда не останавливают.
В это же время Судхабия предстал перед очами таваннанны. Он грузно опустился на колени и с жаром принялся целовать край ее одежды.
- С чем пожаловал слуга лабарны? – спросила таваннанна, позволив ему встать.
- О, великая и прекраснейшая, твоя неувядаемая красота затмевает само солнце. Позволь преподнести небольшой подарок с берегов Хапи.
Судхабия протянул таваннанне изящную золотую шкатулку для благовоний, усыпанную драгоценными каменьями. Таваннанна знала о жадности Судхабии, и была удивлена такой щедростью. Шкатулка стоила сикелей двадцать пять серебром.
- Я пришел, недостойный, чтобы припасть к ногам твоим и спросить: довольна ли ты моей дочерью? Отцовское сердце всегда болит за детей.
- У тебя хорошая дочь, - Фыракдыне, сразу поняв, о чем пойдет разговор. – Она умна, и что особенно ценно для девушки – скромная. Любая работа в ее руках идет быстро и ладно. Я очень люблю слушать, как она играет на иннцинаре и поет.
- Спасибо, звездоподобная, что так отзываешься о моем ребенке. Нет больше радости для старого отца, чем слышать похвалы о собственных детях. А я наблюдал, какой у тебя славный сын Арнуванда. Он умен и смел. Настоящий сын лабарны. И еще ему передалась твоя красота.
- Вот как! – удивилась таваннанна.
- Правда, правда, - уверял Судхабия с серьезным выражением лица.
- Ты, наверное, позабыл, что Арнуванда не мой сын. Он от другой жены Суппилулиумы. Мои сыновья: Мурсили, Пиясили и Алувамна, - поправила его таваннанна.
- Разве? – Смутился Судхабия, сознавая, что наплел чего-то не то. Тут же выкрутился: – Но это не важно. Они все тебя любят, как родную мать. Хочу сказать о другом. Я долго приглядывался, рассуждал и вдруг подумал: как удивительно Арнуванда и моя дочь Асмуникал подходят друг другу.
Таваннанна при этих словах гневно сдвинула тонкие брови. Судхабия побледнел и, заискивающе, преданным взглядом посмотрел в огненные глаза повелительницы.
- Чего ты хочешь, льстец? Женить Арнуванду на своей дочери?
- Но, могущественная, я же не предлагаю ничего дурного, - нагло оправдывался Судхабия. – Ты же сама мудрыми устами сказала, что Асмуникал лучшая из дочерей дворца. Разве она не достойна стать женой сына лабарны?
- Зачем же ко мне обращаешься с подобными предложениями? Прекрасно знаешь, что Суппилулиума должен искать невест для сыновей, а не я.
- Знаю, знаю. Но у великого лабарны, да будет он счастлив и здоров, столько дел, столько дел.., - сочувственно пропел Судхабия. – Ты ему просто подскажи, что моя дочь такая спелая ягодка! И ничего страшного, что она старше Арнуванды.
- Тебе очень хочется увидеть дочь на моем месте, - нахмурилась таваннанна.
Судхабия вновь побледнел, словно пойманный вор, но справился с собой и ответил:
- Ну что ты, солнцеликая. Я и подумать бы не посмел о таком. Пусть у меня глаза вытекут, и язык отвалится, - пролепетал вельможа, а сам с опаской ощутил, как там язык и глаза – вроде бы, все на месте.
- У тебя и без того все дочери замужем за знатными чиновниками. Чего же ты еще желаешь? Быть тестем самого лабарны?
- Я и посметь такого не могу! Хотя, у меня знатный древний лувийский род, - соврал Судхабия. – Что для меня чины и награды! Главное – честно служить солнцеподобному лабарне.
Таваннанна была бесконечно удивлена, услышав столь откровенную наглую ложь. Она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться и с искренним выражением лица ответила:
-Хорошо. Я вижу: ты честный и преданный слуга нашего правителя. Я просто обязана поговорить о твоем деле с лабарной.
Судхабия весь расцвел от счастья. Он не знал, как благодарить правительницу и, ничего лучшего не придумал, как только упасть на колени и лобызать кончики ее остроносых туфель.
- Улия, заходи! – позвал брат.
Юноша вошел обратно в комнату. Увидев Барбишу в женской хасгале, чуть не лопнул от смеха.
- Таким чучелом только детей пугать.
Синяя головная накидка обрамляла носатое смуглое лицо и спускалась до пояса. Хасгала оказалась узкая в плечах. Ткань натянулась в подмышках, и от этого руки неестественно болтались. На груди же материя топорщилась, показывая, что там абсолютная пустота.
- Хватит смеяться, - обиделся Барбиша. – Уходи скорее. Меня не жди. Я сам выберусь.
- Нет! – решительно ответил Улия. – Я не могу тебя бросить. Если поймают?
- Меня вся митаннийская армия ловила - и не поймала, - смело усмехнулся Барбиша. – А тут кучка сонных мешедей.
Улия увидел Асмуникал и обомлел. Короткая хубика еле доходила до колен. Стройные точеные ноги, обутые в высокие узконосые сапоги никак не походили на мужские. Куртка Барбиши из шкуры лани была широка в плечах. Пояс Асмуникал решила не одевать, иначе сразу будет заметен обман: у юноши не может быть такой тонкой талии и таких крутых бедер. Длинные толстые косы еле поместились под мохнатую овечью шапку. Она густо покраснела под взглядом Улии.
- Не смотри на меня так, - попросила девушка, смутившись.
- Эх, какая у тебя будет красивая жена! – вздохнул Барбиша. – Если тебя убьют, то я женюсь на ней по наследству.
- Я тебе сейчас так врежу! – разозлился Улия, размахнулся кулаком, но затем крепко обнял брата.
- Будь осторожен, - попросил Барбиша. – Довези Асмуникал живой.
- И ты будь осторожен. Смотри, чтобы Судхабия тебе уши не обрезал.
- Не беспокойся, - самоуверенно ответил Барбиша. – Скорей я ему что-нибудь отрежу. Да поможет вам Еникей!
Улия и Асмуникал вышли из халентувы, озираясь по сторонам.
- Эй! Идите скорее сюда! – позвал их Фазарука, выглянув из-за угла. Он вел под уздцы длинноногого черного жеребца. На широкой груди скакуна красовался пестрый платок. Когда Фазарука увидел Асмуникал, то даже присвистнул: - Ох, какой у тебя брат красивый, - зацокал языком, еще больше вводя девушку в краску. – А я для вас все приготовил. Коня подобрал самого быстрого. Ковер постелил на спину мягкий. Грудь платком повязал и купил тонкую ткань, в которую невесту увернешь.
- Спасибо! – поблагодарил Улия. – Я в огромном долгу.
- Ерунда! Сажай невесту и скачи в Арину. Таваннанна распорядилась, чтоб вас там приняли и спрятали. Вот, возьми. – Фазарука протянул ему две глиняные таблички и пояснил: - На одной письмо таваннанны к телепурию Арины, на другой охранная грамота. Тебя по ней будут везде беспрепятственно пропускать. Это Цула постарался.
-Ой! – испугано воскликнула Асмуникал и спряталась за круп коня.
К ним не спеша, вразвалочку, подходил надсмотрщик над снедью лабарны, один из зятьев повара Судхабии. Улия с надеждой взглянул на Фазаруку. Тот только весело подмигнул в ответ.
- Мир вам! – поздоровался надсмотрщик, поравнявшись с заговорщиками.
-Хранят тебя Боги, - ответили Фазарука и Улия.
Надсмотрщик остановился и внимательно, взглядом знатока, осмотрел скакуна. Похлопал коня по крутой холке, затем спросил:
- Послушай, Фазарука, зачем ты платок нацепил на грудь коню? Неужели собрался свататься?
- Угадал, - кивнул Фазарука.
- Что-то я не слыхал об этом. И на кого же пал твой выбор?
- Скоро узнаешь.
Надсмотрщик не спешил уходить.
- Ты хотел еще о чем-то спросить? – попытался быстрее избавиться от него Фазарука.
- У меня есть вопрос к этому юноше, - он небрежно кивнул головой в сторону Улии, да так презрительно глянул, что у того закипела кровь в жилах, а страх уступил место ненависти и жажде крови. – Долго он еще собирается оставаться в Хаттусе?
У Улии вот-вот готовы были сорваться с языка дерзкие слова, но более сдержанный Фазарука положил ему руку на плечо и ответил:
- Он уезжает прямо сейчас. А тебе он очень нужен?
- Он, мне? Нет, - с наглой ухмылкой ответил надсмотрщик над снедью, явно, удовлетворенный таким ответом. – Просто, мой тесть Судхабия жаловался, что этот щенок пристает к младшей дочери. Асмуникал вскоре предназначена роль таваннанны, и не хотелось бы, чтобы потом ходили какие-нибудь кривые слухи.
-Неужели солнцеликая Фыракдыне собралась умирать? – шутливо изумился Фазарука.
- Нет! Упаси нас Боги от такого. Но Асмуникал готовят в невесты Арнуванде. Мужчины нашего рода должны оберегать ее от всяких сопливых мальчишек.
Улия крепко стиснул зубы и потянулся за кинжалом, но Фазарука крепче сдавил его плечо, не давая совершить глупость.
- Ну, мне пора, - наконец развернулся надсмотрщик над снедью и отправился дальше. – Не забудь на свадьбу пригласить, Фазарука.
- Обязательно, - крикнул вдогонку жезлоносец. – Без тебя никак нельзя.
Улия выругался шепотом, щелкнув в ножнах кинжалом. Фазарука вывел из-за коня всю дрожащую Асмуникал. Надсмотрщик не обратил на нее внимание. Подумал, что это Барбиша.
Улия запрыгнул на коня, посадил перед собой Асмуникал, обернул ее куском ярко-красной дорогой угаритской материей с ног до головы, нежно прижал к груди и тронул скакуна. Конь пустился в галоп, отбивая копытами мерную дробь. Сердца влюбленных сладостно забились от мысли, что им уже никто не сможет помешать быть вместе. Прохожие шарахались в разные стороны и прижимались к стенам домов. А когда всадник проносился мимо, неистово вопили во все горло, не то от радости, не то сердито: «Воры! Невесту украли! Держи!» Конь ураганом промчался по торговой площади, перевернув несколько корзин, и уронив прилавок с горшками. Все зеваки: покупатели и торговцы кинулись за ним вслед с криками и визигами. Разве можно было упустить такой редкий случай: посмотреть, как смелый юноша украл возлюбленную из-под носа жадных родичей. А конь пролетел арку городских ворот и вырвался на простор. Только пыль клубилась позади.
Повар Судхабия довольный, что уговорил таваннанну, уверенно шагал по коридору. Его лицо сияло. Блаженная улыбка растянула губы до ушей. Он любовно похлопывал себя ладонями по брюху и мурлыкал под нос веселую песенку. В его узколобой голове строились великие планы, заодно подсчитывались расходы и доходы от сделки. Конечно же, он станет жезлоносцем. А как иначе? Он же тесть лабарны! Жезлоносец Судхабия - звучит! Все на колени! Трепещите! Простой лувийский сборщик зерна… Нет, надо придумать родословную посолиднее: там, дед был великим воином, управлял далеким городом, или еще что-нибудь.
Так размышляя, он дошел до покоев дочерей дворца. Решил зайти, обрадовать Асмуникал.
В это время Барбиша осмотрел комнату и нашел большой кувшин с маслом для жертвоприношения. Он водрузил сосуд на плечо, закрыл накидкой лицо и собрался выйти. Если у стражников возникнут вопросы, то он, то есть она, идет по поручению таваннанны в храм Богини Вурусему отнести жертвенное масло. Вдруг послышались грузные шаги с поскрипыванием и довольное мурлыкание. Барбиша весь похолодел. Волосы встали дыбом. Он поставил кувшин на пол, а сам упал на ложе лицом вниз.
Повар, продолжая мурлыкать, без стука вошел в комнату и надменно взглянул на тело обманщика, притихшего на кровати. Поучительным отцовским тоном Судхабия произнес:
- Радуйся, несчастная! Твой добрый и мудрый отец сумел договориться со звездоподобной, да даруют ей Боги долгие лета и неувядаемую красоту. – Он выдержал паузу, ожидая реакцию дочери – но безрезультатно. Его рука потянулась к поясу за варасамой. – Ты не рада? Чего молчишь?
Барбиша не знал, что делать. Он задергал плечами и заскулил, изображая рыдания.
- Снова заныла, - разозлился повар и опять смачно сплюнул прямо на ковер. Сам про себя подумал: «Ох, и ноги у нее кривые. Раньше, вроде, не замечал. Но ничего, на смотринах надо будет одеть хасгалу пышнее для укрытия дефекта».
Судхабия прошелся по комнате взад-вперед. Непрекращающееся вытье начало его раздражать.
- Ну-ка успокойся! – прикрикнул он, топнув ногой. – Беги и поблагодари звездоподобную. Кинься ей в ноги, глупая девчонка. Не каждой выпадает такое счастье – быть женой сына лабарны, а потом таваннанной.
Судхабия не выдержал, грубо схватил Барбишу, тряхнул его хорошенько в воздухе и поставил перед собой. Накидка соскользнула с головы обманщика, и повар увидел перекошенное от страха лицо мальчишки. От неожиданности он попятился и с грохотом сел на пол. Рот его скривился, накладная борода съехала в сторону, а рука пыталась вытащить из-за пояса, зацепившуюся за что-то, кожаную варасаму.
Барбиша понял, что ему несдобровать и решил спасаться бегством. Он, не долго думая, схватил кувшин, с которым собирался выходить, и со всего размаху огрел им повара по голове. Черепки разлетелись в разные стороны, а толстый вельможа оказался весь облит маслом. Мальчишка ловко перепрыгнул через тушу повара и устремился к выходу. Судхабия взвыл, словно разъяренный бык. Его глаза налились кровью. С плетью в руках, он ринулся за Барбишей. Тот с перепуга забыл, в какой стороне выход, и влетел в круглый зал с фонтанчиком посредине, в котором отдыхали жены лабарны и дочери дворца. При виде мальчишки в женском наряде, который задрал подол хасгалы и, сверкая голыми коленками, бежал вприпрыжку, а за ним гналась огромная туша, лоснящаяся от масла, женщины подняли отчаянный визг. Таваннанна инстинктивно выхватила кинжал. Но когда пригляделась и поняла, в чем тут дело, неудержимо расхохоталась.
Судхабия, увлеченный погоней, споткнулся и упал прямо в корзины с крашеной шерстью. Когда он вновь поднялся, то напоминал собой огромного разукрашенного барана. Таваннанна, не способная больше сдерживать себя, давилась от смеха.
Барбиша, найдя единственный путь к спасению, распахнул узорную решетку окна и спрыгнул вниз. Судхабия не успел схватить мальчишку и, свесившись в окне наполовину, ругался последними словами, пока мешеди таваннанны не выволокли его за ноги из зала.
Барбиша приземлился удачно: прямо на спину садовника, который ковырялся возле розового куста. Садовник полетел лицом прямо в кучу свежего навоза, которым, он же, хотел удобрять кусты. Дальше Барбиша пустился без оглядки по цветникам, сквозь кусты. Но вдруг его оторвали от земли крепкие руки.
- Ты чего натворила, что так прытко удираешь? – услышал он над собой грубый голос и, подняв глаза, увидел надменное лицо старшего надсмотрщика за снедью. – Что? – удивился тот, – Барбиша! Что это ты в женской хасгале? Постой, постой. – Глаза надсмотрщика округлились. – Это же хасгала Асмуникал. – Барбиша мысленно прощался с жизнью. – А с кем это, интересно, ускакал твой брат?
Дальше надсмотрщик над снедью помнит только звон в ушах, щебетание птичек и радужные круги перед глазами. Мощный удар в ухо откинул его на пять гиппесар в сторону. Мальчишку сгреб в охапку Цула и поспешил скрыться за угол.
Суппилулиума принимал телепуриев в трапезном зале. Наместники сидели за длинным накрытым столом. Во главе стола восседал сам лабарна. Попивали вино, вели обстоятельный разговор о том, что на следующий год привозить в столицу; сколько плугарей посеют пшеницу и ячмень; сколько руды можно будет добыть; какое количество скота требуется для армии и для храмов; о многих других важных делах. Вошел мешедь. Доложил, что повар Судхабия просит разрешения упасть к ногам повелителя.
- Что-нибудь случилось? – удивился властитель, ведь повар может входить к лабарне без доклада.
- Его невозможно понять, - ответил мешедь. – Он рыдает, рвет на себе одежду. Облит маслом, весь в шерсти.
Услышав столь странное описание, Суппилулиума разрешил впустить повара. Тот на четвереньках приполз к ногам лабарны. Вид его был ужасен: грязный, липкий, всюду клочьями крашеной шерсти. Он невнятно бормотал, ревел, что-то пытался объяснить, затем стал бить лбом об пол, да так сильно, что лабарна побоялся за его здоровье. Ему дали выпить крепкого вина и усадили на скамью. Судхабия немного успокоился. Вытер тыльной стороной ладони слезы, размазывая грязь по лицу, и запричитал плачущим голосом:
- Ой, горе! Ой, позор! Ой, украли!
- Объясни толком: что случилось! – Суппилулиума начал беспокоиться. – Что-нибудь украли у тебя с кухни? Может из казны или из храма?
- Украли, украли, - причитал Судхабия и опять облился слезами. – Дочь мою украли. Мою маленькую Асмуникал. Опозорили на весь город, на всю Хатти, на всю вселенную.
- Твою дочь! – успокоился Суппилулиума. – Так бы сразу и сказал. Кто украл? Разбойники? Требуют выкуп? Так я пошлю мешедей по их следу.
- Нет, не разбойники. Жених украл! – плакал Судхабия. – Да не жених, а оборванец. Вон, его сын. – Он указал на Хемишу. – Совсем распустились эти горцы.
- Но ты, жирный баран, мешок с дерьмом в золоченой одежде. Я же могу подрезать твой поганый язык, - прошипел Хемиша и сделал угрожающее движение вперед.
Судхабия отпрянул назад и перевернулся вместе со скамьей. Он весь затрясся и, в надежде на спасение, подполз к ногам правителя.
- Успокойтесь! – прикрикнул лабарна. – Опять я вижу раздор меж своих слуг. Обоих посажу в яму на месяц. – Затем обратился к повару: - Чего дрожишь, как овца перед истаннаной? Небольшая беда в том, что жених похитил твою дочь. Наверное, ты заломил за нее чересчур высокий выкуп. Так теперь радуйся – тебе не придется приданое отдавать. И зачем оскорблять горцев, если скоро вступишь с ними в родство.
- Что! – Хемиша привстал от негодования. – Чтобы этот выскочка из блохастых пастухов вступил со мной в родственные связи? И с чего ты взял, что это мой сын украл твою дочь?
-Знаю! – И Судхабия, надеясь изобличить преступника, рассказал все, как было, включая и то, как Барбиша переоделся в женскую одежду и чуть не искалечил его.
Но вместо того, чтобы пожалеть бедного опозоренного отца, все покатывались со смеху. Наконец Суппилулиума приказал разыскать и привести Барбишу.
Мальчик смело вошел в зал, не обращая ни на кого внимания, и встал на одно колено перед властителем, причем, лицо маленького наглеца выражало спокойствие и безграничную преданность властителю. Даже Суппилулиума на миг усомнился в его причастности к воровству невесты. Но лабарну не так просто провести. Он глянул на Барбишу в упор и потребовал:
- Рассказывай!
- Солнце мое! Повелитель вселенной! От тебя ничего не скрыть. Расскажу все, как было, - начал Барбиша с наглой самоуверенностью. – У одного осла был сикель серебра. Он решил поменять ее на мину золота. Пока длинноухий ходил и уговаривал богатого льва, в это время хитрый лис стащил его драгоценность. Осел и есть – осел! – закончил Барбиша под дружный смех присутствующих.
Только Судхабия не смеялся. Он долго соображал, о чем идет речь в притче, затем округлил глаза и взвизгнул:
- Это я – осел?
- Разве я сказал, уважаемый Судхабия, что вы осел? – удивился Барбиша, при этом состроив невинную рожу. – Но вы сами признались…
Все расхохотались еще громче.
- Ну, мальчишка! – сквозь смех вымолвил Суппилулиума. – За смелость и находчивость получишь от меня коня, а за дерзость и оскорбления старших – двадцать ударов варасамой.
Хемише тоже было не до смеху. Он сидел мрачный.
- Солнце наше, разреши, я сам его выпорю, – попросил он глухим голосом, весь кипя от негодования. – Я покажу этому дерзкому ягненку, как дразнить волков. И братец его старший получит сполна. Что вы натворили? Хотите кровной вражды?
- О какой кровной вражде ты говоришь! – возмутился лабарна. Веселость тут же улетучилась из зала. – Я не позволю проливать кровь из-за девчонки. И чего плохого в том, что украли невесту? Это древний хеттский обычай. Во все времена воровали невест, и никогда из-за этого не вспыхивало никакой вражды. Чего молчишь? – Накинулся он на Судхабию. – Если ты оскорблен – требуй суда.
- Требую суда, - несмело подал голос повар.
- Позвать сюда Старшего кантикини Танри. Пусть он рассудит спор. Позвать писцов. Пусть принесут таблички с хеттскими законами, - отдал распоряжение мешедям повелитель.
Вскоре появились писцы со стопками глиняных табличек. Вошел старший жрец, мудрейший Танри.
- Ты звал меня, великий – я пришел, - смиренно, но с достоинством произнес он.
- Рассуди дело, и пусть Боги тебе помогут в этом, - сказал лабарна. – Юноша украл невесту. Что ему грозит по священным законам Хатти?
Писцы разложили на столе перед Танри глиняные таблички. Старший кантикини выбрал нужную, пробежался по строкам иероглифов глазами, затем сказал:
- В законе сказано, мой господин, что если отец не согласен отдать невесту за выкуп, или назначил слишком большую цену, то жених может ее украсть. Но воровать невесту равносильно изнасилованию. Невеста считается обесчестчена.
- А что там написано про изнасилования? – забеспокоился Суппилулиума.
- Здесь написано: если мужчина изнасиловал женщину, то ему грозит смертная казнь. Но если женщина была изнасилована в комнате, из которой можно было позвать на помощь, то казнить надо обоих.
Наступило тягостное молчание.
- Здесь какое-то недоразумение, - произнес Суппилулиума. – Выходит, что за кражу невесты надо казнить? Но я ни разу не слышал о таком страшном исходе. Все потом женятся и живут долго и счастливо. Неужели они нарушают закон?
- Не совсем так мой повелитель, - продолжал Танри. – Здесь указано, что если жених перед тем, как украсть невесту, вручит подарок ее отцу, пусть даже стоимостью в пол сикеля медью, и если тот по глупости или по умыслу его примет, то значит – отец и жених в сговоре. Подарок является залогом согласия родителей на воровство. В этом случае никто не наказывается. Далее сказано, что по истечению семи дней, жених должен вернуть невесту отцу, дабы родственники подготовили ее к свадьбе. Отец имеет право не давать приданого за невесту, а жених может не платить выкуп. Это все.
- Казнить его надо! Казнить! – завопил Судхабия. – Он мне никакого подарка не делал.
- Постой же! – Гневно прервал его лабарна. – О чем плетет твой глупый язык. Твою дочь похитили из халентувы. Она могла позвать на помощь. Значит и ее должны подвергнуть смертной казни.
- Пусть и ее казнят, - согласился Судхабия поникшим голосом. – Все равно она опозорила меня и весь наш род.
- Подумай! Хорошо подумай! – настаивал лабарна. Но повар безнадежно махнул рукой. – Значит, решено! – Суппилулиума оглядел помрачневшие лица присутствующих. Хемиша сидел бледный. Губы плотно сжаты. Глаза горели. Лабарна понял, что если допустит казнь Улии, то горцы вырежут весь род Судхабии. Этого еще не хватало! А жирный дурак требует казни, даже не задумываясь о последствиях. Лабарна с надеждой взглянул на Барбишу. Тот прибывал в растерянности. Но вдруг глаза его засверкали.
- Солнце наше, погоди выносить приговор, - взмолился мальчик. – Позволь сказать слово в защиту, и тебе не придется посылать на смерть две юные жизни.
Все невольно с облегчением вздохнули. Суппилулиума сам обрадовался, но строго сказал:
- Говори!
- Повар Судхабия лжет. Он принял подарок от Улии, - выпалил уверенно Барбиша.
- Что? Я! Когда? – заорал возмущенно повар.
- Готов подтвердить перед ликом всех Богов, что у него на голове золотой обруч с черным камнем, который, по заказу Улии сделали наши ювелиры.
Тут все заметили, что, действительно, на большой голове Судхабии, поверх расшитой круглой шапочки сверкал золотой обруч, явно, узкий для такой объемной тыквы. Судхабия и сам про него забыл. Идя от таваннанны, он примерял его на себе, да так усердно, а обруч не налезал… Но Судхабия добился своего – надел все же, хоть и виски больно сжало.
- Хемиша, - спросил Суппилулиума, - тебе знакомо это украшение?
- Обычно такие обручи носят у нас в горах женщины, чтоб ветер не срывал головную накидку...
- Решено! – Воскликнул лабарна, не слушая слабые протесты Судхабии. – Невесту украли «По закону». Никто наказание не несет. У отца невесты оказался залог в виде золотого головного обруча с черным камнем. Значит, отец с похитителем были в сговоре.
Писцы еле поспевали наносить палочками на сырую глину слова лабарны. Затем они поднесли таблички властителю, и тот скрепил печатью свое мудрое решение.
Барбиша сиял от счастья, хотя понимал по косым взглядам отца, что порки не избежать. Судхабия сидел поникший, и отсутствующим взглядом уставился в пол. Впрочем, он долго не расстраивался и к ночи напился вместе с Хемишей, Цулой и Фазарукой до беспамятства. Повар не соблюдал меры, по этому сильно перебрал. Его пришлось отмачивать в реке, а после тащить домой. На следующий день Судхабия уже не вспоминал о своих обидах, потому что его мучила несносная головная боль.
А юный похититель, прижав к сердцу возлюбленную, погонял взмыленного коня. Копыта отстукивали мерную дробь. Мимо проносились широкие поля и виноградники, сады и дикие пролески. У Асмуникал дух захватывало от быстрой езды. Она спрятала голову на груди у Улии и слушала, как колотится его горячее сердце. И не было на свете счастья большего, чем стремительно нестись на лихом коне, прижавшись друг к другу, чувствовать биение сердец и ничего не бояться…
По обычаю, из Хаттусы последовала погоня. Все мужчины из рода невесты выехали на ослах в полном боевом вооружении. Смешнее зрелища нельзя было увидеть: воины в тяжелых доспехах со щитами и копьями, верхом на осликах. Поглазеть собралась, чуть ли не вся Хаттуса. Судхабия, правда, среди преследователей отсутствовал. Его обмякшее тело, в это время, нес домой Цула, потому, как повар сам не в состоянии был идти от большого количества выпитого вина. Отдав стражникам три сикеля серебром, за то, чтобы они показали дорогу, по которой умчался похититель, родственники поскакали в другую сторону, поднимая воинственный шум. К ним, еще, присоединился Фазарука, пьяный и веселый, с десятком таких же подвыпивших друзей. Все это сборище на ослах в боевых доспехах подняли за городом невообразимый шум. Стражники на башнях забили в деревянный колотушки, решив, что приближается враг, и этим переполошили весь город. В общем, погоня удалась на славу. Вскоре, потешное войско вернулось в Хаттусу и направилось праздновать «горе» - на том и закончили.
Через семь дней горцы вкатили в город двухколесную повозку, запряженную дикими ослами. В повозке сидела Асмуникал, закутанная в черную ткань. Подкатив повозку к роскошному дому в два этажа с большим садом, горцы постучались в ворота. Открыл старый невольник. Вышел повар лабарны, сухо поздоровался и передал Хемише острый нож, в знак того, что если с невестой что-нибудь случиться до свадьбы, жених может прирезать ее отца. Только после этой короткой церемонии, повозку втащили в обширный двор.
Невесту отвели на второй этаж в маленькую комнату с узким одним-единственным окошком. Окошко прикрывала узорчатая решетка. Подруги и сестры заперлись с невестой и начали готовить ее к свадьбе. Они шили наряды из дорогих тканей и пели грустные песни. Таваннанна прислала чудесные ахеявские украшения и ассирийский лазурит. Фыракдыне очень сожалела, что должность не позволяет ей готовить вместе с подругами Асмуникал к свадьбе.
Кучерявая голова Барбиши с озорными глазами показалась над верхушкой забора. Он осмотрел двор и увидел Судхабию, важно ходившего по двору с увесистой палкой в руках. Чтобы свадьба состоялась, жених должен был пробраться в комнату невесты. Отец и другие мужчины не должны ему мешать, но имеют полное право колотить его палками, пока он пробирается к заветной двери. Ох, Судхабия оторвется! За все обиды!
- Мир твоему дому, почтенный Судхабия, - поздоровался Барбиша.
- Привет,- пробурчал повар. – Спускайся во двор, я угощу тебя дубиной.
- За что, дядя? – Барбиша состроил удивленное испуганное лицо. – Разве я тогда вас больно ударил кувшином?
- Ах, щенок, ты еще издеваешься! – начал свирепеть Судхабия. – Надел девичьи тряпки… А еще воином себя считаешь.
- Другого выхода не было, - оправдывался Барбиша. – Но вы здорово испугались. А взвыли, будто дикий кабан. А как бежали, как бежали… Таваннанна до сих пор хохочет, вспоминая тот вечер.
- Ах, молокосос! Ты как со мной разговариваешь! – совсем распалился повар. Он попытался достать мальчишку палкой, но забор оказался слишком высокий, и ему никак не удавалось дотянуться.
- Да, дядя, - издевался Барбиша, - мал ты ростом. Я подожду, а ты сбегай за лестницей.
Чаша терпения Судхабии переполнилась.
- Эй вы! – Крикнул он своим зятьям, охранявшим двор и сад. – Глядите, чтобы Улия не пробрался в дом. Я выйду на улицу и намну бока этому ягненку.
Судхабия выскочил из калитки и погнался за Барбишей, грозя ему дубинкой. Когда он пробегал мимо двух нищих, сидевших у забора, то чуть не споткнулся о них. Серые грубые плащи почти сливались с дорожной пылью. Грязные головные платки скрывали чумазые лица. Нищие поднялись. Высокий, сгорбленный старик повел за собой слепого юношу. Они направились прямо во двор.
- Чего надо, попрошайки? – заорал слуга, загораживая дорогу.
- О, добрый человек, - простонал нищий. – Я и мой слепой сын долго шли в этот город. Мы очень проголодались, нас мучает жажда. Подай нам немного хлеба и воды, и Боги возблагодарят тебя.
- Убирайтесь вон, шелудивые свиньи, пока я не спустил собаку, - гаркнул слуга. – Идите к храму, там и побирайтесь.
- Но, добрый человек, мы же просим только кусочек хлеба, - молил нищий, чуть не плача.
Слепой юноша упал на колени и подполз к слуге, выдавливая из себя хриплые звуки:
- Дай пить. Дай пить.
Слуга подумал, что будет лучше поскорее отвязаться от этих попрошаек, пока не вернулся хозяин и не отругал его. Судхабия терпеть не мог нищих бродяг.
- Сейчас принесу, - недовольно сказал он и пошел в дом.
Слепой юноша тут же прозрел и тенью проскользнул вслед за ним. Вскоре слуга появился вновь. На ладони его лежал кусок проплесневелой ячменной лепешки. Он брезгливо кинул хлеб нищему под ноги, прямо в пыль. Затем слуга поглядел вокруг и, не увидев слепого юношу, с беспокойством спросил:
- Эй, попрошайка, а где второй? Не дай Боги, сворует что-нибудь – убью обоих.
- Сейчас услышишь, - ответил Тоопека с ехидной ухмылкой.
На втором этаже раздался треск двери, слетающей с петель, и пронзительный женский визг. Это Улия ворвался в комнату, где заперли невесту. Он подбежал к Асмуникал, поцеловал ее и надел на пальчик маленькое колечко. Одним ударом ноги юноша вышиб узорчатую решетку на окне и закричал:
- Невеста моя!
