Лучи слабеющего осеннего солнца, проходя сквозь облака и оконные стекла, падали на плакаты по охране труда, развешанные на стенах, крашеных в привычный для казенных учреждений зеленый цвет. Сегодня, как всегда по вторникам, между двумя спецтехнологиями шла эстетика. Пока туговатая на ухо Арина Георгиевна рассказывала пэтэушникам о прекрасном в бессмертных произведениях искусства, двое из них сидели и трепались на задней парте. В этот раз они снова просматривали свою любимую газету, в которой было интервью с ожившим мертвецом; хроника нападений оборотней и вампиров на мирных граждан; сообщение о рождении антихриста – жуткого чудовища, которое вырастет и повзрослеет за считанные месяцы, и уже через пару лет захватит всю планету, устроив долгожданный конец света. Миху и Стаса особенно веселили иллюстрации, изображающие монстров и полуобнаженных красавиц; последние на одних картинках были показаны перепуганными жертвами, на других хищными сообщницами разнообразных упырей.
– Ты знаешь, а мне сейчас совсем не весело, – неожиданно сказал Стас.
– Чего это? – удивился Миха.
Стас молчал, тупо глядя вперед.
– Стас, ты что?
Но тот продолжал молчать. Михе сделалось не по себе. Наконец, Стас вздохнул, и устало посмотрел на него.
– Скажи, Миха, мы ведь с тобой друзья, могу я тебе доверять?
– Конечно, к чему ты спрашиваешь?
– Я хочу тебе рассказать одну вещь, но только не здесь. Давай выйдем.
– Арина Георгиевна, мы на пять минут, – протараторил он, выходя с другом из кабинета.
– Ну, молодые люди, – развела руками обескураженная преподавательница – если вам не интересен великий Данте...
– Очень интересен! Обожаю великого Данте! Мы сейчас, мигом!
В коридоре не было ни души: все боялись грозного директора, который, подкрадываясь, настигал прогульщиков и уводил к себе в кабинет писать объяснительные. Стас оперся ладонями о белый подоконник и уткнулся лбом в стекло.
– Миха, я убил человека.
– Да ладно... Кого?
– У нас во дворе есть такая девушка Наташа, она раньше меня дразнила «Стасик – п... к».
– Вот дура.
– Да, тогда мы мелкими были. А теперь она выросла, и не то чтобы очень красивая, но так, ничего: лицо симпатичное, фигура, титьки уже есть.
– И что?
– Ну, вот встречаю ее, она мне снова: «Стасик – п...к». Я разозлился, поймал ее и зажал. Она вырвалась и говорит: «Ладно, убедил, не п...к, но ты мне не нравишься. Мне мужик нужен, а ты еще мальчик»
– И ты ее за это...
– Ты что, дурак? Я не маньяк, чтобы баб убивать. Потом снова ее встретил, она плачет, говорит: из окна выброшусь.
– Почему?
– Понимаешь, у нее отчим, здоровенный такой жлоб. В общем, он был пьяный, когда матери дома не было, и он ее... Ну, ты понял.
– Изнасиловал?
– Да, а я его потом в подъезде подкараулил и молотком по затылку.
– Правда что ли?
– Да, с одного удара не вышло: он орал, схватившись за голову – пришлось еще раз пять по черепу врезать. И глаз ему потом вырезал, чтобы менты подумали, что это сатанисты.
– Да ты что...
– Вот смотри.
Стас развернул носовой платок, в котором лежал круглый человеческий глаз с карей роговицей, черным зрачком и красными прожилками.
– Хочешь, тебе подарю? Только его заспиртовать надо, чтобы не испортился.
– Нет! Убери его от меня! – выкрикнул Миха.
– Как скажешь, только не ори – директор услышит. Как думаешь, она мне теперь даст?
– Кто?
– Наташка. Теперь не скажет, что я мальчик.
– Не знаю... Мне надо... в туалет. Я сейчас! – Миха рванул по коридору.
Миха быстро шел, почти бежал через двор, в сторону двух кирпичных домов, молясь, чтобы работал телефон-автомат, стоявший на углу за ними. До телефона в кабинете директора было ближе, но он вдруг поняв, что не вынесет путь через два долгих пустых коридора, кинулся вниз по лестнице и выскочил через запасной выход. Стас, даже если догонит, не будет его убивать на глазах у всех – не посмеет. Или все же посмеет? Какой же широкий у них двор со спортивной площадкой и футбольным полем. Осталось пройти половину расстояния до ограждения, а там перемахнуть и бежать к телефону.
– Миха, стой! – Стас его догонял.
Миха бросился бежать, споткнулся об какой-то выступ и растянулся на земле.
Стас стоял над ним.
– Не подходи! Не трогай меня! – крикнул Миха.
– Я думал, ты мне друг, а ты сдать меня хотел.
– Не трогай меня! Помогите!
– Нужен ты мне. У Наташки никогда не было отчима, глаз стеклянный. Дарю.
Он бросил стеклянный глаз растерянному Михе и побрел обратно на эстетику. Стасу было грустно: девушки у него не было, а одного из друзей он уже потерял. Интересно, что бы по этому поводу сказал великий Данте?
О, как хороша графоманная
поэзия слов граммофонная:
"Поедем на лодке кататься..."
В пролетке, расшлепывать грязь!
И слушать стихи святотатца,
пугаясь и в мыслях крестясь.
Сам под потолок, недотрога,
он трогает, рифмой звеня,
игрушечным ножиком Бога,
испуганным взглядом меня.
Могучий борец с канарейкой,
приласканный нежной еврейкой,
затравленный Временем-Вием,
катает шары и острит.
Ему только кажется кием
нацеленный на смерть бушприт.
Кораблик из старой газеты
дымит папиросной трубой.
Поедем в "Собаку", поэты,
возьмем бедолагу с собой.
Закутанный в кофточку желтую,
он рябчика тушку тяжелую,
знаток сладковатого мяса,
волочит в трагический рот.
Отрежьте ему ананаса
за то, что он скоро умрет.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
