— Это мои?
— Конечно! Конечно, твои, а чьи же еще?
— Вот весело… Просто вечер веселых вопросов.
— Нет, дурашка, это вечер веселых ответов.
— В позапрошлый раз мы делали анализ…
— Нужно?
— Мне? Нет. Но Галка заругает. Не поверит.
— А как поверит?
— А как поверит, так забьет.
— Вот я и говорю… оно тебе нужно?
— Стремно...
— Уходи от нее. Это абьюз по-современному называется.
— К тебе, что ль?
— Не, мне тебя не надо. Мы это уже проходили.
— То-то… А вот этот, светленький, смотри, похож! Надо же!
— Говорю ж тебе, твои!
— Катя-я-я-я… А когда?
— Помнишь, с Галкой поругался да ко мне пришел? Говорил, никогда не вернусь, век с тобой буду жить?
— Обманул?
— Не, я выгнала. Достал ты меня – ноешь и ноешь, ноешь и ноешь… Ной своей Галке! Ты и вернулся к ней.
— А-а-а! Помню… Как всегда, значит…
— Не, не как всегда. В те разы по одному было, а сейчас – двойня! Тяжко мне. Участвуй!
— А Галка…
— Я Галке я сама скажу.
— Забьет!
— Забьет. Не без этого. Но лучше я. После меня у тебя все дуры были, да и до меня, ну и между. Меня же она уважает – может и драться не будет.
— У нее пояс по тхэквондо и Муай Тай. Она и город когда-то выигрывала.
— У меня сковородка. Чугунная. И я ее не раз употребляла.
— Сопоставимо.
***
— Там это… Катька твоя. Пришла с сестрой, мамой, твоим выводком и коляской. И это, коляска двойная! Ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Ну да… да. Ты только не нервничай, я сейчас все объясню.
— Самая глупая фраза…
— Помнишь, я от тебя… — Галя медленно подняла правую бровь, и Гоша тут же осекся — помнишь, ты меня бросила около года назад? – бровь вернулась на место, – Так вот, Катюша меня приютила. Ну и… вот.
— Чего, «и вот»? По одному стругать выучился, а теперь двойню Катюше своей струганул?
— Галочка, да я все…
— Да расслабься ты. Не сходится.
— Чего?
— Я восемь месяцев назад тебя выставила. Я уже бить тебя собралась, но посчитала – не сходится. Чего-то мутит твоя Катька… Раз так, надо бы всех на ДНК проверить, а мы проверили только одного. А я ей верила еще… — и тут, посмотрев строго на мужа, зло выпалила — Мне б струганул, кобель! Хоть одного!
— Галочка… но врач же сказал, дело не во мне…
— Заткнись уж. Эх, пошла-ка я воевать. Может, все еще сойдется! — с ухмылкой произнесла Галя.
— Чего?
— Да ничего, проехали! Ну все, я пошла!
— А я?
— А ты сиди, из окна смотри. Если что…
— Галя, у нее сковородка.
— Вот я и говорю, если что, звони 911 или как там у нас?
***
Вечерело. Гоша смотрел на представление, разыгрывающееся под окнами. Даже такая образцовая схватка тигриц привлекла внимание лишь нескольких зевак-соседей, но и те вяло наблюдали за происходящим со стороны — уж слишком ленивым и томным выдался этот теплый летний арбузный вечер. Тем временем страсти почти улеглись, и теперь уже только периодические всплески эмоций порождали фразы, обрывки которых доносились до открытого окна четвертого этажа одинокой хрущебы, в глубине которого скромно маячил виновник событий – кобель Гоша, он же… Не, просто Гоша. Георгием он был только в метрике, паспорте и в Свидетельстве о браке.
— Все равно это он виноват! Не хера думать обо мне постоянно – я от этого тупо беременею!
— Ах, ты ж, чудо чудное… Подумай только, какую чушь ты несешь!
И так далее. Надо отдать сторонам должное – Катина мама с сестрой и всеми детьми стояли в сторонке. Сестра только иногда подпрыгивала и сжимала кулачки, а мама часто прикладывала руку к груди. Сковородка в ход так и не пошла. Да и Галка была как-то не особо воинственна. Гоше это показалось подозрительным. Он побрел к холодильнику, в задумчивости вскрыл пакет кефира, налил себе полную до краев чашку, ни капли не разлив. и еще более задумчиво медленно ее выпил.
***
В дверях стояла Галя. С коляской.
— Это мои?
— Отчасти.
— Вот весело… Просто вечер веселых вопросов. — Гоше вспомнилась глупая фраза, еще так недавно адресованная Кате.
— Вопрос совсем не веселый, но весьма уместный, а ответ я тебе сейчас растолкую. Близняшки эти — мои. Зачаты тобою, хотя… не знаю. Но это и не важно. Второй – твой, это мы проверяли. Остается он у Кати, но мы будем помогать. Первый и третий – не твои, Катя созналась. Расклад понял? Как тебе такой ответ? Веселый?
Чёрное небо стоит над Москвой.
Тянется дым из трубы.
Мне ли, как фабрике полуживой,
плату просить за труды?
Сам себе жертвенник, сам себе жрец
перлами речи родной
заворожённый ныряльщик и жнец
плевел, посеянных мной, —
я воскурю, воскурю фимиам,
я принесу-вознесу
жертву-хвалу, как валам, временам
в море, как соснам в лесу.
Залпы утиных и прочих охот
не повредят соловью.
Сам себе поп, сумасшедший приход
времени благословлю...
Это из детства прилив дурноты,
дяденек пьяных галдёж,
тётенек глупых расспросы — кем ты
станешь, когда подрастёшь?
Дымом обратным из неба Москвы,
снегом на Крымском мосту,
влажным клубком табака и травы
стану, когда подрасту.
За ухом зверя из моря треплю,
зверь мой, кровиночка, век;
мнимою близостью хвастать люблю,
маленький я человек.
Дымом до ветхозаветных ноздрей,
новозаветных ушей
словом дойти, заостриться острей
смерти при жизни умей.
(6 января 1997)
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