Все сторожа сбежались к дому, но было уже поздно. Судхабия переломил об колено свою палку и с сожалением произнес:
- Вот же лисица! Все-таки пробрался. А я хотел хоть разок огреть его по-отцовски.
Тоопека схватил слугу за горло цепкими пальцами. Тот от боли упал на колени и открыл рот, пытаясь позвать на помощь. Преобразившийся нищий запихнул ему в глотку кусок проплесневелой лепешки со словами:
- Жри, скотина. Как подашь страннику, так боги тебя и отблагодарят. А в следующий раз не отворачивайся от голодного.
Слуга послушно сжевал лепешку и с трудом ее проглотил. Он морщился, корчил невообразимые гримасы, но деваться было некуда.
К дому подъехали несколько колесниц, украшенных разноцветными лентами и гирляндами цветов. Даже лошадям нацепили венки и в гривы вплели пестрые лоскуты. Невесту вывели и усадили в первую повозку. Ее тело облегала красивая хасгала небесно-голубого цвета. Розовая головная накидка скрывала лицо. Множество украшений сияло и переливалось на руках и на шее. В другую повозку посадили Улию. Он скинул нищенские лохмотья и теперь был облачен в короткую белую хубику и куртку из шкуры тигра. Зверя он сам недавно убил на охоте. Колесницы, а за ними огромная толпа родственников и приглашенных, двинулась узенькими улочками в Верхний город к священной самшитовой роще. Под ноги лошадям кидали зерно на счастье.
Среди зеленых зарослей самшита шла ровная ухоженная дорожка. Молодые вышли из колесниц и рука об руку направились по дорожке к белому храму. Их встретили Старший кантикини и Сестра Богов. Они провели молодых в храм. В темной прохладной целле подрагивал священный огонь на рогатом алтаре. Весело плескался священный источник. Молодые принесли в жертву Богу грозы и Богу Солнца хлеб с жиром и кусочками сарамы, кувшины с напитками валахи и марува. Затем принесли в жертву хлеб Богу окна Хасамили, Богу двери Апкиуу, Богу мужской силы Инару, Богине охоты Румесе и Богу плодородия Телепину. Жрецы обмыли их лица водой из священного источника. Дали выпить священного вина из ритуальных сосудов. Их руки связали гирляндами из цветов и провели вокруг рогатого алтаря. После, молодых вывели во двор, где запрягли в упряжку для волов. Жрец, одетый Богом судьбы, взялся за плуг. Улия и Асмуникал, под всеобщее ликование, протащили ярмо по кругу. Плуг взрыхлил землю и завершил линию, точно попав в начало борозды. Это считалось хорошим знамением.
Старший кантикини громко произнес:
- Отныне вы муж и жена, как два ствола дерева с единым корнем, как два крыла у птицы, как два вола в упряжи! – Он воздел руки к небу и воскликнул: - Боги вас соединили навеки в земной жизни, и после смерти. Будете счастливы!
На них посыпались лепестки цветов вперемешку с зерном, а под ноги полетели черепки битой посуды.
После торжества все поспешили на веселый пир, который не утихал три дня и три ночи, не давая спокойно спать жителям Хаттусы. Одни музыканты сменяли других. Виночерпии еле поспевали к погребам. Повара не отходили от котлов и жаровен.
А через тир дня невесту, под заунывный плач подруг и сестер, повезли в Верхнюю страну, в далекие синие горы.
6
После бесславного похода в Митанни, Боги оберегали Хатти три года. На удивление благодатных три года без войн, засух, ранних заморозков. Урожай вызревал богатый. Ячмень и пшеница колосились высокие, крепкие. Травы на лугах росли сочные. Деревья в садах ломились от множества плодов. Давно никто не видал столь обильного урожая винограда. Стада тучнели. На торговых площадях трудно было развернуться от обилия товаров. Нескончаемые караваны тянулись из далеких стран в Каниш и Хаттусу. Хатти набирала силы и зализывала раны.
Но мир на границах оставался шатким. Лабарна хитрил и изворачивался, как мог. Он посылал богатые дары неспокойным соседям, сам принимал послов, кормил их, поил, заводил беседы о вечном мире, иногда подкупал дорогими подарками. Фазарука, в то же время, ссорил иноземных посланников между собой, чтобы среди них не случилось сговора.
Оружейники в эти спокойные дни работали без устали. Оружейные комнаты халентувы наполнялись отменными мечами, хорошими копьями и крепкими доспехами. Тарсиньялы мастерили колесницы из лучших сортов дерева. Большую часть войска Цула тайком отвел в Верхнюю страну. Среди гор, скрытые от вражеских лазутчиков, войска усиленно обучались и совершенствовались. По городам сосредоточили лишь небольшие отряды. Послы же думали, что армия хеттов очень мала.
Таким образом, Суппилулиума притупил бдительность врагов. Сам же по вечерам созывал торговцев, прибывших из дальних стран. Они, за неплохое вознаграждение, выкладывали ему на стол свитки пергамента, на которых зарисовывали дороги и планы крепостей.
Как-то Суппилулиума в своих покоях разбирал донесения послов, сидя за большим деревянным столом. Мешедь доложил, что пришла таваннанна. Суппилулиума встретил супругу и усадил ее на мягкий стульчик.
- Какие вести? – спросила таваннанна, взглянув на беспорядок, что творился на столе у лабарны.
- Как обычно, - пожал плечами Суппилулиума. – Тушратта поссорился с Ашшурбалитом и направил в Ассирию племена хурритов разграбить Ашшур.
- Не туда смотришь, - прервала его таваннанна. – Вот, что мне доставил мой посланник из Та-Кемет. – Она протянула свиток папируса, который до этого все время держала в руках.
Суппилулиума развернул свиток и принялся читать. С каждой строчкой брови его все больше приподнимались. Закончив читать, он спросил:
- Вести надежные?
- Да. Мой посланник долго жил в солнечном городе Ахйот. И даже бывал при дворе.
- Если верить тому, что он пишет, правитель Та-Кемет скоро предстанет перед Богами.
- Суть не в том. Правители, даже божественные рано или поздно покидают наш мир. Как дальше будет развиваться история? Эхнэйот не оставил наследника. Его старший зять Семенхкэре вряд ли сможет править страной: уж очень неспокойно на берегах Хапи.
- С чего ты сделала такой вывод?
- Великая каста жрецов, тех, кого изгнали из храмов, после смерти правителя попытается вернуть себе былую силу. Не сможет Семенхкэре подхватить знамя Йота – времена не те, и он не Эхнэйот. Сойдутся две враждующие силы: с одной стороны Великая каста жрецов и чиновники, несправедливо изгнанные из двора; с другой – нынешняя новая знать, поклоняющаяся Йоту.
- Думаешь, на берегах Хапи разразится война?
- Все возможно. Хотя, есть в Та-Кемет силы, способные удержать страну от раздора: Мудрейший Эйя, полководец Хармхаб. Но для нас все это не столь важно – пусть дерутся между собой, сколько хотят. Важно другое: пока там, далеко на юге будут делить корону Обеих Земель, Митанни останется без поддержки.
- Это мне наруку, - согласился Суппилулиума. – Но я должен быть в этом уверен абсолютно.
- Посуди сам: в Лабане и в Приморье вспыхивают восстания. Та-Кемет теряет власть над завоеванными землями. Им бы усмирить Куши, да Приморье. Куда еще Митанни помогать…
- Хорошее время. – Суппилулиума задумчиво кивнул. – Теперь поквитаемся с Тушраттой.
- Как намерен поступить?
Суппилулиума сосредоточился.
- Отошлю в приморье Фазаруку с серебром и оружием. Пусть подкупает племена на восстания. Тем временем я начну действовать. Пора!
Лишь только немного отступили холода, и вот-вот должен был начаться сезон хамесха – сезон грома и дождей, как вдруг лабарна Суппилулиума серьезно заболел. Свинцовые тучи заволакивали непроницаемой пеленой небо. Бог Грозы метал в землю молнии, гремел раскатистым громом. Люди в страхе прятались в дома и молились. Все с нетерпением ждали, когда вылетят пчелы и разбудят спящего Бога плодородия Телепину. А лабарна с восковым лицом лежал в покоях в окружении магов, жрецов и лекарей. Из его побелевших сухих уст временами вылетал слабый хриплый стон. Тогда он закатывал глаза и впадал в обморочное состояние. Халентува, да и вся Хаттуса наполнилась тревогой за жизнь правителя. Во всех храмах приносили жертвы за здоровье повелителя. Но все напрасно. Здоровье правителя день ото дня становилось слабее.
Множество иностранных послов собралось в халентуве перед покоями лабарны. Разговаривали шепотом. Когда какой-нибудь лекарь выходил из покоев повелителя, они тут же обступали его, не давая прохода, и задавали один-единственный вопрос о состоянии правителя. Все врачеватели до единого горестно вздыхали и безнадежно разводили руками. Послы сочувственно причитали, цокали языками, а в душе радовались: наконец, такой опасный правитель, как Суппилулиума покинет этот мир. В последнее время повелитель внушал соседям серьезные опасения, хотя разговоры вел только о мире и торговле. Но еще свежи оставались воспоминания о дерзких победах над Каски и Арцавой. Хоть Тушратта, в свое время, и разбил Суппилулиуму, но всем было известно, как дорого ему обошлась эта победа. Суппилулиума поднял былую славу войска Великой Хатти.
Теперь же, если этот строптивый правитель перейдет к Богам, то на престол взойдет не столь мудрый и решительный наследник Арнуванда. Вот тут-то Хатти и прижмут все разом.
Лекари, жрецы и маги долго совещались, вопрошали у Богов, гадали на внутренностях жертвенных животных, наконец, решили, что необходимо совершить ритуал «Замены правителя». На этот ритуал они возлагали последние надежды.
Утром привели невольника в халентуву. Его вымыли в серебряной купели правителя, помазали священным маслом, одели в лучшую андули с золотой вышивкой, в уши вдели золотые серьги, а на голову водрузили тиару с крылатым солнцем. Затем его, под приветственные возгласы вельмож, вывели из халентувы и повели за город. Старший кантикини воздел руки к каменной стеле Богов и воскликнул:
- Смотрите! Это лабарна. Мы бремя правления на него возложили, в одежду правителя его облачили, диадему на него возложили, а вы, о Боги, отметили его дурным знамением, укороченными годами, укороченными днями и направьтесь к этой замене.
- Двое мешедей взяли под руки невольника-лабарну и увели его по дороге на запад, туда, где закатывалось солнце. Суппилулиуму подняли с постели, обмыли в той же серебряной купели, одели во все белое и чистое, после повезли в храм. Там властитель трижды принес жертвы Богам, а после молился:
- Смотрите же! Небесный Бог Солнца, могущественный Бог Грозы и вы, земные божества. Я вместо себя дал замену. Ее вы возьмите, а меня отпустите.
Суппилулиуму опять привезли в халентуву и уложили в постель. Вновь его покои наполнились лекарями и магами. Больного посетила таваннанна, и вскоре вышла вся в слезах. Послы не отходили ин на шаг от дверей.
Около полуночи лекари и маги со скорбными лицами стали покидать покои правителя. Появился Фазарука. Его глаза были грустными, лицо серое от горя. Он мрачно отчетливо произнес:
- Тот, кто подобен Солнцу, скоро станет Богом. Лабарна разрешил вам, иноземные послы, попрощаться с ним. Пожалуйста, быстрее. У правителя Великой Хатти отпущено мало земного времени, а ему еще надо попрощаться с панкусом и с сыновьями.
Послы по очереди входили в полумрак спальни, окуренной фимиамом. На широкой кровати с резными ножками лежал лабарна, укрытый пестрым шерстяным одеялом. Его лицо застыло в восковой маске. Скулы выпирали. Ничего не выражающие глаза смотрели неподвижно в потолок. Грудь еле вздымалась. Желтая холодная кисть руки выглядывала из-под одеяла. Перед постелью лежала небольшая подушка. Каждый посол с печальной миной на лице подходил к умирающему, приклонял колени на подушку, прикладывался к холодной руке лабарны губами и лбом, затем отходил, скорбно пуская слезу. После этой недолгой процедуры, послы неслись к себе и строчили донесение своим властителям.
После того, как последний посол убежал, чуть не задыхаясь от радости, умирающий Суппилулиума, как ни в чем не бывало, поднялся с постели. Вошел Фазарука, неся в руках тазик с водой и полотенце. Лабарна смыл с лица краску, что придавала ему бледность, хорошенько вытерся и преобразился вновь в живого и румяного Суппилулиуму. Теперь глаза его горели прежним неистовым огнем.
- Кажется, все в порядке: ослы ни о чем не догадались, и сейчас, наверное, рассылают гонцов, с сообщением о моей безвременной кончине, - посмеялся он, разминая затекшие, от долгого неподвижного лежания, мышцы.
- Все замечательно придумано, - согласился Фазарука.
Выражение лица у Суппилулиумы вдруг сделалось озабоченным.
- Ты его привел? – спросил он.
- Да, мой повелитель.
- Зови сюда. Ты думаешь, никто не заметит подвоха?
- Сейчас убедишься сам. – Фазарука открыл потайную боковую дверь и ввел человека в точности похожего на лабарну. – Вот он. Наш немой брадобрей неплохо поработал над ним.
Суппилулиума даже рот раскрыл от удивления. Перед ним предстало его зеркальное отображение. Тот же крутой лоб, тот же хищный нос с горбинкой, черты лица такие же строгие, только во взгляде не чувствовалось гордого огня.
- То, что надо, - наконец вымолвил он. – И долго его искали?
- Главное, что нашли, - ответил Фазарука.
Копия лабарны встала перед своим оригиналом на колени.
- Ты кто, и чем занимаешься?
- Торгую выделанной кожей. Родом я из Нерика.
- У тебя будет трудная задача, - предупредил его лабарна, накидывая на плечи дорожный плащ. – Постарайся выполнить все в точности. От этого зависит судьба Хатти.
- Я сделаю все, что ты прикажешь, Солнце мое, - поспешил заверить его двойник.
- Тогда ложись на мое место и изо всех сил прикидывайся умирающим. Ешь, пей, что хочешь и сколько хочешь, но не вздумай вставать и улыбаться. Ты – наполовину мертвец. Не вздумай с кем-нибудь разговаривать, кроме Фазаруки. Когда вернусь, то назначу тебя на какую-нибудь должность в халентуве. Хотя бы водоносом. Но если не выполнишь наказ – тебя ждет смерть.
- Я все выполню, - робко согласился торговец.
В потайном проходе показался Цула, укутанный в серый дорожный плащ.
- Повелитель, повозка готова, - заговорщицки шепнул он. – Кони резвые. По дороге будем их менять. Я еще два дня назад выслал людей с лошадьми вперед.
- Погоди, - остановил его повелитель и обратился к Фазаруке, который помогал укладываться торговцу в постель лабарны. – Позови моих сыновей.
- Они ждут за дверью.
В покои вошли два старших сына Суппилулиумы: Арнуванда и Мурсили. Арнуванде шел уже четырнадцатый год. Он рос грузный, ширококостный, с безвольным расплывшимся лицом. Арнуванду родила дочь Иссихассы, и с возрастом в его облике начинали проявляться черты опального деда. Он были ленив, но славился изворотливость ума. Суппилулиума иногда задумывался о том, что лучше бы Мурсили сел властвовать после его смерти, нежели старший Арнуванда.
Мурсили был на год младше и меньше ростом, худой, но крепкий. В нем слились две части: одна от таваннанны, его матери, другая от Суппилулиумы. Когда Мурсили правил колесницей, стрелял из лука или сражался с наставниками деревянным оружием, Суппилулиума, глядя на него, вдруг узнавал себя. Те же движения, тот же взгляд. Но когда Мурсили совершал богослужения или участвовал, в какой другой церемонии, он преображался и становился похож на свою мать: та же гордая и непринужденная осанка, грация в движениях. Вот кому надо править страной после него.
Повелитель вспомнил старшего брата. Тот, тоже, не подходил для престола. Боги всегда выбирают мудрое решение. Может быть, и в этот раз они изберут Мурсили. Единственный недостаток этого двенадцатилетнего мальчика - он немного заикался.
- Дети мои, - подозвал их повелитель. Они подошли к отцу и встали на колени. Суппилулиума положил им ладони на головы и продолжил: - Отныне вы не братья, а лютые враги. Ваш отец умирает, и вы стремитесь каждый захватить власть. Бегите к послам, плачетесь у них на груди и просите о помощи.
- Но отец, зачем унижаться? – возмущенно спросил Мурсили.
- Так надо, - ответил властитель. – Пойми: лучше один раз склонить голову, чем потом всю жизнь ползать на коленях. Вы все поняли, дети мои?
- Да, отец, - ответили они разом.
- Тогда идите, - выдохнул Суппилулиума. – Да помогут Боги вам и мне!
Гром раскалывал небо и сотрясал горы. Оглушающее эхо металось по ущелью. Молнии вонзались в землю яркими иглами, на короткий миг, озаряя мокрые скалы ослепительным белым светом. Холодный весенний дождь лил, будто горный водопад. Реки в ущельях набухли, грозно шумели мутными потоками и, взбунтовавшись, выворачивали, с неистовой силой из берегов огромные валуны. То и дело, селевые потоки срывались с гор и, с жутким грохотом прокладывали себе дорогу вниз.
Хемиша приказал развести во всех очагах огонь. В доме становилось сыро от прохладно ветра, врывавшегося во все щели и окна. Сверкнула молния. Гром ударил совсем близко. Хемиша невольно вздрогнул. Коротко помолившись Богу Грозы, он решил чем-нибудь занять себя. Ему было досадно, что из-за грозы он не может выехать в долину. Надо попасть в Самуху по важным делам. Но разве в такую погоду проедешь по горной дороге.
Он прошелся по дому, заглянул на женскую половину. Мамурудит и Асмуникал сидели на коврах и, вместе с прислужницами, перебирали мытую шерсть. Хемиша привык к этой нежной пугливой девушке. Мамурудит ее очень полюбила. Горы Асмуникал пришлись по вкусу. Она девушка хоть и робкая, зато любая работа в ее руках идет быстро и гладко. Вот даже сейчас она так умело перебирает шерсть, - приятно смотреть. Хемиша тихонько прикрыл дверь и пошел посмотреть, что делают сыновья.
Улия разложил вокруг себя старые доспехи, инструменты, конские сбруи и пытался что-то починить. Три младших брата вертелись возле него: подавали инструменты, стучали бронзовыми молоточками.
«Эх, как там Барбиша?» - вздохнул Хемиша. Из Хаттусы давно не приходило вестей. Вестовым не проехать в горы по такой погоде.
Опять вблизи громыхнуло. Хемиша снова вздрогнул. Гроза всегда ему внушала страх. Надо успокоиться и не слоняться без дела. Он достал меч, точильный камень и принялся равномерно чиркать по клинку, отводя и без того острую кромку.
Мягкими шагами вошел слуга и доложил:
- К тебе прибыли гости из Хаттусы.
- Из Хаттусы? – не поверил своим ушам Хемиша. – Как они прошли по размытым дорогам. Позови их. Это настоящие герои или сами Боги, если смогли до нас добраться.
Слуга удалился, а Хемиша занервничал. С какими вестями прибыли путники? Неужели Суппилулиума умер! Весть о его тяжелой болезни давно долетела до Верхней страны. Хемиша сильно переживал и, даже, отправил в Хаттусу Тоопеку, чтобы тот попытался вылечить правителя.
Опять громыхнуло в горах. Пламя светильников заметалось. Хемиша увидел, как вошли два человека, закутанные в мокрые дорожные плащи. С них тонкими струйками стекала на пол вода. Один высокий и плечистый, другой пониже, коренастый.
- Мир тебе и твоему дому. Добрый человек! – Поздоровались путники, и что-то знакомое послышалось в их хриплых простуженных голосах.
- Хранят вас Боги. Снимайте одежду и садитесь к огню. Сейчас вас накормят.
Путники скинули в угол мокрые плащи. Хемиша открыл рот от удивления. Перед ним предстали Цула и Суппилулиума. Он вскочил с места и радостно воскликнул:
- О Боги! Солнце наше! Тебя ли я вижу? А мне сказали, что дни твои сочтены. Да как же вы в такую погоду решились ехать? О Боги! Ведь вы могли погибнуть.
Суппилулиума улыбнулся, присаживаясь поближе к пылающему очагу.
- Ничего страшного. - Лабарна протянул озябшие руки к огню. – Бог грозы сопровождал нас и не дал бы нам погибнуть.
- Скорее! – Крикнул Хемиша слугам. – Несите сухих дров, лучшего вина, мяса, хлеба – все, что есть в доме самое лучшее!
Слуги разбежались выполнять приказания. Хемиша сам принес две выделанные медвежьи шкуры и накинул их на плечи лабарне и его телохранителю. Вскоре появились блюда с закуской и кувшины с напитками.
- Принесите еще пива и свежего сыра, - не унимался Хемиша.
- Не беспокойся так за нас, - усадил его лабарна. – Прикажи лучше найти какого-нибудь пастуха, который бы знал все дороги и тропы через Хайасы и Исуву.
- Но, Солнце наше, - взмолился Хемиша, - отдохните немного, обогрейтесь, поешьте. Я ума не приложу, как ты отважился в такое время ехать в Верхнюю страну. В такие грозовые дни ни один путник не посмеет высунуть носа из хижины. Нередки случаи, когда целые караваны смывала сель. Погибали все: и люди, и животные.
- Боги бы не допустили моей гибели, - стоял на своем лабарна.
- А недавно по всей Хатти поползли слухи, что ты умираешь.
- Просто, я придумал маленькую хитрость, чтобы обмануть врагов. Да не гневаются Боги на меня за это! Умирающий Суппилулиума и сейчас лежит в Халентуве. Он стонет, дергается в конвульсиях, но никак не может покинуть этот мир. А его сыновья: Арнуванда и Мурсили прикидываются дурачками и, рыдая горькими слезами, просят у иноземных послов поддержки для возведения их на трон. Ну, а послы уже делят Хатти. Тем временем мы спокойно подготовим хороший удар.
- Я бы до такого не додумался, - восхитился Хемиша.
-Почему же? Посидел бы четырнадцать лет на троне – еще не такое бы изобрел, - заверил его Суппилулиума. – Но как там мое войско?
- Ждет тебя, - ответил Хемиша. – За три года я постарался создать грозную силу. Когда их ровные ряды разворачиваются в боевой строй, ощетинившись копьями, у меня у самого дух захватывает.
- Я верю тебе, - без всякой напыщенности, по-дружески сказал Суппилулиума. – Скоро выступаем. Митанни за все ответит. – Лабарна нахмурился. – Только, вот погода мне не нравится. Надо попросить Бога Грозы успокоиться и прекратить метать молнии. Слышал, что у вас в горах есть особый способ умилять Бога Грозы.
- Верно. Я уже приказал подготовить все для обряда.
В храме мерцали масляные светильники. В просторной целле пахло сыростью и воскуренными благовониями, гулял сквозняк. Жрец Бога Грозы сосредоточенно готовился к ритуалу. Облаченный в желтую длинную хубику с широкими рукавами и в такую же желтую круглую шапочку, он бережно раскладывал на длинной каменной истанане предметы, служившие ему инструментами в ритуал. Здесь был медный нож, ручку которого венчала голова быка с толстыми рогами, медный топор с резной самшитовой рукоятью, клочки белой и черной шерсти. Отдельно поставил чашечку с тонкими серебряными и медными гвоздиками, керамическую вазу с веточками благородного лавра.
Люди заходили в целлу, клали перед истинной круги хлеба и рассаживались на полу, подстелив под себя козьи шкуры. В полумраки целы не различишь лиц. Перед Богами здесь все равны. Никто и знать не мог, что рядом с пастухами и ремесленниками сидит предводитель племен Хауси и даже сам лабарна. Язычки пламени отбрасывали свет лишь на истанану, рогатый алтарь со священным огнем и на бронзовую статуэтку быка на постаменте из черного камня хуваси.
Все затихли. Церемония началась. Жрец Бога Грозы подошел к алтарю, бросил в огонь горсть туххессары, затем обернулся к собравшимся людям, воздел руки к небу и приготовился рассказывать. Из темного угла зазвучал печально иницинара. Жрец вкрадчивым голосом начал:
- Большой и сильный вол плывет неустанно в безбрежном синем океане. Рога его огромные и крепкие. На рогах держит он землю. Внизу правит Бог подземного мира – большой и мудрый змей. Вверху, в чистом небе властвует могущественные Боги со светлыми ликами и строгими глазами. Ничего не утаить от них. А посредине, на поверхности земли живем мы – недостойные и жалкие их рабы. Нас с небесными Богами связывают великий лабарна и мудрые жрецы, как корни дерева связаны с кроной крепким стволом. Великий Бог Солнца правит днем, объезжая на огненной колеснице небосвод. Но, вот, Бог Грозы приходит, когда захочет. Зорко он следит за порядком. Жестоко наказывает провинившихся.
Однажды божество луны Каску свалился на землю и перестал светить ночью. Увидел Бог Грозы и говорит Каску: - «Поднимайся обратно на небо. Ночью пастух не видит, куда гнать скот. Волки выть перестали. Даже звезды не могут осветить дорогу затерявшимся путникам». Но не хочет луна возвращаться. На земле хорошо лежать. И наслал тогда на него Бог Грозы дожди и ливни. Гром гремел, и молнии сверкали. Страх и Ужас кружились в небе, высматривая беглеца. Испугался Каску и возвратился на небо. А чтобы он опять не сбежал, Бог грозы прибил его к небу серебряными и бронзовыми гвоздями. На этом гнев его остыл, и воцарился на небе мир, а на земле спокойствие.
С этими словами жрец взял в руки молоточек и гвозди. Его помощники прилепили тестяную лепешку на стену над головой быка, а жрец прибил лепешку гвоздями. Затем он принес в жертву Богам козу и овцу, перерезав им горло на истанане. Прихожане произнесли молитву и тихо разошлись.
После полуночи гроза постепенно начала стихать. Гром гремел где-то вдалеке. Молнии сверкали все реже и не так ярко. Тяжелые тучи стали нехотя расходиться, обнажая бездонную черноту звездного неба. Умытая спокойная земля источала еле уловимый аромат приближающейся весны. Весело зазвенели разбухшие ручьи, неся мутные воды с гор в долину. С грохотом срывались вниз подмытые камни, увлекая вслед за собой шуршащую щебенку.
Суппилулиума сидел, склонившись над картами. Возле него устало мерцал язычок пламени масляного светильника. Лабарна и не думал ложиться спать, хотя время близилось к рассвету. Хемиша напрягал всю силу воли, чтобы подавить очередной зевок или разомкнуть глаза, когда тяжелые веки непослушно слипались. Цула в углу клевал носом. Но, как только его подбородок касался груди, он тут же вздрагивал и вскидывал голову. А Суппилулиуме, хоть бы что, даже глаза не покраснели.
Напротив лабарны, на узенькой скамеечке сидели древние седые старцы из дальних горных ущелий. Годы сморщили их лица и убелили бороды. Куртки из овчины, наброшенные на иссохшие плечи, пропахли потом и вольным ветром. Старики поясняли правителю: как и где лучше пройти к Исуве. Впереди обитают полудикие племена. Но они разрознены и почти не общаются ни с кем, не торгуют, разве, только сходятся в спорах и увечат друг друга. Эти племена не представляют собой грозную силу. Их можно легко покорить. Но, вот, почти возле границы с Исувой, где дороги поднимаются высоко в горы, а скалы подпирают небо, живет могущественное и воинственное племя Хайасы. Их набеги не дают покоя Исуве, Алеше, Хурри, Ацци и даже Ассирии. Торговцам приходится нанимать большую охрану или платить огромную подать, чтобы уберечь свое добро во время перехода через горы. Воины Хайасы сильные и храбрые. Они ничего не бояться, знают все тропы в горах и мастера устраивать засады.
Заслышав о них, Хемиша очнулся от дремоты и заскрежетал зубами от злости.
- Они постоянно нападают на наши торговые караваны, - сказал гневно он. – Сколько раз я настигал этих бандитов в горах. Казалось все – им пришел конец. Они никуда не денутся. Бери за горло и души. Так нет же: хоть половина их, но ускользнет. А когда их отряд окружаешь, погибают все до единого, но в плен не сдаются. Пробовал я набеги устраивать на селения, пощипать, как следует. Но Хайасы врагов чувствуют издалека, как бы скрытно к ним не подбираешься. Селения оставляют пустые и прячутся в непроходимых горах. Там у них много маленьких крепостей прямо на отвесных скалах, будто орлиные гнезда.
Старики затрясли бородами и закивали, подтверждая справедливость слов Хемиши. Суппилулиума внимательно выслушал горца, затем спросил:
- Сколько понадобится времени, чтобы покорить Хайасу? И сколько на это надо людей?
- Хайасы, в последнее время, ослабли. Их силы уже не те, что раньше, - высказал мысль Хемиша. – Но все же, времени понадобится: года три, а людей, - он прикинул в уме вражеские силы, - не меньше десяти тысяч, причем, половину мы потеряем в боях. – Затем со злостью добавил: - Резать их всех надо - не щадить. Иначе месть их страшна и жестока. Как тигр мстит за убитую тигрицу, так люди Хайасы мстят за братьев.
Лабарна помрачнел.
- Три года, - тревожно произнес он. – Так долго мы воевать не сможем. Да и каждый воин сейчас дороже всей Хайасы, будь она проклята! – Он начал напряженно думать, барабаня пальцами по столу. Вдруг в глазах его сверкнула искорка надежды. Он оживился: - А кто сейчас правит страной?
- Старый правитель, Злая лиса, недавно покинул этот мир и отправился в поля блаженства, - проскрипел один из стариков. – На его место встал сын, Отважный олень, еще безусый воин. В Исуве его зовут Хитаса.
- Вот как! – Суппилулиума заерзал на месте и повеселел. – У него есть жена?
- Его женили на первой супруге, когда он еще сосал материнскую грудь. Она на двадцать лет старше его и уже на пути к старости. Теперь его хотят женить на родной сестре по отцу.
- Какой ужас! – возмутился лабарна. – Надо бы успеть. – Он выразительно посмотрел на Хемишу сверлящим взглядом, затем решительно сказал: - Тебе придется ехать к Хитасе.
Хемиша вскочил на ноги. Его глаза сверкнули жестоким огнем.
- Я его разрублю на части, даже если придется погибнуть…
- Не то, - улыбнулся Суппилулиума и достал золотой цилиндрик с печатью.
Разыскали в храме писца. Он явился с дощечками, покрытыми свежей глины и остро отточенными трехгранными палочками для письма. Лабарна уселся удобнее и начал диктовать:
- Великому властителю Хайасы. Ты благородный сын своего непобедимого народа. Отважный олень родных гор. Солнцеподобный Хитаса. Прослышал я о твоей храбрости и величии рода твоего. Ты подобен Богам. Но странные совершаются обычаи в твоей стране. Где же это видано, чтобы брат брал в жены свою сестру. Боги за это наказывают, и дети появляются с пороками. Никакое волшебство и никакие мольбы, а так же, заклинания не помогут избежать их или исправить. Неужели ты хочешь, чтобы сыновья твои родились уродами, а дочери слабоумными?
Внемли лучше слову моему: женись на дочери или сестре своего соседа. У меня есть молодая сестра. Она красива и умна. – Он на мгновение отвлекся. – Цула! Помнишь ту девицу, что представили мне как сводную сестру по отцу? Ты ездил в Цапланду ее смотреть.
- Она же от невольницы, - удивился Цула.
- Значит надо сделать ее мать вольной, а ее саму ввести в Великий Род.
- Если так угодно, Солнце – сделаем!
- На чем мы закончили? – обратился снова к писцу повелитель. – Она молода, красива и умна. Цула! Она молода?
- Ну, если считать двадцать пять молодостью…
- Пусть усвоит, что ей шестнадцать, - решил повелитель. – А она красива?
- Не простой вопрос, - улыбнулся Цула сквозь бороду, пожав плечами.
- Ну, хоть умна? – допрашивал Суппилулиума.
- Умнее козы – это точно.
