Еду я в электричке. Напротив двое сидят. Один из себя весь видный такой в твидовом пиджаке с подкладкой из саржи и галстуке. Другой кожа да кости и одет в блейзер, какой художники любят носить, даром что красками не испачкан.
Худой словами будто из пулемета сыплет, а перед тем, как дух перевести, все спрашивает: «Как же так?» Импозантный тут же в ответ ему через губу и уронит:
- Ни в одни ворота гипотеза.
Говорили они говорили - вдруг осанистый устремляет на меня взгляд и осведомляется вежливо, будто профессор у студента:
- А что сосед наш думает?
Пришлось признаться, что не очень-то я сообразительный малый от того и теряюсь часто, когда просят меня изложить свою точку зрения.
Те двое напротив переглянулись и, ну, наперебой объяснять в чем у них камень преткновения.
Не знаю, получилось бы у них наставить меня на путь истинный, не испорть им обедню изрядно подвыпивший гражданин. Подходит он к нам неожиданно и веско так произносит:
- Смотрю я, у всех-то у вас длинный язык, только не в ту сторону. Я бы хотел спросить про нюанс. Сегодня мастер закрыл наряды, и что у меня от той зарплаты?!
- Верно, - подтверждает тот, что в блейзере, - свистать надо бы всех товарищей, чтоб все по местам.
А вальяжный покачал неодобрительно головой и сардонически прибавил:
- Я вас умоляю.
Что началось!
Заговорили они наперебой и до того горячо, что ничего понять не могу. В какой-то мере я себя среди них изгоем ощутил.
А когда исхудалый сказал:
- Коль честный кто человек, тот за правду всегда горой, - тут некстати моя остановка.
На прощанье никто ни словечка мне – так все увлеклись разговором между собой.
Вышел я на перрон. Ночь. Стою, на звезды гляжу и чувствую, крепнет во мне заброшенность, хоть обратно возьми и вернись в ту же самую электричку. Да куда там! Она уже за поворотом скрылась.
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
