Усилившийся гомон был знаком того, что народ радуется и даже Фюрер, стоял скаля зубы.
- Смотри, Санек, Фюрер щерится как майская роза на помойке - Витек обратился к Саньку.
- Ага, рад крыса. Вот мерзота ж, а не человек…
-Эт ты Санька мерзоту настоящую не видел еще и дай Бог не увидишь. Фюрер так себе по сравнению с некоторыми - дядя Саня высказался по существу - Вечером как Фюрер уйдет, Савке кофе сбацаем - и принялся за остывший ужин. Парни последовали его примеру. Макс по привычке был молчалив. Вскоре столовая наполнилась движением, ужин заканчивался. Пользуясь перерывом, Макс зашел в смотровую. Его друг лежал все так же растянутый вязками, заплывший глаз стал темно-фиолетового цвета. Пот усеивал лицо и шею крупными бисеринами. Макс смотрел. Макс не понимал, почему Савва идет на эти лишения. Но чувствовал, что в этом есть смысл.
Прозвучал призыв к получению лекарств. Послушные оболочки выстраивались в очередь. Макс тоже вышел. В смотровую вошла сестра. Два комара ужалили Савву в руку.
Комаров было до хрена. Небольшой костерок был сказочно-волшебным. Мама, суетясь и улыбаясь доставала огурцы, помидоры, перышки зеленого лука, нарезала хлеб. Савка с отцом были заняты мужским делом - пекли картошку и жарили шашлык. Мясо немного шкворчало, капал жирок на угли, отчего дивный запах разносился окрест. Савка впитывал все-запах, костерок, волшебный вечер. Казалось, пройдут столетия, а они так и будут сидеть здесь втроем - отец, мама и Савка. И будет все время так же вечереть, будет улыбаться мама и отец устало-мудрыми глазами будет смотреть в огонь и молчать о своем, а он, Савка, обжигаясь, будет катать картоху из углей. Надо же проверить - вдруг готова?!
Время шло и костерок исчезал в веренице дней, лишь изредка появляясь в памяти и принося тепло. Многие события остаются на полках памяти для того, чтобы в один из дней быть извлеченными. И тогда сдувается пыль, реставрируются краски и листаются страницы. Но сюжеты бывают очень разные. Как впрочем и сама жизнь.
У Фюрера были планы на ночь, а потому, он не стал растягивать удовольствие. Пришел буквально через полчаса после медсестры. Деловито сделал Савве уколы.
- Меня друг мой в женском отделении ждут, мы с тобой позже покурим, так что спи пока -пообещал он и вышел.
Савва чувствовал, как что-то липкое прикасается к его сознанию. Будто щупальца хтонического левиафана проскакивали, ухватывали, куда-то тянули. Савва думал как бороться с этим. Просвет собственного »я» сужался , подавляемый волей ненасытного монстра. Савва пытался сопротивляться.
Сопротивлялся мир. Как обычно вяло и лишь припертый к стенке. Трансгуманистические мантры о борьбе за все хорошее со всем плохим был ничем иным как иерихонской трубой человеконенавистничества. Ничего нового в этом не было. Самые гнусные вещи как правило подавались под видом заботы об общем благе. Атональный мотив плыл над миром.
Безумие проникало в повседневную жизнь и подменяло реальность. Одряхлевщий телец сношался безумнейшими из алчных. Все остальные топтались в яслях .