- Сойдет! – махнул рукой повелитель. – Фазарука ее подготовит в лучшем виде. Пиши дальше, - кивнул он писцу. – Она будет тебе ласковой и послушной женой, а твоему народу мудрой и доброй правительницей. И еще об одном прошу: чтобы сестра твоя не была обижена, выдай ее замуж за меня. Вместе с нашим родством породнятся и наши державы. Тогда два врага станут братьями, и не будет им равных в силе.
Великий лабарна, Солнце Суппилулиума, повелитель Великой Хатти. Мне покровительствуют Бог Грозы и Небесный Бог Солнца.
Писец закончил выводить ровные ряды иероглифов и передал табличку Суппилулиуме. Лабарна прокатил по ней печатью, оставляя рисунок на глине.
Хемиша все понял. Но удивление и возмущение боролись в его душе с покорностью. В конце концов, он вспылил:
- О Солнце наше, неужели ты хочешь породниться с этими чумазыми баранами, которые даже не знают, как мыть лицо. У них же халентувы, что мои овчарни.
- А что ты можешь предложить взамен? – жестко прервал его правитель. – Три года кровопролитной войны и пять тысяч убитых сынов Хатти? В тебе говорит злоба и жажда мести. Пересиль себя и посмотри на это с другой стороны: если все пройдет гладко, то нам открыт путь на Исуву с ее оловянными и медными рудниками. К тому же, мы приобретем дополнительные силы. Неужели воины Хайасы откажутся от похода на Митанни?
Хемиша промолчал, понимая справедливость слов лабарны.
- Ехать придется тебе. Ты знаешь их язык и обычаи. Я в тебе уверен. Жаль, конечно, что нет с нами Фазаруки. Он хитер и может куропатку сосватать за орла. Но ты должен постараться. Забудь давние обиды. Нам нужен этот мир.
- Я сделаю все, как ты прикажешь, Солнце мое, - выдохнул Хемиша. – Но мне понадобится множество безделушек: золотые чаши, ожерелья с камнями и, особенно, богато украшенное оружие. Хайасы любят красивую чеканку на оружии и на латах.
- Все это получишь, - заверил его Суппилулиума, - а так же дорогие ткани, тростниковый сахар и дорогие вина. Я сейчас же распоряжусь, чтобы все это, как можно быстрее собрали в Самухе и в ближайших городах. Самое дорогое привезут из Хаттусы. Ты понимаешь, какую ответственность я на тебя возлагаю?
- Все сделаю! – Хемиша встал перед лабарной на одно колено.
- Боги тебя сохранят и помогут. Я буду молить их об этом, - пообещал Суппилулиума, благословляя горца.
7
Дорога – если это можно назвать дорогой – вилась неширокой лентой по краю отвесных скал. Того и гляди, конь оступится на шатком камне и свалится вниз. А лететь долго. Речка внизу, словно тоненькая зеленая змейка; могучие деревья по ее берегам выглядели травинками, заросли кизила и боярышника – клочками мха.
Усталые ослики еле передвигали кривые ножки под тяжестью вьюков. Конь под Хемишей сипло дышал, широко раздувая ноздри. Сам Хемиша весь взмок. Суппилулиума заставил его нарядиться в тяжелую раззолоченную андули из прочной ткани. В ней невозможно даже пошевелиться. Он не привык носить такие наряды, годные лишь для торжественных трапез в халентуве или, в крайнем случае, для небольшой увеселительной прогулки на колеснице. Но на коне, по горам в этих тряпках!.. Он ехал и удивлялся: как только вельможи могут носить такую одежду в длинные дни праздников? Сопреть можно!
Впереди ехал на низеньком ослике проводник. Перед глазами у Хемиши постоянно маячила его сгорбленная худая спина. Он завидовал старику. У того на голое тело надета только куртка из овчины.
- Скоро приедем? – нетерпеливо окликнул проводника измученный Хемиша.
- Уже почти добрались, - ответил старик, не оборачиваясь. – Вон за тем перевалом, - он показал высоко вверх, - начинается горная долина. Она принадлежит племенам Хайасы.
Хемиша огляделся и смутно начал припоминать… Уже бывал здесь, когда в очередной раз гонялся за грабителями – хайасами. Но дальше перевала его с отрядом не пустили. Эти сволочи тоже умеют защищать свои земли.
Дорога, наконец, стала шире и положе. Пропасть отступила в сторону. Ослики зашагали бодрее. Вдруг конь Хемиши настороженно повел ушами, громко фыркнул и застыл на месте. Чутьем воина, Хемиша понял, что тут что-то неладное. Он потянулся за мечом, но не успел... Метко брошенная веревка с петлей на конце крепко стянула плечи. Со всех сторон, с дикими возгласами посыпались вооруженные люди, одетые, в козьи шкуры. Они, в миг, разоружи и связали охрану, затем принялись потрошить тюки с добром.
К Хемише подскочил здоровенный воин в засаленной дорогой хубике. Ассирийский кожаный нагрудник с бронзовыми пластинами еле закрывал необъятное тело. Огромные кожаные сапоги обтягивали толстенные икры. На шее болталось женское ожерелье. Тщательно выбритая голова блестела на солнце. Одно ухо было наполовину срезано. Узкие глаза сверкали с нескрываемой радостью. Черная борода давно не видела расчески и ножниц брадобрея.
- Не сплю ли я, о Боги! – сипло заорал он. – Неужели сам Хемиша пожаловал ко мне в петлю? Вот это улов!
- Ты угадал, лысый болван, - огрызнулся Хемиша.
- Как странно видеть вождя Хауси связанного и беспомощного. Но ничего, я тебя скоро прикончу, - пообещал здоровяк, копаясь в дорожной сумке пленника.
Он вытащил несколько серебряных брусков в один сикель и несколько железных колец. Кинул все это со спокойной совестью себе в сумку, затем извлек лепешку с сыром и с кусочками сарамы. Принялся жадно есть, при этом громко чавкал.
- Что, свинья, проголодался? – с презрением спросил Хемиша. – Когда жрешь, хоть закрывай свое поганое рыло.
- Ага, простодушно ответил тот и перестал чавкать. – Три дня здесь сидим в засаде. Так, ни одного каравана не прошло. Митаннийцы, чтоб им всем передохнуть, перекрыли дороги, в Хатти и никого не пускают.
- Так шел бы поохотился в Урарту, - предложил ему Хемиша.
- Далеко. Да и снег еще в горах, - объяснил разбойник, продолжая уплетать лепешку с сыром. Только уши ходили ходуном. Затем он бросил взгляд на золотые одежды Хемиши и спросил: - С каких это пор, ты, вдруг, стал торговцем? Из тебя купец, как из меня ткачиха.
- Не торговцем я еду, а послом, - устало ответил Хемиша.
- Вот как, - не сильно удивился разбойник и опрокинул себе в глотку дорожную флягу с вином. Когда последняя капля упала к нему в желудок, спросил: - К кому же ты едешь?
- К твоему господину – Отважному Оленю Хитасе.
Лысоголовый переменился в лице.
- А эти товары?.. – испугался он, указывая на развороченные тюки с добром, которое делили между собой воины.
- Это подарки Отважному Оленю от лабарны Суппилулиумы, - с дурацкой ухмылкой объяснил посол.
- Эй! – громко крикнул одноухий и влепил хорошую затрещину первому, попавшемуся под руку. – Я вам говорю, свиньи немытые, бараны тупоголовые. Быстро кладите все на место, не-то, я всем головы сверну.
Разбойники, ничего не понимая, испуганными глазами глядели на предводителя.
- Ну что вылупились, как ослы на палку! – Заорал он, приходя в ярость. – Уложите все на место, как было. Иначе я разукрашу ваши толстые зады своей варасамой.
Разбойники принялись нехотя укладывать вещи обратно в тюки. Уже не было радости на их лицах, только сожаление и недоумение. Толстяк, с озабоченным выражением вернулся к Хемише, сосредоточенно почесывая волосатой пятерней лысый череп. Он о чем-то подумал, и в глазах его засияла радость, как у человека, нашедшего выход из трудного положения. На лице расцвела глупая улыбка, и разбойник произнес:
- Ты, наверное, меня обманул, скотина. Неплохо придумал. А я, дурак, поверил.
- Ты всегда был дураком, - процедил Хемиша. – Развяжи меня, и я покажу тебе послание от лабарны Суппилулиумы к правителю Хайасы, тупорылый кабан.
Улыбка сползла с губ разбойника, а в глазах холодком промелькнула злоба. Он еще немного поразмыслил и задумчиво произнес:
- А может тебя выкинуть в пропасть – и дело с концом. Никто не узнает, как погиб отважный посланец. Пожалуй, я мудро придумал.
- У осла больше мозгов, чем в твоей башке, - не сдержал восклицания Хемиша. – Неужели ты думаешь, что все останется в тайне при стольких свидетелях? Тебе придется перерезать всех своих воинов. Или они так тебя любят, что сразу же не побегут ябедничать?
Предводитель грабителей нехотя освободил пленника из петли.
- Какие это воины - один сброд, - тяжело вздохнул разбойник. – Почти все сильные воины погибли. Тяжелые нынче времена наступаю на Хайасу.
- Что произошло? – удивился Хемиша.
- Да, все этот проклятый Тушратта, чтоб его ослы затоптали! Позволил нам и хурритским племенам грабить северные земли Ассирии. Вот мы обрадовались такой щедрости! Поперлись.
- Ну и как?
- Там нас так радушно встретили и гнали до самого Евфрата… Половину наших перебили. – Разбойник погрозил кулаком в сторону Митанни. Затем махнул рукой. – Ладно, довезу тебя к Отважному Оленю, - пробурчал он. – Ты, хоть бы мне диадему отдал. Она у тебя такая красивая.
- Не дам! – категорично заявил Хемиша. – Ты, без того, сожрал весь мой обед, осел безухий.
- Что! – взорвался толстяк, хватаясь рукой за свое отрубленное ухо. - Ты еще смеешь издеваться надо мной. Это – твоя работа, - кричал он, брызгая слюной. Весь его череп побагровел от злости. – Меня раньше называли Лысый бык, а теперь кличут Безухим Кабаном. И все из-за тебя!
- Чего злишься, - засмеялся Хемиша. – Скажи спасибо Богам, что я тогда тебе не снес пол черепа. С половиной уха жить можно, а вот с половиной головы – никак.
- Вина мне! – заорал толстяк, - не то, я разорву его в клочья.
Один из разбойников принес кувшин с вином. Безухий Кабан одним махом отправил содержимое себе в брюхо. После так тряхнул пустой кувшин, что глиняная ручка осталась в его волосатой лапе, а сам сосуд полетел на землю и раскололся на десяток черепков. Это его немного успокоило.
Воины Хайасы вывели из укрытия своих лошадей. Караван вновь двинулся в путь, теперь уже под охраной местных головорезов.
- Я тебя все равно прибью, - не унимался захмелевший Одноухий Кабан. – Когда поедешь обратно, я тебя поймаю и с живого сдеру кожу. Из нее сделаю отменный галгатури.
Он громко икнул. Взгляд его скользнул по Хемише, как бы оценивая: хороший ли получится галгатури, и вдруг заметил великолепный железный меч в серебряных ножнах, чудесной мелкой чеканки, с множеством драгоценных камней. Глаза его засверкали, словно алмазы, а язык сам по себе продолжал нести чепуху:
- Знаешь, какие звонкие галгатури получаются из человеческой кожи. Особенно из кожи молодых девушек или детей. Только кожу надо обязательно сдирать с живых, еще теплых, тогда она будет мягкой и упругой.
- Заткнись, дурак! – грубо оборвал его Хемиша. Его мутило от таких советов. Он еле сдержал себя, чтоб не въехать кулаком по обрубленному уху. – Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь, я сделаю садовую черпалку для дерьма из твоего глупого черепа?
Но толстяк даже не обиделся. Как может кошка обижаться на пойманную мышку?
- Послушай, Хемиша, отдай мне меч. Он все равно тебе не нужен – ведь ты же посол, - Сказал мягче Одноухий Кабан. При этом лицо его выражало детскую наивность. С таким выражением, ребенок выпрашивает кусочек тростникового сахара или сладкий пирожок.
- Зачем он тебе? – зло спросил Хемиша.
- Как зачем? Я же - воин!
- Хочешь получить меч, и им будешь резать, как овец, хеттских женщин и детей, а из их кожи делать звонкие галгатури?
- Я же пошутил, - обиделся толстяк. – Просто, хотел тебя позлить. Неужели ты поверил, что я, благородный воин, Одноухий Кабан хоть пальцем трону женщину или ребенка.
Хемиша презрительно усмехнулся и отвернулся в сторону. Но вскоре неожиданно предложил:
- Послушай, Толстый Кабан, давай так: услуга за услугу. Я тебе меч, а ты мне поможешь в одном деле.
Недоверие промелькнуло в узких глазах Одноухого Кабана:
- Подкупить меня хочешь? Воины Хайасы не продаются, - гордо ответил разбойник, но меч так и притягивал взор. Ножны сияли на солнце. Каменья переливались яркими разноцветными искорками. Он не смог побороть столь великое искушение и согласился:
- Сделаю все, что захочешь.
- Уговори Хитасу жениться на сестре Суппилулиумы.
- Ну, нет! – наотрез отказался Одноухий Кабан и нахмурил брови. – Он должен взять в жены сестру. Таково решение старейшин. Против воли старейшин я не буду его настраивать.
- Тогда прощайся с мечом. – Хемиша отцепил оружие от пояса. – Ни мне – ни тебе. Я выкину его в реку.
-Эй, эй, постой, - ужаснулся разбойник. – Не надо, не бросай. Давай так…
- Как?
Толстяк не знал, что придумать, чтобы без особого труда выманить меч у Хемиши.
- Давай побоимся, - наконец предложил он. – Если я тебя уложу – меч мой, если ты меня – я буду уговаривать Отважного Оленя.
Хемиша прикинул: Безухий кабан, не смотря на полноту, был силен, но не поворотлив, к тому же, выпил много вина и будет еще медлительнее. Он решил рискнуть.
- Согласен!
- Вина мне! – радостно проревел Одноухий Кабан.
После перевала перед глазами путников открылась, продуваемая всеми ветрами, горная долина, поросшая низенькими и корявыми деревцами. Куда не кинешь взгляд, везде вырастали зубчатые хребты синих гор. Хемиша, хоть и вырос в горах, но на такой высоте, все же, чувствовал себя чужаком.
Караван остановился на привал. Уставших, от долгого подъема, осликов развьючили и отпустили пощипать скудную травку. Тюки с подарками сложили в кучу и выставили охрану. Все расселись кругом и приготовились к интересному зрелищу.
В центр круга вышел Хемиша и Одноухий Кабан, обнаженные по пояс. У Одноухого Кабана свисал огромный живот, волосатая грудь ходила ходуном, на боках колыхались складки сала, руки большие и пухлые. Напротив стоял Хемишу сухой, жилистый и широкоплечий.
-Значит так, - предупредил Одноухий Кабан, - не кусаться, не щипаться, коленями между ног не бить.
- Согласен! – ответил Хемиша. – Начнем.
Они сошлись. Большие руки Одноухого Кабана обхватили твердое тело Хемиши. Жилистые руки горца, стиснули мягкие телеса разбойника. Они качались из стороны в сторону, топтались на месте, старались согнуть противника. Одноухий Кабан считал себя сильным и думал, что одолеет Хемишу в мановение ока, однако вскоре почувствовал, что того не так просто сломить. Толпа начала их подзадоривать. Все хлопали в ладоши и кричали.
- Меч мой, меч мой! – хрипел Одноухий Кабан, наваливаясь всей тушей на Хемишу.
- Сначала одолей, - огрызался тот.
Так они долго раскачивались, обливаясь липким потом. Суставы хрустели от перенапряжения. Затем противники резко расцепились и отпрянули в разные стороны.
- Сдавайся! Меч мой! - чуть отдышавшись, потребовал Одноухий Кабан.
Хемиша постарался унять частое дыхание и ответил:
- Когда положишь меня на землю, тогда и ори о победе, - сам же прикидывал, как такую тушу удержать. Надо как-то хитрее действовать, противопоставить силе ловкость.
- Вина мне! – Заорал толстяк. Опрокинул поднесенную чашу в рот, кинул ее, не глядя, через голову и ринулся на Хемишу.
Но когда кольцо его больших рук начало смыкаться, Хемиша изловчился, вывернулся и оказался у противника за спиной. Он ухватил Одноухого Кабана за пояс, тяжело приподнял и швырнул на землю.
- Победа! - Крикнул он.
- Это не честно, - запротестовал Одноухий Кабан, поднимаясь из пыли. Он обвел всех зрителей свирепым взглядом и прорычал: - Кто скажет, что честно – откручу башку.
-Хорошо. Продолжим, - согласился Хемиша. Придется наказать этого упрямца.
Они вновь сошлись. Но Одноухий Кабан опять обнял пустоту. Хемиша присел, обхватил соперника под колени, с неимоверными усилиями оторвал от земли и уронил на спину. Лысый череп стукнулся о камни, а вокруг поднялось целое облако пыли. Одноухий Кабан взвыл от боли - видать, здорово шарахнулся.
- Теперь честно? - спросил Хемиша, становясь одной ногой на волосатую грудь поверженного.
- Честно, - нехотя пробурчал тот.
- Уговор помнишь?
- Помню.
- Не выполнишь – отрежу второе ухо и язык заодно.
Впереди, среди узких расщелин и высоких отвесных скал показались мрачные неровные стены городской крепости. Внутри теснилось множество маленьких домиков. Они поднимались уступами, как лестница. Крыши нижних домов упирались в фундамент верхних.
На вершине этой беспорядочной лестницы находилась еще одна маленькая крепость, внутри которой и располагалась халентува правителя Хитасы.
Залаяли собаки, почуяв чужаков. Смуглые жители, одетые в куртки из козьих и овечьих шкур, в мохнатых шапках высыпали на крыши домиков, поглазеть на караван. Одноухий Кабан ехал впереди на буром коне с нечесаной гривой. У него был такой важный вид, словно это он захватил караван с бесчисленными сокровищами. Его воины расчищали дорогу от любопытных плетками и орали, что есть мочи: «Посланник от лабарны Хатти Суппилулиумы к великому и непобедимому Хитасе, Отважному Оленю, правителю Хайасы».
Караван разместился в просторном дворе халентувы. Здесь все было просто и уныло: ни цветников, ни садика с фонтанчиком, только голая вытоптанная желтая земля с узкими каменными дорожками. Кое-где, в уголках пыталась прорасти чахлая трава. Сам дворец в один этаж примыкал тыльной стороной к скале. Стены халентувы, из грубо сложенных камней на глине, напоминали собой продолжение скалы. Окон не было. Дверной проем закрывала циновка. Хлев – да и только.
Посла встречала толпа вельмож, разодетых как попало, но во все дорогое и пестрое. Даже раззолоченная андули Хемиши казалась бледной медью, по сравнению с роскошными нарядами местной знати. По их дорогим одеяниям можно было судить, из какой страны шли караваны, которые они грабили. Вся эта пестрая толпа разбойников смотрела на посланника Хатти с недоверием и враждебностью. Хемиша сразу понял, что с ними договориться о чем-то будет нелегко. Тем более, со многими здесь присутствующими он лично скрещивал оружие в стычках. Даже, вдруг, на мгновение пожалел, что согласился ехать в это осиное гнездо. Но отступать поздно.
Наконец, появился и сам Хитаса. Ему недавно исполнилось девятнадцать. Невысокого роста, с большой головой неправильной формы, широкими плечами и маленькими кривыми ногами, он больше напоминал подростка. Некрасивое скуластое лицо с большим горбатым носом поросло мягкой юношеской щетиной. Слуги принесли подобие трона – деревянный стул с высокой спинкой, на котором местами еще осталась позолота. Он уселся на него, надменно смерил Хемишу грозным взглядом, холодно поприветствовал и соизволил осмотреть подарки.
Хемиша подал знак слугам, и перед правителем Хайасы расстелили толстые ковры с замысловатым ярким орнаментом. На ковры выставили золотую и серебряную посуду. Взгляд Хитасы потеплел. Прямо в чаши и подносы посыпались красивые браслеты, серьги с драгоценными каменьями, ожерелья тонкой работы. Отважный Олень расплылся в довольной улыбке. Он заерзал на троне, когда к его ногам положили щиты и мечи с редкой тонкой чеканкой, острые кинжалы, украшенные лазуритом, воинские пояса и перевязи. Правитель чуть не подскочил, когда перед его взором предстали, сверкающие золотом, латы и золотой шлем с высоким гребнем из крашеных конских волос. Даже у его придворных загорелись глаза, и сами собой открылись рты.
Все тут же забыли, что Хемиша их давний враг. Вельможи смекнули, что коль так щедро одаривают их молодого правителя, значит и им, старым воинам, перепадет немного. Отважный Олень высказал Хемише свое удовлетворение дарами и пригласил посла на ужин, где и намерен выслушать предложение лабарны.
В небольшом зале с низким потолком и земляным полом стояла нестерпимая вонь козлятины и винного перегара. Со стен свисали шкуры животных, кое-где, дорогие ковры. Смоляные факела трещали, поднимая вверх струйки черной копоти. Пол застилали толстые ковры и вытертые козьи шкуры. На низком деревянном столе во всю длину зала слуги расставили чаши для вина. Властитель устроился во главе, усевшись на мягкие подушки. Вся свита расселась по обеим сторонам стола прямо на полу, выбирая позу: кому какая удобнее. Скамьями они не пользовались. На другом конце стола, напротив правителя, усадили Хемишу. Место считалась почетным. Даже под зад подстелили кусок шкуры.
Слуги принесли мясо, жареный ячмень, лепешки, вино и пиво. Все сразу набросились на еду. Ели руками, набивая полный рот, при этом громко чавкали. Куски мяса не резали ножом, а разрывали руками так, что брызги жира летели во все стороны. Если надо было кому-то вытереть руки, подбегал слуга с длинными волосами, и его шевелюра служила салфеткой.
У Хемиши тут же пропал аппетит, глядя на все это. Но он постарался пересилить себя: съел пару кусков жесткого недожаренного мяса, громко чавкая. Знал, что чем громче чавкаешь, тем больше к тебе уважения. Затем запил мясо отвратительным кислым вином.
Когда Хитаса нажрался и немного окосел, то отвалился назад, прислонившись спиной к стене и довольно похлопал себя по животу. Протяжная отрыжка выскочила из его утробы. Это означало, что правитель насытился, и все прекратили жевать. Отважный Олень решил, что пора заняться государственными делами и обратил свой властный взор в сторону посланника.
- С чем пожаловал к нам посол от великого лабарны Суппилулиумы?
Хемиша с достоинством склонил голову и ответил:
- Отважный Олень, самый сильный и смелый среди живущих. Твоя храбрость и отвага не знает предела. Слух о тебе дошел до самых отделенных уголков вселенной. Солнце наше отослал меня с дорогими подарками и велел передать слова восхищения, а вместе с ними это послание. – Хемиша подал знак мешедю, и тот поднес глиняную табличку. – Соблаговоли прочесть и принять мудрое решение.
Тут же появился толмач, который бережно принял табличку из рук Хемиши, вгляделся в ровные строчки хеттской клинописи и стал излагать послание на своем языке. Чтец закончил и с поклоном передал табличку Хитасе.
Вельможи сидели молча, переваривая услышанное. Потом начали что-то бубнить, высказывая свои соображения. Вскоре начали спорить и возмущаться. Через некоторое время спор поднялся до криков. Один из разбойников, пожилой с дикими глазами и короткой шее – голова почти уходила в плечи – заорал:
- Как это так? О Боги! Разве так можно? Отказаться от своей сестры! Связь между родней божественна. Да и какой нам толк с этих хеттов?
- Баран! Осел! – крикнул на него Одноухий Кабан, сотрясаясь всеми складками необъятного торса. – Подумай своей тупой башкой. Тушратта нас предал. Ассирийцы скоро откинут нас от торговых путей. Что мы будем делать? Пасти овец и жрать пресные лепешки?
- Уж не продался ли ты хеттам? – ехидно спросил собеседник, прищуривая глаза. – Наверное, хочешь выкупить свое отрубленное ухо?
- Что! Ослиный желудок. Чтобы я продался! Всего золота мира на это не хватит. Сам-то ты золото брал у посланников Тушратты, чтобы на Хатти делать набеги, так не отработал его – вот и стараешься. Это ты звал всех пойти на Ассирию. И что из этого вышло? До сих пор задница болит от ассирийских копей. Ты за золото и правителя нашего готов продать, грязный шакал!
- Я?! – возмутился тот и метко плюнул Одноухому Кабану прямо в лицо. Толстяк не остался в долгу. Он схватил со стола обглоданную кость от коровьей ноги и, перегнувшись через стол, треснул по голове обидчика. Тот взвыл, схватил глиняную кружку и метнул в Одноухого Кабана. Кружка угодила прямо в глаз. Началась драка, в которой приняла участие вся свита. Хемиша еле успел отскочить в угол. Стол перевернули. Вся посуда полетела на пол, а вельможи били друг другу морды, рвали одежду, таскали за волосы.
Хитаса подал знак. Вбежали мешеди с огромными кувшинами и окатили дерущихся ледяной водой. Все тут же успокоились и расселись по местам. Слуги поставили стол на место, разбросанную посуду и черепки убрали. Стольники поспешили принести блюда со свежей закуской и кувшины с вином. На вельможах заменили порванную мокрую одежду. Вновь все зачавкали, как будто ничего не случилось.
Отважный Олень опять первым закончил трапезу, испустил еще более громкую и выразительную отрыжку. Затем обратился к Хемише:
- Я выслушал мудрые речи своих сановников, но еще не пришел к окончательному решению. А что по этому поводу скажет сам уважаемый посланник?
- О, величайший из правителей. Здесь говорить много не надо. Скажу лишь, что дружба во все времена ценилась выше вражды.
- Коротко и умно, - восхитился Хитаса. – А правда ли, что сестра лабарны красива? – допытывался он, мысленно склоняясь на сторону Хемиши.
- О да, она красивая и толстая, - подтвердил Хемиша, зная вкусы местных жителей. Он сам не видел сестру Суппилулиумы, но по рассказам Цулы, красотой там и не пахло. Но приходилось врать ради Великой Хатти. А вот, что она была упитанная – с этим повезло. Фазарука, вдобавок, сейчас ее усиленно откармливал.
- Я должен подумать и поговорить со старейшинами.
Правитель поднялся. Вельможе вскочили с мест и застыли в учтивом поклоне. Хитаса, гордо задрав подбородок, вышел из пиршественного зала.
Как только затихли его шаги, Одноухий Кабан грохнул по столу огромным кулаком и заорал, перепугав слуг: - Вина-а-а!!!
Тут же появились высокие кувшины, поросшие мхом, и пир возобновился. Потасовок и ругани больше не возникало. Впрочем, вскоре все напились до бесчувствия и попадали на пол. Заботливые слуги растаскивали сановников по домам, словно мешки с драгоценностями.
Хемиша не смел пить. Он только подносил кубок к губам. После пира посланник тут же кинулся обходить всех жен вельмож. Он одаривал их украшениями, восхищался красотой. Женщины особенно приходили в восторг, когда Хемиша подносил им крохотные кувшинчики с ароматной жидкостью для тела, привезенные откуда-то из далекой Финикии. Аромат был до того нежный и завораживающий, что толстые жены вельмож чуть не падали в обморок от счастья. А Хемиша, тем временем, осторожно нашептывал им на ушко, как надо поговорить с глупыми мужьями. Жен сановников абсолютно не интересовала политика, но они обожали разные безделушки. За брошь искусной работы, за пару чудесных браслетов или за кувшинчик ароматной жидкости, они согласны были уговорить самого Ярри.
Хемиша посетил дома старейшин. Подарил старикам меховые шапки и теплые одежды. Переговорил с каждым, выказывая им свое уважение и почтение. Не забыл он и о пьяных сановниках. Все они проснутся после шумной оргии с больной головой и опухшими лицами, а слуги им поднесут редкое ароматное вино в золотом кубке. Откуда такая прелесть? Подарок хеттского посланника. И еще великолепный кинжал ахеявской работы. Слуги все преподнесут умело, с улыбкой, так, как и их научил посланник. Ведь Хемиша не забыл щедро одарить и слуг.
Хемиша ходил по городу в сопровождении мешедей от дома к дому и замечал кругом запустение и нищету. Он знал, что племена Хайасы в упадке, но не думал что в таком глубоком. Это уже была не та грозная сила, что лет двадцать назад. В былые годы горный народ был многочислен. Они дерзко нападали даже на города. Теперь многие дома стояли пустые, когда-то цветущие садики засохли. Еще лет двадцать назад здесь был шумный город. Теперь же вид грязных улочек с разваливающимися стенами домов, наводил уныние.
Закончив свои дела поздно ночью, Хемиша еще долго молился Богам, прежде чем растянуться на подстилке из сена и козлиных шкур, и забылся глубоким сном.
На следующее утро к посланнику в покои вошел мешедь правителя. Он сообщил, что его ожидает Хитаса. Хемиша постарался скрыть волнение, придал лицу выражение холодной любезности и направился вслед за мешедем в халентуву.
Его привели в тот же зал, наполненный не выветриваемой вонью. За тем же грязным столом, в том же порядке сидели вельможи. По довольному лицу Одноухого Кабана с подбитым глазом, Хемиша понял, что дело улажено. Правитель торжественно объявил о согласии вступить в брак с сестрой великого лабарны Хатти, солнцеликого Суппилулиумы, а свою сестру, соответственно, выдать замуж за вышеупомянутого правителя. На этот раз никто не возражал.
Весь день прошел в шумном пиршестве и закончился умопомрачительной попойкой. На этот раз и Хитаса и Хемиша не смогли подняться со своих мест. Еще через три дня, Хемиша, опухший и пожелтевший от пьянства, двинулся в обратный путь. Он вел с собой караван ответных даров для Суппилулиумы от правителя Хайасы. Ослики везли тюки со шкурами диких животных хорошей выделки, награбленное золото, чудесные ковры и тонкие ткани, так же, отнятые у торговцев.
До перевала их сопровождал Одноухий Кабан со своими людьми. Толстяк ехал хмурый, обиженно выкатив мясистую нижнюю губу. За всю дорогу не промолвил ни слова. Но Хемиша старался не замечать его настроения; у самого голову ломило от трехдневного пьянства. Когда же дорога побежала вниз, Одноухий Кабан остановил коня.
- Дальше иди без боязни. Это ваша земля.
- Спасибо, друг, - поблагодарил его посланник. – Пусть Боги оберегают тебя.
Толстяк не спешил поворачивать коня. Он хотел еще что-то сказать, но все не решался. Наконец несмело заговорил:
- Послушай, Хемиша, я честно выполнил уговор. Сделал все, как надо. Ты доволен?
- Да, - сухо ответил Хемиша.
Одноухий Кабан замялся, но все же продолжил:
- Теперь наши народы будут жить в мире. Я не посмею нападать на ваши земли и грабить караваны хеттских торговцев, наоборот - буду охранять их.
- Я очень рад, - без особого восторга произнес Хемиша, понимая, что Одноухий Кабан своей просторной речью о дружбе хочет выклянчить меч.
А толстяк, бледнея и краснея, продолжал:
- Ваши караваны большие. Охрана для них нужна крепкая и сильная. У меня должно быть добротное оружие. Так подари мне свой меч. Подари! Видишь, я даже забыл нашу старую вражду, и то, что ты мне ухо отрубил.
Хемиша медленно отцепил с пояса меч, любовно погладил ножны с тонкой чеканкой и, испустив тяжелый вздох, произнес:
- Запомни: есть только два таких меча. Их выковали умелые оружейники в наших горах. Один меч носит великий лабарна Суппилулиума. Он ни разу не уронил своей чести и не осквернил драгоценный клинок кровью невинного. Второй меч носил я. Могу сказать и о себе: это острие соприкасалось только с оружием противников. Посмотри: его клинок блестит, словно зеркало. Когда ты вынимаешь меч из ножен, сам Небесный Бог Солнца отражается в нем. Он выкован из драгоценного благородного железа. Если его осквернить кровью невинного или беззащитного, то лезвие покроется бурой ржавчиной и сломается. А того, кто осквернил оружие, Небесный Бог Солнца покарает очень жестоко. Понял мои слова, воин?
