Пречудные истории, доложу я вам, возникают вдруг в повседневной рутине, будто некие силы нет-нет да и подправят течение нашей жизни. Почему? Да кто ж его знает.
Однажды свидетелем стал такой, вроде как, очевидной коррекции, хотя полной, так сказать, окончательной уверенности, что это была именно коррекция у меня нет. Впрочем, судействуйте сами.
В начале лихих девяностых, не к ночи они будь помянуты, возглавлял я состоявшее из пяти человек, включая меня, бюро сертификации. Располагались мы в отдельной комнате, на одной из стен которой в богато осыпанной бронзовой краской раме красовалась цветная репродукция картины Владимира Серова «Ходоки у В. И. Ленина».
В это время, кто постарше, тот помнит, в стране неугомонно разгулялась перестройка. Общим решением нашего коллектива было картину снять. Выкидывать ее, конечно, не стали, поскольку она числилась на балансе и даже имела инвентарный номер. В общем, задвинули мы ее пылиться за шкаф, в котором хранились папки со всякого рода делами и думать про нее забыли.
И вот, на другое утро приходит на работу наш главный законодатель этикета, Нина Карловна, в совершенно растрепанных чувствах и сообщает, что ее девятилетний сын умудрился каким-то образом сломать себе в школе руку. Посочувствовали мы, конечно, ей, но и только – мало ли что случается в жизни.
Но завтра уже Клименко, наш ведущий инженер, пришел мрачнее тучи и в курилке поделился со мной неприятностью, случившейся с ним накануне вечером. Жена, найдя в его кармане обрывок бумаги с записанным на нем незнакомым номером телефона, неожиданно испытала заряд безудержной ревности и, не вникая в путанные объяснения мужа, что он, мол, и сам не знает чей это телефон, закатила несусветный скандал и в довершение ко всему, наспех собрав кое-какие свои вещи, уехала ночевать к матери.
Зная Клименко не первый день, подозреваю, что причины у его супруги возмутиться все-таки имелись. Однако, чтобы там ни было, расставаться с женой никогда не входило в его планы, отчего выглядел он, как в воду опущенный.
Дальше – больше, к вечеру мой ровесник Родионов отпросился с работы, чувствуя некое недомогание. И что же? Узнаю на следующий день, что, его экстренно госпитализировали с подозрением на крупозное воспаление легких. А тут еще и техник Григорьева куксится. Вечером вышла выгуливать свою таксу, в которой она души не чаяла, и та куда-то бесследно запропастилась.
Помню, еще тогда у меня на задворках сознания ернически мелькнула мысль: «Ну, теперь моя очередь схлопотать неприятность, раз пошла такая пьянка». И ведь как в воду глядел.
После обеда понадобился срочно одному из директоров, к тому времени их у нас развелось немерено, договор с сертификационным центром. Туда-сюда – нет договора. Перерыли все столы, папки и хоть плачь.
К вечеру сидим в расстроенных чувствах у себя в бюро, и вдруг Нина Карловна решительно говорит:
- Я вам вот что скажу, все злоключения с нами начались, когда мы сняли со стены Ленина.
Без того все сидели, будто воды в рот набрав, а тут и вовсе случилась, прям-таки по Гоголю, немая сцена.
Первая мысль моя: «Чушь какая-то», - а потом я призадумался, да и другие сотрудники, смотрю, тоже предались размышлениям. «Нет, - думаю, - не стоит мне публично расписываться в подверженности суевериям. Подожду-ка, что остальные скажут».
Пока я так рассуждал про себя, подала голос Григорьева.
- Лучше бы все-таки вернуть картину на место, мало ли что, - проговорила она, словно бы размышляя вслух.
- Я за, - с металлом в голосе подтвердил Клименко.
Мне только и осталось, что сделать вид, будто я хоть и не очень согласен с таким решением, но идти против воли подопечного коллектива не стану. Короче говоря, водрузили мы на старое место картину и, знаете ли, жизнь без задержки, но и не так, конечно, чтобы с места в карьер, словом, мало-помалу, вошла в привычную колею. Все само собой рассосалось как-то.
Через день уже к Клименко вернулась жена, у Родионова оказалось вовсе не крупозное воспаление легких, а так, что-то не разбери-пойми, и, вообще, он быстро пошел на поправку. Вскоре обнаружился и злосчастный договор. И ведь на видном месте лежал он. Как его никто не заметил?
Такса тоже нашлась. Ее приютили на несколько дней добрые люди, а как только Григорьева расклеила по району несколько объявлений о пропаже собаки, ей ее тут же вернули. Да и у сына Нины Карловны рука зажила без всяких последствий.
Такая вот история. То ли череда случайностей выпала на нашу долю, то ли… В общем, тут я лишь развожу руками.
У человека тело
Одно, как одиночка,
Душе осточертела
Сплошная оболочка
С ушами и глазами
Величиной в пятак
И кожей - шрам на шраме,
Надетой на костяк.
Летит сквозь роговицу
В небесную криницу,
На ледяную спицу,
На птичью колесницу
И слышит сквозь решетку
Живой тюрьмы своей
Лесов и нив трещотку,
Трубу семи морей.
Душе грешно без тела,
Как телу без сорочки,-
Ни помысла, ни дела,
Ни замысла, ни строчки.
Загадка без разгадки:
Кто возвратится вспять,
Сплясав на той площадке,
Где некому плясать?
И снится мне другая
Душа, в другой одежде:
Горит, перебегая
От робости к надежде,
Огнем, как спирт, без тени
Уходит по земле,
На память гроздь сирени
Оставив на столе.
Дитя, беги, не сетуй
Над Эвридикой бедной
И палочкой по свету
Гони свой обруч медный,
Пока хоть в четверть слуха
В ответ на каждый шаг
И весело и сухо
Земля шумит в ушах.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
