Прошлая ночь. Черный, абсолютно черный кот распластавшись на шкафу и свесив голову наблюдал за спящей хозяйкой и предавался философии. Кстати, попробуйте эту позу - мысли так и прут наружу, ну точно рвотные массы. Одну из выпавших Шухер ловко поймал, так как не успел осмыслить до конца. Мысль переливалась черно-белыми цветами всех 50 оттенков и требовала немедленных действий.
Давеча кот затаил обиду, ведь хозяйка игнорирует генеральную уборку его персонального унитаза (кот терпеть не может дурацкое слово лоток! Ага, еще лоточником бы называла! Унитаз! Только так!). Игнорирует, имитируя какое-то оэрзэ. Третий день лежит, подружкам по трубе шипит, что лежит с оэрзэ, но кот-то все видит: никакого оэрзэ у нее под одеялом нет, одна она под ним. Врет все! Чтоб подружки завидовали.
И вода в миске у кота протухла, и корм уже на донышке. А к холодильнику стул приставила - не открыть.
Мысль сверкнула 51-м оттенком и вывалилась. От вспышки Шухер спружинил, стукнулся о подвесной потолок и начал скоростное приземление, целясь в центр хозяйского ложа. Этот стиль кошачьего воздухоплавания предполагает приложение массы усилий, задействуются все конечности, оконечности особенно и, конечно же, работа всего тела в целом. Но в этот раз стилевые манипуляции усилили болевой синдром давно не опоржненного мочевого пузыря. Шухер издал душераздирающий вополь счастья одновременно с выпущенным на волю мощным фонтаном освобождения внутреннего органа. Того, который не мыльный. Приземлившись на хозяйку, кот радостно оттолкнулся, продолжая орошать все и вся вокруг, и немедленно покинул славное место. В кромешной темноте черным котам везет, не видны даже их тени.
Только бы пятки не сверкали - мелькнул 52-й оттенок все той же мысли.
Филосовские размышления пришлось прервать, ибо хозяйка прискакала на кухню.
Ну все, - подумал кот. - Теперь точно почистит, но не унитаз…
Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда.
Однажды Босх привел меня в харчевню.
Едва мерцала толстая свеча в ней.
Горластые гуляли палачи в ней,
Бесстыжим похваляясь ремеслом.
Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать,
Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,
А на доске грунтованной на плоскость
Всех расселить в засол или на слом".
Он сел в углу, прищурился и начал:
Носы приплюснул, уши увеличил,
Перекалечил каждого и скрючил,
Их низость обозначил навсегда.
А пир в харчевне был меж тем в разгаре.
Мерзавцы, хохоча и балагуря,
Не знали, что сулит им срам и горе
Сей живописи Страшного суда.
Не догадалась дьяволова паства,
Что честное, веселое искусство
Карает воровство, казнит убийство.
Так это дело было начато.
Мы вышли из харчевни рано утром.
Над городом, озлобленным и хитрым,
Шли только тучи, согнанные ветром,
И загибались медленно в ничто.
Проснулись торгаши, монахи, судьи.
На улице калякали соседи.
А чертенята спереди и сзади
Вели себя меж них как Господа.
Так, нагло раскорячась и не прячась,
На смену людям вылезала нечисть
И возвещала горькую им участь,
Сулила близость Страшного суда.
Художник знал, что Страшный суд напишет,
Пред общим разрушеньем не опешит,
Он чувствовал, что время перепашет
Все кладбища и пепелища все.
Он вглядывался в шабаш беспримерный
На черных рынках пошлости всемирной.
Над Рейном, и над Темзой, и над Марной
Он видел смерть во всей ее красе.
Я замечал в сочельник и на пасху,
Как у картин Иеронима Босха
Толпились люди, подходили близко
И в страхе разбегались кто куда,
Сбегались вновь, искали с ближним сходство,
Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!"
Во избежанье Страшного суда.
4 января 1957
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