- Клянусь хлебом, который я ем, клянусь горами, в которых мое сердце, что буду обнажать его только при виде равного мне врага, - торжественно ответил Одноухий Кабан. При этом глаза у него выражали искренность.
Хемиша протянул ему драгоценное оружие. Одноухий Кабан дрожащими от волнения руками принял меч, еще не совсем веря, что клинок теперь принадлежит ему, осторожно вытянул лезвие из ножен. Увидев в блестящем металле свое отражение, воин расплылся в детской улыбке. Пухлое лицо Одноухого Кабана и даже его лысая макушка сияли от радости. Он в порыве чувств обнял Хемишу со словами:
- Ты мой брат. Будет трудно – приходи ко мне; негде будет жить – я уступлю свой дом; нечего будет есть – я отдам последний кусок хлеба.
- Спасибо. Буду помнить твои слова. А теперь, прощай. Хранят тебя Боги.
Караван спускался все ниже и ниже по извилистой дороге, а на перевале оставался стоять Одноухий Кабан и провожал путников взглядом, пока цепочка груженых осликов не скрылась из глаз. Конь Хемиши почуял запах родного ущелья и пошел веселей.
8
Дальнейшие события развивались быстро, как и планировал Суппилулиума. Сестра лабарны, в полной тайне, сопровождаемая самыми надежными мешедями и несколькими верными вельможами, покинула Хаттусу. Ее путь лежал в Верхнюю страну. Отважный Олень пришел в восторг от невесты, восхищался пышными формами и высоким ростом. Прошел шумный пир. Позднее тайно появился и сам Суппилулиума. Сестру лабарны перед Богами объявили женой Хитасы, а сам Суппилулиума сочетался браком с молодой горянкой, сестрой Отважного Оленя. Тут же на пиру скрепили печатями договор о вечном мире.
А мнимый лабарна все так же мучительно и долго умирал в Хаттусе. Его сыновья: Арнуванда и Мурсили прикидывались дурачками и плакались у послов, жалуясь, как им придется туго. Послы их утешали и уже делили Хатти. Но в то же время чужеземные посланники недоумевали: почему Суппилулиума не может никак перейти к Богам? Сколько же можно ждать!
Благородный почтенный Синайя, правитель Исувы задыхаясь, взобрался на самую высокую башню города Малатьи и, прищурив карие, потускневшие от старости глаза, глядел печально вдаль, вслед уходящей колонне митаннийских копьеносцев. Воины шли быстро, налегке. За ними следом тянулся обоз с оружием. Синайя погладил седую бороду сморщенной крепкой ладонью, и вознесся мыслями к Богам. Помолившись, он решил еще немного постоять на башне. Почему-то заныло тревожно сердце. О чем-то недобром предупреждали его Боги.
Сзади подошел старший над мешедями Халлала, такой же древний, но все еще сильный старик. Он ступал по камням мягкими кожаными сапогами с задранными кверху носами. Откашлявшись, произнес:
- Благородный Синайя, прошу тебя спуститься вниз. Здесь сильный ветер.
- Погоди, - отмахнулся Синайя. – Ветер – сын степей, мой лучший друг. Разве он может мне причинить зло?
-Ты подорвешь здоровье, мой повелитель. Подумай, годы уже не те, чтобы в такую холодную погоду разговаривать с ветром.
- Что мне здоровье? Я стар и чувствую, как смерть спешит ко мне на черной колеснице, взмахивая черными крыльями, чтобы навсегда закрыть мои глаза.
- Не кличь ее, - испугался Халлала и схватился рукой за амулет, висевший на шее.
Наступило молчание. Синайя все так же вглядывался в даль, где скрылись последние повозки митаннийцев. Порывы ветра трепали его убеленную сединой бороду, пытались сорвать расшитую золотыми треугольниками длинную андули. Островерхая тиара из голубой шерсти вот-вот полетит вниз.
- Тушратта оставил нас без защиты, - горестно вздохнул правитель Исувы. – Все его воины покинули Малатью.
- Не беспокойся, властитель. Нашей державе ничего не угрожает. Тушратта собирает войска, для того, чтобы окончательно покорить возгордившуюся Хаттусу. Суппилулиума скоро покинет этот мир. После покорения Хатти, мы будем в полной безопасности.
- Ты так уверенно говоришь… А мне почему-то тревожно. Вспомни: мы совершили клятвопреступление. Клялись над священным огнем вместе с лабарной Тудхалией, отцом Суппилулиумы в вечной дружбе и мире. Сами же, после нападали на хеттские земли, и перешли на сторону Митанни. Топор греха тяготеет над нашими головами.
- Но, мой властитель, - возразил Халлала, - мы поступили мудро, отдавшись в руки сильнейшего. Нельзя же было допустить, чтобы Тушратта огнем и мечом прошелся по Исуве. У нас много оловянных и медных рудников, у нас самые умелые оружейники, наши торговцы самые уважаемые во всех землях, но при всем этом - воины Исувы никогда не славились отвагой и громкими победами. Мы не смогли бы отстоять свободу.
- Твои слова справедливы. Но грех клятвопреступления этим не снять. Придет час, быть может уже скоро, и надо будет расплатиться сполна.
- Не говори так, мой повелитель. Отгони невеселые мысли.
- Какое послание пришло вчера митаннийскому полководцу, что он так спешно покинул нас?
- Вести темные. В послании сообщалось, что Ассирия вышла из повиновения Вашшукканни. Тушратта велел хурритам пройтись войной по всему междуречью, превратив страну Ашшура в пустыню, наполненную трупами и развалинами. Но под Ниневией, ужасно сказать, хурриты были наголову разгромлены и обращены в позорное бегство. Таких поражений хурритские племена еще не знали.
- Даже после этого, Тушратта, все-таки, решил идти сперва на Хатти?
- Да. Такова его воля. Чуть не забыл тебе сказать, повелитель. На наших дорогах вновь появились разбойники-хайасы. Надо бы вооружить землепашцев, а из ремесленников составить дозоры охранять дороги.
- Опять они пришли грабить, - разгневался правитель.
- Но ведут себя странно: не нападают на селения, а лишь перекрывают дороги.
- Это меня настораживает. – Брови Синайи сдвинулись.
Он заметил всадника, мчавшегося по направлению к городу. Сердце болезненно сжалось. Предчувствие, что недобрая весть летит по следам всадника черной птицей, закралось в душу. Гонец проскакал сквозь ворота. Копыта его задыхающейся лошади гулко застучали по узким улицам. Измученное животное споткнулось и повалилось на землю. Всадник кувырком полетел через голову. Лошадь дергала ногами, пытаясь подняться, но смерть уже душила ее.
Синайя видел, как к всаднику подбежали мешеди и наклонились над распростертым телом. Он чувствовал: черная птица перепорхнула с гонца на плечо мешедю. Мешедь с дурной вестью поспешил к правителю. Сердце у Синайи все больнее и больнее сжималось; все внутри похолодело. Вот ноги мешедя в кожаных сапогах зашуршали по лестнице. Синайя захотел убежать, заткнуть уши и ничего не слышать. Но разве этим спасешься? Мешедь поклонился и, не спрашивая разрешения, выпалил:
- Тегерама сдалась без боя.
Синайя почувствовал, как тело немеет и становится невесомым. Он увидел, как лицо Халлалы перекосилось от гнева и ужаса. Седые кустистые брови сошлись к переносице. Срывающимся голосом старший над мешедями закричал:
- Кому?
- Гонец не успел сказать. Умер, - виновато ответил слуга.
- Правитель, не верь. – Халлала обратил на Синайю испуганный взгляд. – Там же высокие стены и много воинов. Откуда взяться такому большому войску, которое заставило бы сдаться без боя Тегераму?
- Это правда. Тегерама пала, - четко произнес Синайя. Его лицо напоминало гипсовую маску. Он показал глазами вдаль. – Смотри, черная весть ненамного опередила возмездие за клятвопреступление.
- Что это? – Халлала внимательно вгляделся туда, куда был обращен взор правителя. – Черная туча надвигается. Будет гроза.
- Но пусть она не разразится над Малатьей. – начал бредить правитель. – Прикажи выйти навстречу грозе старейшинам с зелеными веточками самшита и дарами. Тогда гроза стороной обойдет эти стены.
Синайя подошел к краю башни. Его взгляд упал вниз на острые камни. Ему захотелось прыгнуть и разбиться. Он бы так и сделал, но голова закружилась, все поплыло перед глазами, и правитель без сознания упал на руки мешедям.
Армия Суппилулиумы неожиданно свалилась с гор и победным маршем прошла по Исуве. При виде огромного, хорошо вооруженного войска, наместники сдавали города без боя. Навстречу Суппилулиуме выходили старейшины с дарами и молили не грабить города. Суппилулиума не задерживался под стенами. Исува – не главная цель его похода. Он лишь принимал клятву верности от старейшин и телепуриев, пополнял запасы продовольствием, а воинские ряды местными ратниками и двигался дальше.
Наконец, перед его взором показался сверкающий Евфрат. Армия дошла до Малатьи – столицы Исувы. За городом находилась переправа через могучую реку и прямая дорога на Вашшукканни.
Суппилулиума остановил войско и приказал разбить лагерь недалеко от стен города. С несколькими мешедями лабарна осмотрел местность возле дороги и вскоре обнаружил большое каменное изваяние Бога Таккеха – хранителя покоя Хатти. Гранитное изваяние валялось свергнутое с пьедестала, наполовину ушло в землю и заросло травой. Лабарна приказал позвать людей и водрузить статую на место. Вскоре все было сделано. Огромное чудовище с телом льва и крыльями орла грозно взирало на жалких людей. Помимо львиной морды, растущей прямо из груди, на мощной шее возвышалась человеческая голова, увенчанная высокой тиарой.
Божество Таккеха когда-то здесь поставил лабарна Мурсили, возвращаясь после вавилонского похода. Оно бдительно охраняло переправу через Евфрат. Митаннийцы боялись чудовища, и когда они захватили Исуву, то повергли колосс на землю, сотворив над ним проклятие. Но теперь Таккеха вновь поднял гордую голову над степью.
Суппилулиума зарезал перед божеством черного барана и совершил возлияние вином. Затем он приказал вырыть перед пьедесталом глубокую яму и разжечь в ней огонь.
Лабарна наблюдал, как яму наполняют поленьями. Его окликнул Цула, сказал, что послы из Малатьи идут в лагерь. Старейшины и богатые горожане не шли, а ползли на коленях, неся в руках веточки самшита и дары. Ворота Малатьи распахнули настежь. Почти все жители высыпали из крепости и упали ниц, ожидая страшной участи или избавления.
Суппилулиума быстрым шагом направился к посланникам и приказал им подняться. Они сложили дары у ног повелителя и смиренно, низко опустив головы, ждали решения грозного полководца. Один из древних старцев произнес слабым голосом:
- Мы рады тебя видеть, Великое Солнце наше, непобедимый лабарна Суппилулиума. Пощади наш город. Твои воины сильные. Жажда мести сверкает на остриях их пик. Но в городе не осталось ни одного митаннийца. Они ушли сегодня на рассвете в Вашшукканни.
- Я знаю, - невозмутимо ответил лабарна. – Их телами сейчас ужинают шакалы.
Услышав эту страшную весть, посланники, в один голос, взмолились о пощаде.
- Я не трону ни единого жителя, - согласился Суппилулиума. – Но вы должны дать мне клятву в верности, признать меня своим правителем, а так же выдать предателей: Синайю и Халлалу.
Старейшины согласились. Им раздали по кусочку жертвенного воска. Каждый слепил человечка, произнес страшную клятву перед ликом грозного Таккеха и бросил человечка в яму, где уже занималось оранжевое пламя.
Послы вернулись в город с радостной вестью. Народ ликовал, узнав, что избежали резни и грабежей. Вскоре из Малатьи к лагерю поспешили торговцы, музыканты, блудницы. Город вместе с воинским станом наполнился музыкой и весельем. Один Суппилулиума не пригубил вина и не принимал участия в веселье. Он остался стоять возле пылающей ямы.
Наступила глубокая ночь.
Вскоре музыка постепенно смолкла. Лабарна ушел отдохнуть, а утром вновь стоял возле изваяния Таккеха. Он кратко помолился, пожертвовал божеству хлеба и вина, приказал подбросить дров в яму, откуда исходил нестерпимый зной. Бой хухупалов заставил войско подняться. Шатры свернули, и армия двинулась к переправе через Евфрат. А Суппилулиума все ждал.
Наконец, он увидел, как из ворот Малатьи, качаясь из стороны в сторону, неуверенно вышел высокий старец в желтой одежде правителя Исувы. Его сопровождали мешеди. Синайя предстал перед Суппилулиумой. Он посмотрел отсутствующим взглядом в очи лабарне, затем с опаской покосился на статую Таккеха. Правители долго молчали, стоя друг против друга. Суппилулиума жег его огненным взглядом, а Синайя бессмысленно глядел в пылающую яму.
Подскакал Хемиша с двумя горцами. Они тащили за собой на привязи Халлалу.
- Хотел удрать из города, - объяснил Хемиша.
- Развяжите его, - приказал Суппилулиума.
Горцы развязали веревки и кинули пленника к ногам Синайи. Халлала затрясся и застонал.
- Правитель Исувы Синайя и ты, его правая рука, Халлала, - произнес Суппилулиума жестко. – Вы давали страшную клятву верности моему отцу, лабарне Тудхалии. Нарушив ее, вы, тем самым, обрекли себя на гнев Богов. – Суппилулиума показал серебряную табличку. – Вот договор, скрепленный печатью моего отца и твоей, Синайя. Ты узнал?
- Да, узнал, - ответил правитель Исувы безразличным тоном, протягивая Суппилулиуме вторую, точно такую же табличку.
Лабарна сравнил обе, затем без сожаления швырнул их в огненную яму со словами:
- Таккеха вновь пришел в эти степи. Он принес гнев Богов и ждет ваши души, дабы препроводить их на страшный суд. Здесь в яме горит ваш уктури. Через его пламя вы отправитесь к Богам, они решат дальнейшую судьбу ваших преступных душ. Вот нож Таккеха. – Лабарна протянул Синайе медный кинжал с рукоятью в виде лежащего льва. – Я ухожу, оставляя вас наедине с совестью и с гневом Богов.
Лабарна запрыгнул в колесницу. Возничий тронул коней, и повозка умчалась, в сопровождении всадников Хауси.
- Мы спасены! – радостно воскликнул Халлала, утирая грязной ладонью слезы.
- Молчи, несчастный! – прикрикнул на него Синайя и метнул гневный взгляд. – Неужели ты до того поглупел, что не понимаешь: нам, предавшим клятву, нет спасения на земле. Куда ты убежишь от Богов? Подумай о своей души.
Халлала с ужасом наблюдал, как Синайя медленной стариковской походкой направился к краю пылающей бездны. Он расправил плечи, готовясь достойно встретить смерть. Жар исходил из ямы настолько сильный, что края длинной одежды начали тлеть. Но правитель Исувы не обратил на это внимание. Он приставил острие ножа Таккеха к груди, смело взглянул в лицо каменному чудовищу и пронзил себе сердце. Безжизненное тело рухнуло в яму. Сноп искр вырвался наружу. Пламя взметнулось вверх, радуясь добычи.
Халлала вспотел от ужаса. Вдруг он почувствовал прикосновение металла к руке. Обернувшись, он увидел, что один из мешедей протягивает ему нож.
-Ты что! – завопил он, холодея от страха. – Я! Нет!
Халлала отбросил нож в сторону и попытался бежать. Но сильные мешеди схватили его и безжалостно швырнули извивающееся тело в яму. Предсмертный крик потонул в шуме пламени. Мешеди приклонили колени перед изваянием, произнесли молитву и побрели обратно в город.
Тушратта сдавил голову руками и постарался не застонать от невыносимой боли. Вчерашний буйный пир давал о себе знать. Митаннийцы шумно отпраздновали четвертую годовщину победы над Суппилулиумой. Большие праздничные костры пылали, как раз в том месте, где были повержены хетты. Пиршественные столы ломились от яств и вина. Властитель щедро угощал командиров своего доблестного войска. Много серебра и золота пришлось выложить торговцам за угощения. Но это - капля в море, по сравнению с тем, сколько будет захвачено в Хатти.
А ночью снова приснился этот леденящий душу кошмар: Тушратта старался бежать, но ноги не слушались, а сзади он чувствовал дыхание разгоряченных коней. Кони черные, огромного роста мчали колесницу Суппилулиумы. Их глаза горели, изо рта вместе с пеной вырывалось пламя. Лабарна Суппилулиума занес над Тушраттой топор и вот-вот расколет его голову. И никак не убежать, никуда не спрятаться. Правитель Митанни постарался отогнать дурной сон. Голова трещала, словно переспелый арбуз.
Подбежал невольник с полотенцем и тазиком холодной воды для умывания. Тушратта пнул его ногой и недовольно прорычал:
- Вина неси слабого, дурак!
Раб быстро уполз. Тушратта, превозмогая боль, прошелся по походному шатру. Он приказал мешедям собрать полководцев. Наконец, раб принес слабого вина. Правитель, морщась, отпил противной теплой кислятины. Чуть не стошнило. Боль постепенно уступала место слабости. Дышать становилось легче.
Вскоре в шатре появились опухшие полководцы. Глядя на их заплывшие лица, мятую одежду и нечищеные доспехи, Тушратта подумал, что надо бы быстрее перевалить через Бычьи горы в Хатти, иначе армия совсем распустится без дела. Чуть ли не треть войска составляли всякого рода наемники, преступники, бродяги и невольники. Хоть армия огромная, а присмотреться – сплошной сброд. Тысячники стали полукругом напротив правителя и приготовились слушать.
- Повеселились на славу, - сказал правитель, - теперь пора приступать к делу. Поднять лагерь. Вперед на Хатти!
Военачальники разбежались по отрядам. Лениво загрохотали галгатури, поднимая войско в поход. У Тушратты возникло впечатление, что колотят по его голове. Скорее на воздух. Подали колесницу. Правитель взглянул на нее и опять с содроганием вспомнил ночной кошмар. Перед ним возникло круглое лицо Иссихассы.
- Что слышно из Хатти? – спросил правитель, усаживаясь в повозку.
- Суппилулиума все умирает, - ответил тот.
- Долго же он не может покинуть эту землю, - усмехнулся Тушратта. Затем ткнул пальцем в грудь Иссихассы. – Ты поведешь суту. Первый спустишься по ту сторону гор.
- Повелитель, это трудная задача для меня. Одной суте не справиться.
- Почему же? – недовольно спросил Тушратта, начиная сердиться.
- Ночью, когда мы пировали, хеттские отряды выбили нашу охрану с перевалов и сами заняли оборону.
- Каким образом? Откуда они здесь? – не понимал Тушратта. – послать вперед ассирийских собак. Пусть они очистят перевалы.
К полудню войска начали подходить к подножью гор.
- Где эти аккадские шакалы? – кричал Тушратта. – пропустить их вперед!
- Великий! – к нему подбежал один из военачальников. – Ассирийцы предали тебя и ночью тайком покинули лагерь. Вели послать погоню. Надо их вернуть, а военачальников публично казнить.
- Как они посмели? Кто их отпустил? – глаза Тушратты засверкали гневом. – Ассирийцев больше трех тысяч. А если они вздумают ограбить Вашшукканни? Надо их всех перерезать. Поворачивай назад.
- Может в погоню послать легкие колесницы? – предложил военачальник.
- Да! Колесницы! И поскорее! – заорал правитель, и тут же опять ему вспомнилась колесница Суппилулиумы из ужасного сна. Он содрогнулся и постарался не думать об этом. Тушратта подозвал старшего писца. – Срочно отослать приказ хурритским наместникам: пусть уничтожат ассирийцев по дороге.
- Наш всемогущий повелитель, это невозможно, - возразил один из вельмож. – Хурриты больше не желают тебе служить. Они решили, что ты их предал, послав на копья аккадцев под Ниневией.
- Кто ж виноват, что эти свиньи разучились воевать.
- Они еще больше разозлились, прознав, что ты без них идешь грабить Хатти. Наших наместников выгнали из городов. Кого побили камнями, кому вспороли брюхо.
- Ну, я им покажу! – совсем разошелся Тушратта. – После Хатти полетят головы в Хурри и в Ассирии.
К закату их нагнал посланец из Та-Кемет.
- Сюда его! – приказал Тушратта. – Где обещанная поддержка от Эйи?
Посланник поклонился.
- Повелитель Обеих Земель Эхнэйот стал Богом, - скорбно произнес посланник. Все присутствующие тревожно переглянулись. Вестовой продолжал. – Эйе нужна твоя армия, дабы утвердиться с помощью ее копей на престоле.
- Он с ума сошел! – взорвался Тушратта, побагровев от злости. – Я должен идти в Та-Кемет через пустыню, когда у меня за спиной взбунтовался Ашшурбалит.
- Но, всемогущий, тогда у нас не будет поддержки со стороны Та-Кемет, - несмело возразили сановники. – Ассирия не посмеет напасть на Вашшукканни. От хеттов никакой угрозы. Поможем Эйе, затем вернемся с еще большими силами и разгромим врагов.
- Хорошо! – согласился Тушратта. – Часть войска пусть преследует ассирийцев, но в бой с ними не вступает. Только если аккадские собаки вздумают грабить города, тогда перерезать их всех. Пусть Артатама этим займется.
- Будет исполнено, - поклонился полководец.
- Пусть ассирийцы уходят. Не до них сейчас. А я завтра утром поведу основное войско к Кадешу. Оттуда в Та-Кемет.
Ночью Тушратте опять не давали спать кошмары. Опять он убегал от колесницы Суппилулиумы, и опять не мог нигде спрятаться.
Наконец утро. Тушратта вскочил в холодном поту. Еще солнце не разогнало туман, а он уже приказал двигаться вперед.
- Великий!
- Что там еще? – недовольно крикнул Тушратта на военачальника.
- Войска Алепо и Алалаха, узнав, что ты направляешься в Кадеш, а не в Тувануву, покинули лагерь. Вожди не желают сражаться на берегах Хапи.
- Предатели! Предатели! Кругом одни предатели! – Тушратта задыхался от гнева. Он не знал, что ему делать. Куда идти? - Всех уничтожу! Всем достанется!
Повелитель шагал по шатру. Войска ждали, а правитель все не выходил.
- Повелитель! – раздался крик. Двое мешедей приволокли в шатер человека в рванной пыльной одежде. Он тяжело дышал. Его рука судорожно сжимала жезл вестового.
- Откуда?- крикнул Тушратта. И что-то недоброе изнутри схватило жесткой рукой за сердце.
Вестовой подполз на животе ближе к правителю, постарался унять дыхание и выпалил:
- Из Вашшукканни.
Среди вельмож пронесся сдержанный ропот. У Тушратты холод спустился с головы до самых пяток.
- Говори, не медли! – прошипел он и не узнал собственный голос.
- Столица занята врагами и разграблена, - произнес вестовой.
- Кем? – Тушратту начало лихорадить. Он сильно стиснул зубы, чтобы они не стучали.
- Войсками Суппилулиумы. Его колесницы мчатся по моим следам и скоро будут здесь.
- Что ты несешь! – заорал правитель и в ярости пнул вестового ногой в лицо. Он оглядел испуганные лица вельмож, как бы ища поддержки. – Это неправда. Он сумасшедший. Суппилулиума в Хаттусе, корчится в предсмертных судорогах. Как он мог оказаться здесь?
Но, заметив страх в глазах сановников, правитель взмок. Струйка нервного пота противно пробежала по спине. Опять вспомнился ночной кошмар. Колесница с огромными конями и топор Суппилулиумы над головой.
- Надо спасаться! – перед его лицом возникла жирная рожа Иссихассы.
- Куда? – У Тушратты появилось страстное желание задушить его.
- Надо бежать, правитель. Суппилулиума не пощадит никого. Если пал такой город, как Вашшукканни, то нашей армии не устоять.
- Моя армия непобедимая! – заорал Тушратта. – Ты же говорил, что Суппилулиума уже почти мертв! – Он не выдержал и обхватил цепкими пальцами толстую шею Иссихассы. Тот начал хрипеть. По лицу разлилась синева.
- Правитель, надо что-то делать, - услышал он военачальников.
Тушратта выпустил Иссихассу. Тот упал на землю, заливаясь хриплым кашлем.
- Встретим врагов и разобьем их! – решительно сказал он.
Вдруг правитель почувствовал, как страх шепнул ему на ухо: - А что, если тебя разобьют? Что тогда? Позорный плен. Мучительная смерть. Тушратте показалось, что Суппилулиума видит его и целится топором прямо в голову. Его колесница резво мчится, не встречая преград; мчится прямо на него – на Тушратту. Он вскочил с места и выбежал из шатра. Перед ним предстало великое множество воинов.
- О Боги, - засмеялся он над своей слабостью. – Чего я трясусь, словно затравленный волк? У меня сильная армия. Но Вашшукканни, - вспомнил он. Надо спешить. - Вперед на хеттов!
Солнце светило как-то странно, или это ему показалось. Горы какие-то не те. В мареве расплывались очертания вершин.
- Бодрее шагайте! – кричал Тушратта. – Разве это воины? Вас же всех перережут. - Его плеть засвистела в воздухе, раздавая удары направо и налево.
Вдруг все войско разом встало и затаило дыхание. Тушратта взглянул вверх. Глаза чуть не вылезли из орбит. Язык прилип к небу, не в силах пошевелиться. Что он увидел – было, всего лишь ведение, не редкое в горах Киццуватны. Но кто мог за это поручиться. Мираж? А не сами ли хеттские Боги пришли отомстить за поруганную землю и оскверненные храмы? С неба спускались огромные копьеносцы. Они шагали по горам, и горные пики едва достигали их колен. Острые копья подпирали небосклон. Казалось, одно неосторожное движение, и они проткнут тоненькую нежную пелену. Их суровые бородатые лица грозно взирали на ничтожных митаннийцев огненными очами. Копьеносцев двигались нескончаемыми шеренгами. Их было так много, что они заняли четверть неба. А сзади огонь. Боги! Да это на небе горит Вашшукканни!
Тушратта чуть не терял сознание. Его била нервная дрожь. Пот ручьями стекал по телу. Сердце вот-вот готово было разорваться на части от страха. Вельможи с криками разбежались прочь, пытаясь спрятаться за холмы. В войске поднялась паника. Обезумевшие воины стреляли из луков по призракам, бросали оружие и разбегались.
Правитель ничего не слышал и ничего не понимал. Только огромные копьеносцы приковали его взгляд. Вдруг по горам промчалась колесница. Это он! На ней стоял призрак самого Суппилулиумы с золотым калмусом лабарны в руке.
Тушратта судорожно сглотнул воздух, пытаясь закричать, но голос пропал. А Суппилулиума правил коней прямо на него. Ночной кошмар возник наяву. Правитель вышел из оцепенения, круто развернул раззолоченную повозку, запряженную белыми конями, дико заорал и помчался прочь, опрокидывая по пути обезумевших воинов. Хлыст его безжалостно стегал коней, сдирая белую шерсть вместе с кожей. Затылок свело судорогой. Разум сковал страх.
Тушратта стал приходить в себя, когда ночь уже начинала накрывать непроницаемым покрывалом засыпающую землю. Один из коней пал. Другой встал, как вкопанный, и захрипел, готовый свалиться замертво. Тушратта спрыгнул на землю, схватил под уздцы коня и попытался заставить его идти вперед. Конь тяжело раскачивался, сделал два шага и рухну.
Тушратта огляделся кругом. На сколько хватало глаз, простиралась унылая степь с чахлой выжженной травой. На горизонте бесконечная равнина сливалась с прозрачным звездным небом, - и вокруг никого, никаких признаков жизни. Великий правитель остался один: без слуг, без армии, без страны. Силы и разум покинули его. Он покатился по земле, в отчаянии разрывая на себе одежду, и громко зарыдал.
Наутро его нашли Ибиссаха и Иссихасса. Полуживой, с расцарапанным лицом, в лохмотьях, некогда грозный правитель лежал без сознания на голой земле, но дышал. Армия Митанни сильно поредела. Многие воины, набранные насильно, разбежались. Остатки войска последовали в Керкемиш вслед за своим опозоренным правителем, где нашли убежище от хеттских колесниц.
Армия хеттов неожиданно появилась под стенами Вашшукканни. Всадники Хемиши и Хитасы ворвались в город. Стражники не успели закрыть ворота, побросали оружие и разбежались. За всадниками ворвались колесницы. Сначала никто из горожан ничего не понял. После город объяла паника. Сквозь ворота беспрепятственно входили стройными рядами копьеносцы, как к себе домой.
Вашшукканни пала без сопротивления. Столицу Митанни захватили те, кому плевали в лицо на базарных площадях, унижали, ругали самыми грязными словами. Они пришли карать за нанесенные обиды.
У Суппилулиумы не входило в планы уничтожение столицы Митанни. Вашшукканни был слишком красивый и богатый город. Он не хотел жечь и разрушать. Но остатки охраны засели в халентуве правителя и попытались защитить сокровища Тушратты. Лабарна послал Фазаруку предложить охранникам сдаться. В посланца предательски пустили стрелу. Она угодила жезлоносцу в плечо, но удачно: не пробила наплечник из толстой кожи. Этот выстрел переполнил чашу гнева. Лабарна приказал разграбить и сжечь город, как когда-то сожгли Хаттусу. Впрочем, Вашшукканни не так сильно пострадала. Тысячи рабов, на протяжении сотен лет возводили здесь крепкие каменные дома. Огонь причинил строениям лишь незначительный ущерб. Но халентуву разрушили почти до основания, а всех защитников перебили. Суппилулиума забрал сокровища Тушратты и отправил их в Хаттусу. Столько золота и серебра он еще ни разу не видел. Не хватило повозок. Пришлось отбирать у торговцев. Но хетты не знали о более богатых кладовых. Тайные комнаты располагались в глубоких подземельях халентувы. Там хранилось золото, награбленное в течение многих лет правителями Митанни. Среди груд золоти, серебра, драгоценных камней находились и золотые ворота Ашшура, которые мечтал заполучить Ашшурбалит. Рухнувшие от огня своды дворца завалили вход в подземную сокровищницу.
Расправившись с Вашшукканни, лабарна направил войска навстречу с армией Митанни. По дороге он узнал о странных обстоятельствах, при которых войско Тушратты разбежалось, а сам правитель обезумел. Идти и брать штурмом Керкемиш, где скрывались остатки армии противника, лабарна не решился. Слишком много сил противостояло. Керкемиш - крепкий город с высокими стенами. Войско Астата и войско Митанни, укрывшееся за стенами города могли выдержать многолетнюю осаду. Поэтому, Суппилулиума не стал вторгаться в Астат, а решил отрезать эту местность от южных дорог. Хетты вновь перешли Евфрат и направились к Хальпе – еще одному могущественному союзнику Митанни.
Тушратта ходил нервными шагами из угла в угол по маленькой комнатке, заложив руки за спину. После позорного бегства он осознал всю безнадежность своего положения. Ведь была возможность отстоять страну – сойтись с армией Суппилулиумы в честном бою. Ведь войско Митанни было огромное. Какой позор! Кто он теперь? Жалкий бродяга. От былого могущества остались только тряпки с золотым шитьем, да небольшая шкатулка с драгоценностями. Но что с них толку!
Тушратта остановился и поглядел бессмысленно в узкое окошко с решетчатыми ставнями. Полуденное горячее солнце радостно светило на безоблачном небе. Кругом все цвело и зеленело. Пели птицы. А он в этой тесной комнатке, на грани отчаяния и безумия. Тушратте вдруг показалось, что он уже никогда не выберется из Керкемиша; что за стенами города его караулит смерть. Она ходит вокруг и поджидает. Злость на самого себя и на весь мир закипела в душе властителя. Он ногой опрокинул столик. Ваза с фруктами полетела на пол, а Тушратта принялся топтать ни в чем не повинные плоды.
Вошел мешедь и пригласил его к правителю Керкемиша. Тушратта ринулся из комнаты. Мешедь попытался поправить на нем андули, но Тушратта грубо оттолкнул его.
В то время правитель Керкемиша был не очень богат. Халентува его выглядела далеко не роскошно: никакой тонкой лепнины на потолках, стены без росписи, лампадки простые медные или керамические, слуги в андули из выбеленного грубого льна.
