Декабрьский ветер пел и вьюжил. Спальный район с однотипными пятиэтажками превратился в зимнюю сказку: ни зги не видно, только силуэты деревьев и редких прохожих. Весело идти вчетвером сквозь заряды звенящего колючего снега.
Стас накинул на голову капюшон, под капюшоном страшная маска демона. Кто там шагает навстречу? Да это же Толик, местный алкаш. Стас сбросил капюшон и появился перед ним, вырастая из белой завесы ухмыляющейся клыкастой рогатой мордой: «Вы не подскажете, как пройти в вытрезвитель?»
Толик остался стоять в недоумении, открыв рот и приподняв правую руку не то для приветствия, не то чтобы перекреститься. От кого-то покрепче можно огрести за такие шутки, но в жилах шутника бушует молодая кровь, а за спиной рослый мускулистый Артем, который одной левой уложит любого амбала.
А вот идут четыре девушки-подружки: «Привет, красавицы!». Девушки с визгом бросились в разные стороны. «Да это же Стас!» – крикнула одна из них. Со смехом убежали, игнорируя предложение пойти вместе.
– Ну их, этих баб, – сказал Леня, – лучше кому-нибудь морду набить.
– Сегодня ты смелый, – отозвался Стас, – а вчера первым ноги сделал, с трудом тебя догнали.
– Их было больше.
– На одного, после того как ты удрал.
– Ты тоже удрал, Стас.
– Я что, дурак с этими громилами драться? Тогда с нами не было Артема.
– Надо кастет достать.
– До первого ментовского шмона. Меня вчера обшмонали.
– Вот суки.
– Да нет, даже нож не отобрали – он не является оружием.
Друзья осмотрели нож Стаса. На первый взгляд выглядит как серьезный, но сломается от первого сильного удара – действительно не оружие.
Теперь их путь лежал через дорогу с едва ползущими из-за плохой погоды машинами. Там начинался соседний квартал: такие же типовые пятиэтажки, помойки, детские площадки. Здесь мало знакомых – чужая территория, но кто сейчас разберет где свой, где чужой. Вот случайный прохожий, Стас подошел к нему, еще не придумав что сказать, как тот неожиданно протянул руку и первым произнес: «Привет, меня Витя зовут».
Ему на вид лет двадцать пять: крепко сбитый, ростом с Артема. На голове нет шапки, куртка расстёгнута. Он, похоже, уже хорошенько принял, но на лице не заметно и тени агрессии. В его взгляде светилось что-то настолько грустное, что шутить расхотелось.
– Меня Стас, – Стас стянул с себя маску и протянул руку, – а мы тут гуляем.
– Да, я тоже гулял до армии.
Витя пожал руку каждому.
– Ребята, может, пойдем выпьем? Деньги у меня есть, – он вытащил из кармана скомканные бумажки.
– Нам нельзя, мы спортсмены. А Вове вообще только четырнадцать.
– Понимаю. А я от Женьки иду. Вы знаете, что Женька умер?
– Нет, мы с восьмого квартала.
– Все равно.
Витя стряхнул снег с головы.
– Ребята, вы знаете, у меня золотые руки. Я в этом доме живу, второй подъезд, второй этаж, квартира справа. Если что сломается, приходите, я вам все сделаю. И приемник отремонтирую, и магнитофон, и телевизор. Бесплатно, я денег с друзей не беру. Зонт починю, чайник, утюг – любую мелочь. Набойки вашим девушкам поставлю на сапоги, им сноса не будет – ни один сапожник такие не поставит. Могу украшения, но только золото ко мне не носите – ювелирный после моего ремонта не примет. А сами разницы не увидите, ни ваши девчата, ни вы, когда их целовать будете: и сережки, и браслеты, и цепочки будут как новые.
– Витя, ты бы не размахивал так деньгами.
– Все равно. Но, наверное, ты прав, надо идти домой.
Попрощавшись, они продолжали свой путь мимо гаражей.
– Вот ведь привязался, – смущенно сказал Стас.
– А ты что, зас...л? – спросил Леня, – Надо было ему морду набить.
– Зачем его бить, он добрый.
– Скажи, что зас...л. Надо было ему дать в живот головой, потом сбить и ногами отп…здить. И деньги отобрать. Он же бухой, он нас не вспомнит.
– М...дак ты, Леня, – вдруг вмешался Артем, – у человека друг умер, а ты его хочешь ногами п…здить.
– Да я пошутил, ребята, вы что? – пролепетал притихший Леня.
Рассказывали, что на следующий день Толик бросил пить. Решил, что у него началась белая горячка: на улице видел чертей.
В парке отдыха, в парке
за деревьями светел закат.
Сёстры «больно» и «жалко».
Это, вырвать из рук норовят
кока-колу с хот-догом,
чипсы с гамбургером. Итак,
все мы ходим под Богом,
кто вразвалочку, кто кое-как
шкандыбает. Подайте,
поднесите ладони к губам.
Вот за то и подайте,
что они не подали бы вам.
Тихо, только губами,
сильно путаясь, «Refugee blues»
повторяю. С годами
я добрей, ибо смерти боюсь.
Повторяю: добрее
я с годами и смерти боюсь.
Я пройду по аллее
до конца, а потом оглянусь.
Пусть осины, берёзы,
это небо и этот закат
расплывутся сквозь слёзы
и уже не сплывутся назад.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
