Увидеть необыкновенное собрались все. Люди заполнили пространство перед стеной и молча смотрели на изображение. Они не находили слов для определения увиденного.
Первым нарушил молчание угрюмый бородач. – Никогда не видел ничего такого.
– Я бы не поверил, если мне сказали, что такое возможно. – Сказал его сосед.
– Я знаю, кто здесь изображён. – Громко сказал юноша, стоявший у стены слева.
– Кто? – Головы людей повернулись к нему.
– Это молодая жена автора. Она стоит рядом с ним. Посмотрите, какое сходство с изображением!
Люди зашумели, заговорили. – Да, да. Как, похоже. Как ему это удалось? Никто никогда такого не делал.
К стене с изображением подошёл сурового вида старик с глубокими морщинами на лице и длинной бородой. Он поднял руку, и воцарилась тишина.
– Наши отцы, предки умели многое, что нужно для общей пользы. То, что мы видим – он указал рукой на стену, – не накормит, не защитит. Но оно даст бОльшее – наши потомки смогу увидеть, какими были мы. Среди нас нашёлся единственный, кто сумел изобразить человека. Большая привязанность к своей жене, желание подарить ей что-то необычное, родили в нём неведомую силу создания чуда. Молодая женщина с цветком в руке будет неповторимым вечным памятником на все века. И такому творению дадут своё имя.
– Какое?
– Возможно, оно будет называться шедевр! – Торжественно произнёс вождь.
Группа людей поднималась по склону горы вверх. Экскурсовод шла впереди, изредка оглядываясь на немногочисленную группу. Сделав несколько остановок, чтобы отдышаться и дождаться отстающих, они остановились у цели своего восхождения. Когда последний из группы подошёл к входу в пещеру, девушка экскурсовод включила фонарь и пошла внутрь.
- Будьте осторожны, проход невысокий. – Всего через несколько шагов открылась довольно просторная пещера. Мощный фонарь в руках экскурсовода прошёлся по стенам и потолку пещеры, давая возможность оценить внутреннее пространство. Экскурсанты, которые захватили с собой фонари, помогли дополнительно осветить пещеру. Наконец, все лучи света остановились на противоположной от входа стене пещеры. На ней было то, ради чего пришли сюда люди.
– Перед нами наскальное изображение человека каменного века. – Отработанно начала излагать информацию девушка. – Датируется между пятисотым и восьмисотым тысячелетиями до нашей эры.
– Почему такой большой временной разброс? И, разве могли быть тогда люди?
– Рисунок сделал человек, это несомненно. В углу пещеры, когда её впервые обнаружили, лежали кости животных. Причём, разных. По характеру их расположения, исследователи пришли к выводу, что это не останки жертв хищников. По их мнению, пищу для себя приносил древний художник, который работал над изображением. Железного инструмента в те времена не было, и рубить камень приходилось тоже камнем. Требовалось много усилий и времени на это. Среди найденных костей оказались принадлежащие животным, которые существовали до полумиллиона лет назад и раньше. Они стали единственной привязкой по времени, потому что ничего больше здесь найдено не было.
– В пещере никто не жил?
– Следов обитания или какой-то деятельности человека здесь не обнаружено.
– Получается, что её использовали как художественную студию? И всего лишь раз?
– Можно и так предполагать.
– Неведомый художник в немыслимо доисторические времена убегал из племени, не страшась подстерегающих вокруг опасностей, взбирался на гору, чтобы выбить в камне желанный образ? Интересно, что им двигало?
– Может, наказание отрабатывал?
– Наказание в те времена, скорее всего, было связано с определённой пользой – добыть мяса или другой пиши для соплеменников.
– Я считаю, что это первое проявление творчества. Начало зарождения в человеке того, что теперь называется искусством. А что думают учёные?
– Единого мнения относительно времени создания рисунка нет, слишком мало фактов. Кого изобразил древний человек, можно лишь предполагать. Возможно, своего соплеменника.
– Или соплеменницу. Чёрточки над головой – это волосы. Этим художник хотел показать, что изобразил женщину.
– Тогда что она держит в руке?
– Каменный нож для разделки мяса, или скребок для обработки шкур убитых животных.
– Я считаю, что художник изобразил себя с резцом в руке.
– Тоже подходит, как вариант.
– А может, у него было хорошее настроение, и он просто выбил на стене изображение человека.
– Каменный век! А вы говорите о творческом порыве. Откуда он тогда мог быть? Примитивные чёрточки и палочки. Скажите ещё, что это искусство!
– Нас от них отделяют тысячелетия развития. Мы едим не сырое, а нежно приготовленное мясо, можем кистью и красками изобразить тончайшие формы. А для людей тех далёких времён рисунок из, как вы говорите, палочек мог восприниматься невероятным, неповторимым достижением.
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