Тушратта нашел правителя в небольшом тронном зале. Он восседал на невысоком каменном троне без всякой отделки. Вокруг толпились немногочисленные вельможи. Тут же находились некоторые митаннийские сановники, бежавшие вместе с Тушраттой.
Тушратта стремительно ворвался в зал, задев плечом стражника, и уверенно прошел прямо к трону. Он остановился и недовольно огляделся, в ожидании, что ему поднесут стул. Тушратта все еще чувствовал себя могучим правителем. Властитель Керкемиша Ахата решил не ущемлять самолюбие гостя. Он подал знак слугам, и те подставили под зад правителю Митанни стул с мягкой подушечкой и высокой резной спинкой. Тушратта грузно опустился на него. Его левая рука, привыкшая держать жезл власти, теперь, лишенная его, беспокойно ощупывала пояс. Наконец, поверженный правитель смог уложить руки на колени, царственно взметнул вверх брови и заговорил первым:
- Вот уже месяц, как я укрываюсь в стенах твоего города. Сейчас Суппилулиума ушел далеко на юг. Я намерен вновь отбить Вашшукканни. Когда он задумает возвращаться обратно в Хатти, то напорется на пики моих доблестных воинов. Ты дашь мне продовольствие и своих солдат, - почти приказным тоном закончил Тушратта. Он все еще считал Керкемиш подвластным городом.
Ахата его внимательно выслушал. Повелитель Керкемиша был моложе Тушратты, но сдержаннее, не отличался высоким ростом и мощным телосложением, да и правил страной посредственно. В его душе теснилось много пороков: прежде всего – жадность и зависть. Он любил лесть и ненавидел, когда ему перечат. Узнав о том, что его недавний господин, правитель Митанни пал очень низко, Ахата откровенно обрадовался и даже не пытался скрыть ликования. В его голове зрел план: теперь он будет господствовать в Нахарине.
- С какими же силами ты собираешься вступить в Вашшукканни, а после разгромить Суппилулиуму? – удивился Ахата, не обращая внимание на повелительный тон собеседника. – Керкемиш и весь Астат едва наберет восемь тысяч воинов. Я смогу дать тебе из них не больше четырех. Половина твоей армии разбежалась. И с таким числом воинов ты надеешься устоять против хеттских колесниц?
- Прибавь еще три тысячи. Мой доблестный военачальник Артатама стоит на границе с Ассирией.
- Забудь о нем, - охладил его Ахата. – Артатама предал тебя. После разгрома Вашшукканни хеттами Артатама вернулся в столицу, опустошил подземные кладовые и направился на поклон Ашшурбалиту.
Услышав о предательстве своего лучшего полководца, Тушратта побледнел. Губы его задрожали. Он оглянулся на своих вельмож с немым вопросом. Но те потупили взоры и молчали, тем самым, подтверждая слова Ахаты.
- Откуда ты знаешь? – наконец выдавил из себя Тушратта.
- Он сам написал мне. Артатама переметнулся к более сильному правителю. Его расчет прост: он признает независимость Ассирии, и тогда Ашшурбалит поможет ему стать правителем Митанни. Ведь род Артатамы древний. Он вправе занять престол.
Тушратта из бледного сделался багровым.
- Шакал! Что удумал!
Огорчала не наглость полководца Артатамы, а то, что еще три тысячи воинов со смелым стратегом переметнулись к врагу. Вдобавок разграблена казна. Тушратта так надеялся на золото подземных кладовых. На это золото можно было нанять кочевников. Теперь же все пропало! Его взгляд с надеждой взметнулся на Ахату.
- Ты поможешь мне вернуть Вашшукканни и наказать Артатаму?
- Не могу. – Змеиная, чуть заметная улыбка промелькнула на губах Ахаты. Он не без удовольствия заметил перемену в тоне бывшего правителя Митанни и пояснил: - Артатама обещал так же признать независимость Керкемиша. Я не буду больше отсылать в Вашшукканни дань и копьеносцев.
- Ты не можешь отказать мне и встать на сторону предателей! – взорвался Тушратта, размахивая кулаками. – Ты мой подданный. Ты должен подчиняться мне! Мое слово – для тебя закон!
- Послушай, Тушратта! – громко прервал его словесные излияния Ахата. Любезное выражение сменилось на безжалостную каменную маску. – Ты никак не можешь понять, что остался без всего. Ты уже не правитель. Если я перестану кормить твоих солдат, то ты останешься и без армии. Керкемиш больше ни от кого не зависит, а Митанни разгромлена, и еще неизвестно: будет она дальше существовать, как государство, или ее земли поделят между собой соседи. Взгляни правде в лицо. После колесниц Суппилулиумы от Вашшукканни остались одни развалины. Если тебя, великий властитель, вышвырнуть за ворота, то ты подохнешь от голода. Ты – никто.
- Как смеешь так говорить! – не унимался Тушратта. – Не забывай, что меня поддерживает Та-Кемет. Когда номарх Кадеша приведет сюда войска, ты пожалеешь о столь дерзких словах.
- Еще надеешься на помощь Та-Кемет? – откровенно усмехнулся Ахата. – Опомнись! Правитель Обеих Земель Эхнэйот покинул этот мир. Верховный жрец Йота Эйя, с которым у тебя тайный договор, - видишь: я все знаю, - он просил у тебя войско, дабы утвердиться на троне. Но ты не смог ему помочь. Момент упущен. Нынче в Та-Кемет правит Солнце Семенхкэре. А вместе с ним к власти пришли противники Йота. Они сотрут в песок все старания усопшего правителя, все, что с ним связано, и даже его имя предадут забвению. А, вот, со мной новоиспеченный правитель страны благодатного Хапи уже поспешил составить договор и согласился выдать свою дочь за моего наследника. Так что, сегодня Та-Кемет поддерживает меня, а не тебя.
Тушратту будто облили ледяной водой. Путник в пустыне, один, без глотка воды имеет больше надежд на завтрашний день, чем он. Бывший правитель Митанни заметил, что его верные сановники находятся не подле него, а стоят за троном Ахаты – его подданного, платившего дань и дрожащего при каждом упоминании о Тушратте.
Он закрыл лицо руками и горестно воскликнул:
- Как же так получилось? Как Боги могли такое допустить?
На надменном лице Ахаты появилась жестокая улыбка.
- Все началось с того, - объяснил он, - что ты решил идти один на Хатти. Четыре года назад тебе помогали все твои подвластные государства разбить хеттов: Керкемиш, Хальпа, Кадеш, Алалах, Хурры. Но воспользоваться общей победой ты решил один. Боги наказали тебя за жадность. Они подняли Суппилулиума со смертного одра и перенесли по небу со всем войском в Митанни. Ты сам это видел.
Тушратта все больше и больше ежился на стуле под бичующими словами Ахаты. Тот же смерил его презрительным взглядом и продолжал:
- Тебе надо было вступить в честный бой с войсками Хатти и погибнуть, как подобает воину: с оружием в руках. Но у тебя не хватило мужества. После такого позора, любой другой военачальник наложил бы на себя руки. Но и на это ты не способен.
- Не говори так, - плачущим голосом воскликнул Тушратта. – Помоги же мне.
- Хорошо, - после некоторого раздумья ответил Ахата. – Я помогу тебе, хотя мне придется портить отношения с Ашшурбалитом и вступить в войну с Суппилулиумой. Я попробую вернуть тебе трон в Вашшукканни, но при условии, что Митанни станет подвластной Керкемишу. Ее правитель должен исправно платить мне дань.
Глаза Тушратты налились гневом. Где-то в глубине души еще осталась гордость. Ахата не обратил на это внимание и продолжал:
- Ко мне вчера прибыл посланник от Суппилулиума. Он предложил за твою голову огромное вознаграждение. – Правитель Керкемиша не без удовольствия заметил, как гнев в глазах Тушратты мгновенно сменился страхом. – Сумма соблазнительная. Но я отказался, подумав, что Митанни впоследствии возместит мне ущерб.
Тушратта тяжело поднялся. Мешеди тут же убрали стул.
- Я согласен на все, - униженно выдавил он из себя.
- На колени! – приказал Ахата, топнув ногой, точно так же, как в свое время делал Тушратта, издеваясь над подвластными правителями.
Великий властитель грозной Митанни, главнокомандующий непобедимой армии, наводящей порядок во всех странах Нахарины, Лабана и Междуречья рухнул на колени перед жалким властителем Керкемиша и лобызал прах у ног его.
Ему разрешили встать, и он с посеревшим лицом и пустыми глазами побрел из зала, низко опустив голову. За порогом он упал без сознания. Никто не обратил на это внимания. Невольники отнесли опозоренного тирана в его покои и, как мешок, кинули на кровать.
Возвысившийся Ахата расцвел, словно розовый бутон, принимая поздравления вельмож. Теперь он - правитель независимого государства, да еще вскоре подчинит саму Митанни со всеми потрохами. Небывалая победа без капли пролитой крови - разве не чудо?
Один из мешедей склонился к уху правителя и тихо шепнул:
- Дурные вести, повелитель.
Нервный холодок пробежался по спине. Так не хотелось в столь торжественный час портить себе настроение. Но правитель, все же, разрешил говорить.
- Хальпа и Алалах пали под натиском Суппилулиумы.
- О Боги! – не на шутку всполошился Ахата. – Мы отрезаны от юга.
- Да, правитель, - подтвердил мешедь. – Дорога на Кадеш в руках Суппилулиумы.
- Надо выдать Тушратту и не гневить Суппилулиуму, - посоветовали перепуганные вельможи.
Но Ахата не захотел признавать себя слабым перед лабарной Хатти. Ему очень понравилось чувствовать себя великим и независимым. Он никак не мог расстаться с мыслью о власти над Митанни.
- Пусть приведут писца, - приказал он. – Надо направить послание правителю Арцавы. У меня родился отличный план.
9
Желтая мертвая земля покрылась ломаными трещинами. Под лучами беспощадного горячего солнца ничего не выживало. Бесплодной пустыни не было конца. Бесприютная равнина сливалась на горизонте с раскаленным до бела небом. Никакого движения в сухом горячем воздухе. И всю мрачную картину довершала звенящая тишина.
По этому морю смерти медленно двигалась вереница измученных людей. Они шли, сгорбившись, еле переставляя ноги. Солнце жарило их спины. Губы потрескались от жары. Но люди упрямо шли вперед, да еще помогали, выбившимся из сил мулам тащить тяжелые повозки. Их путь был отмечен брошенным оружием, да телами тех несчастных, что не вынесли тяжелого перехода через пустыню. Так шли в Ашшур три тысячи ратников из войск Митанни, возглавляемые бесстрашным полководцем Артатамой и его сыном – двадцатидвухлетним Шутарной. С ними следовали повозки, нагруженные добром из сокровищниц Вашшукканни. В нескольких повозках везли тщательно укрытые части злотых ворот Ашшура, вывезенные из Ассирии митаннийским правителем – завоевателем Сауссадаттаром.
Шутарна снял с головы медный шлем, давивший голову, и отшвырнул его в сторону. Черные вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Пот струился по лицу, поросшему мягкой негустой щетиной. Он облизал соленые губы шершавым сухим языком. Затем решил отцепить с пояса меч и выкинуть его, но передумал. Если им помогут Боги дойти до Ассирии, то неизвестно, как их встретят. Лучше при себе иметь оружие. Обидно было бы, конечно, преодолеть такой тяжелый путь и встретить на исходе смерть в чужой земле. Шутарна постарался расправить свои широкие плечи. Спина заныла. Вместе с болью закипела злоба на Артатаму. Он и раньше не испытывал любви к отцу – жестокому деспотичному солдафону, а за время бессмысленного перехода еще больше возненавидел. Впереди шаталась его квадратная спина с огромными плечами. На мощной шее уверенно сидела большая голова в медном шлеме. Шутарна тяжело наклонился вперед и, задыхаясь, нагнал Артатаму. Поравнявшись с ним, он прорычал, еле ворочая разбухшим языком:
- Отец, ты куда нас ведешь? Из трех тысяч воинов едва осталось две.
- Молчи, щенок, - злобно огрызнулся старый Артатама. – Без тебя тошно. Сначала отрасти бороду, потом суйся с дурацкими вопросами. Я веду – значит, знаю куда.
Хоть Шутарна и привык к грубости отца, но каждое оскорбление действовало на него, словно пощечина. Он сжал кулаки и закричал:
- У этой проклятой пустыни нет конца. Неужели нельзя было пойти по дороге. Что нам лишний день?
- Тебя не спросил! – негодовал Артатама. – По дороге захотел? Надо было пустить тебя по дороги, чтобы всадники Хайасы свернули тебе шею.
- Мы отбились бы. У нас три тысячи воинов, - не соглашался Шутарна, сжимая кулаки.
- И не осталось бы не одного. А тебя самого, дурака продали бы в евнухи где-нибудь в Канише.
Шутарна весь затрясся от злости.
- Я умею защищаться, и сейчас тебе докажу это, старый пес!
Он выхватил меч из ножен, но тут же получил сокрушительный удар кулаком в ухо и растянулся в пыли.
- Послушай, выродок, - разразился бранью Артатама, - что ты себе позволяешь? Ты посмел поднять меч на отца. По закону, тебе должны отрубить руку.
- По какому закону? – прорычал Шутарна, тяжело поднимаясь. – По закону Митанни, которой больше не существует? А что по ним полагается тебе? Ты ведь знал, что Суппилулиума движется на Вашшукканни. Почему же не встал на защиту столицы? Лишь после разгрома явился на пепелище и окончательно разграбил ее.
- Безмозглый баран, несмышленый телок, - вновь разошелся Артатама. – Кого мне там было защищать? Разжиревших вельмож? Обнаглевших сборщиков податей? Пропади они все пропадом! Кого я ограбил? Зажравшегося Тушратту? Много ты от него видел добра?
- Он правитель!
- Он ничтожество!
- Его власть идет от Богов.
- Где они - его Боги? Почему покинули свое чадо? Теперь я буду правителем. Мои Боги открыли мне глаза на истину.
- Ты – правитель? - Шутарна хрипло рассмеялся. – Какой из тебя правитель? Правитель должен уметь повелевать, а ты всю жизнь униженно кланялся и выклянчивал себе должности. Тушратта действительно глуп, если поставил тебя командовать над тремя тысячами.
- Что болтает твой дерзкий язык! – не на шутку разозлился Артатама, наступая на сына. – Я раздавлю тебя, как гадину.
Неизбежно пролилась бы кровь. Но в это время один из воинов, шедший впереди колонны истошно закричал:
- Горы! Я вижу горы!
В колеблющемся мареве раскаленного знойного воздуха показалась призрачная неровная полоска далеких гор.
- Видение пустыни? – сам у себя спросил Артатама.
- Нет, - ответил дрожащим голосом Шутарна. – Виденье не бывает таким далеким. Это горы Ассирии.
Они мгновенно забыли о ссоре; только бы скорее дойти до воды. Словно, новые силы появились у измученных людей. Жажда жизни подгоняла их вперед. Мулы почуяли воду и зашагали веселей.
Вскоре пустыня резко оборвалась. Люди думали, что сходят с ума от жары. Протирали глаза, а затем падали на колени и благодарили Богов за спасение. Впереди появились пальмовые и оливковые рощи, колосились ячменные поля. Вдалеке засверкал холодными отблесками голубой Тигр. Перед ними цвела и плескалась радостная жизнь, а позади осталась сухая и жаркая смерть.
Толпа воинов с обезумевшими глазами вышла прямо к ровным рядам виноградных посадок. Все побросали оружие. Телеги с золотом остались без присмотра. Мертвое золото – кому оно сейчас нужно. Люди кинулись к винограднику. Сухие, разбухшие от жажды языки не чувствовали сладкого вкуса спелых ягод. Виноград запихивали в рот целыми гроздьями, проглатывали вместе с косточками и лозой. Кто-то заметил аккуратно вырытую канавку для орошения, в которой текла мутная вода. Все бросились к канавке, и припали жадными ртами к теплой грязной жиже.
Вдруг, как из-под земли, выросли ряды воинов в длинных одеждах. Они прикрывались большими круглыми щитами из меди. За их спинами готовились лучники. Как появились и откуда, митаннийцы не заметили.
- Не сопротивляться! – грозно прозвучала команда на аккадском. – Иначе всех перережем.
Митаннийцы, застигнутые врасплох, сбились в кучу, некоторые подобрали оружие и спешно готовились к бою. Но Артатама приказал вложить мечи в ножны. Воины Ассирии окружили их плотным кольцом, а вдалеке на дороге показались всадники. Артатама понимал, что здесь невозможно было развернуть боевой строй. Их перебьют. Да и в планах у него: сдаться Ашшурбалиту, а не воевать с ним. Когда конница приблизилась, из всадников выделился командир на белом высоком коне в золоченых доспехах. Высокий шлем с серебряной полумаской скрывал его лицо. Он заговорил на хурритском:
- Кто такие? Куда идете?
Из толпы митаннийцев вышли двое: широкоплечий могучий воин и стройный сильный юноша.
- С тобой говорит благородный Артатама. А это мой сын Шутарна.
- Я узнаю тебя. Не тебя ли хетты разбили под Туванувой четыре года назад? – усмехнулся ассириец, хотя, выражение его лица невозможно было разглядеть под полумаской.
- Да, это был я, - не охотно согласился Артатама. – Но и тебя я узнал, смелый Аллунита, любимец Тушратты.
- Приветствую вас на благодатной земле великой Ассирии. Каким добрым ветром тебя занесло к нам, да еще с таким многочисленным войском?
- Ветер, который дует нам в спину, пахнет кровью и пожаром, - мрачно ответил Артатама. Я следую в цветущий Ашшур, чтобы пасть к ногам великого правителя Ашшурбалита.
- Пасть к ногам? – удивился Аллунита. – Я слышу из уст знатного сановника Митанни странное желание. Всем известно, что ассирийские послы вечно ползают в ногах у Тушратты; но, чтоб знаменитый полководец из Вашшукканни, забыв о гордости, лобызал сапоги Ашшурбалита…
- Мир перевернулся, славный воин, - грустно произнес Артатама, опустив глаза. – Зря смеешься над моими словами. Ты видишь тех усталых и оборванных бродяг за моей спиной? Это все, что осталось от непобедимой армии Митанни. Лабарна Хатти Суппилулиума превратил Вашшукканни в груду кирпичей вперемешку с пеплом, как некогда каскийцы сожгли Хаттусу по наущению Тушратты.
- Но где же сам правитель Митанни? Неужели пал в бою?
- Бежал и спрятался за стенами Керкемиша. – В ответе Артатамы сквозило неприкрытое презрение к бывшему господину.
- Теперь я верю, что мир перевернулся, - согласился Аллунита. - Так вы ищите защиту у Ассирии?
- Мы хотим признать благодатную Ассирию самым могущественным государством, а Ашшурбалита - самым великим властителем вселенной. Мы везем ему множество бесценных даров из сокровищниц Тушратты.
- Отважный Артатама, я вынужден тебя огорчить. Ты вступил на землю под покровительством Бога Ашшура, и теперь твоя жизнь в опасности. Наш правитель, да живет он вечно, очень зол на митаннийцев. Никакие дары не спасут твою голову от палача, а твоих людей от клейма рабов.
- Я везу подарок правителю Ассирии, от которого он будет в восторге и простит нас, - не соглашался Артатама.
- Не представляю, какой подарок вас может спасти.
- Золотые ворота Ашшура.
- Священные ворота? Они с тобой? – Аллунита выпрямился. – Где? Покажи немедля!
Артатама скинул покрывало с длинной повозки, и перед Аллунитой засияли огромные золотые пластины. Древние мастера отлили в благородном металле сцены из жизни Аккадских Богов и победы великих правителей. Всадник спрыгнул с коня и погладил выпуклый рельеф орнамента, как бы не веря, что это на самом деле они – волшебные ворота Ашшура.
- Все целое, - заверил его Арататма.
- Это меняет дело. Властитель будет рад тебя видеть. Следуйте скорее в великий Ашшур. Я пошлю вперед гонца, чтобы он сообщил радостную весть.
- Благодарю, великий воин, - сказал Артатама. – Пусть Боги всегда тебе покровительствуют.
Когда переговоры закончились, и остатки митаннийской пехоты с драгоценным грузом двинулись по дороге в Ашшур, к Аллуните подползли на коленях голые люди. Из всей одежды на них были только набедренные повязки, да куски грязной ткани, закрывавшие голову от палящего солнца. На костлявых загорелых спинах синели не заживаемые рубцы от плети надсмотрщика. На жилистых худых шеях болтались веревки с деревянными табличками рабов. У некоторых не было ушей или носа. Они не смели поднять изнеможенные безбородые лица, и оставались стоять на коленях, уткнувшись лбом в землю.
- Куда лезете, вонючие твари! – заорал один из телохранителей, замахиваясь плетью. Но Аллунита остановил его и, вопреки всем приличиям, спросил у земледельцев:
- Кто старший? Говори.
Один из рабов, высохший старик со сморщенным обветренным лицом разжал бесцветные потрескавшиеся губы. До Аллуниты донесся его хриплый стон:
- О, могущественный и благородный господин. Твое величие и твоя красота затмевает солнце. Имеем ли мы право говорить с тобой, лучезарный? Мы те, которые не живут свободно и всю жизнь копаются в земле, как черви.
- Говори, - разрешил Алунита. – Червь кормит гуся, гусь кормит орла, а орел разговаривает с солнцем.
- Прости нас, господин, - вновь простонал старик. – Мы рабы одного богатого торговца. Как и положено, трудимся от зари до зари: растим виноград, следим за ним день и ночь, чистим каналы, подвязываем лозу, окучиваем. Его гроздья уже поспели. Можно было давить сок для славного вина. Но эти люди, - он указал на митаннийцев, - испортили половину виноградника. Хозяин нас подвесит за руки на перекладине и будет стегать плетью. Заступись за нас, великий.
- Что болтает твой грязный язык! – опять закричал телохранитель. - Ты, хоть, знаешь, к кому обращаешься, вонючее ничтожество?
Рабы еще ниже склонились к земле, сжались, ожидая удара.
- Погоди! – Аллунита вытащил из дорожной сумки несколько серебряных пластинок и золотое кольцо. Кинул все это рабам со словами: - Передайте своему хозяину и скажите, что за виноградник заплатил военачальник великого Ашшурбалита, благородный Аллунита.
Белый высокий конь уже далеко унес всадника в золоченых доспехах, оставляя на дороге клубы пыли, а рабы все еще стояли на коленях, уткнувшись лбами в землю.
Перед нарядным дворцом Ашшурбалита, на мощенной каменными плитами площади выстроились митаннийские воины. По команде Артатамы, все, как один, пали на колени и обнажили головы. Ашшурбалит появился из дворца, сопровождаемый многочисленной свитой. Высокая тиара венчала голову правителя. Расшитая золотыми розетками одежда сияла в солнечных лучах. Высокий жезл власти сжимала его крепкая рука. Не обращая внимания на коленопреклоненных митаннийцев, он стремительными широкими шагами направился к повозкам. За ним еле поспевали разряженные вельможи. Ашшурбалит горящими глазами оглядел весь обоз и закричал, теряя терпение:
- Где они? Где ворота Ашшура?
Мешеди принялись срывать покрывала с повозок.
- Я вижу! – благоговеянно воскликнул Ашшурбалит, - указывая на груду золота, пластинок из слоновой кости, серебра и электрона. Сановники заахали. - Вот они – ворота счастья. – Ашшурбалит нежно перебирал украшения. – Это они. Я узнаю их, хоть ни разу не видел.
Весть о том, что ворота счастья возвращены в Ашшур, разлетелась по бурлящему городу. Торговцы запирали лавки, ремесленники оставляли мастерские, наспех мыли руки и бежали к дворцу. Сюда стекался народ со всех сторон. Стражники первое время как-то сдерживали толпу, но в конце их опрокинули, и люди хлынул на площадь.
Мешеди окружили правителя и ощетинились копьями. Правитель же взобрался на одну из повозок, простер руки в сторону высокой квадратной башни Ашшура. Из его уст прозвучали первые слова молитвы. Вся толпа тут же упала на колени. Весь город, от правителя, до жалкого раба, благодарил всевышнего покровителя. Когда же слова молитвы иссякли, все шумно славили могущественного Бога Ашшура и его достойного сына Ашшурбалита.
Правитель громко обратился к подданным:
- Пусть во дворец придут лучшие плотники и лучшие ювелиры. Пусть они из самого крепкого дерева соберут ворота счастья и установят их на место. Сегодня радостный день для всей Ассирии. Вновь ворота Ашшура в столице. Радуйтесь все! Это значит, что наша держава станет самой могущественной во вселенной. Теперь тысячу лет враг не ступит на цветущие земли Ашшура, ибо так предначертано Богами. Пусть во всей стране семь дней не смолкает праздник. Пусть никто в эти дни не бьет рабов, а те, кто держит больше десяти, обреет голову одиннадцатому и отпустит его на волю. Великий праздник в Ассирии! Мы его ждали сто пятьдесят лет. Теперь мы будем счастливы!
Толпа, не смотря на все старания мешедей, подхватила на руки Ашшурбалита и донесла его до дворца. Народ долго не отпускал правителя, славил его мудрость и могущество. Вскоре все разошлись пировать. Город загудел, запел, заплясал.
Площадь перед дворцом опустела. На каменных плитах остались только коленопреклоненные митаннийцы. День клонился к вечеру, а они продолжали стоять на коленях, склонив униженно головы.
- Все! Мне надоело! – взорвался Шутарна и вскочил на ноги. Гордость и возмущение, переполнявшие его, вырвались наружу. Он помнил, как в свое время проходил по Ассирии с копьеносцами, охраняя послов Тушратты. Презренные аккадцы падали ниц при виде грозных воинов Митанни. А теперь он сам должен стоять перед этой чернью на коленях.
Арататма схватил его за плащ и одернул. Рычащий голос полководца прозвучал с нотками угрозы:
- Встань на место. Тебе никто не давал права подняться.
- Я свободный митанниец из знатного хурритского рода, и не буду пресмыкаться перед паршивыми аккадскими выродками! – заорал сын на отца. – Может, ты забыл, из какого мы рода, а я помню!
- Заткнись, сопляк и встань на место. Погубишь нас всех! – гневно повторил Артатама, тяжело поднимаясь на ноги. – Ты будешь делать все, что я тебе скажу, глупый баран. Будешь пресмыкаться, если надо, на животе ползать, не то я тебе кишки выпущу.
- Не буду ползать, - стоял на своем Шутарна. – Я отношусь к Великому Роду великой страны.
- Пойми же ты, наконец, тупоголовый, - перешел на крик Артатама, начиная терять терпение, - что от Великого Рода осталось одно название.
Глаза Шатурны загорелись злобой.
- Это ты во всем виноват, - обвинил он отца. – Побоялся хеттов. Надо было вступить с ними в бой и погибнуть. Но тогда Тушратта успел бы подойти к Вашшукканни и спасти страну.
- Заткнись, дурной осел, если не понимаешь. Я смог бы задержать Суппилулиуму, разве что на час. Ты еще не знаешь, что такое хеттские колесницы. А твой Тушратта сам бежал, потеряв половину армии.
Наверное, они снова бы сцепились, но в это время к ним подошел Аллунита.
- Величайший властитель разрешает вам обратиться к нему. Ваши воины будут накормлены и останутся при оружии. Следуйте за мной.
- О Боги, Помогите мне! – прошептал Артатама. Затем покосился на сына. – Говорить буду я. А ты не вздумай давать волю языку, иначе придется его подрезать.
Шутарна ничего не ответил, только зло зыркнул на отца и отвернулся.
Счастливый Ашшурбалит прибывал в чудесном расположении духа. Придворные поздравляли его с невиданной удачей. В своих просторных речах они славили победоносного повелителя и приравнивали его к могущественным Богам.
Улыбка презрения поползла по губам Ашшурбалита, когда он заметил, вошедших знатных митаннийцев. Оба грохнулись на колени и подползли к его стопам.
- Это они, - шепнул сзади Аллунита.
- Поднимитесь, славные воины, - покровительственным тоном произнес Ашшурбалит. – Я еще не привык видеть коленопреклоненных полководцев грозной Митанни. – Воины встали, но взор не смели поднять. – Я доволен вашими подарками, - продолжал властитель. – Вы привезли счастье в Ассирию. Мне надо отблагодарить вас по заслугам.
Артатама посмел поднять глаза и смиренно произнес:
- Мы пришли, о солнцеподобный, просить у тебя защиты и покровительства. Наша страна повержена во прах: от столицы остались одни обожженные камни, поля вытоптаны, сады вырублены, храмы осквернены…
- Хватит плакать, - прервал Ашшурбалит. – Ни к чему столько лишних слов, - правда всегда короткая. Насколько мне известно: Вашшукканни не так уж сильно пострадала. И про поля ты врешь. Хетты никогда напрасно не топчут полей, потому, как сами земледельцы и знают цену хлеба.
Артатама немного смутился, но продолжал:
- Просим тебя: помоги нам.
- Чем же я могу помочь? Ведь мы сами зависим от воли Вашшукканни, - развел руками Ашшурбалит под дружный хохот знати. – У вас могущественный властитель с огромной армией.
- Он больше не властитель, - горячо ответил Артатама. – он позорно бежал и еще более позорно продался правителю Керкемиша. Теперь Митанни принадлежит Ахате, соответственно, и Ассирия тоже.
- Вот это новость: Ассирия в ногах у Керкемиша, - притворно испугался Ашшурбалит, и вельможи покатились со смеху. – Это интересно, как сможет блоха повелевать лошадью?
- С помощью Та-Кемет, - попытался оправдать свои слова Артатама.
- Та-Кемет сама еле вздыхает, - возразил Ашшурбалит. – Властителя Обеих Земель Семенхкэру охраняют мои «Бессмертные», иначе давно бы уже кушиты содрали с него кожу. Говори прямо: ты захотел сесть на трон правителей Митанни и открыть новую династию. Я прав?
- Кто-то должен спасти страну, - пробурчал Артатама, покраснев. – Я вернул в Ассирию ворота Ашшура, пусть и Ассирия поможет мне. У тебя будет богатое зависимое государство.
- А если Суппилулиума потребует у меня обратно это богатое государство? – нахмурился Ашшурбалит. – Я бы не хотел враждовать с хеттами. Лучше с кровью получить два Вавилона, чем в подарок одну Вашшукканни. Уж очень горячий подарок. Руки обожжет.
Артатама растерялся и не знал, что ответить.
- Но, ладно, - снизошел Ашшурбалит. – Я посажу тебя на трон. Коль ты привез счастье в Ассирию, то тебе я не имею права отказать, иначе разгневаю Ашшура. С Суппилулиумой я как-нибудь договорюсь. Сильный сильного всегда поймет. Он отомстил за поруганную Хаттусу, и гнев его скоро уляжется. А с Тушраттой разбирайся сам: хочешь мечом, хочешь ядом. Ты будешь правителем, если того хотят Боги. Но с условием: во всем подчиняться мне, по первому зову собирать войска, исправно платить дань, моих тамкар пропускать по всем дорогам и во все города беспошлинно. Отныне лучшие места на торговых площадях должны принадлежать ассирийским торговцам.
- Согласен! – радостно выдохнул Артатама, хотя понимал, что надевает на свою страну рабский ошейник. Но ничего – что-нибудь потом придумает. Главное – занять трон. После можно будет и от Ассирии отделаться.
- И не вздумай хитрить, - предупредил его Ашшурбалит, как бы разгадав его тайные мысли. Глаза правителя пронзили Артатаму холодным взглядом. – Знаешь, кого я держу в Ниневии? Наследника престола Митанни, сына Тушратты. Он, как и ты, приполз ко мне и молил о помощи.
Артатама изменился в лице.
- Да! Такие дела, - торжествовал Ашшурбалит. – Пока он несовершеннолетний. Ты можешь избавиться от Тушратты, но до сына его твои руки не достанут. Я его хорошо охраняю. Когда ему исполнится определенное число лет, буду решать его дальнейшую судьбу. По замыслу Богов, я должен направить его в Вашшукканни и посадить на трон. Но, в то же время, я не обязан давать ему охрану, а на дорогах полно разбойников. Однако помни: если я замечу предательство с твоей стороны, то сын Тушратты появится в Митанни с моими колесницами и наведет порядок.
- Я буду твоим рабом, великий властитель! – горячо заверил его Артатама.
- Так-то лучше. Без моего ведома не заключай никаких договоров. Иди! Готовься в поход на Вашшукканни.
Когда они удалились, правитель обратился к наместнику страны:
- Готовь самых умных и льстивых послов. Одни поедут к Суппилулиуме выкупать Митанни, другие в Арцаву с подарками для Маддуваттиса. Пускай нападет на хеттские города. Надо любыми путями заставить лабарну вернуть войска обратно в Хатти.
- Отлично, отец! – с издевкой воскликнул Шутарна, когда они очутились на площади перд дворцом. – Поздравляю – ты стал рабом, а был полководцем. Но я не желаю такой участи.
У Артатамы и без того было муторно на душе.
- Катись ты, куда хочешь! – заорал он и крепко съездил кулаком в лоб Шатурне. Тот растянулся на земле. – Убирайся! Ты мне больше не сын. Я не желаю видеть тебя, глупый шакал.
Он решительно перешагнул через тело юноши и пошел прочь. Шутарна медленно поднялся, держась за голову, и процедил сквозь зубы:
- Погоди, предатель. Ответишь за все!
Его видели на базаре. Шутарна обменял все украшения, что у него были, на колесницу с резвыми конями и исчез из Ашшура.
10
Номарх Кадеша, благородный Сетти, тяжелой походкой бывалого воина вошел в светлый зал и поднял руку, приветствуя Эйю.
- Ты хорошо отдохнул, мудрейший?
- Изумительно, - ответил Эйя, грациозно поднимаясь с низенького стульчика. – В Кадеше чудесный воздух и не так донимают москиты, как на берегах Хапи. А теперь мне пора ехать в Хеку-Пта.
- Но что так скоро? – забеспокоился Сетти. – Погостил бы еще. Скоро начнется охота на львов.
- О, нет. Развлечения - потом. Меня ждут важные дела.
Эйя нервно ощупал рукой гладко выбритый череп.
- Ты встревожен? – не выказывая ни малейшего беспокойства, спросил Сетти.
-Пришли плохие вести. Похоже, трон под Семенхкэрой основательно шатается. Он наобещал народу слишком многого. Теперь же не может выполнить и половину.
- Ты едешь давать советы Семенхкэре? – удивился Сетти.- Он не будет тебя слушать. Этот юный глупец всегда недолюбливал тебя.
- Нет, я еду к наместнику Куши, благородному Хеви. Он поможет солнцкликому правителю Семенхкэре слететь с трона и уступить место более достойному. Правителем станет Тутанхейот.
- Ты затеял переворот? – возмутился Сетти. – И так спокойно объявляешь его мне – верному слуге правителя?
- Да, - не обратил внимание на угрожающий тон Эйя. – Я тоже служу Та-Кемет. Думаешь, мне интересно затевать интриги, перевороты… Что будет через год, через два с нашей страной, если останется у власти столь бездарный правитель? У него на уме только пирушки да увеселительные прогулки по реке. А в стране наступает голод. Тебя тоже это касается. Давно ли ты получал поддержку в виде воинов или золота?
- Я – воин. Выживу в любых условиях.
Эйя с иронией взглянул на Сетти.
-Хорошо, - сдался тот. – Надеюсь, крови не будет?
- Все пройдет гладко… Я надеюсь…
- Но Тутанхейот…Он еще молод для правителя.
- Он молод, - согласился Эйя, - и очень доверчив.
- Как же мальчик будет править страной? – удивился воин.
- Он? – Эйя усмехнулся. – Он будет развлекаться, охотиться, кататься на колеснице – вот и все его заботы. Власть в свои руки возьмут мудрейшие.
- Жрецы? – недовольно нахмурился Сетти.
- Твой отец состоял в касте жрецов и был не последним среди мудрейших, - напомнил ему Эйя.
- А когда Тутанхейот повзрослеет?
- Повзрослеет? – задумчиво произнес Эйя. – Кстати, у него чудесная супруга Анхесенамут. Красивей девушки, пожалуй, не сыскать во всей Та-Кемет. Она впитала красоту своей матери Нефертнефруйот.
- Она прекрасна, - согласился Сетти, - хотя, я видел ее ребенком. Помню только большие темные глаза и пухлые щечки.
- Глаза, как бездонные озера, - подтвердил Эйя. – Жалко будет, если она останется вдовой. Глаза потускнеют от слез.
- Что ты имеешь в виду, мудрейший? – насторожился Сетти. – Тутанхейот болен?
- Если болезнью можно назвать власть, то - да, - не смутившись, ответил Эйя. – Великие мужи, и те не выдерживают и гибнут. Сможет ли выстоять десятилетний мальчик, да еще такой доверчивый?
- У него надежные защитники: ты, верховный жрец Йота и великий Хеви – наместник Куши.
- Да, возможно, - уклончиво ответил Эйя и решил перевести разговор в другое русло. – Вы ведь с Хеви большие друзья.
- Твоими устами говорит правда. Мы начинали вместе, еще мальчишками, при дворе Аменхотепа. Сначала помощниками писцов, потом писцами. После доблестно воевали в Куши. Когда Эхнэйот объявил единобожие, мы с войсками поддержали его. За наши заслуги, правитель назначил Хеви номархом Куши, а меня номархом Кадеша.
- И кем ты себя больше считаешь: воином или ученым? Ведь номарх должен быть грамотным, а номарх такого далекого города еще должен быть хорошим стратегом. Кругом кочевники, разбойники.
- Я - воин! – твердо повторил Сетти. – Вот и сейчас я собираю войска и ожидаю подхода Хеттов.
- Ты решил с ними сразиться? – изумился Эйя и неодобрительно покачал головой.
- Я разобью их, как сделал это вместе с Тушраттой, тогда в Киццуватне.
- Зачем вспомнил несчастного правителя Нахарины? – Эйя кисло улыбнулся. – Говорят, он в Керкемише дрожит от страха. Я настойчиво советую не вступать в бой с Суппилулиумой. Нынче армия хеттов другая. И времена не те. Не делай этого, иначе не удержишь Кадеш, тем более потеряешь власть над Ретену. Войска Суппилулиумы без особого труда взяли неприступные Хальпу и Алалах.
- Мне, номарху грозной Та-Кемет бояться этих дикарей? – запальчиво воскликнул Сетти. – Они не знают, что такое боевой строй. У меня достаточно сил, чтобы справиться с ними. Вскоре сюда прибудут Нухаше – правитель среднего Ретену и Итакама, правитель Амурру.
- А эти, твои Нухаше и Итакама надежные? Им не надоела еще деспотичная власть Та-Кемет и постоянные поборы?
- Что ты этим хочешь сказать? Думаешь, они посмеют меня ослушаться?
- Я хочу предупредить тебя: в случае неудачи, к тебе никто не придет на помощь.
- Если эти несчастные правителишки взбунтуются, я им обрежу уши и пошлю в каменоломни. Я старый закаленный воин Та-Кемет, номарх Кадеша! Никто в этих краях не смеет идти против моей воли. Я жестоко подавлял бунты и успокоил чернь острыми копьями.
Вошел слуга и сообщил, что прибыли Нухаше и Итакама.
- Славной победы, - неуверенно пожелал Эйя.
- Победа будет за мной! – заверил его Сетти. – Пусть Йот охраняет твой путь. Молись за меня.
Жрец выехал сквозь узкую арку ворот в белой повозке с навесом от солнца. Он обернулся и с печалью, в последний раз взглянул на высокие каменные стены Кадеша с множеством квадратных башен. Какой красивой и неприступной смотрелась эта твердыня.
- Жаль терять. Чудесный город, - вздохнул он и отвернулся.
Сетти велел позвать подвластных правителей. Они вошли оба сразу, высокие, широкоплечие, со смуглыми вытянутыми лицами и горбатыми носами. Короткие бороды аккуратно завиты. Поверх короткой одежды кожаные латы с медными чеканными пластинами.
- Вы явились в срок. Отлично! – встретил их Сетти высокомерным тоном. – Сколько воинов привели с собой?
- Со мной три тысячи, - ответил Нухаше.
- И со мной три, - вторил ему Итакама.
- Чудесно! У меня в Кадеше пять тысяч, и того – одиннадцать, - удовлетворенно сосчитал Сетти. – Подобралось крупное войско. Мы должны разгромить армию Суппилулиумы, обратить ее в бегство и покрыть себя славой. Он рыщет сейчас где-то в низовьях Оронты. Не сегодня–завтра явится сюда.
- Он объявил нам войну? – без особого восторга спросил Итакама.
Сетти заметил страх в их глазах.
- Нет. Но я, номарх Кадеша, благородный Сетти сам объявлю ему войну. Я обращу жалких хеттов в бегство, как уже раз сделал в Нахарине. У меня было всего три тысячи доблестных воинов. Вы все поняли? Идите, готовьтесь к сражению, - отпустил их номарх. Но когда правители склонили головы, собираясь удалиться, он остановил их. Брови номарха грозно сдвинулись к переносице.
- Постойте, ну-ка, вы, оба. Итакама, тобой не поставлено положенное количество леса и шерсти в Хеку-Пта. А ты, Нухаше, до сих пор не уплатил дань за год. Что на этот раз случилось?
- Благородный Сетти, лес готов к отправке, не весь, конечно, но его скоро сплавят в Та-Кемет, - оправдывался Итакама.
- Дань слишком большая. Очень трудно собрать такое количество золота, - оправдывался Нухаше.
Номарх испепелил их гневным взглядом.
- Вы служите великой Та-Кемет, а она любит, чтобы все выполнялось вовремя. Придется мне ставить над вами номархов: следить за делами.
Итакама и Нухаше вышли из дворца плечом к плечу. Оба злые. Нухаше сказал:
- Послушай, брат Итакама, наши народы уже сотни лет не ведут воин между собой. Доверяешь ли ты мне?
- Доверяю полностью, брат Нухаше, - искренне ответил Итакама.
- В твоих глазах я вижу ненависть к Сетти. Загляни в мою душу, и уведешь тоже самое. Долго ли мы будем терпеть ярмо Та-Кемет? Не пора ли обрести свободу.
- Об этом я мечтаю всю свою жизнь. Но как это сделать? Даже если наши жалкие отряды объединятся, мы не сможем взять Кадеш, - с горечью в голосе ответил Итакама.
- Как? Разве ты не понимаешь? Сюда идет наш спаситель.
- Суппилулиума? Но он такой же завоеватель.
- Такой, да не совсем. Я слышал, что хетты не убивают пленных и раненых. А если им сдают города без боя, то даже не грабят их. Мы перейдем на сторону Суппилулиумы. Он поможет нам очистить города он ненавистных номархов до самого Абина.
- Правильно ли мы поступим? – на миг засомневался Итакама. – Не боишься ли ты мести Та-Кемет?
- Кемет обожралась чужой крови. Ее внутренности не способны переварить всего проглоченного. Я недавно был в Ахйоте. Город полон вражды и ненависти. После смерти Сына Йота происходит жестокая борьба за венец Обеих Земель. Им сейчас не до Ретену, - успокоил его Нухаше. – Но если мы выступим под руководством Сетти против Суппилулиумы, то неизвестно еще, вернемся ли домой. Уж если Тушратта бежал от колесниц Суппилулиумы, не посмев вступить в сражение, то и нас могут хетты разбить. Сетти упрямо думает, что он непобедимый. А хватит ли у него сил и умения разбить Суппилулиуму.
- Согласен с тобой. Даже, если разобьем хеттов и вернемся победителями, - горько усмехнулся Итакама, - нам все равно придется собирать долг и отправлять в Та-Кемет. Так пусть же лучше наши народы вздохнут свободно, а наши Боги возвратятся в свои храмы.
Они крепко обнялись, затем разошлись к своим войскам, полные решимости отстоять свободу.
Суппилулиума появился в верховьях Оронта с войском Вурусему и разбил лагерь среди холмов, недалеко от Кадеша. Вскоре их нагнали всадники Хемиши и Хитасы. Запылали костры, зазвучали песни. Лагерь хеттов от города отделяли воды Оронты. Суппилулиума внимательно оглядел крепость. Он хорошо рассмотрел каждый выступ стены. Заметил, что на башнях зажгли сторожевые огни. На всякий случай лабарна приказал Хемише разослать дозоры.
Лишь только на дорогах улеглась пыль от всадников, как к шатру Суппилулиумы пришел высокий худой кочевник и попросил у стражников пустить его к правителю. Кочевник попросил лабарну принять приглашение от местных вождей.
- Они надеются, что великий и непобедимый лабарна придет к ним. Их костер горит в двухстах шагах отсюда.
- Почему же вожди сами не пришли ко мне? – удивился лабарна. – Меня боятся?
- Ваша встреча должна пройти в тайне от шпионов номарха, иначе вождей жестоко накажут, - разъяснил посланник.
- Хорошо, - согласился Суппилулиума. – после вечерней молитвы, я буду у костра вождей.
Ярко пылал огонь. Вокруг на подстилках из шкур сидели бородатые люди в длинных одеждах и головных накидках. Они о чем-то тревожно переговаривались. Когда к костру приблизился Суппилулиума и Цула, все поднялись и поклонились лабарне.
- Мир вам, почтенные! - поздоровался Суппилулиума.
- Пусть Боги охраняют тебя, - ответил один из вождей, седой жилистый старик. – Прости, что не принимаем тебя, как положено, во дворце, со всеми почестями… Нет у нас такого права, ибо мы все подневольные.
- Я знаю о том, - согласился Суппилулиума. – Зачем меня звали?
- Великий правитель, ты видишь перед собой вождей племен, народы которых трудятся на этой земле тысячи лет. Народы мирные и трудолюбивые. Наши предки всегда жили в согласии и никогда не решали споров с оружием в руках. Зачем осквернять землю кровью по пустякам? Но пришла беда. Та-Кемет много лет уже установила здесь свой порядок. Сначала при помощи войск, теперь при помощи безжалостных номархов. Народы наши вымирают от голода. Сильных мужчин угоняют на работы или в войска. Требуют огромные подати. Нет сил больше терпеть.
- Я понимаю вас. Но от меня вы что хотите?
- Мы знаем, что ты мудрый и справедливый правитель. Народы под твоей властью живут свободными и счастливыми. Возьми нас под свое покровительство. Правь нами. Мы будем честно служить тебе и Великой Хатти.
Суппилулиума был сильно озадачен. Даже не знал с чего начать.
- Я очень благодарен вам, почтенные вожди, за то, что хотите доверить мен такую честь. Но если я возьму вас под покровительство – это равнозначно войне с Та-Кемет. У меня же совсем иные планы. Я пришел на берега Оронты заключить мирный договор.
- Прости, великий, но ты не сможешь заключить мир с Сетти. – Покачал головой один из вождей, широкоплечий высокий, в кожаных доспехах. – Я, Нухаше, правитель среднего Ретену и Итакама, правитель Амурру привели в Кадеш войска. Сетти хочет сразиться с тобой, чтобы покрыть себя вечной славой.
- Неужели он посмеет без дозволения правителя?
- Ахйот далеко, - с сожалением ответил Нухаше. – Сетти давно себя считает здесь, чуть ли не богом, и не особо прислушивается к приказам из Та-Кемет.
- Нет! – твердо решил лабарна. – Я не буду вступать в войну со столь сильной державой. Мне искренне жаль ваши народы, но свободу вы сами должны отвоевать.
Суппилулиума ушел. Вожди повздыхали и разошлись.
Лабарна еще долг вышагивал перед шатром, о чем-то размышляя. Искрящиеся звезды нависли над головой. Костры превратились в кучки сонных угольков, подернутых пеплом. Воины спали.
- Что терзает тебя, великий? – спросил Цула.
- Не могу забыть слова вождей. Они хотят, чтобы я им покровительствовал.
- Поступай, как подскажут тебе Боги, – посоветовал Цула. – Наши враги всегда опирались на власть Та-Кемет: Сначала Тушратта, теперь Ахата и Ашшурбалит.
- Если мы захватим Кадеш, то отрежем основные дороги, ведущие в Кемет, - размышлял повелитель. – Тогда-то они присмиреют: и Ахата, и Ашшурбалит. Но Сети хороший воин, а армия Та-Кемет не знает поражений.
- Так было и до гиксосов, - возразил Цула. – Однако кочевники смогли разбить непобедимую армию и долгие годы править на берегах Хапи.
- Взгляни, - Суппилулиума кивнул в сторону города, - один Кадеш чего стоит.
- Вашшукканни, тоже, считалась неприступной.
Суппилулиума резко остановился.
- Хорошо. Посмотрим, как поведет себя номарх.
Сетти взошел на крепостную стену и вознес молитву Йоту, протянув руки с открытыми ладонями к утреннему оранжевому солнцу. Полководец внимательно посмотрел, туда, где дымились костры хеттского лагеря. Ловкие слуги надели на него доспехи и шлем. Следом поднялись Итакама и Нухаше в полном вооружении.
- Вы готовы? – номарх оглядел их с ног до головы. – Мы проучим этих скотоводов. Слушайте меня внимательно! Я пойду прямо в лоб. Ты, Нухаше, нападешь с правого фланга. Итакама, зайдешь к ним в тыл. Лабарна Суппилулиума нужен мне живым. Как только правитель хеттов окажется у меня в руках, я заставлю его освободить Хальпу и Алалах. Эти города отойдут благословенной Та-Кемет. Художники запечатлят эту славную победу в моей гробнице. Потомки восславят мое имя в веках. По местам! – пафосно завершил речь номарх.
Итакама и Нухаше, не сказав ни слова, удалились. Если бы Сетти внимательно вгляделся в их лица, то заметил бы выражение враждебности. Они обменялись друг с другом многозначительными кивками и разошлись к войскам.
Вымуштрованное войско Кемет быстро перешло Оронту по широкому мосту и выстроилось боевым порядком против хеттского лагеря. Их отделяло расстояние в два полета стрелы. Но внезапно напасть не удалось. В стане хеттов забили хухупалы и мгновенно собрались ровные шеренги копьеносцев. Вскоре из лагеря выехала колесница. Над ней возвышался шест с бычьими рогами. За колесницей следовал отряд всадников.
- Что я вижу? – глухим недовольным голосом пробурчал Сетти. – Неужели, сам лабарна Суппилулиума спешит ко мне молить о мире. Узнаю его золотой шлем с крылатым солнцем.
Цула остановил коней. Суппилулиума во всем сиянии золоченых доспехов предстал перед номархом. Сетти удивился переменам в облике лабарны. Тогда в Киццуватне он больше походил на дикого кочевника. Теперь же перед ним стоял настоящего правитель могучей державы: гордая осанка, строгий взгляд. Номарх, даже, про себя отметил, что у властителя Эхнэйота никогда не была столько величия и, одновременно, уверенной простоты в движениях. Он на мгновение оробел, но тут же мысленно отругал себя за слабость. Номарх призвал на помощь Йота и вышел навстречу лабарне.
- Мир тебе Сетти, мудрый номарх великой Та-Кемет, - воскликнул лабарна, подняв в приветствии правую руку.
- Пусть Боги хранят тебя, солнцеподобный, - ответил Сетти дружелюбно, но с холодком, как незваному гостю. – Что хочет лабарна Хатти от наместника Та-Кемет?
- Наслышан о твоих подвигах. Ты храбро дерешься с врагом, и ни разу не был бит. У тебя твердая рука и холодная голова.
- Я рад слышать хвалу из уст не менее великого полководца, - все так же холодно ответил Сетти. – Но зачем ты пришел под стены Кадеша? Ответь? Тебя никто не звал.
-Однако, ты груб и непочтителен, - осторожно заметил Суппилулиума. – Ведь с тобой разговаривает правитель.
Гордость тут же вспыхнула в глазах номарха. Он расправил плечи и с вызовом ответил:
- Для меня существует три правитель: великий Йот, Дух Йота и верховный жрец Йота.
Суппилулиума проглотил дерзкие слова, при этом еле сдерживая гнев.
- Я приехал приветствовать тебя, но не встретил гостеприимства. Вместо должного радушия – частокол копей.
- Когда приходят с миром в чужой дом, то оставляют меч у порога, - высокомерно упрекнул его номарх Кадеша. – А великий лабарна появился с большим войском.
- Волк не может ходить без зубов. Меня всегда сопровождают телохранители, - парировал Суппилулиума.
Но Сетти стоял на своем:
-Когда встречаются два волка - над ними кружатся вороны.
Суппилулиума понял намек. В нем все вскипело. Номарх никак не желал мира. Но лабарна попробовал в последний раз:
- Хорошо, поговорим о деле. Я хотел бы передать твоему правителю предложение провести границу по реке Оронте, и заключить вечный мир.
- Если я соглашусь выполнить твою просьбу, ты уйдешь обратно?
- Конечно. Мне не нужна война с Та-Кемет.
- Ты хотел сказать: с Великой Та-Кемет, - нагло поправил его Сетти.
- Пусть будет так, - согласился лабарна, побагровев от злости, и продолжил глухим голосом: - Мы составим договор и попируем на славу.
- Мне надо подумать и спросить у Йота, - уклончиво ответил Сетти. Хоть он и смог унизить лабарну, но этого ему было мало. Никакого мира! Номарху не терпелось броситься в атаку, лихо врубиться во вражеские ряды. Разбить! Смять! Сокрушить! А после сообщить в Ахйот еще об одной своей блестящей победе. Взять в плен самого лабарну и потребовать у хеттов огромный выкуп. Въехать на колеснице освободителя в Хальпу и Алалах.
- Мне нужно подумать, - повторил Сетти. – Слишком близко граница будет проходить от Кадеша. Да и кочевники начнут перебегать к тебе. Эти бездельники, наверное, уже приползли жаловаться. Не вздумай их защищать. Они подвластны Та-Кемет. А мечи у нас крепкие.
Суппилулиуме надоело выслушивать хвастливые речи о могуществе Та-Кемет. Гнев готов был вот-вот вырваться наружу. Он заметил, что египетские лучники берут его на прицел. Это еще больше его разозлило.
- Так уж крепки ваши мечи? – усмехнулся Суппилулиума. Он спрыгнул с колесницы, вытянув из ножен железный клинок, кованный в горах Верхней Страны, и опустил его острием к земле.
- Смотри, если не веришь, - ответил Сетти, выхватил свой бронзовый меч и, размахнувшись всем корпусом, умело рубанул по железному клинку, выбирая место хрупкое – чуть ниже рукояти.
Суппилулиума еле удержал оружие. Но меч остался цел, лишь звонко угрожающе пропел. А на клинке номарха осталась глубокая выщерблина.
- Теперь моя очередь, - сказал Суппилулиума и рубанул в ответ.
Бронзовое лезвие переломилось и отлетело в сторону, а невредимый меч Суппилулиумы снова пропел, но уже торжественно.
Сетти выругался, отшвырнул обломок с рукоятью и, показав на своих воинов, сказал:
- У меня еще одиннадцать тысяч мечей.
- У меня меньше, - скромно ответил Суппилулиума, вкладывая оружие в ножны, - но крепче.
- Ты забыл, как я громил тебя там, возле Бычьих гор! – закричал Сетти, стараясь уязвить лабарну, поставить на место непрошенного чужеземца.
Суппилулиума запрыгнул в колесницу и напоследок произнес:
- Не думал я, что прославленный воин будет хвастаться тем, что нанес удар в спину раненому противнику. – Уже на ходу прокричал: - Я буду ждать номарха в своем солнечном шатре. Прикажу подать в его честь хорошего вина.
Сетти побледнел от бессильной злобы. Он долго стоял и бессмысленно, выпученными глазами глядел вслед удаляющейся колеснице. Грудь его часто вздымалась. Колесница Суппилулиумы давно исчезла в лагере, а он все никак не мог придти в себя. Как этот скотовод посмел сломать оружие! Меч – его старый боевой товарищ. Он ничего так не ценил после Йота, как свой меч. Сетти подобрал с земли обломанный клинок. Слезы от обиды выступили на глазах. Он, словно лишился лучшего друга. Вдруг волна невыносимой ненависти поднялась изнутри. Опозорить номарха великой державы! Презреть божественную власть Та-Кемет! Надо немедленно наказать обидчика! Он вырвал копье у ближайшего воина с такой силой, что тот не удержался на ногах.
-В бой! Свети нам Йот! – прохрипел Сетти и, наклонившись вперед всем телом, двинулся на врага тяжелой поступью.
Сзади послышался топот. Воины серой стройной массой медленно надвигались на хеттский лагерь. Их оружие сверкало в лучах Йота, будто вспышки молний. Они уверенно шли вперед. В лагере хеттов, в это время, происходили какие-то движения. Когда до вражеского войска оставалось не больше сотни шагов, Сетти скомандовал, и копьеносцы перешли на бег. Сердце у номарха отчаянно заколотилось. Врагу конец!
А Хеттов оказалось не больше сотни. Горцы Хауси умело изображали целое войско. Когда копьеносцы уже готовы были сокрушить врага, всадники вскочили на коней и растворились среди холмов, оставляя после себя лишь тучи пыли.
Сетти отупел от ярости, увидев перед собой пустое место; только тлеющие угли от костров, да хлопал на ветру пологом пустой шатер Суппилулиумы. Сетти, в бессильной злобе, набросился на шатер и, орудуя копьем, изорвал полотно в клочья. Это его немного успокоило. Где же хетты?
Где-то справа среди холмов забили хухупалы.
- За мной! – заорал номарх и кинулся в ту сторону, словно разъяренный бык.
Теперь-то он покажет им. Он бежал, не обращая внимание на пот, который струился по лицу и заливал глаза. Среди холмов Сетти увидел высокий шест с бычьими рогами. Он заметил колесницу, а в ней Суппилулиуму. Жертва намечена! Номарх крепче стиснул гладкое древко копья и побежал еще быстрее. Но шест не приближался.
Когда Сетти, тяжело дыша, взобрался на холм, то увидел, как несколько хеттских колесниц удалялись в разные стороны, но хеттского войска опять не оказалось.
- Где ты? Где? – взревел Сетти.
Он начал терять уверенность в себе. Такого с ним еще не случалось. Номарх попытался успокоиться.
Вновь сбоку раздалась дробь хухупалов. На этот раз его не проведут! Номарх решил перехитрить хеттов. Он выслал вперед пятьсот воинов; основное войско осталось на месте. Сердце номарха сжалось от ужаса, когда он увидел, как его отряд был атакован со всех сторон. Воины Та-Кемет бежали, неся большие потери. Над вражескими рядами грянул победный клич: «Аха! Вурусему!»
Сетти заорал что-то бессвязное и бросился на помощь, даже не пригибаясь под тучей стрел и камней. Хетты тут же организованно отошли на возвышенность, выбрали удобную позицию и приготовились к схватке. Раздался нестройный грохот. Это столкнулись две волны вооруженных воинов. С треском сломались копья, мечи ударили в щиты. Египтяне наткнулись на хеттов, словно, на каменную стену. Войско Богини Вурусему нисколько не уступало превосходящей силе.
Номарх увидел перед собой золотой шлем лабарны. Он бросился на него с копьем наперевес. Но сильный удар в голову опрокинул его на землю. Сетти вывели под руки из сечи телохранители. Суппилулиума железным мечом пробил медный шлем номарха. Все плыло перед глазами, но Сетти нашел в себе силы держаться.
- Скорее разыщите Итакаму и Нухаше. Пусть они спешат сюда, - приказал он.
Бой продолжался. Сетти оценил ситуацию. Все же он оставался опытным полководцем. Номарх подозвал сигнальщика и приказал бить отход.
Воины Та-Кемет умело отошли, оторвавшись от преследователей. Сетти вновь их перестроил. Приказал плотнее сомкнуть ряды и вновь двинул на хеттов. На этот раз маневр оказался удачным. Ряды воинов Вурусему начали прогибаться и смешиваться.
- Бей! Бей! – подбадривал он, надрывая голосовые связки.
Кровь из раны стекала на мощную короткую шею, смешиваясь с потом. Но он не чувствовал боли и не обращал внимание на головокружение. Номарх жаждал победы.
- Йот с нами! – продолжал кричать он.
Его взор разгорелся еще ярче, когда он заметил слева на холме смуглых воинов Амурру.
- Победа! Победа! – хрипел он.
Но вдруг голос его осекся. Воины Амурру с визигами бросились не на хеттов, а врубились с фланг его войска. С другого фланга появились хеттские колесницы и влетели в самую гущу сражавшихся. Громкий клич «Улу-ра-ра!» сотряс воздух. Всадники Хауси и Хайасы неровным клином ринулись в тыл.
Войско Та-Кемет рассыпалось и обратилось в бегство. Такого натиска не смогли выдержать даже они – хорошо обученные ратники, побывавшие победителями во многих сражениях. Сетти встал на пути у бегущих, пытаясь их остановить. Но номарха тут же опрокинули и чуть не растоптали. От боли он потерял сознание.
Когда чувства начали возвращаться к номарху, он услышал только завывание ветра. Сетти открыл опухшие веки и увидел над собой лабарну в сияющих золоченых доспехах. Номарх с трудом поднялся на колени и с горечью произнес:
-Ты победил. Но победил вероломно, ударив из засады.
- Я только повторил твой маневр, - ответил на это лабарна. – Помнишь: в Киццуватне ты так же, предательским приемом отнял у меня победу. Я же не в обиде был на тебя и предложил мир, но ты посмеялся надо мной. Боги тебя наказали. Сражение проиграно.
- Ты намеренно рубанул меня по голове в пол силы, - воскликнул Сетти. – Мне не нужно твое милосердие. Убей меня. Я великий номарх, и не переживу позора. В былые времена я стоял справа от трона божественного Эхнэйота. Боги не должны видеть моего унижения. Убей же меня! – Сетти нагнул голову, подставляя шею.
- Я не палач, - ответил лабарна. – Воин Хатти никогда не поднимет руку на пленного.
- Тогда я сам. Ты не посмеешь мне помешать.
Сетти схватил, валявшийся поблизости, обломок копья, упер древко в землю, а острие себе в живот, и навалился всем телом. Окровавленное жало, разверзая плоть, показалось на спине. Суппилулиума отвернулся, чтобы не видеть предсмертных судорог самоубийцы.
Гонец номарха, не жалея ног, добежал к стану Нухаши и властно прокричал:
- Скорее спеши на поле боя! Так приказал номарх Сетти.
- Закрой пасть, пес, - с нескрываемым презрением ответил Нухаше. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? И кто такой Сетти?
- Сетти – номарх Кадеша, слуга божественного правителя Обеих Земель, - с негодованием воскликнул гонец. – А ты, раб, должен подчиняться ему. Немедленно отправляй свое войско ему на помощь!
Нухаше повернулся к воинам.
- Мои подданные, мой народ, нас призывают идти на помощь презренным шакалам. Вспомните: сколько они обижали вас, уводили скот, забирали последнее зерно, отнимали детей и продавали в рабство.
- Смерть проклятым! – грозно проревела толпа кочевников.
Гонец выхватил меч и, со словами: - «Предатель! Умри!» - бросился на Нухаше. Но он не успел сделать и шага, как больше десятка боевых топоров превратили его в кровавое месиво.
А вождь Нухаше повел воинов к Кадешу. Он захватил мост и ворота. Бегущих с поля боя воинов Кемет ловили и тут же надевали на них колодки рабов. Тех, кто сопротивлялся, сбрасывали в реку или резали.
Кадеш пал без боя. Вечером во дворце наместника, перед Суппилулиумой предстали вожди освобожденных народов. Встав на одно колено, как честные воины, они попросили покровительство Хатти. Вожди согласились встать под знамена Великой Хатти, лишь бы только Суппилулиума помог им освободиться от власти ненавистной Та-Кемет. Лабарна согласился. День закончился шумным пиром.
Вскоре войско Богини Вурусему, сопровождаемое множеством отрядов кочевников и местных землепашцев, прошлось уверенно по всему Лабану. С боями дошли до самого Абина, очищая города от чужеземных номархов, которые в течение многих лет бессовестно грабили местное население.
11
Эйя выехал из Абина ранним утром. Всю дорогу он хмурился, размышляя о потери Кадеша. Теперь война спустится в Лабан, накроет Приморье. Богатые портовые города, через которые в Та-Кемет сплавляли лес, опустеют. На берега Хапи хлынут беженцы. С ними придут болезни.
Он ловил себя на том, что в последнее время слишком часто нервничает. Надо сдерживаться. Но как все плохо складывается! Если б Тушратта помог ему тогда захватить трон Обеих Земель, Та-Кемет вместе с Митанни раздавила бы Хатти, как гнилой фрукт. Но все пошло прахом. Тупой юнец Семенхкэре с помощью обещаний и подкупов уселся на божественное место, а не менее бездарный Тушратта своей ленью и трусостью, погубил праздную Нахарину. Теперь надо унижаться перед Хеви – наместником Куши. Да что там Куши… Нынче Хеви обрел власть над всеми Верхними Землями от третьего порога вплоть до города Уаста. Все в его подчинении. Что же, пусть Хеви выдыхается, проталкивая на божественное место Тутанхейота. Эйя подождет. Ждать недолго. Каста жрецов крепнет и обретает власть, как раньше, до безумной реформы Эхнэйота. Тогда он запретил всех богов, возвысив единого Йота. Мудрейших жрецов назвал лжецами и изгнал из Та-Кемет. Но после смерти Солнечного правителя каста возродилась. И он – Эйя стоит во главе. Хотя, его вечно одергивают мудрейшие. Это все - мелочи. Главное – теперь его поддерживает жречество. Осталось переманить на свою сторону армию.
Вот здесь возникли трудности. Не понятна позиция победоносного полководца Хармхаба. У этого человека в руках вся армия Кемет, а он не желает никого поддерживать: ни Эйю, ни Хеви, ни Семенхкэре. Безвольным Хармхаба назвать трудно. У закаленного в боя хполко-
водца, наоборот, железная хватка. Военачальники подчиняются ему беспрекословно, трепещут от одного его имени. Но как только одна из сторон противоборства приглашает полководца на беседу, он становится тупым, ничего не понимает, со всеми соглашается, но никаких обязательств на себя не берет. И сместить его нельзя. Сильная каста воинов тут же взбунтуется. А с ними лучше ладить миром, ведь почти все номархи бывшие военачальники. Многие высокие сановники в свое время сражались плечом к плечу с Хармхабом. Благодаря ему спокойствие царит в южных землях Куши и Вават. Это он навел порядок на севере и отогнал воинственных кочевников. Вот только бы найти к нему подход…
Со столь тяжелыми мыслями мудрейший к вечеру доехал до небольшого укрепленного поселения. Верховного жреца встретили достойно: поднесли охлажденного вина и свежего хлеба. Он рассудил пару спорных дел, возникших у местной знати, совершил службу в храме и отправился ужинать. Только он приступил к еде, как с улицы донесся шум. Весь город переполошился. Слуга доложил, что мудрейшего хотят видеть писцы из Абина.
Сановники примчались в грохочущей повозке. Так спешили, что чуть мулов не загнали. Они упали к ногам Эйи и пожаловались: Абин захвачен толпой кочевников во главе с хеттами. В городе происходили страшные расправы. Им еле удалось улизнуть от разъяренной толпы. У Эйи тут же пропал аппетит. Бритый череп жреца покрылся холодной нервной испариной. Могущественная держава тает, словно кусок жира на солнце. Так восстание может докатиться и до Приморья. Конечно, он предполагал худшее развитие событий, но чтобы Суппилулиума так напористо сал действовать… Это уже слишком!
- Что нам делать, мудрейший? – плачущими голосами причитали писцы. – Надо слать гонцов в Хеку-Пта. Пусть номархи срочно шлют армию усмирить разбушевавшуюся Ретену. Мы остались нищими и голодными. Кто нас защитит? Пусть правитель поможет нам, ведь мы ему верно служили.
- На что вы надеетесь? – грустно усмехнулся Эйя, растягивая щель рта в ироничную улыбку. – Откуда в Та-Кемет армия? Любой проходимец, у которого сил больше, чем у финикийского торговца, может занять божественный престол. Семенхкэре не пришлет вам ни единого воина. Ему войска нужны там, чтобы удержать с помощью мечей власть. Хеви, сын Куши, вам, так же, не пришлет воинов. Ему, с помощью копей, надо посадить на престол Тутанхейота. А Хармхабу до вас вообще дала нет. Вы потеряли имущество, так забудьте о нем – вам его не вернуть. Пока не потеряли жизнь, дам вам совет: когда Хеви посадит на престол нового правителя, то ему понадобятся грамотные чиновники. Посты будут раздаваться направо и налево. Бегите и подберите жирные куски, которые вам посылает небо.
- О, мудрейший, мы последуем твоему совету, - поблагодарили его писцы, воспрянувшие духом. – Но подумай о том, что Суппилулиума в своей наглости может дойти до берегов Хапи.
- Об этом я подумал, - ответил Эйя. – Надо отвлечь лабарну. Садитесь и пишите от моего имени правителю Арцавы. Затем, надо будет срочно отослать папирус в Милаватну. Обязательно нужно пообещать Маддуваттису много золота.
Суппилулиума созвал в шатер военачальников. Время перевалило за полночь. Пришлось будить командиров. Цула первым ввалился в шатер, протирая глаза. За ним вбежал Хемиша и все остальные.
- Дурные вести, - без всяких приветственных церемоний начал лабарна. Фазарука выведал, что нам готовят удар в спину. В заговоре учувствует Ахата – правитель Керкемиша, Ашшурбалит – правитель Ассирии и верховный жрец Та-Кемет - Эйя. Их план коварен. Они подкупают Маддуваттиса, властителя Арцавы. Тот должен двинуться с большими силами на Хатти и разорить страну. Ему переправили огромное количество подарков и оружия. Старый дурак согласился и теперь собирает войска под Туванувой. К нему примкнула Ахеява, Мира еще несколько отрядов из Карии, Ликии и Питассы. Когда воины Арцавы разрушат наши города, включая Хаттусу, я вынужден буду идти обратно за Бычьи горы и восстанавливать страну. В это время, заговорщики поделят между собой все земли, что я отвоевал в Митанни и Исуве, и больше нас уже сюда не пустят.
- А не боится Маддуваттис мести? – поинтересовался Цула.
- Ему обещали поддержку Керкемиш, Ассирия и даже Та-Кемет.
- Это подло! – возмутился Хемиша. – Он же с тобой заключил вечный мир.
- Маддуваттис всегда был подлым и жадным, к тому же, очень хитрым. Хорошо, что Фазарука вовремя заметил неладное. Иначе бы вновь гореть Хаттусе.
- Как поступишь? – спросил Цула. – По всему видно, сила собирается огромная. Успеем ли мы возвратиться в Хатти.
- Фазарука уже приказал войскам скрытно двигаться к Хальпе. Оттуда войско Таккеха двинется к Марашу, затем на Каниш. Войско Зерна пройдет через горы к Тувануве. Мы с войском Вурусему двинемся из Лабана прямо в Арцаву. Как он подло действует, так и мы – ударим ему в спину. С Маддуваттисом надо покончить раз и навсегда. Он мне много крови попортил.
- Когда начнем? – Цула с готовностью стиснул рукоять меча.
- На рассвете, - решил повелитель. – Но все должно проходить скрытно и быстро. Хемиша с всадниками выдвинется вперед. По его следам колесницы и сута. За ними тяжелая пехота. Предупредите воинов, что идти будем день и ночь. На отдых много времени не будет. Обоз пусть тащится сзади. Потом догонит.
Военачальники покинули шатер. С лабарной остались только Итакама и Нухаше.
- Я вынужден оставить вас. Моя страна в опасности, - объяснил он им с сожалением.
- Оставь нам наместника, - попросили они.
- В Ретену я оставлю своего сына Телепину, - согласился лабарна. – Ему я дам часть войска Вурусему. Он будет помогать вам, бороться против Та-Кемет. Но и вы ему помогайте. Управлять здешними народами нелегко. Племена освободились от власти Та-Кемет, теперь начнут делить землю между собой. Как бы не дошло до крови.
- Мы сделаем все, что в наших силах. Но если нагрянет Хармхаб?
- В ближайшие годы он сюда не сунутся. Внутри самой Та-Кемет дело чуть не до драки доходит. Хармхаб не поведет войска в дальний поход через пустыню, когда внутри страны раздор.
Решив еще кое-какие дела, Суппилулиума взошел на колесницу и умчался в Хальпу. В Хальпе его уже поджидали тайные послы от Ашшурбалита и от Ахаты. Лабарна принял сначала послов из Ассирии. Они предложили золото, серебро, коней, колесниц и лазурита в обмен на Митанни. Затем он принял послов из Керкемиша. Те предложили ему качественной меди и олова, зерно и скот за то, чтобы он передал земли Митанни под власть Керкемиша.
К тому времени, в Митанни складывалось тяжелое положение. После падения Вашшукканни, наступило безвластие. Наместники и мелкие правители принялись захватывать земли своих соседей. Междоусобные распри поглотили страну. Чтобы успокоить разбушевавшихся наглый властителей, нужно затратить много усилий и времени. К тому же, из-за этих распрей, в стране наступал голод. Вдобавок Митанни лишилась подвластных государств, которые отчасти снабжали города зерном и мясом.
Хорошо поразмыслив, Суппилулиума принял дары и поставил печать на обоих соглашениях. Он не будет мешать вторжению в Митанни Ассирии и Керкемиша. Пусть делят земли между собой. А как поделят – самим решать. Лабарна был доволен, что столкнул лбами двух больших баранов за паршивую овцу. Пока они будут договариваться, у Суппилулиумы останется достаточно времени, чтобы разобраться с Арцавой раз и навсегда.
Туванува разбухла от войск. В городе занимали все свободные углы. Цены на муку и на вино взлетели неимоверно. Но воины не жалели серебра. Они ели и пили вдоволь, предвкушая скорое обогащение за счет разграбления Хатти. Добыча обещала быть огромной. Одни кладовые Хаттусы, заполненные золотом Тушратты чего стоят. Город гудел. Прибывали все новые отряды. Уже за стенами разбивали шатры, так, как внутри города места не хватало.
В дом телепурия внесли на носилках юношу лет восемнадцати. Мешеди, сопровождавшие раненого, закричали:
- Скорее лекаря! Сын правителя Арцавы, лучезарный Артакас перевернулся на колеснице.
Юношу осторожно переложили с носилок на мягкую лежанку. Он корчился от боли и, стиснув зубы, стонал. Все вокруг засуетились, забегали. Мешеди приволокли низенького старикашку с жиденькой козлиной бородкой. Чуть не оторвали ворот ветхой андули. Старик ощупал ушибленное плечо и осмотрел содранные колени.
- Ой, ой, какой сильный ушиб, - покачал головой лекарь. – Но ничего. У меня есть чудесные корни от всех болезней.
- Послушай, старик, - прикрикнул на него юноша, - что ты там бормочешь на проклятом языке лувийских пастухов.
- Я вылечу вас, отважный лев, - пролепетал старикашка на другом языке.
- Мне надо быстрее встать на ноги, иначе придется тебя лечить, - предупредил его юноша. – Я это здорово делаю с помощью плети.
В покои вошел развязанной походкой его старший брат Латакас. Он бесцеремонно растолкал мешедей и приблизился к постели Артакаса. В его густой бороде прорезалась надменная улыбка.
- Он так сильно упал.., - шепнул один из мешедей. – Колесница опрокинулась на рытвине. Возничий сломал шею.
- Это все отец виноват, - злобно прошипел юноша, морщась от боли. – Сам пошел через Уду, чтобы быстрее добраться до Хаттусы. А мне приказал идти на нижнюю страну. Какой хитрый!
Латакас еще раз надменно улыбнулся сквозь бороду и с издевкой спросил:
- Ну что, отвоевался? Ты, хоть, одного хетта заколол?
- Заткнись! – огрызнулся Артакас и вновь застонал. – Я не намерен идти в Нижнюю страну, - объявил он. – Мне там нечего делать. Я поведу войска в Хаттусу.
- Сначала встань с постели, вояка, - усмехнулся Брат.
- А чего ты ухмыляешься? – разозлился на него Артакас так, что жилы вздулись на шее. – Тебе отец вообще приказал захватить Киццуватну и задержать хеттов в Бычьих горах.
- Вот удовольствие! – покачал головой Латакас. – Вы, значит, будете пировать в халентуве Суппилулиумы, делить его жен, а я, как горный козел, буду лазить по нищей Киццуватне и брать их крепости, в которых мыши дохнут с голоду. Ну, а если появится Суппилулиума, то лечь костми, но не пропустить его на вашу пирушку. Да у меня через месяц все войско разбежится.
Латакас повернулся, намереваясь уходить. Брат ухватил его здоровой рукой за плащ.
- Постой! Что ты хочешь сделать?
- Идти на Хаттусу.
- А как же Киццуватна? Вдруг хетты и вправду появятся?
- Вот, тогда, пусть наш солнцеликий папочка, непобедимый властитель могущественной Арцавы померяется с Суппилулиумой силами.
- Ты шутишь! У Суппилулиумы огромная армия.
- И вы хотели, чтоб эта армия меня растоптала? Вот, пусть Маддуваттис сам разбирается с лабарной. Я же разграблю Хаттусу, Куссару, Цапланду, еще какие-нибудь города и смотаюсь обратно.
- Ты – подлец! – бросил ему в лицо Артакас.
- Лежи и выздоравливай, честный воин. – Латакас вырвал край своего плаща из руки брата и направился к выходу.
- Постой! – заорал юноша. – Возьми меня с собой!
- Очень ты мне нужен, - огрызнулся брат. – Твое дело: брать Нижнюю страну. Вот, и довольствуйся малым.
- Хаттусу первым буду брать я! – кричал он вслед Латакасу, потом тряханул притихшего лекаря. – Через какое время я смогу продолжить путь?
- Недели через две можно будет вновь встать в колесницу, - робко ответил старец. – У меня есть чудодейственные корни. Я один знаю, где они растут…
- Пошел ты со своими кореньями! Мешеди готовьте войско. Пусть несут меня на носилках. Вперед! На Хаттусу!
- Лучезарный, но у нас мало сил для штурма такого города, - предупредил седой воин из его окружения.
- Правильно. Пусть Латакас разобьет себе лоб о стены Хаттусы, я же последую за ним по пятам и возьму халентуву Суппилулиума, вместе со всем его золотом.
- У нас мудрый полководец! Слава Артакасу! Он нас поведет на Хаттусу! Скоро мы будем богатыми! – закричали мешеди, и, лишь один не смело напомнил, - А что скажет Маддуваттис?
- Плевал я на этого выжившего из ума старика. Сам-то он идет короткой дорогой, прямо на Хаттусу.
- Но на его пути много укрепленных городов, - напомнил мешедь.
- Маддуваттис не будет штурмовать мелкие крепости. Ему надо успеть взять Хаттусу, пока Суппилулиума не нагрянул из Лабана.
- Прибыло послание от правителя, - сообщил вестовой.
-Читай!
Вестовой пробежался глазами по глиняной табличке.
- Правитель сообщает, что тебе, лучезарный Артакас в помощь посылает войска Ахеявы и Мира. Вы должны осадить и взять главную крепость на дороге к Хаттусе – Каниш. После отряды Ахеявы и Миры двинутся дальше, а тебе, лучезарный, предстоит держать Каниш до подхода подкрепления. Правитель заранее дарит тебе этот город.
- Хитер правитель, - ухмыльнулся юноша. - При штурме Каниша, я лишусь половины войска. С кем потом мне оборонять город от хеттов? Нет! Скорее носилки мне. Мы выступаем. Пусть Ахеява и Мирра сами берут Каниш, а нас ждет Хаттуса.
Фазарука внимательно наблюдал, как войско Латакаса подходит к реке. Он насчитал примерно тысяч восемь. Сила большая. Мост заранее разрушили, чтобы не дать арцавцам легко переправиться. Все шло, как задумал хитрый Фазарука. Проверив, где есть брод, без всяких предосторожностей, воины Латакаса вошли по пояс в воду и двинулись к противоположному берегу. Воины медленно брели, противясь быстрому течению, высоко подняв оружие и одежду над головой. Когда больше половины войска оказалось в реке, Фазарука приказал атаковать.
Сзади на арцавцев налетели колесницы, а за ними копьеносцы войска Зерна. На противоположном берегу, из укрытия появилась сута и принялась беспощадно обсыпать бредущих в воде людей стрелами и камнями. Арцавцы ничего не успели сообразить, как их всех загнали в реку. После бесполезных попыток спастись боем, они сдались. Труп Латакаса с разбитой головой выловили ниже по течению.
Артакас покидал Тувануву на следующий день после ухода брата. Его осторожно несли на носилках шестеро крепких воинов. Город опустел. Серая колонна, ощетинившись копьями, растянулась далеко по дороге. Мимо Артакаса провели длинную вереницу невольников, связанных друг с другом веревкой за шею. Погонщики вели рабов по обочине, чтобы те не мешали продвижению войска. Последним ехал на колеснице ассирийский тамкар.
- Эй! Иди сюда! – крикнул ему Артакас.
Фазарука слез с колесницы, подошел к носилкам и низко учтиво поклонился.
- Откуда товар, - поинтересовался Артакас.
- Из Митанни, - ответил торговец. – Веду в Маллатию продать на корабли. Сейчас сильные гребцы в цене.
- Продавай быстрее, - с усмешкой посоветовал Артакас, скоро я заполню невольничий рынок крепкими рабами.
Носилки проследовали дальше, а Фазарука расплатился со стражниками и провел невольников в город.
На следующий день к носилкам Артакаса подбежали встревоженные мешеди. Они привели с собой грязного человека, всего в крови.
- Кто это? – недовольно спросил юноша.
- Ты разве меня не узнаешь? – чуть не заплакал человек. Падая на колени. – Я – один из мешедей Лакатаса.
- Что ты тут делаешь в таком виде? – встревожился юноша.- Где брат?
- Латакас погиб, - заныл грязный человек. – Нас разгромили.
- Что ты несешь? – закричал Артакас, но голос его дрогнул от страха. – Кто вас мог разгромить? У Лакатаса огромное войско.
- Хетты! Они набросились на нас. Мы не продержались и часу. Половина войска погибла, половина сдалась.
Артакаса начинало трясти.
- Откуда хетты? Сколько их было?
- Много… Колесниц – лавина. Сута, копьеносцы…
Артакас громко икнул от испуга.
- Развернуть войска! - Скомандовал он, срывающимся голосом. – Обратно в Тувануву. Скорее!
Носилки с Артакасом внесли через ворота. Войско плелось далеко сзади. Юноша с облегчением вздохнул, увидев вокруг крепкие стены Тувунувы. Но, только как-то тихо было в городе. Вроде, не ранее утро. Никого не видно. Створки ворот захлопнулись, и упал тяжелый засов.
- Зачем закрываете? – не понял Артакас. – Войско нужно разместить в городе.
- За войско не беспокойся. – Навстречу ему вышел знакомый тамкар, тот, что попался ему по пути. Только он облачился в доспехи и при оружии. – Побеспокойся о себе.
- Торговец? Ты не торговец!
- Совершенно верно. Я жезлоносец лабарны Суппилулиумы.
- Измена! – хотел прокричать Артакас. Но его телохранителей тут же закололи, а носилки с телом грохнулись на землю. Артакас потерял сознание от боли и страха.
Фазарука потом рассказывал Суппилулиуме, как он все ловко обделал. Под видом торговца, ведущего рабов, жезлоносец провел в город самых сильных и умелых воинов. Ночью они обезоружили стражу и тихо открыли ворота. Войско Зерна вошло в город, даже никто не успел пикнуть.
Когда Артакас попал в западню, его воины подошли к Тувануве, но вместо радушной встречи получили град стрел. Ворота распахнулись, и войско Зерна смело кинулось в атаку. Задние ряды арцавцев еще не поняли, что случилось, а передние уже обратились в бегство. Возникла страшная давка. Разгром довершили колесницы, которые смелым натиском рассекли войско Артакаса на две части.
Отряды из Ахеявы и Мира слились на берегу Марассантии. Не дождавшись Артакаса, они двинулись прямо к Канишу. Подойдя к предгорьям Аргея, враги решили осадить город и взять его измором. Но как только союзники разбили лагерь вокруг стен, осажденные сами перешли в наступление. Причем силы оказались значительные.
После первого столкновения с войском Таккеха, Ахеява и Мира потеряли чуть ли не треть воинов. О штурме не могло быть и речи. На второй день, после очередной жестокой битвы осаждавшие решили отступить к Тувануве.
Но как только потрепанные отряды обогнули Аргей, так сразу же наткнулись на колесницы Суппилулиумы. Жестоко преследуемые, они вынуждены были забраться высоко в горы. После трех холодных и голодных ночей отряды из Ахеявы и Мира сдались на милость победителю.
Артакас потерял счет дням. Его держали в крохотной комнатке без окон. Из мебели – только жесткая лежанка. Стражники с ним не разговаривали. Коренастые лувийцы с хмурыми бородатыми лицами делали вид, что не слышат жалоб и просьб сына правителя Арцавы. Раз в день ему приносили ячменную похлебку, кусок хлебной лепешки и кувшин с водой. По вечерам его выводили прогуляться в глухой двор, где был виден лишь кусок звездного неба. Он уже смирился с мыслью о скорой смерти и не ждал ни откуда помощи.
В очередной раз четверо безмолвных стражников вывели его из комнатки и повели по темному коридору. Но Артакас вдруг понял, что его ведут не в глухой двор для прогулки, а совсем в другое место. Неужели все! – подумал он. Сердце бешено заколотилось. Сейчас его обезглавят или повесят. Ему ужасно стало жалко себя, ведь он еще молод и полон сил. Невыносимая тоска сковала грудь. Конец! Смерть!
В очередной раз четверо безмолвных стражников вывели его из комнатки и повели по темному коридору. Но Артакас вдруг понял, что его ведут не в глухой двор для прогулки, а совсем в другое место. Неужели все! – подумал он. Сердце бешено заколотилось. Сейчас его обезглавят или повесят. Ему ужасно стало жалко себя, ведь он еще молод и полон сил. Невыносимая тоска сковала грудь. Конец! Смерть!
Его втолкнули в просторный зал с высоким потолком и оставили одного. Он ничего не понял и начал озираться по сторонам. И вдруг Артакас вздрогнул всем телом. Его глаза встретились с огненным взглядом больших темно-карих глаз. На него смотрел величественный получеловек - полубог. Строгое смуглое лицо с хищным носом. Завитая черная борода. Густые сросшиеся брови. Артакас увидел на его голове тиару с золотым крылатым солнцем и вздрогнул еще раз. Он не мог ошибиться: перед ним стоял лабарна Суппилулиума.
- Ты поправился? – прозвучал у него в ушах грозный голос, заставляя трястись от страха.
- Смилуйся, могущественный. – Артакас рухнул на колени и заплакал. – Я не хотел с тобой войны. Это все отец – выживший из ума старик...
- Зачем оскорбляешь отца, - оборвал его Суппилулиума. – Даже если он – выживший из ума старик, то все равно, остается твоим отец, и послан тебе Богами. Не сваливай на него всю вину. Сам-то ты тоже хотел поживиться. Признайся: манило тебя золото Хаттусы?
- Не хотел я твоего золота, - вновь застонал Артакас. – Отец приказал мне брать Каниш и сидеть там, ждать его появления. Это брат мой пошел на Хаттусу.
- Ты врешь! Я вижу все твои мысли. Душу твою вижу насквозь. Не ной! – прикрикнул на него лабарна.
- Ты меня убьешь? – дрожащим голосом спросил Артакас.
- Нет! Я сделаю тебя правителем Арцавы. – ответил лабарна.
Артакас ничего не понял. Он сначала подумал, что ослышался. Потом до него постепенно начало доходить. Он принялся целовать пыльные сапоги Суппилулиуме.
- Да поднимись же! – не сдержал гнев Суппилулиума. – Хватит унижаться. Ты скоро станешь правителем.
Артакас послушно поднялся.
- А как же отец? – вдруг вспомнил он.
- Заказывай отцу большой уктури и пышные похороны, - без сожаления бросил лабарна. – Он приступил клятву, которую давал моему отцу, а потом мне, и этим заслужил смерть. Свою честь он променял на золото. Боги жестоко наказывают за это. Я надеюсь, ты не будешь нарушать клятву? – Лабарна пристально посмотрел Артакасу в глаза. У того волосы дыбом встали на всем теле. – Ты будешь послушен мне. Не вздумай хитрить или бунтовать. Запомни: мой меч всегда отточен.
- Я буду послушен, - затрясся Артакас, невольно бросив взгляд на великолепный грозный меч лабарны. – Я буду твоими ушами, твоими глазами, твоими руками.
- Обязательно будешь! – согласился Суппилулиума. – И будешь держать в повиновении помимо Арцавы: Ахеяву, Питасу, Мира, Карию и Ликию. Иначе, придется выколоть тебе глаза, отрезать уши и отрубить руки.
Маддуваттис подвел многочисленную армию к переправе через Марассантию. До Хаттусы оставалось меньше дневного перехода. Мост оказался разобран. Понятно. В Хаттусе знали о его приближении и чинили препятствия. Ему надо было навести новый мост через реку, чтобы перетащить метательные орудия. На противоположном берегу выстроилось жалкое ополчение из ремесленников Хаттусы и ближайших поселений.
Маддуваттис немного встревожило то, что отряды Ахеявы и Миры до сих пор не подошли. Он приказал готовить плоты, чтобы переправить часть войска и разогнать ополчение.
Но тут появился гонец из Туванувы. Он принес ужасную весть, о том, что город захвачен хеттами. Маддуваттис насторожился. Он решил подождать с переправой и разослал во все концы разведчиков. Вскоре ему донесли, что Ахеява и Мира разгромлены под Канишем. Войско Латакаса уничтожено. От Артакаса нет никаких вестей. Маддуваттис почувствовал, что попал в ловушку. Он-то думал, что лабарна воюет где-то в горах Лабана. Даже Эйя в этом его уверил.
- А что слышно от Ашшурбалита и от Ахаты? – беспокойно спросил он у послов. – Когда ждать от них помощи?
- К сожалению, у них возникли проблемы с разделом Митанни. Они сейчас не в состоянии тебе помочь, - отвечали те. – Надо немного подождать.
- А что они раньше думали?
Маддуваттис не на шутку испугался. Суппилулиума перехитрил всех.
Единственный выход – бросать все и удирать в Уду. Там можно закрепиться, отбить хеттов, а после завести разговор с лабарной о мире. Правитель Арцавы приказал сниматься и идти обратно. Вожди некоторых народов выразили свое недоумение и отказались поворачивать назад. А как же обещанное богатство Хаттусы? Маддуваттис не стал их уговаривать, - пусть поступают, как хотят. Вскоре разведчики доложили, что заметили огромную армию Суппилулиумы. Он движется прямо на Уду.
Маддуваттис приказал бросить обоз и двигаться как можно быстрее. Но все же не успели. Армия Арцавы подошла к Уде, когда город уже держал осаду. Выбора не было. Надо обязательно пробиваться. Войска Суппилулиумы преградило дорогу. Маддуваттис выстроил свое войско клином. Впереди встали самые крепкие воины, по краям копьеносцы с большими прямоугольными щитами, в центре сута. Клин ощетинился копьями и медленно двинулся к городу.
Хетты налетели с двух сторон. Клин выдерживал натиск и шаг за шагом продвигался вперед. Бой закипел нешуточный. Но у хеттов имелось преимущество: они легко маневрировали, бросались в атаку, отходили и вновь бросались. Клин шел все медленней и медленней. За ним тянулся след из убитых и раненых. Но до стен осталось уже немного. Маддуваттис забеспокоился, когда нигде не увидел хеттских колесниц. Почему их нет на поле боя? Колесницы – основная ударная сила Суппилулиумы. Где он их прячет?
За стенами забили хухупалы. Ворота заскрипели. Осажденные решили выйти на помощь армии Арцавы. Вот тут-то Маддуваттис понял, коварный план лабарны. Он закричал, что есть мочи:
- Не открывайте ворота! Не открывайте ворота!
Но разве можно было что-нибудь услышать, когда вокруг все грохочет и звенит. Все орут и стонут.
Гарнизон Уды вышел из ворот. Опустили мост через ров, и смело двинулись в атаку. Но их всего оказалось не больше тысячи. Около трех сотен колесниц выскочили из леса и, просто, проехались по ним. А в это время всадники во главе с Хемишей, а за ними сута, влетели на мост и отбили ворота. Вскоре хетты уже были внутри города.
Арцавцы начали напирать, боясь потерять последнюю надежду, но тут по ним в упор открыли стрельбу метательные машины. Град камней обрушился на клин, калеча воинов.
Маддуваттис приказал сигнальщикам барабанить отступление. В город уже не прорваться. Надо отходить назад. Ему удалось с остатками армии отбиться и выйти на дорогу, ведущую к Саллапе – небольшому, но крепкому городу.
Но до Саллапы дошли не все. Воинам обещали богатую добычу в Хаттусе, а в итоге они потеряли даже обоз. Началось дезертирство. Маддуваттис приказал военачальникам пресекать бегство любыми способами. Военачальники пытались ловить дезертиров и наказывать. Но даже жестокие меры не помогали. К Саллапе подошли жалкие остатки некогда могучей армии. Как только ворота за ними захлопнулись, так сразу на башнях забили деревянные колотушки. Вокруг города появились хетты. Пока Саллапа готовилась к обороне, созывая ополчение, передовые отряды хеттов под началом Фазаруки, не долго думая, пошли на штурм и захватили центральные ворота с двумя примыкающими башнями.
Старейшины упали в ноги Маддуваттису с просьбой возглавить оборону, ведь город не подвергался нападению уже около ста лет. Местный телепурий вообще никогда не держал в руках копье.
Маддуваттис бросил воинов отбить ворота у хеттов, пока не подошли основные силы Суппилулиумы. Арцавцам удалось захватить одну башню, но вторую Фазарука не сдавал. Рубились отчаянно.
Тем временем Суппилулиума подвел войска. Он приказал поджигать тюки мокрой соломы и бросать их под стены. Едкий дым не давал лучникам целиться сверху. Соорудив из огромного дерева таран, хетты принялись крушить ворота. После нескольких мощных ударов ворота рухнули вместе с куском стены. Копьеносцы ворвались в город и с боем продвигались к центру.
Маддуваттис велел привести к дальним воротам колесницу с четверкой сытых коней. Когда арцавцы начали сдаваться, и половина города оказалась в руках хеттов, правитель Арцавы позорно бежал из города. Ему чудом удалось прорваться под градом стрел на дорогу, ведущую в Миллаватну.
Кони начали уставать и перешли на шаг. Маддуваттис решил поблагодарить богов за спасение. Он постепенно успокаивался. По телу неудержимым потоком разливалась усталость. Все же он уже стар для таких тяжелых походов. Вдруг Маддуваттис почувствовал жжение в плече. Рука немела. Он нащупал стрелу, торчащую со спины. Маддуваттис выругался и, стиснув зубы, выдернул ее из плоти, при этом, чуть не потерял сознание от боли. Стрела оказалась с бронзовым наконечником. Значит, стрелял не простой воин. Его пальцы нащупали на тонком древке кусочек телячьей кожи. Пергамент был надежно привязан тонкой бечевкой. Что это? Он развернул пергамент и прочитал: «Правитель Арцавы, ты давал клятву моему отцу лабарне Тудхалии. Ты подписал договор со мной, лабарной Суппилулиумой. Договор и клятва тобой нарушены. Будь проклят! Из жадности ты хотел погубить мою страну, а погубил свою!»
Маддуваттис, не дочитав, отшвырнул пергамент в сторону, плюнул на него несколько раз. Волосы встали дыбом. По спине пробежался холодок, заставляя съежиться. Он отчетливо услышал за спиной топот копыт. Обернувшись, правитель Арцавы увидел всадников, летящих по его следу. Передний, в блестящем шлеме с разноцветными перьями на макушке и в накидке из шкуры леопарда обнажил меч.
Маддуваттис стегнул лошадей. Те рванули с места и понесли колесницу из последних сил. Маддуваттису не хватало воздуха, но он стегал и стегал животных по крутым бокам. Смерть летела следом. Он увидел впереди водную гладь. Река Секири. Мост! Скорее! Скорее! Стрела прошуршала над самым ухом и впилась в спину одной из упряжной. На мост! Вниз! Дорога сильно извивалась. Маддуваттис погнал колесницу напрямик. Крайняя лошадь споткнулась и упала. Колесницу рвануло в бок. Повелитель Арцавы вылетел из повозки, перекувыркнулся через голову и, грудью, налетел валун.
Хемиша перевел коня на шаг. Он легко соскочил на землю подошел к Маддуваттису. Правитель Арцавы лежал лицом вниз. Весь камень под его головой намок от крови.
- Бесславная смерть, - покачал головой Хемиша, затем подозвал одного из воинов и приказал: - положи его в колесницу. Тело надо доставить Суппилулиуме.
По всей вселенной разнеслись вести о молниеносных победах Суппилулиумы над Арцавой. Под власть хеттов вернулись города Уда и Туванува, захвачены Лусна и Саллапа, не считая мелких крепостей. Сильная Арцава поставлена на колени. Трон в Миллаватне занял второй сын Маддуваттиса Артакас. Он поклялся беспрекословно подчиняться Хаттусе и платить огромную дань. Ахеява, Мира и Питасса откупились от Суппилулиумы огромными подарками. На земли Хатти стали перебираться кочевники и общины плугарей. Земли хватало всем. Послы Каски и Аццы просили Суппилулиуму заключить вечный мир с их народами. Города Тегерама, Малатья и Мараш приняли Телепуриев от Суппилулиумы и признали покровительство Хатти. Еще ни когда не собирал столь могучую державу.
12
Двое стражников вели по темным петляющим коридорам путника. Под низкими сводами гулким эхом разносились торопливые шаги. Высокий, широкоплечий, судя по уверенной походке, из воинов, он кутался с головой в дорожный плащ, словно не желая, чтобы видели его лицо. Пыль, осевшая на одежду, и потертые сапоги, говорили о долгом пути.
- Долго еще? – нетерпеливо окликнул стражников путник.
- Уже скоро, господин, - вежливо ответили ему. – Подземные ходы Керкемиша очень длинные и запутанные. Их прорубали в скалах тысячи рабов. Когда в город врывались враги, эти каменоломни не раз спасали жизнь правителям. Где-то здесь находится сокровищница, а в одном из ответвлении есть темница для неугодных. Из нее выходят только в страну забвения.
Свет от факела лишь на несколько шагов вперед выхватывал из темноты склизкие каменные своды, дальше свет поглощала черная бездна. Коридор сделал крутой поворот, и перед путником открылся просторный круглый зал, освещенный множеством чадящих смоляных факелов. Как из-под земли, на пути вырос воин с обнаженным мечом.
- Кто такие?
- Я сын Митанни! – гордо ответил путник, скидывая плащ.
- Тебя ждут, благородный Шутарна, - стражник поклонился и вложил меч в ножны. – Проходи. Все уже собрались.
Шутарна шагнул в зал. Здесь он увидел около сотни человек. Юноша признал в них бывших вельмож из окружения Тушратты. Их лица по привычке сохраняли надменное выражение, осанка оставалась все такой же гордой, но нигде не сверкало золотых и серебряных украшений. Массивные браслеты, подвески с драгоценными камнями, толстые перстни, изготовленные лучшими ювелирами – все исчезло. Даже при слабом мерцании факелов можно было заметить, что одежда вельмож грязная и затасканная до дыр. Их бороды, как у бедных торговцев, плохо завиты и небрежно уложены.
Правитель Керкемиша скуп, и не желал тратиться на вельмож Тушратты, - у него своих достаточно. К тому же, пронырливые соглядатели доложили Ахате, что Тушратта привез с собой ларец, до краев заполненный отборными драгоценными камнями. Даже за один самый маленький камушек можно купить упряжку отличных ассирийских коней с крепкой колесницей. Но Тушратта и не думал платить своим подчиненным. Кроме заветного ларца, у него не осталось ничего. Опальный правитель лелеял мысль о том, что он на сбереженные драгоценности скоро наймет армию и на копьях этой армии вернет себе трон. Так, что бывшим сановникам приходилось жить в нищете, продавать украшения и дорогую одежду, экономить на еде и на брадобреях. Они уже забыли вкус хорошего вина и жирного мяса. Познав сполна нищету, голод, унижения, вельможи согласны были на все, лишь бы любым путем вернуться в свои роскошные дома, к сытой беспечной жизни. Вновь пировать в халентуве Вашшукканни и, засыпая, не думать: где завтра достать кусок ячменной лепешки.
Шутарна уверенно прошел в центр зала. Все устремились к нему и заголосили:
- Ты пришел, наш спаситель. Боги, наконец, обратили к нам свои лики. Ты принес нам добрые вести!
- Мир вам, великие мужи Митанни. Вести я вам принес, но совсем не добрые.
- Говори же! – молили вельможи, обступив его. Они напоминали обиженных детей. Шутарна с неудовольствием заметил, как от них дурно пахнет немытыми телами, сушеной рыбой и дешевой чечевичной похлебкой. Они с надеждой смотрели ему в глаза и вопрошали дрожащими голосами: - Как Вашшукканни? Твой отец освободил столицу?
- Артатама не освободил столицу, - жестоко разочаровал их Шутарна. - Хитрый Ашшурбалит купил Митанни у Суппилулиумы за золото, которое мой отец вывез из Вашшукканни. Все богатства правителей перекочевали в кладовые Хаттусы. В Ашшуре остались лишь Золотые Ворота Счастья.
- Слава Богам! Вашшукканни выкуплена у Суппилулиумы. Мы можем вернуться в свои дома! – обрадовались вельможи.
- Не совсем, - прервал их ликование Шутарна. – Артатама предал всех вас. Мало того, что он признал независимость Ассирии, так он еще признал над Митанни власть Ашшура. Артатама вошел в столицу с ассирийским войском. Ваши дома и должности сейчас занимают те мерзкие твари, которые недавно приезжали в Вашшукканни с дарами и ползали перед вами на коленях.
Когда вельможи осознали, как с ними жестоко обошлась судьба, то застонали:
- Что нам делать? Мы скоро умрем от голода.
- Но где же грозный властитель? – Шутарна обвел их взглядом, как бы ища опального правителя. – Я не вижу богоподобного Тушратту среди вас. Что произошло с нашим любимцем Богов? У него большая и хорошо обученная армия. Почему он не ведет ее в поход? Кто ему мешает? Керкемиш, так же, как и Ассирия, выкупил у Суппилулиумы часть земель Митанни. Почему он не борется за возражение утерянного могущества?
- Тушратта наказан Богами за трусость и праздность. Они повредили его рассудок, - поведали Шутарне сановники. – Он боится вновь встретиться с призраками. Мы сами их видели. Они были огромные, как горы. А самый грозный призрак был похож на Суппилулиуму.
- Что за бред вы несете, - разозлился Шутарна. – Какие призраки? Он же богоподобный. Или Тушратта пропил божественную силу?
- Не говори так, - сановники пробовали оправдать Тушратту. – Он же наш правитель и полководец.
-Хорош полководец с поврежденным рассудком, - засмеялся Шутарна. – Правитель, ставший перед Ахатой на колени. Он хуже жалкого раба. Вы помните, кем был Ахата? На пирах он сидел в дальнем углу стола, а теперь ниже себя сажает своего господина. А вас, прославленных мужей, вообще не зовет на пиры. И вы еще после этого верите Тушратте? Неужели среди вас не найдется отважного воина, который бы осмелился повести остатки славной армии обратно домой и отвоевать Вашшукканни?
- Самым смелым военачальником был твой отец. Мы незаслуженно принижали и обижали Артатаму.
- Мой отец продался Ашшурбалиту. Вас он знать не хочет. Когда я сказал ему в лицо, что он предатель, Артатама прогнал меня. Так что, на него не надейтесь.
- А ты, смелый Шутарна? – взмолились вельможи. – Ты можешь вернуть нам наши земли и дома? Посмотри, на кого мы похожи. Когда-то мы повелевали миром, а теперь не имеем даже жалкого слуги. Ты же умелый воин. Ты сможешь возглавить войска.
- Хорошо, - как бы нехотя согласился Шутарна. Он ждал этой просьбы. - Я попробую отвоевать Вашшукканни. Я верну вам дома, земли, даже часть богатств. Но не забывайте, что мне придется идти против отца. Я буду вынужден свергнуть его. Страшный грех - поднимать руку на того, кто тебя родил. Но я пойду на это ради вас.
- Мы замолим твои грехи. Принесем Богам за тебя щедрые жертвы, - горячо обещали вельможи.
- Мне нужно еще кое-что. – Шутарна холодно поглядел в глаза вельможам. - Я не желаю, чтобы моими победами воспользовался слабоумный правитель. Способен ли он будет управлять страной? Не пора ли ему отправиться к Богам?
Напряженное молчание воцарилось в зале. Сановники потупили взоры.
- Чего замолчали? – с ноткой презрения спросил Шутарна. – Хотите помешанного правителя? Тогда идите к нему, ползайте перед нм на животе, лобызайте его ноги. Весь остаток жизни вы будете спать в лачугах, полных вшей, жрать черствые лепешки, запивать их водой из сточных канав и носить грязные тряпки.
- Но кто же будет нашим правителем, - несмело пробурчал кто-то. – Его должны поставить над нами Боги.
- Если вы хотите сильного правителя, который смог бы поднять вновь величие страны и оберегать ее от врагов; такого правителя, который бы заботился о вас, как о родных детях… Разве не достоин трона тот, кто вернет вам ваше состояние?
Сановники зашумели, потом один из них сказал:
- Мы согласны, великий Шутарна. Никто не сомневается, что Боги послали тебя спасти нас.
- Тогда пусть Тушратта умрет и не мешает мне.
-Но кто это сделает? Убийство правителя должно жестоко наказывается. За этим следят сами Богами, - испугались сановники.
- Пусть это сделает чужеземец, который молится другим Богам, - тут же нашел выход Шутарна. – Иссихасса – вот тот, кто нам нужен.
- Я? – опешил Иссихасса. – но как я могу…
- Сможешь! Иначе - умрешь, - сквозь зубы процедил Шутарна. – Вспомни, как ты, жирный шакал, захотел стать лабарной. Тогда я и мой отец с тремя тысячами верных воинов спешили к тебе на помощь. Почти все отважные воины Митанни пали на чужой земле, благодаря твоей глупой затеи. Только за одно это, тебе надо вспороть брюхо.
Под гневными горящими взорами, Иссихасса вынужден был согласиться.
Ахата плотно поел. Правитель Керкемиша поднялся из-за стола и знаком приказал Тушратте следовать за ним. На открытой террасе дворца Ахата развалился среди мягких подушек. Двое мешедей встали у изголовья с опахалами. Веера из перьев плавными волнами нагоняли воздух. «Прямо, как я когда-то», - со вздохом подумал Тушратта, оставаясь стоять подле Ахаты в позе покорного слуги.
- Послушай-ка, Тушратта, - с ленцой произнес правитель Керкемиша, - тебе известно, что я за огромную сумму выкупил часть Митанни у Суппилулиумы?
- Да, мой повелитель.
-Ты, так же должен знать, что твой полководец Артатама распоряжается в Вашшукканни на правах повелителя. Командует даже моими землями.
- Я слышал об этом.
- Мне это не нравится. Я требую, чтобы ты выступил с войсками, захватил Вашшукканни и наказал самозванца.
- Повелитель, это невозможно. Ко мне явились Боги. Они прогнали меня. Они были большие, словно горы…
Ахата скривил лицо.
- Я все это уже слышал, - устало произнес он. – Мне надоело содержать твой двор и кормить твою армию. О Богах пусть заботятся жрецы: приносят им жертвы, воскуривают благовония, молятся им... Тебе надлежит занять свой трон. Если не желаешь выполнять мою волю – не выполняй. Я поставлю властвовать в Вашшукканни кого-нибудь из твоего окружения. Половина Митанни принадлежит мне. Кого захочу – того и назначу управлять страной.
- Я согласен, мой повелитель, - развел руками Тушратта.
- Тогда отправляйся немедленно. Войска уже выступили. Колесница для тебя приготовлена.
- А моя свита?
- Они вместе с войсками выступили утром. Тебя будет сопровождать Иссихасса и Ибиссаха. Иди, возврати себе власть. С Ашшурбалитом разберешься сам. Я могу, только, передать ему послание с просьбой оставить за тобой право на трон в Вашшукканни, но выкуп плати ему ты.
Тушратта смиренно поклонился и вышел.
Одноосная повозка, запряженная парой неказистых лошадок, скрипя и громыхая, ехала в сторону Евфрата. Под тряпичным навесом трясся понурый Тушратта. Сзади него стоял Ибиссаха в воинских доспехах. Иссихасса впереди правил лошадьми. Керкемиш остался далеко позади.
- Безумцы! – вдруг встрепенулся Тушратта. – Боги нас накажут. Надо поворачивать войска.
- Но Ахата нас не пустит обратно в город, - возразил Иссихасса.
- Да. Не пустит, - упавшим голосом согласился Тушратта.- Ах, Иссихасса, ты один у меня остался верный слуга. Остальные все - предатели, готовые пустить мне кровь при первом же удобном случае.
- Место подходящее, - раздался за спиной голос Ибиссахи.
- Да, - согласился Иссихасса. - Место тихое. Ни души.
Евфрат еще не показался. Керкемиш исчез. Кругом унылая равнина с однообразными песчаными холмами.
-Жуткое место, - поежился Тушратта. – Я не хочу здесь долго оставаться. Подстегни коней.
Вместо этого Иссихасса натянул вожжи, останавливая повозку, повернулся к Тушратте и, склонив голову, произнес:
- Прости нас, Великий, но мы действуем по приказу твоих подданных.
- Что это значит? – закричал Тушратта, почуяв неладное. Он попытался встать, но сильный удар кинжалом в спину, усадил его на место. По телу пробежала судорога, лицо скривилось, и бывший повелитель вселенной обмяк.
- Выкинь эту падаль и поройся у него в сундуке, - приказал Иссихасса. – Там где-то спрятан ларец с драгоценностями.
Ибиссаха так и сделал: вывалил мертвое тело опозоренного правителя из повозки и принялся рыться в его сундуке. Наконец он выпрямился, держа в руках большую шкатулку из кедра в серебряной оковке. Ибиссаха приоткрыл крышку и взволнованно произнес:
- Здесь огромное состояние. Что мы с ним будем делать?
- Шутарна приказал доставить шкатулку к нему, - ответил Иссихасса. Казалось, его нисколько не волновало содержимое ларца.
- И ты так сделаешь? – испугался Ибиссаха. – Здесь столько богатств. Хватит на дворец, на колесницу с конями. Можно купить богатые земли и стада быков. Ты намерен все это отдать Шутарне?
- Нет. Я с этими драгоценностями удеру в Та-Кемет. Этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
- Поделим содержимое пополам, - предложил Ибиссаха.
- Не могу. Тебе драгоценности не будут нужны, - с этими словами Иссихасса вогнал нож в живот Ибиссахи, как раз там, где заканчивался кожаный нагрудник.
- За что? – прохрипел из последних сил Ибиссаха, пуская кровавую пену.
- За верную службу мне, - ответил Иссихасса, вырывая из его холодеющих рук заветный ларец. – Думаешь, я не знаю, что тебе приказали убить меня после того, как мы разделаемся с Тушраттой? Кого хотел обмануть, грязный шакал.
Иссихасса развернул колесницу и помчался по дороге, ведущей в Хальпу. Безжизненное тело Ибиссахи выпало из повозки и осталось лежать на обочине.
Через некоторое время из-за холмов вынырнула цепочка всадников. Улия спрыгнул с коня и внимательно осмотрел следы на дороге.
- Войско прошло в сторону Вашшукканни.
- Зря беспокоились, - решил Хемиша. Снял медный шлем и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. - Надо доложить лабарне. Видать, Ахата решил потягаться силами с Ашшурбалитом. Посмотрим, что из этого выйдет. К ним подлетели еще несколько всадников. Впереди несся Барбиша.
- Отец, там впереди на дороге лежит чье-то тело, - крикнул Барбиша.
- Не совсем удобное место для отдыха, - заметил Хемиша. – Кого-то убили. Я вижу, вороны кружатся в небе.
Всадники тронули коней, и вскоре оказались возле распростертого тела.
- Еникей всемогущий! – воскликнул Хемиша, взглянув в лицо убитому. – Пусть ослепнут мои глаза, если перед нами не то, что осталось от повелителя Митанни. Взгляни-ка Улия. Ты видел Тушратту вблизи во время боя.
- Это он, отец, или Боги смеются над нами. Редко можно увидеть великого правителя околевшего, словно собака, в дорожной грязи.
- Тут еще один труп, - крикнул Барбиша. – Пусть Еникей меня накажет, но он поступил несправедливо, позволив ему умереть не от твоей руки, отец.
- О чем ты говоришь? Кто там еще?
- Взгляни сам.
Хемиша подошел к Барбише.
- Что ж, - произнес он. – Боги решили вражду по-своему.
Он нагнулся, снял с убитого пояс с медными бляхами. Затем подошел к Тушратте, перевернул его и вынул из тела кинжал. Все это положил в свою дорожную сумку.
- Отец, зачем ты отнимаешь у мертвого пояс, - удивился Улия. – Он же нашей веры. Как его примет Еникей?
- Он осквернил кинжал, убив безоружного человека, да еще в спину. По обычаю: оружие больше не принадлежит ему. Пусть оправдывается перед Еникеем, - ответил безжалостно Хемиша. – Потом еще раз нагнулся к Тушратте и снял с груди убитого большую золотую диадему на массивной серебряной цепи. – Надо передать побрякушку Суппилулиуме.
- Что это? – поинтересовался Улия. – Красивая побрякушка.
- Божественный символ власти, - объяснил Хемиша. – затем указал на Ибессаху. – Взвали его на свободную лошадь. Надо отвезти тело в Каниш и похоронить по нашему обычаю. Все же он из племени Хауси.
- А с Тушраттой что? – Улия кивнул в сторону правителя Митанни.
- О нем позаботятся другие. Это не наше дело.
Всадники скрылись обратно за холмы. Несколько боевых колесниц показалось на дороге со стороны Вашшукканни. Первой правил Шутарна. Он сиял медными начищенными доспехами. Увидев труп, Шутарна остановил колесницу, спрыгнул с нее и, ногой, брезгливо откинул прядь волос с лица убитого.
- Сдох, - зло усмехнулся он. – Дерьмом был, дерьмом и помер. Куча навоза лежала на троне, теперь куча навоза лежит на дороге. Эй! – крикнул он, сопровождавшим его воинам. – Посмотрите вокруг. Где-то должен валяться Иссихасса с распоротым брюхом. Ибиссаха должен был его прикончить – этот ненужный кусок старого сала.
- Властитель, вокруг никого нет, - ответили воины. – Мы нашли только шлем Ибиссахи рядом с лужей крови.
- Неужели эта жирная свинья все же перехитрил нас. Да еще удрал вместе с ларцом Тушратты. Ну, да ладно, - махнул рукой Шутарна. – Дело он свое сделал, пусть забирает драгоценности. Он их заработал.
- Что делать с правителем? – спросили мешеди.
- Отвезите его обратно в Керкемиш. Не тащить же эту дохлятину в Вашшукканни. Постойте. Снимите с него диадему власти и отдайте мне.
- Диадемы нет.
- Вы хорошо посмотрели? – забеспокоился Шутарна.
- Все вокруг обшарили, - подтвердили воины.
- Кусок сала и здесь нас обхитрил. Отправляйтесь в погоню! – крикнул Шутарна. - Надо догнать этот мешок жира вперемешку с дерьмом.
Одна из колесниц с двумя воинами рванула в сторону Хальпы.
- Слушайте меня внимательно! – приказал Шутарна остальным. – Вы все свидетели того, что Тушратту убил Иссихасса. Мы не успели помочь правителю, но нашли его еще живым. Умирая, повелитель передал бразды правления Митанни мне, произнеся страшное заклинание. Всем ясно?
- Все понятно, наш властелин.
- Учтите, у кого короткая память, тому и незачем голову носить! Я все сказал. Теперь, вперед, на Вашшукканни!
Артатама прославился в свое время, как храбрый воин, умелый полководец, но правитель из него получился никудышный. Его утомляли долгие доклады. Он терпеть не мог разбираться в спорных государственных вопросах. Новоиспеченный правитель ничего не понимал, когда чиновники говорили о ячмене, серебре, масле. Сколько, чего, куда. Артатама особо не вникал в суть дела, решал все по-военному, словно рубил с плеча. Порой, выносил нелепые и никому не понятные решения.
В Вашшукканни не хватало зерна. Из дальней провинции привезли ячмень, но торговец запросил высокую цену. Вместо того чтобы попробовать с ним сторговаться, Артатама приказал, просто-напросто, отобрать зерно, а торговца забить палками. После этого случая никто больше не рискнул вести в Вашшукканни хлеб.
В халентуву прибыли два мелких вождя, подвластных Митанни. У них возник спор из-за маленького городка и прилегающих к нему пастбищ. Каждый из правителей претендовал на владение городом. Артатама выслушал их и принял решение: взять город в свое подчинение, посадить в нем своего телепурия, а с обоих вождей брать пошлину за пастбища.
Разозленные вожди отказались подчиняться Вашшукканни и изгнали всех митаннийских чиновников из своих городов.
В столице начинался голод. Народ потихоньку бунтовал. Рабы вместе с беднотой грабили того, кто побогаче. На торговых площадях открыто ругали Артатаму. Сановники боялись показываться на улице. Тогда правитель решил успокоить город с помощью наказаний. Всех недовольных хватил и бросали в темницы. Но от этого, бунт еще больше разгорелся. Вдобавок, в Вашшукканни появилось множество презренных ассирийцев. Они нагло занимали лучшие места на торговых площадях. Селились в лучших домах. По хозяйски вели себя в городе. Вместе с торговцами появились и ассирийские воины. Скоро ассирийцы принялись собирать пошлину, причем, ни к кому не испытывали жалости и сострадания: отбирали у горожан последнее.
Вскоре вся Митанни начала стонать. Ко всему прочему, усилился голод. Зато ассирийские тамкары понавезли на рынки муку, мясо, сыр, масло, но все продавали по огромной цене. В одну из голодных ночей народ не выдержал и разгромил лавки ассирийских торговцев в Вашшукканни. Но наутро войска обыскали весь город. У кого находили добро из лавок - казнили на месте.
Уныло и тоскливо стало в веселом и шумном, когда-то Вашшукканни. Но вот, по городу шепотом разнеслась весть, как вздох облегчения: с запада идет Шутарна. Он избавит державу от гнета презренных ассирийцев. С ним огромная армия. Он справедлив и честен. У него смелое сердце. Тушратта, умирая, передал ему власть. Сами Боги сопровождают Шутарну. Обиженные местные торговцы подговаривали обнищавших ремесленников. Ремесленники тайно ковали оружие. Даже городская беднота, которой было все равно, какая нынче власть, готова была поддержать восстание. Все с нетерпением ждали, когда же под стенами появится колесница Шутарны.
«Но как же так? - удивлялись некоторые. – Ведь Шутарна – сын Артатамы. Разве Боги разрешат сыну воевать против отца?» «Артатама продал Митанни Ашшурбалиту, - отвечали другие, - но Шутарна прогонит отца и смоет позор со своего древнего рода. Боги, устами умирающего Тушратты, приказали ему править Митанни».
Долгожданное войско во главе с Шутарной, наконец-то появилось под стенами Вашшукканни. Все дороги закрыли, не оставляя возможности Артатаме послать гонцов за подкреплением.
Сам Шутарна на белой колеснице правителя подъехал к центральным воротам, выпрямившись во весь рост, чтобы со стен хорошо был виден голубой шлем Тушратты, который он водрузил себе на голову.
- Правитель! Наш правитель, - заволновались на стенах митаннийские стражники.
Ассирийцы выпустили в него несколько стрел, но телохранители тут же закрыли Шутарну щитами.
- Открыть ворота властителю! – закричал он.
- Кто там визжит, словно баба в истерике? – спросил своим грубым зычным голосом Артатама, поднявшись на стену. – Это ты, Шутарна плачешь внизу, чтобы тебя пустили в город? Не выйдет. Ночуй в степи. Нечего было удирать от меня в Ашшуре.
- Я не удирал, а ушел, не в силах смотреть, как ты ползаешь в ногах у презренного Ашшурбалита, - зло ответил сын.
- Поползал, - теперь все остальные ползают у меня в ногах. И ты скоро будешь ползать.
- Ошибаешься! Я – законный властитель! Мне Тушратта передал власть.
- А кто такой Тушратта? Что-то я запамятовал? – издевался Артатама. – Не тот ли, случайно, горе-полководец, который спьяну принял мираж за Богов и бежал, бросив армию. Тот, кто оставил страну на растерзание врагам, а после свихнулся. Ты об этом правителе толкуешь?
- Не смейся над тем, кто сейчас с Богами. Побойся их гнева! Или ты в них уже не веришь?
- Мальчишка! Как ты смеешь попрекать меня Богами! – разозлился Артатама.
Шутарна прекрасно знал, что отец очень суеверен и решил его разозлить. Он крикнул с вызовом:
- Я прибыл сюда с великими мужами Митанни. Со мной вся знать, избранный род. А за тебя кто?
- Передай этим босоногим оборванцем, чтобы они проваливали обратно в Керкемиш, - ответил, так же, с вызовом, Артатама, – иначе вскоре почувствуют собственными задницами, как хорошо отточены копья у ассирийских воинов.
- Ты продался Ассирии!
- А ты, случайно, не продался Керкемишу? В твоих рядах я вижу больше знамен Ахаты, нежели митаннийских.
Шутарна весь вспыхнул от злости, как пук соломы от искры. Даже кони почуяли гнев возницы и принялись беспокойно топтаться на месте. Шутарна кое-как подавил в себе возмущение, холодно и надменно произнес:
- Великий Род Митанни ожидает тебя у шатра правителя.
- Хорошо, - усмехнулся Артатама. – Я приду поглазеть на этих нищих.
Шутарна хлестнул лошадей, круто развернул колесницу и умчался в лагерь, весь, пылая от гнева.
Артатама вышел из Вашшукканни во главе большого отряда: человек триста. Причем, отобрал самых могучих воинов с широкими плечами, высоких, со свирепыми лицами. Сам же надел роскошную одежду из тонкой ткани. Навешал на себя целую мину золота и серебра, чтобы своим сиятельным видом унизить обедневшую митаннийскую знать.
Вельможи выстроились полукругом, ожидая его. В центре, на походном троне Тушратты, задрав подбородок, гордо восседал Шутарна. Артатама насмешливым наглым взглядом осмотрел с ног до головы всех сановников. Он ехидно скалился, замечая заплаты на заношенной одежде и дырявые потертые башмаки, нечесаные грязные бороды.
- Я не вижу здесь великих мужей Митанни. – Вот этот сброд что ли?
- Как смеешь так разговаривать с опорой страны…
Артатама не дал Шутарне договорить. Он подошел ближе к сыну, схватил его за шиворот и швырнул на землю.
- Ты кто такой, чтобы делать мне подобные замечания, тем более, сидеть, когда перед тобой стоит правитель? – прорычал Артатама.
Двое телохранителей кинулись на защиту Шутарны, но тут же были заколоты копьями. У Артатамы от бешенства затряслись скулы. Он крикнул с презрением:
- Эй вы, шелудивые шакалы, которые себя называют Великим Родом и опорой Митанни. Я вижу, вы совсем опустились, если решили разговаривать со мной через этого сосунка. Чего глаза прячете? Может быть, вам напомнить, как меня вечно унижали. Я был полководцем, и мне не было равных. Сколько раз я водил войска в поход! Сколько раз я приносил победы! Кто лучше меня мог воевать? Ну, отвечайте! Молчите? А теперь вспомните, где я сидел на пирах? В конце стола. Какие комнаты мне отводили в халентуве? Самые плохие. Если хотите вернуть свое добро, приползайте ко мне на животе, посыпав голову прахом, от этого места до трона правителя в халентуве.
- Этого никогда не будет! – закричали оскорбленные вельможи.
- Тогда завтра на рассвете – бой! – прорычал Артатама, перекрывая своим рыком возмущенный ропот. – И тогда посмотрим, как вы сможете устоять против непобедимого Артатамы.
Он стремительно повернулся и ушел обратно в город. Шутарна поднялся из грязи. Слуги принялись отряхивать одежду. Его лицо выражало ненависть и жажду мести.
- Завтра на рассвете будет бой, - сообщили ему перепуганные вельможи, будто Шутарна сам этого не слышал.
- Завтра я его повергну, как он меня. Но только я поднялся, а он уже не сможет. Пусть Боги простят мне этот страшный грех.
- Но, ведь его еще никто не побеждал, кроме хеттов, - напомнили сановники.
- Он отжил свое, - ответил Шутарна. – Да и с кем он сражался? С полудикими касситами да с арамеями.
-А под Бычьими горами, когда разбили хеттов? – заметил один из старых воинов.
- Если б не Эйя и номарх Сетти, подоспевшие на поле боя, Артатама удирал бы быстрее колесницы Тушратты. И вообще, - Шутарна сорвался на крик, - кто его боится, пусть возвращается в Керкемиш и просит подаяния возле храма.
Все молчали. Никто не смел возразить.
Оставалось ждать наступление нового дня, а с ним неминуемой развязки. Город бурлил всю ночь. Ассирийские воины готовились к вылазке. Артатама разъезжал на колеснице вдоль стен, орал на всех, щедро раздавал удары варасамой.
Перед восходом солнца все стихло. Шутарна приказал строить войска напротив главных ворот. Когда лучи осветили вершки сторожевых башен, за стенами забили хухупалы. Створки с лязгом распахнулись. Артатама во главе войска, пеший вышел из ворот. Полководец с тяжелой бронзовой палицей в одной руке и с топором в другой, и смело двинулся на шеренги противника.
Полководец с ужасным ревом кинулся вперед. С первым же натиском ряды Шутарны смешались. Не смотря на численное превосходства, войско Керкемиша попятилось. Колесницу Шутарны перевернули. Его самого вынесли с поля боя в помятом шлеме. Он подозвал к себе одного из мешедей и сказал:
- Если ты это сделаешь, будешь самым богатым сановником в Митанни.
Мешедь исчез. Вскоре, он, переодевшись ассирийским воином, затесался в ряды защитников Вашшукканни.
Артатама уверенно прорубался в центр во главе со строем ассирийцев. Войско Керкемиша вот-вот должно было расколоться надвое. Ассирийцы закрывали предводителя большими круглыми щитами с обеих сторон. Один из них оказался за спиной Артатамы. Он, вдруг, размахнулся и вогнал в спину предводителя тяжелый боевой топор. Артатама дико вскрикнул и рухнул замертво. Убийцу тут же подняли на копья. Но гибель Артатамы резко переломило ход битвы. Ассирийцы, лишившись предводителя, растерялись и поспешили укрыться обратно в крепости. Но ворота перед ними закрылись, а на головы полетели камни.
Бой еще не закончился, когда Шутарна, шатаясь, подошел к убитому отцу и, наступив ему на голову, приказал:
- Пусть его похоронят, как правителя. Он хотел им быть. – Затем взглянул на растерзанный труп убийцы. – А этого - похоронить в самом богатом храме Божественных Близнецов. Да, вот что еще, - крикнул он мешедям. – Сейчас войска ворвутся в Вашшукканни. Немедленно пусть оцепят дома всех знатных Ассирийцев и не дадут взбесившейся толпе разграбить их дома. - После подозвал сановников. - Надо собрать побольше золота и немедленно отослать все в Ашшур, иначе нам недолго стоять у власти.
В полдень Шутарна величественно вступил в тронный зал с толпой сияющих от счастья вельмож. Он опустился на великолепный трон правителей Митанни и со слезами на глазах воскликнул:
- Радуйтесь, великие мужи благодатной Митанни. Мы снова дома! | |
| Автор: | Harm | | Опубликовано: | 21.10.2009 09:58 | | Просмотров: | 5349 | | Рейтинг: | 0 | | Комментариев: | 0 | | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
 Авторизация |
|
